Глава двадцать шестая
СОБРАТЬЯ
I
Когда мы добрались до стратегиума «Надежды Корела», флот Волков был уже в пределах действия вокса. На мостике царил настоящий хаос по сравнению со степенной работой на «Карабеле», хотя я отчего-то был благодарен, что команда старалась лишний раз не раздражать меня. Слишком много людей, слишком много запахов, все слишком близко. Меня создавали не для того, чтобы красоваться перед людьми.
Даже одно мое появление перед ними в лучшем случае ставило их в очередь на выхолащивание мозга, а в худшем — на казнь. Мою кожу пощипывало всякий раз, когда на меня падал чей-то взгляд. Четыреста сервов, сервиторов, офицеров и рабов — мою кожу пощипывало непрерывно. Шум их разумов очень отвлекал, и не впервые меня посетил вопрос, испытывали ли люди более сильные чувства, чем мы. Неужели Дар Императора ослаблял нашу возможность чувствовать и ощущать, как обычные люди?
Но думать сейчас о подобном было настоящим безумием.
Киснарос сорвал с себя ребризер и схватился обеими руками за поручни центрального помоста.
— Канал открыт?
— Да, сир, — отозвался ближайший офицер.
— Говорит лорд-инквизитор Киснарос флоту Космических Волков. Переговоры уже начались. Сверните с курса и не атакуйте нас.
Ответ прозвучал утробным, мрачным грохотом.
— Я — ярл Гримнар из Волков, лорд сынов и дочерей этого мира, а также защитник Клыка. Хватит лжи, трус. Довольно уловок. Наши рунические жрецы отдали жизни, чтобы привести нас сюда и окрасить стены крепости вашей порченой кровью. Ты смеешь говорить мне не приближаться к собственному миру рождения? Ты настолько же слеп, как и глуп, слабак? Это Волчий космос, а мы и есть Волки. Проваливай отсюда, пока мы не скормили океанам ваши кости.
Киснарос бросил взгляд на капитана реквизированного линкора — дородного мужчину лет пятидесяти в безупречно сидящей форме одного из многочисленных дивизионов линейного флота Солар.
— Когда они достигнут радиуса огневого поражения?
— Меньше чем через минуту, лорд. Они идут на всех парах.
Идут на всех парах. Какое странное наречие. Мне стало интересно, откуда капитан родом.
— Почему ты такой спокойный? — спросила Анника, встав рядом со мной.
— Точно не знаю. Думаю, я смирился с тем фактом, что мы вряд ли выживем. Я осознал это еще недели назад.
Несмотря ни на что, Киснарос продолжал говорить дальше. Я видел, как его постепенно охватывает паника, секунда за секундой. Он нажал на Волков слишком сильно, привел слишком много кораблей в их небеса и уничтожил всякий шанс на мирное разрешение конфликта. Я знал это. Мы знали это. Он просто не хотел признать очевидное.
— Строй флот в защитную формацию. Пусть орудия и дальше целятся на Клык. Они должны понять, что мы откроем огонь.
— Они понимают это, — оборвал его я. — И их это уже не заботит. Инквизитор, рассейте армаду. Бегите. Все кончено.
— Нет. Нет, время пока есть, — он развернулся к свисающему с потолка на витом кабеле вокс-микрофону. — У них нет шансов против нашей армады. Уж это-то они должны понимать.
Я взошел по ступеням, чувствуя, как рука сжимается в кулак, прилагая все чертовы усилия, чтобы не поднять ее и не расстрелять Киснароса.
— Вы угрожали Клыку в присутствии верховного лорда Фенриса. У нас был шанс договориться с Разящей Рукой, но теперь? Когда на нас нацелены все силы Волков? Инквизитор, вам не покинуть эту систему живым. Остатки армады могут вырваться, но потери будут катастрофическими.
— Гиперион, — сказал он, как будто я мог ему помочь, — Гиперион…
— Сдавайтесь, лорд. Сдавайтесь, пока не пролита первая кровь.
— Они должны понять! — Киснарос находился на пределе. Я видел белки его глаз, когда он схватил вокс-микрофон. — Ярл Гримнар… Это не должно закончиться войной…
— Ты привел нас сюда, — затрещал в ответ голос. — Ты посеял семена этого урожая. Теперь пожинай его.
— Покаянный крестовый поход избавит вас от грехов, Логан. Мы можем окончить это без кровопролития…
Единственным ответом был смех. Смех, который превратился в вой.
II
Флоты столкнулись с неспешной жестокостью яростного пустотного сражения. Военные корабли столь часто перестреливались на огромных расстояниях, ведя битву точно рассчитанными орудийными залпами, что капитанам редко приходилось встречаться с судами, идущими на таран.
Только безумие командира или ненависть могли заставить корабли протаранить друг друга. Слишком многое могло пойти не так, когда не было места для маневра, не было пространства для разворота, не было надежды на спасение в непредвиденных обстоятельствах.
Непрерывно воя, Волки вошли в пределы дальности стрельбы. Они подходили ближе, ближе и ближе.
Лишь пару мгновений паника грозила захлестнуть лорда-инквизитора Киснароса, пока не отхлынула от него. Настал час настоящего испытания, дав ему шанс проявить лучшие качества. Он передавал приказы с пульта на пульт абсолютно спокойно и говорил с предельной ясностью. Корабль за кораблем, армада получала приказы.
— Пусть половина флота сосредоточится на ведении огня по крепости-монастырю. Использование ядерного и циклонного оружия запрещено, но обычная бомбардировка не должна прекращаться. Остальному флоту вести огонь по линейным кораблям.
— Так точно, лорд, — отозвалось несколько офицеров, побежавших передавать его указания.
— Переключить щиты на переменный цикл, — приказал он, уже направляясь от пульта пустотного щита к орудийной платформе. — Видите корабль Космических Волков «Врата Гарма»? Полный вперед, курс на перехват. Приказать «Елане» и «Освятителю» пойти на сближение и использовать нас как прикрытие для маневра. Мы примем атаку «Гарма» на свои щиты правого борта. Как только мы минуем его, открыть огонь из трети наших орудий правого борта по кормовой части «Гарма», по броне вокруг его основных двигателей. Затем совместно с «В сакральной истине» атаковать «Скрамасакс». Пусть эскортная эскадра «Аквилания» ведет «Скрамасакс» так, чтобы ему пришлось пройти между обоими линкорами. Мы обездвижим его лазерными батареями.
Он безостановочно мерил шагами палубу, прерывая поток приказов лишь для того, чтобы выслушать очередное обновление статуса армады.
— Прикажите «Фаруоллу» и «Кровавому ужасу» защищать «Редут», пока он снова не включит двигатели. Вы. Второй лейтенант. Прикажите «Нашему Богу» покинуть авангардную дугу и открыть огонь по Клыку.
Анника словно потерялась в творящемся хаосе, ее взгляд надолго не задерживался ни на одном из офицеров или пульте управления.
— Мы здесь в безопасности?
— «Надежда Корела» самый крупный и хорошо защищенный корабль армады, — ответил я. — Но нет, мы не в безопасности.
— Он стреляет по Клыку.
— Я знаю.
Киснарос шагнул обратно к поручням, щелкая пальцами, пока отсчитывал время.
— Сейчас, — тихо произнес он. Палуба содрогнулась, когда первое орудие выстрелило в пустоту.
Командная палуба утонула в крике. Я пытался отделить голоса друг от друга. Впрочем, один голос перекричал все остальные.
— Абордажные капсулы!
— Подробнее… — потребовал Киснарос.
Тактический гололит, проецируемый из разверзнутой пасти горгульи, изваянной на потолке, наложился на оккулюс. Корабли обоих флотов, многие из которых находились в опасной близости друг к другу, высвечивались мерцающими рунами красных и белых цветов.
— Абордажные торпеды выстрелили из всех фенрисийских кораблей.
— Прикажите всем атакуемым кораблям готовиться к отражению абордажа. Пусть Красные Охотники контратакуют каждый корабль Космических Волков, который отправил своих воинов. Они должны поочередно взять их на абордаж и уничтожить изнутри. Прикажите магистру ордена Дэмару телепортировать элитных воинов для захвата «Кербера» и «Небесного молота».
Палуба снова содрогнулась, достаточно резко, чтобы несколько членов команды потеряли равновесие.
— По нам ведут шквальный огонь, — пробормотал сервитор со своего нового места на полу. Он перекатывался из стороны в сторону, получив слишком серьезные повреждения при падении, чтобы подняться.
В оккулюсе я увидел самое неприятное зрелище из всех, которые я когда-либо имел несчастье наблюдать. Мимо нас медленно, грациозно проплыли укрепления из серого железа «Скрамасакса», бессчетные мигающие огоньки вдоль бортов и башен высвечивали злобные зевы отдельных турелей.
«Надежда Корела» негодующе заскрипела от близости другого корабля. Трон, мы были не просто достаточно близко, чтобы увидеть отдельные окна, мы были достаточно близко, чтобы коснуться истерзанной брони военного корабля.
Позвоночник корабля озарился взрывами, когда наши лазерные батареи и меньшие турели снова обратили на него нежелательное внимание. От выстрелов лэнсов на носовой части корабля палуба опять содрогнулась, почти так же сильно, как в первый раз. Впереди нас отображенный на панорамном оккулюсе и неизвестный мне корабль Космических Волков отлетел в сторону, разваливаясь на части. Наш последний лэнс-залп воспламенил его плазменное ядро, на краткий миг ослепив оккулюс ретинальным пятном болезненных расцветок.
Следующим видением стал потемневший от ожогов ударный крейсер Красных Охотников «Чистота верности», который изо всех сил пытался идти на умирающих двигателях. Я наблюдал за тем, как он дрожит и распадается на части, сгорая в атмосфере Фенриса. Из его корпуса обреченными семенами посыпались спасательные капсулы.
На оккулюсе возникло еще одно изображение. Наш корабль, крейсер Серых Рыцарей «Торжественность», покидал армаду, выходя из формации. Атаковавшие его корабли убрались у него с пути, и в это время огонь открыли башенные орудия Клыка, когда «Торжественность» попала в пределы их досягаемости.
— Щиты? — услышал я крик Киснароса. — Щиты?
Они упали. Я мог определить это по тому, как мы содрогались под орудиями «Скрамасакса». Снаряды мощных турельных батарей прорывались сквозь защиту и рвали нас на части.
Киснарос также это понял.
— Щиты! Я хочу поднять их прежде…
Командная палуба озарилась второй слепящей вспышкой. Первая полыхнула снаружи, от нее мы просто отвернулись. Но на этот раз нам так не повезло. Она произошла достаточно близко, чтобы ее ощутить, и это чувство было мне знакомо.
III
Никогда не видел воина, бегущего в терминаторском облачении. Он несся сквозь пламенный туман телепортационной бури без единого намека на неуклюжесть, которую я испытывал на Армагеддоне. Каким бы невозможным зрелищем это ни казалось, клянусь, я слышал громыхание его ботинок и вопль протестующих сервосочленений сквозь рев разваливающегося вокруг нас корабля. Из-под каждого его стремительного шага вырывались искры.
Я даже представить себе не могу силу и гнев, необходимые для того, чтобы заставить терминаторскую броню действовать подобным образом. Я выстрелил в него. Малхадиил выстрелил в него. Наши штурм-болтеры взревели и загрохотали, вырывая куски керамита без всякого, казалось бы, видимого эффекта.
На полдороге серый воин выскочил на пульт управления, сокрушив его бронированным ботинком, и, оттолкнувшись, запрыгнул на центральную часть мостика. Несмотря на скорость, в его движениях не было ни грации, ни ловкости, только злость и неудержимая сила, которые напрягали сочленения его доспехов до абсолютного предела прочности освященного керамита.
Малхадиил и я двигались в идеальном единстве тех, чьи разумы переплелись. За один удар сердца секира Волка повалила Мала на землю, отрубив ему ноги. Я крутанул посохом, чтобы парировать оружие, которого там уже не оказалось. Лезвие огромной секиры размытым пятном мчалось ко мне совершенно под другим углом и врезалось мне в шлем с такой силой, что я полетел с платформы. Я почувствовал, как треснула лицевая кость, после чего перевалился через поручень. Пролетев шесть метров, я рухнул на палубу занемевшей грудой.
Я посмотрел вверх, наполовину ослепленный кровью и дезориентированный настолько, что потерял чувство равновесия. Даже на то, чтобы просто подняться на ноги, мне не хватало сил, и я сомневался, что смогу победить. Мое лицо опять было разбито. Череп разрывался от боли.
Слабый лазерный огонь оставлял ожоги на доспехах старого воина, на что тот не обращал совершенно никакого внимания. Несколько лазерных лучей даже смогли угодить в цель, задев плоть под слоями брони, хотя воин уделил им не больше внимания, чем остальным.
Трое флотских силовиков, сжимавших лазерные винтовки, погибли один за другим. В грудь первому и второму угодили болтерные снаряды, в лицо третьему вонзился архаичный метательный топор, и силовик повалился на палубу, дергаясь, будто сломанный робот.
Анника оскалилась, перезаряжая болтер.
«Айя! За верховного ярла! За Этт!»
Киснарос встал перед старым воином, безоружный и облаченный лишь в церемониальные силовые доспехи. Он ничего не говорил. Ему даже не дали шанса прошептать прощальные слова.
Секира старого воина не замедлилась, проходя сквозь тело. Голова лорда-инквизитора Киснароса слетела с плеч и покатилась по ступеням. Тело повалилось секундой позже, рухнув обратно на командный трон.
Стоящий посреди горящего мостика Логан Гримнар одной рукой воздел секиру Моркаи и взревел. Из всех членов команды, которые потянулись к личному оружию, два десятка офицеров бросили свои посты и ринулись к спасательным капсулам.
+ Гиперион. Гиперион, помоги. +
+ Мал. +
Я поднялся на ноги и посмотрел на ступени. Малхадиил, оставшись без бионических ног, полз по палубе. Его керамитовый нагрудник скреб по решетчатому покрытию.
Ярл Гримнар подошел к нему.
+ Мал! +
Он перекатился, поднимая штурм-болтер, но секира, став серебряным пятном, отсекла ему руку. Конечность заскользила по палубе, а с ней и болтер.
Я открыл огонь. Я палил из штурм-болтера, пока не израсходовал все снаряды, недоверчиво смотря, как они разрываются на лезвии секиры-реликвии. Я потратил семь болтов ради жалкой победы — чеканные позолоченные волки покрылись черной гарью.
Ярл Гримнар занес секиру, прижав ботинком грудь Малхадиила. Я сорвался на бег.
— Так будет с каждым сыном предательской змеи из вашего бесчестного ордена.
Нет. Нет. Я потерял Галео. Потерял Думенидона. Потерял Сотиса именно из-за своей слабости. Энцелад лежал в коме и, вероятно, никогда больше не очнется. Я не потеряю еще и Мала. Он был последним, моим единственным братом, единственным шансом не нарушить клятву, данную мной во имя нерушимого братства. Энергетические батареи на ранце затрещали и стали плеваться колдовскими молниями в ответ на мою бессильную злость.
Анника выбежала передо мной. Я отшвырнул ее в сторону волной кинетической силы, приложив спиной о горящую стену. Другие Волки — воины, которых я даже не заметил, когда они телепортировались на борт — открыли по мне огонь от стен зала, откуда они расстреливали команду. При каждом попадании я шатался, задыхаясь в дыму умирающих доспехов. Я закричал, когда секира опустилась, издав бессловесный, лихорадочный вопль постыдного отрицания.
В ту же секунду я бросился в ад за реальностью.
IV
Секира опустилась.
Мы стояли с ярлом Гримнаром лицом к лицу, оскалившись друг на друга. Его секира задрожала, лезвие было крепко заблокировано древком черного посоха. Я чувствовал, как призрачное пламя наполняет глазницы, обесцвечивая и выжигая все цвета. Даже сквозь блеклое пламя я заметил в мрачном взгляде Великого Волка тревогу.
+ Нет. +
Скрипнув клыками, он заворчал. Если это ответ, то довольно неубедительный.
+ Нет. +
Старый воин напрягся, надавил сильнее, и его лицо скривилось в хищном оскале. Мой посох — трецентийские руны на его черном древке пылали раскаленно-белым цветом — задрожал, когда его стало пригибать к палубе. Я не мог выстоять против терминаторской брони. Я почувствовал, как огонь, полыхающий у меня в глазах, начал остывать.
+ Брат, + прозвучал угасающий голос Малхадиила. + Прикончи его. +
+ Я… я не могу… +
+ Ты расколол проклятый клинок демона. Прикончи этого смертного ублюдка-полукровку. +
Я улыбнулся, снова оскалив зубы, едва не рассмеявшись. Мой голос походил на протяжный утробный рык.
— Не говори мне о чести… — Белое варп-пламя стало свиваться вокруг моих кулаков шипящими кольцами: — Ты… так же виновен… как мы. Это Империум Человечества, Старый Волк, а не сказочная империя блаженства и радости. Мы — Дар Императора. Мы знаем, что должно быть сделано. Мы никогда не позволим упрямой гордыне и излишней доброте ослепить нас перед настоящим врагом.
Секира треснула. Широкая черная трещина пролегла по древней реликвии, отделив голову одного из чеканных волков от плеч.
— Мы оба виновны в этой войне! — я выплюнул слова в его седобородое лицо.
+ Сзади! +
Я услышал предупреждение Мала в тот же миг, как взгляд ярла Гримнара переметнулся мне за плечо.
Я не мог обернуться и попробовал, собрав все свои силы, оттолкнуть ярла, но это было, все равно что пытаться сдвинуть скалу.
Я знал, кто ко мне приближался. Я почувствовал — это Бранд Хриплая Глотка, охваченный злостью и диким весельем, — ощутил, как он сжимает в руках секиру.
В меня врезалась волна кинетической силы, врезалась в нас всех, сбив с ног.
+ Просто беги, + беззвучный голос Малхадиила был едва громче шепота. Я ощутил его сигнатуру в высвобожденной психической энергии. + Просто беги. +
Я встал над ним — моим безногим, одноруким братом — и призвал посох обратно с палубы. Раскрутив его, я повернулся к Хриплой Глотке и его бессмертному ярлу.
Только я столкнулся не с двумя Волками.
Я столкнулся с двадцатью.
Они надвинулись, как их тезки, единой стаей, не моргая, оскалившись за миг до того, как впиться в свою добычу.
+ Подходите ближе, + отправил я им всем одновременно. + Всех вас мне не убить, но кое-кто наверняка не вернется в тот стылый ад, который вы зовете домом. Ну, кто первый? +
В этот раз сполох света и смещение воздуха огласили о прибытии чего-то действительно огромного. Мы разом оглянулись, чтобы посмотреть, что могло присоединиться к бою на этом последнем этапе.
Волки упали на колени. Они склонялись среди изувеченных трупов, опуская голову перед возвышающейся над ними машиной войны. Один я остался стоять, хотя, признаюсь, даже меня одолевало искушение упасть на колени.
— Хватит, — прогрохотал Бьорн Разящая Рука. — Хватит этого безумия.
— Первый ярл, — сказал Гримнар, остановившись, только чтобы сплюнуть сгусток крови.
— Хватит. Хватит. Клык объят пламенем, он горит ярче, чем от черной магии Магнуса Одноглазого. Три имперских корабля врезались в наши стены, обнажив логова фенрисийской зиме. Наши орбитальные доки в руинах. От флота почти ничего не осталось.
Логан Гримнар поднялся на ноги и указал на меня секирой.
— Первый ярл…
— Следи за языком, юнец.
Невзирая на флоты, рвущие друг друга за горящими стенами, невзирая на то, что наш корабль непрерывно содрогался от ведущегося по нему огня, несколько Волков рассмеялись, услышав, как ярла назвали юнцом.
— Все кончено. Гримнар, ты действовал с честью, но время обнажить наши глотки пришло. Гордость и праведность сведет нас в могилы. Я знаю это лучше всех вас. Отмени атаку. Прекрати вой войны.
Дредноут повернулся ко мне, зажужжав поясными осями.
— Кто говорит за вас?
— Я… не уверен, лорд.
— Я говорю, — Анника Ярлсдоттир в повлажневшей от крови одежде встала рядом со мной. — Я говорю за Священную Инквизицию.
— Тогда запомни следующие слова, маленькая дева. Убедись, что каждая душа, обладающая печатью вашего ордена, услышит их. Если еще хоть раз корабль Инквизиции затмит небо Фенриса, мы сорвем его оттуда и будем пировать на его железных костях. Ты слышишь меня?
Она склонила голову.
— Я слышу. Как услышат и другие.
Древний дредноут отвернулся от нас, от его громогласной поступи палуба задрожала не меньше, чем от выстрелов.
— За все прошедшие годы я ни разу не ступал в телепорт. Неудивительно, почему Русс так его ненавидел. Будь у меня кожа, по ней бы мурашки побежали.
Он снова обернулся, его когти и штурмовая пушка нацелились на меня.
— И последнее. Ты. Гиперион.
Я сглотнул при упоминании своего имени, присев, чтобы помочь Малхадиилу. После всего, что случилось, — после долгих месяцев надежды на то, что кровопролитие закончится, — мне стоило невероятных усилий не броситься снова на Гримнара.
То же самое я видел и в его лице. Эту ярость сдерживающегося зверя в его глазах. Мы оба знали, что он мог убить меня в мгновение ока. И когда здравомыслие руководило действиями, порожденными злостью и яростью?
Неохотно я первым отвел взгляд и посмотрел на дредноут.
— Сир? — произнес я.
— Прежде чем тебе позволят вернуться в свою обитель, я хочу, чтобы ты навестил залы Клыка и поведал о своем ордене. У Волков никогда не отберут их память. Больше никаких секретов, Серый Рыцарь. Теперь мы знаем о вас. Начиная с этого дня Волки всегда будут знать о вас.
Чтобы закончить войну, обоим орденам придется нарушить свои законы. Но оставался ли у нас выбор?
Я преклонил колено.
— Да, ярл. Пусть будет так.
— И вы оба говорите за Инквизицию? У вас есть такие полномочия?
Анника пересеклась со мной взглядом. В нем больше не осталось теплоты.
— Мы можем быть убедительными, — ответила она.
