В космосе за бортом «Улисса» господствовал Марс — разбухший, грязно-оранжевый полукруг планеты, так и не ставшей полноценным миром. Маленький, холодный, бесплодный и лишенный воздуха, он, казалось, был ледяной копией земного ада. Тем не менее на протяжении истории человечества он всегда господствовал в небесах: сначала в облике божества, вдохновившего на подвиги поколения воинов, затем в качестве цели для бесчисленных мечтателей.

 В данный момент капитана-пилота НАСА Уилсона Кайма Марс интересовал прежде всего как твердая поверхность, пригодная для посадки катера. В двух сотнях километров под узким изогнутым прозрачным куполом кабины Кайм уже различал темный провал долин Маринер. Еще будучи мальчишкой, он разделял техногенные фантазии «Ариес Андеграунд» и с восторгом представлял, как в неопределенном будущем по лежащей внизу огромной впадине помчится пенящийся поток воды, освобожденной из-под ржавой ледяной корки гением человечества. И сегодня ему предстоит пройти по этим пыльным кратерам, изученным по тысячам спутниковых снимков, зачерпнуть рукой в перчатке горсть легендарного красноватого песка и увидеть, как мельчайшие частицы медленно просачиваются сквозь пальцы под действием слабой силы притяжения. Сегодня он откроет новую страницу в истории.

 Уилсон автоматически проделал несколько дыхательных упражнений, чтобы замедлить сердечный ритм, пока величие происходящего не отразилось на его самочувствии. Он не собирался давать чертовым медикам ни единого шанса усомниться в его способности пилотировать десантный корабль. Он прослужил восемь лет в ВВС США, в Японии участвовал в двух боевых операциях по принуждению к миру и затем еще девять лет проработал в НАСА. Бесконечная подготовка и ожидание миссии не обошлись без жертв: первая жена и ребенок стали ему совершенно чужими. Непрерывные виртуальные тренировки в Хьюстоне, пресс-конференции и отупляющие поездки на заводы — он все вынес ради того, чтобы приблизить этот момент и оказаться в священном месте.

 Марс. Наконец-то!

 — Начинаем отсчет дистанции по показаниям лазерных датчиков, — обратился он к автопилоту десантного катера. Цветные светящиеся линии внутри обзорного щита начали менять свою геометрическую форму. Его взгляд задержался на табло таймера: восемь минут. — Проверка системы жизнеобеспечения и внутреннего корабельного тоннеля.

 Левой рукой он передвинул переключатель на приборной панели и дождался мигания светодиодов, свидетельствующего о выполнении действия. Некоторые операции в НАСА никогда не доверяли голосовым командам.

 — Приступаю к проверке системы. Жду подтверждения от инженерной службы главного корабля.

 — «Орел-два», вас поняла, — раздался в наушниках голос Нэнси Крессмайер. — Телеметрический анализ подтверждает вашу полную готовность. Энергосистема главного корабля готова к расстыковке.

 — Подтверждение получено, — доложил Уилсон капитану «Улисса».

 Бирюзовые и изумрудные нити сетки на лобовом стекле слегка вздрогнули, обозначая состояние внутренней энергосистемы спускаемого аппарата. На фоне тусклого и неприветливого марсианского пейзажа их яркие цвета казались совершенно неуместными.

 — Переключаюсь на внутреннее энергообеспечение. От инженерной службы поступило семь зеленых сигналов. Убираю межкорабельный соединительный шлюз.

 Громкий металлический лязг воздушного тамбура, втягивающегося в фюзеляж, вызвал в маленькой кабине ощущение тревоги. Эти резкие звуки заставили вздрогнуть даже Уилсона, хотя механическая схема космоплана и была ему известна не хуже, чем инженерам-проектировщикам.

 — Сэр? — вопросительно произнес он.

 Согласно правилам НАСА после отстыковки шлюза, соединяющего катер с основным кораблем, космоплан становился технически независимым судном, но Уилсон не был на нем старшим по рангу офицером.

 — «Орел-два» в ваших руках, капитан, — ответил ему коммандер Дилан Льюис. — Спуск по готовности.

 — Благодарю вас, сэр, — сказал Уилсон, не забывая о камере, установленной в задней части кабины. — Мы будем готовы к полному отделению от основного корабля через семь минут.

 Он отчетливо ощущал возбуждение пяти пассажиров, сидевших в кабине позади него. Каждый из них был лучшим из лучших. Отличного оборудования в катере было столько, сколько позволяли размеры судна. И тем не менее в данный момент они могли контролировать ситуацию не лучше, чем группа школьников, направлявшихся на свой первый пляжный пикник.

 Автопилот закончил оставшуюся часть предполетной подготовки, и Уилсону оставалось только отдавать команды и следить за их выполнением; традиция человека оставаться составным элементом в связке с машиной восходила к временам «Меркурия-7» и его легендарным астронавтам, боровшимся за право стать чем-то более значимым, чем фарш в консервной банке. Точно на седьмой минуте отошли стопорные штифты. Уилсон запустил реактивные двигатели и плавно отвел «Орла-2» от «Улисса». На этот раз ничто не могло заставить его сердце биться медленнее.

 По мере удаления от «Улисса» в иллюминаторе постепенно появился весь корабль целиком. Его вид вызвал на лице Уилсона довольную улыбку. Межпланетное судно было первым в своем роде: фактически оно представляло собой громоздкое сооружение из цилиндрических модулей, резервуаров и конструктивных элементов, образующих кольцеобразную систему диаметром около двухсот метров. Периметр корабля, словно лепестки цветка, окаймляли длинные угольно-черные панели солнечных аккумуляторов, обращенные к Солнцу. В иллюминаторах жилых помещений кое-где виднелись звездно-полосатые флаги, невероятно яркие на фоне серебристо-белой термической пены, покрывающей каждый сантиметр поверхности «Улисса». В самом центре корабля, окруженный широкой полосой ребристых панелей радиаторов, располагался шестиугольный отсек, где работал термоядерный реактор. Благодаря непрерывной подаче энергии в плазменные ракетные двигатели и стало возможным это десятинедельное путешествие. Из всех созданных на данный момент систем эта была самой миниатюрной: гениальный продукт технологии, произведенный в Америке. В Европе еще продолжалось строительство первой пары наземных промышленных термоядерных генераторов, тогда как в США уже существовало пять подобных устройств и еще пятнадцать находилось на стадии завершения. У европейцев уж точно не было ничего, что по уровню сложности хоть отдаленно напоминало бы великолепный генератор «Улисса».

 «Черт, мы еще способны создавать отличные штуки», — с гордостью подумал Уилсон, глядя на удаляющуюся сверкающую громаду корабля. Пройдет не меньше десяти лет, прежде чем ФЕСА решится на марсианскую миссию, а НАСА к тому времени уже планирует создать в ледяных песках Аравийской Земли автономную базу. Тогда можно будет надеяться, что агентство начнет осуществлять операции по перехвату астероидов и, возможно, организует миссию на Юпитер. «И я еще не настолько стар, чтобы не принять участие в одном из этих проектов. Опытные командиры им пригодятся».

 При мысли о событиях, которые смогут произойти в обозримом будущем, он ощутил едва заметный укол зависти. Научные программы и бюджетные ассигнования, возможно, помешают ему стать участником этих свершений и чудес. «Впрочем, европейцы могут позволить себе подождать». Доминирующее влияние правого религиозного крыла в нескольких последних администрациях привело к тому, что США свернули работы по генетике, основанные на исследованиях стволовых клеток, тогда как Федеральное правительство в Брюсселе продолжило денежную поддержку биогенетических изысканий и добилось значительных успехов в этой области. Затем, после того как в непомерно дорогостоящей процедуре были устранены первоначальные погрешности, приступили к омоложению людей. Джефф Бейкер — первый человек, прошедший такой курс, — умер на пике всемирной известности, но восемнадцать опытов, проведенных позднее, были успешными.

 Космос и Жизнь. Развитие этих двух отдельных направлений красноречиво характеризует две основные западные группы человечества, разошедшиеся около трех десятилетий назад.

 Сейчас соплеменники Уилсона начинают пересматривать свое отношение к генной инженерии. Уже ходят слухи о карибских и азиатских клиниках, предлагающих мультимиллиардерам свои услуги по омоложению, а Европейская Федерация снова пытается оспорить ведущую роль США в космонавтике, стремясь доказать свое главенство во всех областях. Учитывая политический раскол, установившийся на планете, Уилсон не мог не приветствовать идею о сближении ведущих блоков — но только после высадки американцев на Марсе.

 — До первого включения двигателей на орбите осталось три минуты, — сообщил автопилот.

 — Приготовиться, — скомандовал Уилсон.

 Он проверил давление в топливных резервуарах и напоследок провел контроль основной системы зажигания. Через сотню секунд самовоспламеняющиеся ракеты в кормовой части маленького космоплана направили его на границу атмосферного слоя. Последующий процесс аэродинамического торможения, когда разреженная марсианская атмосфера сопротивлялась изогнутым треугольным крыльям катера, занял более полутора часов. Последние пятнадцать минут Уилсон наблюдал вокруг тупого носа «Орла-2» слабое розоватое свечение. Оно было единственным свидетельством воздействия молекул газа на фюзеляж. Спуск проходил невероятно плавно, и по мере приближения к изрытой кратерами Аравийской Земле так же плавно нарастала сила тяжести.

 На высоте в шесть километров Уилсон активировал боковые крылья. Они начали выдвигаться вширь, чтобы получить от разреженного холодного воздуха максимальное сопротивление. В полном развороте расстояние между кончиками крыльев составило сотню метров, и «Орел-2» при необходимости мог на них планировать. Затем включился турбинный двигатель и мягко подтолкнул катер вперед, поддерживая постоянную скорость в двести пятьдесят километров в час. Вдали показался западный край кратера Чиапарелли. Его округлые склоны поднимались из неровной поверхности, подобно выветренным остаткам горного хребта.

 — Есть визуальный контакт с точкой высадки, — доложил Уилсон.

 На системной схеме появились зеленые и голубые волны синусоид. Радар наземного слежения начал строить трехмерное изображение пиков и впадин, почти полностью соответствующее картине, которую видел Уилсон.

 — «Орел-два», результаты промежуточного контроля подтверждают ваше приближение к точке высадки, — послышалось донесение контроля миссии. — Удачи вам, парни. Мы все внимательно за вами наблюдаем.

 — Благодарю, контроль миссии, — официальным тоном ответил коммандер Льюис. — Мы с нетерпением ждем посадки. Надеемся, что Уилсон обеспечит мягкое приземление.

 Эти слова на Земле услышат только через четыре минуты. К тому моменту они уже завершат спуск.

 — Есть контакт с маяками грузовых модулей, — отрапортовал Уилсон. — Дистанция тридцать восемь километров. — Он, прищурившись, вгляделся в переднее стекло кабины, на котором автопилот прочертил красную дугу. Край кратера заметно увеличился. — Вижу их.

 На широком плоском участке поверхности проступили два пыльно-серых пятна.

 Под конец полета «Орел-2» медленно обогнул автоматические спускаемые модули, отправленные с «Улисса» за пару дней до этого. Они представляли собой два приземистых конуса с несколькими тоннами оборудования, включая небольшую разборную базу. Экипажу катера предстояло разгрузить их и соорудить исследовательский лагерь.

 — Предварительный осмотр подтверждает пригодность зоны один, — произнес Уилсон.

 Изображенная радаром картина почти разочаровала его. Когда Нил Армстронг и Базз Олдрин приблизились к Луне, им пришлось срочно перевести лунный модуль в режим ручного управления и отыскать безопасную площадку, поскольку предполагаемое место приземления оказалось покрыто валунами. Сегодня, восемьдесят один год спустя, съемки со спутников и радарная картография исключали подобную вероятность.

 При помощи автопилота он вывел «Орла-2» на заранее выстроенную траекторию подлета.

 — Посадочный механизм выдвинут и проверен. Вспомогательные двигатели готовы. Динамические крылья в заданном положении. Путевая скорость приближается к ста километрам в час. Скорость снижения в норме. Ребята, мы готовы.

 — Отличная работа, Уилсон, — отозвался коммандер Льюис. — Остался последний шаг, верно?

 — И мы его сделаем, сэр.

 Посадочные ракеты изрыгнули огонь, и «Орел-2» начал плавно спускаться с розовеющего неба. На высоте около сотни метров Уилсон не выдержал. Пальцы сами собой перебросили четыре тумблера, отключая автопилот. На приборной панели тревожно вспыхнули красные светодиоды, но пилот проигнорировал их сигнал и посадил космоплан вручную. Это оказалось легче, чем любая тренировочная имитация. Струи раскаленных газов ракетных двигателей, ударившие в поверхность Марса, подняли густые клубы пыли. Из-за них невозможно было ничего рассмотреть, кроме финальной посадочной схемы, полученной с радара. Касание с грунтом произошло без малейших толчков. Гул ракет затих. Поднявшаяся пыль начала постепенно редеть, и свет снаружи стал ярче.

 — Хьюстон, «Орел-два» совершил посадку, — доложил Уилсон.

 Горло так сильно сдавило от гордости и волнения, что слова дались ему с трудом. Он буквально слышал, как эхо этой эпохальной фразы прокатилось по истории прошлого и будущего.

 «И это сделал я, а не какая-то чертова машина».

 В кабине за его спиной раздался гомон радостных возгласов и поздравлений. Тыльной стороной руки он смахнул с ресниц одинокую капельку влаги, а в следующий момент уже активировал автопилот и занялся проверкой систем наблюдения. Наружные приборы подтвердили, что космоплан приземлился и занял устойчивое положение. Теперь катер надлежало привести в состояние наземной готовности: обеспечить подачу энергии в кабину, установить ракетные двигатели в дежурный режим, чтобы не испытать проблем при взлете и проверить запас топлива. Всю эту длинную последовательность скучнейших процедур Уилсон выполнил с безукоризненной тщательностью.

 И только затем все шестеро членов экипажа начали надевать скафандры. В тесной кабине, где из-за недостатка места все постоянно друг друга толкали, сделать это оказалось не так уж легко. Когда Уилсон был почти готов, Дилан Льюис протянул ему шлем.

 — Спасибо.

 Коммандер ничего не сказал, просто посмотрел на него. Этот взгляд был хуже любого выговора.

 «Ну и черт с тобой! — мысленно ответил Уилсон. — Мы сделали важное дело, люди высадились на Марсе, и только это имеет значение, а не машина, которая нас сюда доставила. Я не мог доверить посадку компьютерной программе».

 После этого коммандер подошел к небольшому люку в задней части кабины, а Уилсон встал в строй. «Третьим, я должен быть третьим». Вернувшись на Землю, они вряд ли вспомнят, что первым на поверхность Марса ступил Дилан Льюис. Уилсону все равно. Третий так третий.

 Небольшой сектор дисплея в шлеме Уилсона передавал изображение с наружной камеры, установленной прямо над выходом из шлюзовой камеры. Он показывал узкий алюминиевый трап, упирающийся в марсианский песок. Из шлюза показалась спина коммандера Льюиса, и его нога медленно и осторожно опустилась на первую ступеньку. Уилсону хотелось закричать: «Ради бога, двигайся быстрее!» Телеметрическая система скафандра отметила покраснение и испарину на коже. Он попытался исправить положение при помощи дыхательных упражнений, но ничего не получилось.

 Коммандер Льюис, останавливаясь на каждом шаге, спускался с одной ступеньки на другую, пока наконец не добрался до последней. Уилсон и все остальные в кабине затаили дыхание. Он ощущал, как на старой родной планете пара миллиардов людей сделали то же самое.

 — Я делаю шаг от имени всего человечества, чтобы мы все вместе могли пойти по дороге к звездам.

 При этих словах Уилсон содрогнулся. В голосе Льюиса звучала неподдельная искренность. А потом кто-то хихикнул. По-настоящему, вслух хихикнул — Уилсон отчетливо услышал смешок по общему каналу связи. «Контроль миссии взбесится от ярости».

 Но он сразу же забыл об этом: Льюис сделал первый шаг по поверхности. Его нога слегка погрузилась в красный марсианский песок и оставила отчетливый отпечаток.

 — Мы сделали это, — прошептал Уилсон. — Мы сделали это. Мы здесь.

 Из кабины снова послышались радостные возгласы. С «Улисса» хлынул поток поздравлений. В шлюз уже забиралась Джейн Оркистон. Уилсон даже не злился на нее; ее включили в состав экипажа исходя из требований политкорректности, иначе и быть не могло. В НАСА всегда старались по возможности угодить широким массам.

 Коммандер Льюис занялся созданием высококачественных снимков своего исторического отпечатка. Это требование появилось в руководстве НАСА восемьдесят один год назад, когда «Аполлон-11», вернувшись на Землю, обнаружил сей досадный промах.

 Лейтенант-коммандер Оркистон спустилась намного быстрее, чем Льюис. Уилсон шагнул в шлюз. Он не обратил абсолютно никакого внимания на эту маленькую кабинку, она для него просто не существовала. И вот он уже пятится вниз по трапу. Он расчетливо ставит ногу на ступеньку, прежде чем перенести на нее свой значительно уменьшившийся вес. Он замирает на нижней ступеньке. «Я хотел бы, чтобы ты увидел это, отец». Он опускает ногу и встает на поверхность Марса.

 Уилсон, осторожно двигаясь в условиях низкой гравитации, отошел от трапа. В ушах гремел стук сердца. Дыхание в шлеме едва не оглушало, так что непрекращающийся шум вентиляторов был едва слышен. На визоре шлема назойливо мелькали остаточные графические символы. В ушах звучали голоса посторонних людей. Он остановился и повернулся кругом. Марс! Поверхность была усеяна пыльными скалами. Резкая линия горизонта. Маленькое слепящее солнце. Он вертел головой, пока не отыскал звезду, которая должна была быть Землей. Уилсон торжественно помахал ей рукой.

 — Не поможешь мне с этим? — спросил коммандер Льюис.

 Он держал в руках флагшток с туго свернутым звездно-полосатым полотнищем.

 — Да, сэр.

 На трапе уже показался Джефф Сильверман, геофизик. Уилсон отправился на помощь коммандеру и по пути оценил состояние «Орла-2». На фюзеляже у основания крыльев были видны следы обгорания, впрочем совсем слабые. Кроме этого — ничего. Космоплан был в отличном виде.

 Коммандер пытался установить небольшой треножник в основании флагштока, но в тяжелых перчатках это оказалось сделать непросто. Уилсон придержал флагшток одной рукой.

 — Эй, парни! Как делишки? Помощь не требуется? — Вопрос сопровождался все тем же смешком.

 Уилсон знал голоса всех членов миссии. Долгое время, проведенное в компании тридцати восьми человек в таком ограниченном пространстве, как «Улисс», помогло ему досконально изучить вокальные особенности каждого из них. Кто бы ни обращался сейчас к астронавтам, этот человек не состоял в экипаже. И тем не менее Уилсон каким-то образом догадывался, что это было не пиратское вторжение в эфир, прорвавшееся с Земли.

 Коммандер Льюис замер, держа в руках так и не раскрытый треножник.

 — Кто это сказал?

 — Да это же я, приятель. Найджел Шелдон к вашим услугам. Особенно если вам не терпится поскорее вернуться домой.

 И снова хихиканье, а потом еще чей-то голос:

 — Старик, прекрати! Ты сведешь их с ума.

 — Кто это? — воскликнул Льюис.

 Уилсон со всей скоростью, какую позволяла развить невысокая гравитация, уже двигался к кормовой части «Орла-2». Он знал, что разговаривавшие должны находиться неподалеку, и мог видеть всех, кто был по эту сторону космоплана. Едва миновав колоколообразные сопла ракет, Уилсон был вынужден остановиться. Перед ним, подняв руку в почти виноватом жесте, стоял некто в самодельном, на первый взгляд, скафандре. Это казалось полным безумием, но одеяние незнакомца, похоже, было сделано из глубоководного гидрокостюма: его наружный слой состоял из ровных полос грязно-бурой резины, которая резко контрастировала со снежно-белым скафандром Уилсона, созданным специально для посещения Марса и стоившим десять миллионов долларов. А его шлем, напоминавший популярный в пятидесятые годы двадцатого века аквариум для золотых рыбок, представлял собой прозрачный стеклянный шар, в котором виднелась голова молодого парня с неряшливой бородкой и длинными сальными светлыми волосами, стянутыми в хвостик.

 «Никакой защиты от радиации», — растерянно подумал Уилсон.

 У незнакомца не было ни ранца, ни переносного модуля жизнеобеспечения. Вместо этого с пояса парня свисала связка нагнетательных шлангов, тянувшихся к…

 — Сукин сын! — вырвалось у Уилсона.

 Позади незнакомца располагался двухметровый овал другого пространства. Он висел над марсианской поверхностью, словно какой-то телевизионный спецэффект. По его краю протянулся причудливый ободок из дифракционных полосок света сумрачной вселенной. Брешь в космосе, врата, ведущие будто в какую-то захудалую лабораторию. Внутренняя сторона овала была закрыта толстым стеклом. К этому стеклу прижималась физиономия парнишки с буйной копной африканских косичек. Он смотрел на Марс, смеялся и показывал пальцем на Уилсона. А над ним в открытые окна лаборатории заглядывало яркое калифорнийское солнце.