Глава 6
Званый ужин
Странное монотонное поскрипывание в тишине заставило повернуть голову на звук. Виталий Стручков, согнувшись над толстой книгой для записей, водил по ней пером. Со стороны это выглядело, словно он разлиновывает белые листы. Прошло несколько минут, прежде чем Тиса поняла, что из-под пера выходят не просто линии, а убористые строчки.
Заметив внимание девушки, парень воскликнул:
– Клим, она очнулась!
Послышались шаги, и из опытной комнаты показался учитель. Следом за ним в гостиную выпорхнули девушки.
Люся смотрела с сочувственно, Клара – с холодной укоризной, а Климентий щурил зеленые глаза.
– С возвращением, Тиса Лазаровна. Уж час томите.
Держась за подлокотники и стараясь не делать резких движений головой, чтобы не спровоцировать головокружение, Тиса выпрямила спину. Длительное пребывание в видении вызвало слабость – дело обычное. Только вот увиденное на этот раз никак не отпускало от себя и тревожно билось пульсом в жилах. Демьян в Увеге, это абсолютно точно. Все же приехал, чего она и опасалась. И теперь разыскивает ее? Единый, неужели вэйн не понял, что играть с собой она больше не позволит? Неужели будет преследовать? Настаивать на встречах, снова испытывая на ней силу своего дара, ввергая ее в новый круг пленительной лжи и сердечных мук? Нет, Единый, не допусти этого. Ведь ее душевное состояние только недавно обрело хоть шаткое, но равновесие.
– Простите меня, Климентий Петрониевич. – Кашлянув, она продолжила окрепшим голосом: – Я не знаю, почему так произошло, но Виталия я не увидела. Поверьте, я настраивалась на его поиск, но дар не послушался и показал другого человека.
– Вы же говорили, что с поиском у вас проблем нет? – блеснули подозрением зеленые глаза. – Выходит, лукавили?
– Нет, я не обманывала. До сего дня я видела всех, кого желала. – От того, что сейчас скажет, зависит, будет ли учитель дальше заниматься с ней. На первом уроке Климентий ясно дал понять, что продолжительным обучением отягощать себя не намерен. А обучение поиску, как он говорил, дело не одного месяца, а то и года. – А два дня назад я видела отца, подруг и нашу кухарку, – как можно убедительней добавила девушка.
– Может, они ей приснились? – усмехнулась Клара, косясь на Климентия. – Легла девица, выспалась, а потом все за чистую монету приняла?
– Ой, я тоже батюшку сегодня во сне видела! – вспомнила Люсенька.
– Девочки, пожалуйста, – строго сказал Ложкин, продолжая глядеть на ученицу исподлобья. – Погодите, Тиса Лазаровна. Я верно понял, вы видели на днях отца и подруг, которые остались в Ижской губернии? – Во взгляде учителя читалось недоверие.
Тиса кивнула.
– Все верно, они в Увеге.
Брови Строчки взлетели над стеклянными кругами очков.
– Клим, а сколько в-верст отсюда до этого Увега?
– Полторы тысячи верст, – задумчиво произнес Ложкин.
– Вот это охват! Полторы тыщи! Тиса Лазаровна! – Стручков принялся так жестикулировать, что чуть не замотался в собственный шарф. – Вы видите так далеко! Н-невероятно!
– Невероятна твоя наивность, – пробурчала себе под нос Клара, но ее никто не услышал.
Люсенька, наблюдая счастливого Строчку, охватила щеки ладонями и улыбалась.
– Но разве не все искуны так видят? – удивилась Тиса.
– По статистике охват поиска у среднего искуна составляет триста верст, – пояснил отчего-то помрачневший учитель. – Скажем так, охват, подобный вашему, встречается далеко не часто.
– А может, вы видели и кого-то, кто находился еще дальше? – загорелся предположением Строчка.
Войнова вздохнула про себя. Что за невезение: как ни увиливала от излишней огласки собственной неординарности, а все же влипла в «великую одаренность».
Нехитрыми вычислениями вывела, что Стручков недалек от истины. Она видела Демьяна в Крассбурге из Увега, столица же от Увега располагается в трех тысячах верст. Нет уж, лучше покачать отрицательно головой. Тут из-за полутора тысяч Строчка чуть ноги не оттаптывает от восторгов, что ж будет от трех?
Но больше всего ей не нравилось выражение лица учителя, который уже общипал в раздумчивости весь свой подбородок.
– Вы же не бросите меня обучать, Климентий Петрониевич? – Несмотря на слабость, волнение заставило подняться с кресла. – Думаю, это недоразумение с поиском я преодолею. Пожалуйста, не бросайте начатое! – Она коснулась манжеты его рубахи.
Зеленые глаза какое-то время продолжали оценивать ученицу, затем Ложкин кивнул.
– Будь по-вашему, Тиса Лазаровна. Попробуем разобраться с вашим даром. – Клим не заметил, как при этих словах скривила губы Клара. – А пока прошу всех вернуться к своим задачам. Не будем устраивать здесь балаган.
И все повторилось. Вопросы в кабинете, которые уже были более обстоятельны и следовали один за другим: учитель теперь не отвлекался на посторонние свитки.
– Расскажите мне, как вы настраивались на поиск. Тот, кого вы видели вместо Строчки, и есть тот человек, видение которого вы не можете сбросить? То есть все это время вы видели только его? Отстраниться пробовали? Не вышло. Ну хорошо, понадеемся, что это разовый случай. Сможете, или лучше в другой раз? Слабость пройдет со временем, Тиса Лазаровна. Чем больше практики поиска, тем быстрей ваш организм приспособится к дару. Садитесь в кресло, попробуем еще раз.
На сей раз Тиса очень хотела увидеть Строчку. И даже верила, что у нее все получится. Однако дар снова зло посмеялся над ней.
Она стояла в дверях отцова кабинета и через приоткрытую дверь смотрела на библиотечные стеллажи. Голова повернулась, и взгляд остановился на родном лице – капитан поднял руку в приглашающем жесте.
– Мне посыльный передал о вашем приезде, Демьян Тимофеевич. Простите, я был занят. – Батюшка дождался, пока сядет гость, и тогда опустился в свое кресло. – Надо было отъехать в таможню, после реорганизации стражи она отошла под мое начало. Но сейчас я полностью в вашем распоряжении.
– Рад вас видеть в добром здравии, капитан, – вэйн кивнул, – и не намерен сильно отвлекать от служебных забот. Вот, – он выложил на стол какую-то официальную бумагу с большой печатью, в которой угадывался герб Вэйновия, и бандероль, проклеенную по шву сургучом, – здесь компенсация за изъятый оберег и объяснительная. Вы должны подписаться в получении.
Следующие полминуты Тиса наблюдала, как отец макнул перо в чернильницу и подписал бумагу. Затем протянул ей.
Демьян принял документ.
– Также хотел сообщить, что запрос о возмещении ущерба одобрен и передан в ижскую стражу. В ближайшие дни прибудет нарочный. Однако много не ждите. Империя умеет считать деньги.
– Благодарю, – коротко произнес отец, однако по его лицу Тиса видела, как он доволен. – Я знаю, что дело так быстро решено лишь вашими стараниями. Обычно мы ожидаем отклика месяцами, а то и годами.
– Мне это не составило большого труда. – Рука нырнула в карман сюртука и нащупала ленту. – Простите покорно, но я бы хотел задать вам вопрос, выходящий за рамки служебной миссии. Вы позволите?
– Прошу.
– Я хотел бы засвидетельствовать свое почтение Тисе Лазаровне, но Камилла Сановна сказала, что она путешествует.
– Все верно, главвэй, – отец опустил взгляд на свои руки, которые принялись теребить перо, – она уехала. Это было внезапное желание дочери, я не стал ее удерживать.
– Тогда, может быть, вы скажете, когда мне лучше появиться на вашем пороге, чтобы застать ее?
Отец потер висок, буравя вэйна взглядом. На секунду в его глазах мелькнуло изумление.
– К сожалению, ничего не могу вам и сказать, Демьян Тимофеевич. Я не знаю, когда она вернется. Все зависит от того, как скоро дочь уладит свои дела на чужбине. Но я надеюсь, что это будет скоро.
Тиса ощутила, как глухо застучало сердце в груди вэйна. На некоторое время повисла пауза, после чего губы колдуна шевельнулись.
– Куда она уехала, капитан?
Отец развел руки.
– Простите, главвэй, но я обещал дочери никому не рассказывать. Я дал слово.
На улице ощутимо похолодало. Кутаясь в плащ, Тиса побрела из школы назад, в дом на Бережковой, ступая по затянутым стеклом лужам, обходя прохожих со смазанными лицами, уставшая и удрученная провалом поиска. Учитель, конечно, не выгнал ее взашей, за что ему превеликая благодарность и поклон в пояс. Да только надолго ли потерпит, если она устроит ему подобные кренделя на следующих занятиях? Дом Отрубиных встретил небывалой тишиной. Ненароком подумаешь – не порешил ли тут хозяин всех убойным тапком? Следов утреннего побоища также не наблюдалось. Слава Богу, на кухне нашлась живая душа. Отужинав без аппетита, Тиса больше не выходила из своей комнаты. Лежала, обнимая трактат и размазывая слезы обиды по щекам, пока не провалилась в спасительный сон.
* * *
Пару дней домочадцы ходили на цыпочках, боясь потревожить покой Льва Леонидовича. Переговаривались не иначе как шепотом. Установившаяся тишина способствовала размышлению, и Тиса попыталась на свежую голову осмыслить, что произошло с ее даром давеча. Простые логические выводы вновь затребовали практического подтверждения. Опасаясь повторения вчерашнего, вызвала несколько видений, и все они безошибочно приводили к тому, кого желала видеть. Отец принимал смотр на плацу. Лекарь собирал вещевой мешок. Рич счастливо носился по лесу, изучая новые запахи и рассматривая мир «черно-белым» зрением оборотня. Дар снова подчинялся, и Тиса почти успокоилась. Возможно, из-за вчерашнего недомогания, после новых видений вымоталась быстрей обычного. Все время хотелось спать и ни о чем не думать. Так она и сделала, проведя очередной день по большей части времени в кровати. И все же сонный внутренний голос упрямо нашептывал заплетающимся язычком, что она что-то упустила в своих дароизысканиях.
На третий же день в доме Отрубиных случился переполох. К вечеру ожидались очень важные гости, и хозяева не пожелали ударить благородными лицами в грязь.
Для званого ужина распахнулись двери неприкосновенной доселе красной гостиной. Рина Степановна командовала парадом и руководила подчиненными не хуже Витера на плацу. Взмыленные служки драили половицы, выбивали ковры, полировали мебель. Фарфор и хрусталь начищались до появления на поверхности девственного сияния. Кухня спозаранку бряцала кастрюлями, заглатывая в свои бездонные недра телячьи окорока, свиные рульки, иглоносую осетрину. Ко всему прочему по велению хозяина дом протопили. Да так, что впору гулять голышом.
Тиса старалась не выходить за порог своей комнаты, чтобы не мешаться под ногами у работников. И все же совсем затворницей отсидеться не смогла. Возвращаясь из одной такой необходимой вылазки, она увидела Фоньку. Горничная приветливо махнула ей рукой.
– Тиса Лазаровна! Не упадите с лесенки! Ее Дуся токмо натерла. Скользкие, страх. Скорей бы застелили. – Плутовато оглянулась, чтобы убедиться, что нет экономки поблизости. Поманила Тису вглубь коридора. – Степановна сегодня всех до полусмерти загоняла. К шести, говорят, приедут, – доверчиво поделилась новостями Фонька.
– Кого хоть ждут-то? – полюбопытствовала Тиса.
– Губернатор и сам Фролов пожалуют. Коли врут, так и я вру.
Хотелось расспросить подробней, но в этот момент послышались повышенные женские голоса.
– Ма! Что это?! Погляди на это платье! – высокий голос молодой Отрубиной проникал сквозь стены.
– Ты так хороша, дитя мое. Словно царевна Мия! Помнишь, в пьесе про цветочную страну? – густым грудным голосом увещевала мать.
– Разве у нас бал?! Иначе к чему эти розовые рюши?! А эти голые плечи?
– Лизушка, ну уважь отца. Посмотри на себя в зеркало. Красавица! Не понимаю, чем ты недовольна? – вопрос Марьи Станиславовны оборвал громкий хлопок двери.
В следующую минуту молодая Отрубина появилась в коридоре собственной персоной. Не глядя на горничную, Тису и любопытных служек, украдкой выглядывающих из гостиной, Лиза пронеслась мимо, держась ладонью за шею. На нежно-розовом личике горел румянец возмущения. Марья Станиславовна не преувеличивала. Ее дочь была в самом деле бесподобно красива в новом платье, словно сошедшая с полотна «Божественная дева» Амросия Вялинского. Округлые пышные плечи в обрамлении розового шелка. Корсет на бантах-завязках соблазнительно открывал высокую грудь. Распущенные волосы струями золота ниспадали до пояса. Загляденье.
По пятам молодой хозяйки семенила старая Дося. На морщинистом, словно скрученное белье, лице отражались сочувствие и обожание.
– Лизочек, голубушка моя ясная, воротимся! Тебе еще локонки Дашка не сложила.
– Нянечка, поди с глаз! Как вы меня все измучили, Единый бы знал! – В гневе девушка повела плечами – розовые рюши рукавов взметнулись.
– Да что ж ты такое баешь, цветик мой? – всплеснула руками нянька, качая головой и даже не думая слушаться. – Это ж только для батюшки вашего. Поносишь тряпку да скинешь, тьфу, велика беда. Ну давай, миленькая, пойдем-пойдем.
Пока Дося уговаривала, красавица гвоздила сердитым взглядом вход в правое крыло дома. Наконец Лиза согласилась и покорно пошла за старушкой.
– Видали? – хмыкнула Фонька шепотом. – Меня б кто уговаривал наряды носить.
Тиса ничего не ответила, но про себя подумала, что платье и в самом деле слишком откровенного кроя для званого ужина.
Когда коридор снова опустел, горничная, не дожидаясь вопросов, сама рассказала о гостях. Если в двух словах, то губернатора простой народ характеризовал не иначе как бездельником, обдирающим добавочными налогами трудовой люд, и бабником. А Фролова уважал и побаивался, так как сей муж слыл самым богатым человеком в губернии. Он владел чуть ли не каждой второй лавкой Оранска и помимо того большой ткацкой фабрикой и каменоломней.
– Кстати, это ж он эту драконову статую в погонах хозяину подарил на именины, – хихикнула Афонья. – Сам бы хозяин на такого никогда б не разорился. Жуткая страховидла, правда, Тиса Лазаровна?
Та искренне порадовалась, что не ей придется встречать важных гостей. Подумав, решила, что неплохо бы загодя запастись ужином и отсидеться в своей комнате за книгами. Не мешкая спустилась в кухню. Спустя пятнадцать минут с нагруженным снедью подносом она почти миновала второй этаж, когда ее застал оклик Марьи Станиславовны. Войнова со вздохом составила поднос на подоконник и поторопилась предстать под хозяйские очи.
Сиятельная матрона сегодня блистала крупным сапфиром в драгоценном колье. Сиреневое платье тяжким бурлачным трудом стягивало пышные телеса на уровне талии, плечи прикрывала воздушная кисея. А из объемной как корабль прически мачтами торчали три мохнатых черных пера.
– Милая, вы мне как раз и нужны, – протянула Отрубина гнусавым голосом, что означало одно: хозяйка вновь пребывает в возвышенных чувствах.
Тиса приветственно склонила голову, краем глаза заметив у дверей красной гостиной не менее роскошно разодетого Льва Леонидовича. Отрубин выдавал экономке очередные указания, блестя лихорадочным взглядом и то и дело посматривая на часы.
– Лизушке нужна компаньонка на вечер. Думаю, вы как раз подойдете, – милостиво решила Марья Станиславовна, не иначе как считая себя благодетельницей.
Тиса попыталась убедить, что идея не совсем удачная, что более опытные Оливия и Есения подойдут для столь ответственной роли куда лучше ее. Но Марья Станиславовна не желала слушать.
– Глупости! Они подслеповаты и по годам не подходят. Нет, вы будете смотреться рядом с Лизушкой гораздо лучше, – произнесла она таким тоном, словно подбирала портьеры под цвет стен.
– О чем ты, Мари? – Лев Леонидович, отпустив Рину, обратил внимание на супругу.
Пожелание жены сделать постоялицу компаньонкой дочери не особо воодушевило главу семейства.
– Лиза не нуждается в компаньонке. Хотя, – он смерил девушку взглядом, что-то прикидывая в уме, – если ты так считаешь, дорогая, то пусть будет по-твоему. Только прошу вас помалкивать, любезная, это вам не увеселительная вечеринка. И прикройте шалью шею.
– Ну, что я вам говорила? – улыбнулась блаженно Марья Станиславовна. – Даже Левушка согласен, что вы наилучшая партия.
Очень хотелось сказать, что она думает о подобном согласии, и отказаться, лелея гордость, но не стала. Все же Марья Станиславовна не виновата в грубости супруга. Памятуя о гостеприимстве хозяйки, Тиса поддалась на уговоры.
– У вас есть более нарядное платье, милая? – поинтересовалась Отрубина, озабоченно оглядывая одежду постоялицы.
– Нет.
Раз уж принимают за голодранку, пусть такую и терпят. Все ее платья вместе взятые все равно будут смотреться хуже, чем хозяйские шелка.
К шести в чайной уже был накрыт стол, на белой скатерти разложено фамильное серебро, расставлен великолепный голубой сервиз из тончайшего фарфора с золотыми каемками. Лев Леонидыч в тысячный раз придирчиво оглядел красную гостиную. Подбежав к статуе дракона, со всей деликатностью подвинул ее ближе к креслам на полметра. Отошел, оценил и снова подвинул. Затем потер кружевным рукавом золотой погон. Нагнулся.
– Что! Что это такое?! – завопил он, шаря рукой под хвостом изваяния. – Мари! Я же говорил не впускать Саньку в красную гостиную! Ириску наклеил, сучий сын! Руки поотрываю!
Причитания округ бесценной статуи продолжались вплоть до зычного крика привратника:
– Едут! Едут!
Когда к парадной лестнице подкатила большая карета, запряженная породистой каурой четверкой, Лев Леонидыч с женой уже встречали гостей на ступенях крыльца. На лицах – широкие улыбки. За спинами родителей, скромно опустив голову, стояла их дочь Елизавета с новоиспеченной компаньонкой.
Войнова не видела ранее столь пышных экипажей. Бока коляски горели ярко-алым лаком, кожаный подбой, медные заклепки блестят, кучер и позадник – в ливреях и париках! Уж не император ли к Отрубиным пожаловал?
Позадник спрыгнул с запяток кареты и кинулся опускать ступеньки для господ, затем распахнул дверцу, низко поклонился. Из недр кареты показался небольшого росточка человечек – горбун в черном сюртуке. Тиса даже рот открыла от удивления, подумав, что это и есть тот богач. Ан нет. Горбун отступил в сторону и услужливо подал руку второму пассажиру. Сначала появилась кисть с непомерно большими золотыми перстнями на полных пальцах. Затем и сам господин сошел с каретной ступеньки. Полный и невысокий. Отсутствие роста он с лихвой компенсировал высоченным цилиндром. Из-под шляпы волна угольно-черных кучерявых волос спадала на широкий лисий воротник. Большой выдающийся нос нависал над полными и мокрыми, как вареники в масле, губами. В распахнутых полах пальто светилась малиновая сорочка. На пышном фиолетовом жабо покоился второй подбородок гостя. Тиса подумала, что господину срочно нужно вернуться домой, чтобы уволить камердинера за свой безвкусный наряд.
За такой сиятельной особой, как Фролов, она не сразу заметила третьего пассажира, покинувшего карету. Им оказался рыхлой фигуры человек лет пятидесяти. Красного цвета лицо его было осыпано дюжиной больших родинок. На губах губернатора Проскулятова, а это был именно он, возникла сахарная улыбочка, а взгляд мгновенно прилип к Лизоньке.
– Аристарх Зиновьевич, милости просим! – воскликнул Отрубин, клюнув порог в поклоне. – Как я рад вас видеть! Благодарствую, что почтили нас своим присутствием! Проходите, будьте добры! Эраст Ляписович! И вас покорно просим! – Хозяин непрестанно кланялся и собственноручно принял одежду у почетных гостей.
Их сопроводили прямиком к накрытому столу в чайной. Уж гостям и наливали чистой как драконья слеза наливочки, а кроме нее на выбор еще с десяток хмельных вин и квасов. Предлагали с пылу с жару блюда – одно за другим, гоняя слуг с судками да подносами. Веселили городскими сплетнями. Вот только опахалами по-чивански не обмахивали. Фролов принимал все как должное и по-царски ковырял вилкой лучшие куски. Проскулятов сидел рядом с хозяйской дочкой, почти полностью развернувшись вместе со своим стулом к ней лицом, и то и дело отпускал комплименты. И хоть Тиса не была дружна с Лизой, в этот вечер она ей искренне сочувствовала. Слава святой Пятерке, что Отрубин велел закутать шалью шею – этим он спас ее от липких взглядов губернатора. Нет, надо определенно что-то купить в благодарность за постой. Что-то дорогое. Отхлебнула прекрасного вина. Говорила она мало, что ее тоже вполне устраивало.
– Милостивый сударь Аристарх Зиновьевич, слышал я, что ваша фабрика выпускает ткани по качеству даже лучше панокийских. – Отрубин щелчком пальцев подозвал служку. И перед дорогим гостем возник поднос с запеченной, сочащейся ароматными парами осетриной. – Неужели все дело в чудо-станках с накладами?
– Семьсот двадцать пять мотков в месяц, – ответил Фролов, хлопнув себя по груди, где на толстой золотой цепи висела тяжелая, как гиря, звезда Единого, усыпанная драгоценными каменьями.
– Великолепно! Поразительно!
Впрочем, что ни отвечал Аристарх – все вызывало безудержный восторг у Льва Леонидовича. Лишенная любимых разговоров об искусствах, Марья Станиславовна хлопала глазами и кивала головой так, как делают ничего не понимающие, давно утерявшие нить разговора, но со всем сказанным согласные.
Откушав, компания переместилась на диваны красной гостиной, под сень гранитного дракона. Душную комнату наполнили звуки пианино. Молодая Отрубина играла «Вечер на двоих». Облокотившись на старинный инструмент, градоначальник откровенно пожирал глазами исполнительницу, не стесняясь заглянуть в глубокий вырез платья. Елизавета с горящими щеками не поднимала глаз от клавиш.
«Кот мартовский! – горела Тиса про себя возмущением. – Так масляных глаз с Лизки и не сводит. Плешивый старый котище! Так усы бы и оборвала ему!»
А родители девушки будто и не замечали ничего. Марья Станиславовна отрешенно наслаждалась музыкой. А старший Отрубин весь был во внимании своего богатого гостя. Фролов возлежал в кресле, вытянув ноги в сапогах на пуф. Ни дать ни взять Антей Первый, только короны нет! Карлик-горбун сидел в ногах хозяина и держал для последнего на подносе хрустальный бокал красного вина. Тиса прислушалась к беседе.
– Цены спали вчетверо! Коловратов отказался покупать по договорной цене, и я разорен! Вы же говорили мне, что тоже вложили в фрагмитовый сахар все свои ассигнации, – торопился сказать Отрубин. – Я решил последовать вашему примеру…
– Я как вложил, так и забрал, – перебил Фролов. – Большой рынок – это, мой друг, тебе не печь, закинул дров да греешь задницу. – Похоже, гость не собирался церемониться. – Ты сам продул свои… нет, ты продул мои деньги, Лева! А я никому, слышишь? Никому не позволю красть мое добро безнаказанно! – Аристарх, выпятив нижнюю губу, стукнул кулаком по подлокотнику.
Елизавета обернулась, и музыка смолкла. Даже безмятежная Марья Станиславовна повернула удивленное лицо. Хозяин нервно промочил носовым платком потный лоб и заикаясь пролепетал:
– Н-но… я не к-крал.
– Знаю, – буркнул Фролов, медленно гася в себе вспышку гнева.
Губернатор усмехнулся.
– Аристарх Зиновьевич, а-яй, вы перепугали нашу божественную птичку. Лизонька, душенька моя, не обращайте внимания. Просим покорно продолжать! – Эраст поцеловал руку обомлевшей девушки. – Играйте, играйте!
К удивлению Тисы, Елизавета послушно продолжила игру. Она как мышь перед удавом ничего не могла сказать поперек Проскулятову. И куда, спрашивается, подевался ее капризный нрав? Или капризы она оставляла только для матери и нянечки?
– Но вы же не потребуете возврата немедленно? – вернулся к разговору Лев Леонидович. – Вы же обещали, что у меня будет срок. И я надеялся на…
– Какой еще срок?! – пророкотал Фролов. – Вспомни заемный договор, дурень. А запамятовал, что написано в бумагах, так посмотри. Наум, покажи ему!
Горбун отставил поднос и резво поднялся. Шагнув к Отрубину, положил маленькие ладошки на его виски. Взгляд Льва Леонидовича на несколько секунд затуманился. Тиса удивленно подняла брови. Она читала о даре видопередачи, но впервые видела того, кто обладал им.
Хозяин снова заговорил через десять минут, когда карлик убрал с его головы руки.
– Что же мне делать? – пролепетал Лев Леонидович с убитым видом. – Я неверно понял слова!
– Неверно понял, – передразнил Аристарх. Он поднял с подноса бокал вина. Полные губы коснулись хрусталя. Блестящий холодный взгляд Фролова остановился на молодой Отрубиной. – Ладно, Лева, – задумчиво произнес он, – долговая яма подождет. Негоже такому именитому мужу так низко падать и тянуть на дно жену и такую прелестную дочь, как Елизавета Львовна. Я же не деспот. Прощу, так и быть, тебе долг с одним условием.
– Аристарх Зиновьевич! Благодетель! – воскликнул Отрубин, чуть ли не бросаясь в ноги Фролову.
Лиза закончила играть. Губернатор зарукоплескал «браво». Так что в чем заключалось условие, Тиса так и не узнала.
За окнами уж давно стемнело, когда гости покинули Отрубиных. Эраст Проскулятов еле оторвался от ручки Елизаветы, к которой на прощание припал долгим поцелуем.