Глава 22
Миллер
Пассажирский транспорт на Эрос был маленьким, дешевым и набитым битком. Из воздуховодов несло пластиком и резиной старой марсианской промышленной модели, рассчитанной на перевозки товаров и топлива. Дешевые светодиодные лампочки подкрасили розовым, который должен был создать естественное освещение, но вместо этого придавал всем лицам оттенок недоваренной говядины. Кают здесь не имелось, только ряды литых ламинатных сидений и пять этажей коек вдоль длинных стен, где пассажиры могли прикорнуть в тесноте. Миллер прежде не бывал на дешевых подкидышах, но знал, какие на них порядки. Если начиналась драка, экипаж пускал в пассажирский отсек снотворный газ, вырубал всех и связывал участников потасовки. Драконовская система, но пассажиры, зная о ней, вели себя примерно. Бар работал круглые сутки, торговал дешевой выпивкой. Не так давно Миллер счел бы это заманчивым.
Теперь вместо бара он устроился на одном из сидений, открыв терминал. Перед ним светился восстановленный файл по делу Джули. Ее снимок — с гордой улыбкой на лице на фоне «Бритвы», данные и отчеты, сведения о тренировках по джиу-джитсу. Удивительно мало, если подумать, какое большое место заняла эта женщина в его жизни.
На левую кромку экрана медленно выползала новостная колонка. Эскалация военных действий между Поясом и Марсом, инцидент за инцидентом, но в верхних строках колонки держался отказ Земли от станции Церера. Марсианский комментатор распекал Землю, отказавшуюся поддержать собрата по внутренней части системы, полагая, что она должна была, по крайней мере, передать контракт на безопасность станции Марсу. Реакция Пояса разнилась от радости при виде Земли, оттягивающей свое влияние в глубину гравитационного колодца, до паники из-за потери нейтралитета Цереры и теорий заговора, предполагавших, что Земля подстрекает к войне ради собственной выгоды. Миллер воздерживался от суждений.
— Я всегда вспоминаю молитвенные скамьи.
Миллер поднял взгляд. Его сосед был примерно того же возраста: седина в волосах, мягкое брюшко. Улыбка его сказала Миллеру, что перед ним миссионер, отправившийся в вакуум спасать заблудшие души. А может, дело было не в улыбке, а в нагрудной табличке с именем и Библии в руках.
— Я о сиденьях, — сказал миссионер. — Они всегда напоминают мне церковь — стоят так же, ряд за рядом. Только вместо кафедры у нас койки.
— Мадонна Проспи-Всю-Дорогу, — отозвался Миллер, понимая, что втягивается в разговор, но не сумев сдержаться. Миссионер засмеялся.
— Что-то в этом роде, — согласился он. — Вы ходите в церковь?
— Много лет не ходил, — сказал Миллер. — Был методистом, когда еще был. А вы каким ладаном торгуете?
Миссионер поднял руки жестом, выражавшим миролюбие еще на африканских долинах плейстоцена. «Я безоружен, не ищу драки».
— Я возвращаюсь на Эрос с конференции на Луне, — сказал он. — Дни проповедничества остались для меня далеко позади.
— Я думал, они никогда не кончаются, — сказал Миллер.
— Собственно, нет. Официально — нет. Но через несколько десятков лет начинаешь понимать, что пытайся не пытайся — все одно. Я еще путешествую. Заговариваю с людьми. Иногда мы говорим об Иисусе Христе. Иногда — о кулинарии. Если кто-то готов принять Христа, от меня не требуется больших усилий, чтобы помочь. Если человек не готов, все проповеди бесполезны. Так к чему старания?
— Люди говорят о войне? — спросил Миллер.
— Часто, — ответил миссионер.
— Кто-нибудь видит в ней смысл?
— Нет. Не думаю, что в войнах бывает смысл. Это безумие заложено в нашей природе. Иногда оно дает обострения, иногда затухает.
— Вы говорите об этом как о болезни.
— Врожденный герпес симплекс? — улыбнулся миссионер. — Полагаю, это еще мягко сказано. Боюсь, пока мы остаемся людьми, нам от этого не избавиться.
Миллер взглянул на его широкое, круглое, как луна, лицо.
— Пока остаемся людьми? — переспросил он.
— Кое-кто верит, что в конце концов мы все становимся ангелами, — сказал миссионер.
— Только не методисты.
— Когда-нибудь даже они, — возразил миссионер, — но, возможно, не первыми. А вас что привело к Мадонне Проспи-Всю-Дорогу?
Миллер вздохнул, откидываясь на жесткую спинку. Через два ряда перед ним молодая женщина прикрикнула на мальчиков, скачущих по стульям, но ее упрек пропал втуне. Позади кто-то кашлянул. Миллер глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух.
— Я был копом на Церере, — сказал он.
— А, новый контракт?
— Именно, — сказал Миллер.
— Значит, будете работать на Эросе?
— Скорее, ищу там старого друга, — ответил Миллер и неожиданно для себя продолжил: — Я родился на Церере. Прожил там всю жизнь. Это — пятый?.. — да, пятый раз, когда я улетаю со станции.
— Вы собираетесь вернуться?
— Нет, — сказал Миллер и удивился собственной уверенности. — Нет, думаю, эта часть моей жизни осталась позади.
— Наверно, это больно, — сказал миссионер.
Миллер помолчал, обдумывая его слова. Священник был прав: это больно. Он потерял все, что имел. Работу, знакомых. Он даже больше не коп, хоть в багаже и лежит оружие. Он больше никогда не купит вест-индийских лакомств с тележки в девятом секторе. Секретарша в участке уже не кивнет ему, когда он станет пробираться к своему столу. Не будет больше ночей в барах с другими копами, не будет ни красочных историй о неудачных задержаниях, ни ребятишек, пускающих змеев в высоких туннелях. Он ощупывал себя, словно врач, ищущий воспаление. Здесь больно? Здесь ощущается потеря?
Нет. Он испытывал только облегчение, такое глубокое, что кружилась голова.
— Простите? — сконфуженно произнес миссионер. — Я сказал что-то смешное?
Население Эроса составляло полтора миллиона человек — немногим больше, чем приезжих на Церере в любой отдельно взятый день. Астероид, напоминающий формой картофелину, оказалось гораздо труднее раскрутить, поэтому скорость вращения поверхности была значительно выше, чем на Церере, при той же гравитации внутри. Старая верфь выдавалась над астероидом огромной паутиной стальных и углеродистых сеток, испещренных сигнальными огнями и сенсорными установками, готовыми отогнать любой корабль, подошедший слишком близко. Внутренние каверны Эроса были колыбелью Пояса. От сырой руды до плавильных печей, от них — к платформам для отжига и дальше, к рою водовозных барж, газовых танкеров и старательских корабликов. Эрос был портом назначения первого поколения экспансии человечества. Само Солнце отсюда казалось всего лишь яркой звездой среди миллиардов других.
Экономика Пояса развивалась. На Церере появились более современные порты, новая промышленность, больше народа. Коммерческие поставки шли теперь на Цереру, а Эрос остался центром кораблестроения и ремонта. Результат был предсказуем. Простой судов в доках Цереры означал потерянные деньги, и это отразилось в системе портовых сборов. На Эросе корабль мог дожидаться неделями и месяцами, не мешая другим. Если команде нужно было место, чтобы расслабиться, размяться, отдохнуть друг от друга, они шли на Эрос. При низких портовых сборах Эрос делал деньги иным способом. Казино, тиры, бордели. Эрос приютил все доходные виды пороков, и местная экономика разрасталась, как грибница, питаемая желаниями астеров.
Удачное расположение небесных тел привело Миллера на Эрос на день раньше «Росинанта». Он прошелся по казино, опиумным барам и секс-клубам, по аренам показательных боев, где мужчины и женщины притворялись, будто избивают друг друга до бесчувствия, на радость толпе. Воображаемая Джули шла рядом с ним, и на лице у нее играла такая же хитрая улыбка, как у него, когда он читал переливающиеся надписи: «РЭНДОЛЬФ МАК, ШЕСТИКРАТНЫЙ ЧЕМПИОН ВОЛЬНЫХ БОЕВ ПОЯСА, ПРОТИВ МАРСИАНИНА КИВРИНА КАРМАЙКЛА. СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА!»
«Разумеется, без договоренностей», — сухо заметила у него в голове Джули.
«Интересно, кто победит?» — подумал он и вообразил ее смех.
Он остановился у тележки, торговавшей яичной лапшой в черном дымящемся соусе по две иены за порцию, когда на плечо ему легла чья-то рука.
— Детектив Миллер, — произнес знакомый голос, — вы за пределами своей юрисдикции.
— О, инспектор Сематимба! — обрадовался Миллер. — Чтоб мне так жить! Напугаешь девушку, этак подкрадываясь.
Сематимба посмеивался. Высокий даже для астера, с самой темной кожей, какую доводилось видеть Миллеру. Много лет назад они сотрудничали в расследовании одного особо мерзкого случая. Контрабандист с грузом новейших эйфоров поссорился с поставщиком. Под перекрестный огонь попали трое граждан Цереры, а контрабандист сбежал на Эрос. Традиционная конкуренция служб безопасности станций едва не помогла мерзавцу смыться. Только Миллер и Сематимба пошли на сотрудничество в обход официальных каналов.
— Что привело тебя, — заговорил Сематимба, навалившись на стальное ограждение и обводя руками туннель, — в колыбель Пояса, славного и сильного Эросом?
— Тяну за ниточку, — сказал Миллер.
— Здесь нет ничего хорошего. С тех пор как убрался «Протоген», дела идут все хуже.
Миллер втянул в рот лапшу.
— Кто держит новый контракт? — спросил он.
— МДМ, — ответил Сематимба.
— Впервые слышу.
— «Мясо-для-Машины». — Сематимба скорчил рожу, изображая зверюгу-полицейского. Стукнул себя в грудь, порычал немного и, бросив кривляться, покачал головой. — Новая корпорация с Луны. Здесь в основном астеры. Изображают крутых, но все больше дилетанты. Надуваются, а кишка тонка. «Протоген» набирал из внутряков, и это мешало, но они были чертовски серьезным предприятием. Разбивали головы, но поддерживали порядок. А эти новые ублюдки… Самая разболтанная банда гангстеров, с какой мне приходилось работать. Не думаю, что Совет управляющих продлит им контракт. Считай, я этого не говорил, но так оно и есть.
— Мой прежний напарник подписал контракт с «Протогеном», — заметил Миллер.
— Они не так плохи, — ответил Сематимба. — Почти жалею, что при разводе не остался с ними.
— А почему? — спросил Миллер.
— Сам знаешь, как это бывает. Я здешний.
— Угу, — согласился Миллер.
— Ну вот. А ты и не знал, кто держит притон. Ты не работу здесь ищешь?
— Нет, — ответил Миллер, — я в творческом отпуске. Путешествую вот.
— Денег хватает?
— Вообще-то нет. Но я не прочь обойтись малым. На время, знаешь ли. Слышал что-нибудь о Джульетте Мао? Обычно — Джули?
Сематимба покачал головой.
— Торговый дом «Мао — Квиковски», — пояснил Миллер. — Выскочила из колодца и стала туземкой. АВП. Это было дело с похищением.
— Было?
Миллер откинул голову. Ему представилось, что Джули вздернула бровь.
— С тех пор как я его получил, кое-что изменилось, — сказал он. — Возможно, оно с чем-то связано. С чем-то крупным.
— Насколько крупным, к примеру? — спросил Сематимба. Все легкомыслие пропало с его лица. Сейчас он был только копом. Всякий, кроме Миллера, испугался бы его пустого, почти свирепого взгляда.
— С войной, — сказал Миллер. Сематимба скрестил руки.
— Не смешно.
— Я не шучу.
— Я считаю, мы друзья, старина, — сказал Сематимба, — но мне здесь не нужны неприятности. Бед и так хватает.
— Я постараюсь не нашуметь.
Сематимба кивнул. Дальше по туннелю загудел сигнал тревоги. Только для охраны — не оглушительный аккорд аварийной сирены. Сематимба оглянулся на звук, словно, прищурившись, мог видеть сквозь толчею пешеходов, велосипедистов и тележек разносчиков.
— Пожалуй, надо взглянуть, что там, — безнадежно проговорил он. — Как бы не мой сослуживец из охраны порядка разбил стекло забавы ради.
— Здорово служить в такой команде, — съязвил Миллер.
— Тебе-то откуда знать? — усмехнулся Сематимба. — Если тебе что понадобится…
— И тебе, — отозвался Миллер и проводил взглядом копа, загребающего в море людского хаоса. Он был большой человек, однако что-то в единодушной глухоте толпы к сигналу тревоги заставляло его казаться меньше ростом. «Камешек в море», — вспомнилось Миллеру. Одна звезда среди миллионов.
Он посмотрел время и вывел на экран открытые данные порта. «Росинанта» ждали по расписанию. Ему уже отвели док. Миллер всосал последние ниточки лапши, бросил пенопластовый стаканчик в общественный утилизатор, нашел ближайшую мужскую уборную и, оправившись, рысцой пробежал к казино.
Архитектура Эроса изменилась со времен детства астероида. Когда-то он походил на Цереру — сплошь паутина туннелей, ведущая к основным трассам, — но поток денег изменил станцию. Теперь все дороги вели на уровень казино. Куда бы вы ни направлялись, приходилось миновать широкое китовое чрево, полное огней и рекламы. Покер, блэкджек, рулетка, высокие аквариумы, в которых предлагалось поймать самому себе на ужин призовую форель, электронная охота, крикет, кости, театрализованные состязания. Вспышки света, танцующие неоновые клоуны, светящиеся экраны резали глаз. Громкий искусственный смех, веселый свист, звуки гонга внушали, что вы проводите время, как никогда в жизни. И над всем стоял запах тысяч тел, стиснутых в давке, и с ним состязался запах выращенной в чане говядины со специями, продававшейся с тележек в коридорах. Алчность и дизайнеры превратили казино Эроса в искусственный загон для скота.
Это было именно то, что требовалось Миллеру.
«Труба» из порта высаживала пассажиров к шести широким дверям, открывавшимся прямо на уровень казино. Миллер взял выпивку у измученной женщины в трусиках-стрингах и с голой грудью и нашел себе экран, передававший вид на все шесть дверей. Команда «Росинанта» могла пройти только через одну из них. Он взглянул на терминал. Журнал порта показывал, что корабль прибывает за десять минут до срока. Миллер для вида прихлебывал выпивку и ждал.
