ГЛАВА ПЯТАЯ

Имперская церковь была двигателем, топливом которому служили молитвы, а механизмом и смазкой — кровь праведников. Возведенные во славу Бога-Императора храмы и шпили отбрасывали длинные тени среди сотен тысяч звезд. Каждый мир Империума — колыбель уникальной культуры, определяющей способ почитания Императора людьми. Для первобытных аборигенов Мирала Император был диким зверем, бродящим в темной глуши лесов. Мир-кузница Телемах восхваляла Его как Кузнеца, Творца всего сущего, а люди Лимнус Эпсилона верили, что Он жил в солнце, согревая их своим дыханием.

В дни Великого крестового похода церковь усвоила, что навязывание своей веры другим мирам за счет искоренения их собственной и начало с чистого листа — долгий и трудный процесс. Экклезиархия, вместо того чтобы вносить изменения в принудительном порядке, обернула родные религии миров к Святой Терре, показав им всю истину мироздания: что все боги на самом деле — Бог-Император человечества в том или ином облике.

На таком мире, как Нева, где вероучение и богослужение пронизывали каждый аспект жизни, одна строка священного трактата или мельчайшая деталь молитвенного обряда могли послужить поводом для очередной войны. Бароны и городские лорды скрещивали мечи, стоило лишь их истолкованиям веры разойтись в интерпретации. На этой планете, где каждый мужчина, женщина и ребенок молились Терре за свою бессмертную душу, бушевали трения и опасные раздоры, касающиеся значения и содержания церковного слова.

Чтобы положить конец разногласиям, Неве требовалось чудо, и, по милости Бога-Императора, она его получила. Люди назвали это Благословением раной.

Лорд Ла-Хайн не говорил и не делал никаких жестов, ожидая, пока толпа смолкнет. Сложив руки за спину, он спокойно глядел на людей и ждал. Высокая гололитическая призрачная проекция сверкала под ним, паря над размещенными внизу на арене амфитеатра декорациями. Лорд с бесстрастным выражением лица изучал людей холодным пристальным взглядом. Ла-Хайн давно научился обращаться к толпе так, чтобы каждый человек в ней думал, что он говорит именно с ним.

Когда толпа замолкла, он слегка поклонился.

— Сыновья и дочери Невы! Благословенны будьте. — Лорд-пастырь чувствовал, как на него смотрят тысячи глаз, ощущал, как в напряжении затаились тысячи дыханий. — Путь к лучшему будущему выстраивается перед нами, к будущему яркому и вечному, но наш совместный путь не должен проходить через тяготы междоусобной борьбы.

Он склонил голову.

— Каждый год мы собираемся тут, просим благословения и получаем его. Почему? Потому что мы — человечество, дети Бога-Императора, величайшего из всех людей, когда-либо живших на этом свете. Благодаря его служителям мы знаем о Нем и словах Его. Мы понимаем, чего Он ждет от нас. Наш долг — быть сильными, никогда не сдаваться, уничтожать ксеносов, мутантов и еретиков. — Пастырь снова поднял глаза. — Вы знаете, что плата за все это — не золото, не уран и не алмазы. Вера неисчерпаема. И платим мы за это кровью.

Кода боевой флот святой Селестины показался на орбите Невы, пройдя через изолирующий систему варп-шторм, церкви на планете были близки к саморазрушению. В одних городах духовенство полностью утрачено, в других молельни, переполненные верующими, разрушались под собственным весом. Согласно некоторым записям того времени живая святая приземлилась на планету у скалы Диск, находившейся в нескольких километрах от Норока. Записи бортового журнала корабля воительницы никогда полностью не подтверждали этот инцидент, отчего историки в других мирах сомневались относительно слов неванских жрецов. Правда это или нет, но прохождение святой под солнцем Невы навсегда изменило планету. Монахи, жившие в монастыре на Диске, поныне охраняли это место. Окруженный электробарьерами, там находился маленький отпечаток в плоском камне; говорили, что это место, где золотой сапог Селестины впервые коснулся поверхности Невы. Наиболее богатым и уважаемым людям из благородных каст планеты позволялось встать на колени и поцеловать отметину. Люди знатного происхождения наносили себе ритуальные порезы и проливали на след несколько капель крови.

Святая Селестина, иеромученица Палатинского крестового похода, в количестве часовен Невы, возведенных в ее честь, уступала только самому Императору. Ее лик украсили монеты, иконы, произведения религиозной живописи, и на каждом был изображен сидящий у ее ног человек, известный как Ивар Раненый.

Пастырь развел руки в стороны перед толпой.

— Я преклоняюсь пред вашим великолепным примером, который вы, мои люди, демонстрируете. Я преклоняюсь пред рабочими и ремесленниками, которые трудятся не ради славы и почитают нашего благородного губернатора Эммеля. Пред солдатами и воинами, в которых холодным огнем горит непоколебимая решимость и которые никогда не дрогнут перед угрозой ереси и несогласия. Пред пасторами и клерками, которые заботятся о душах других людей, ограждая их от становления на путь предательства и вероломства. Ваше служение и есть для вас наивысшая награда. — С этими словами он снова сотворил знамение аквилы. — Я навеки преклоняюсь перед вами.

После долгой паузы он продолжил, но теперь уже говорил не теплым, а скорее холодным и грубым голосом:

— Самая большая гордость людей Невы — порядок, но все же среди нас есть еще те, кто жаждет хаоса и беспорядка. И как хирург может вырезать смертельную раковую опухоль, так должны поступить и мы. Мы представляем тех, кто следует правилам и закону, но преступники хотят лишь разногласий и анархии. Быть праведным — значит быть сильным и никогда не уступать преступникам. Помните: сильные доживают до завтра, слабые умирают сегодня. Мы должны защитить наших детей и наш народ от опасности мятежа. Во имя Ивара, они должны познать цену. Они должны познать ее!

Историю Ивара знал каждый неванец, ее рассказывали еще в яслях, а затем пересказывали снова и снова на протяжении всей жизни. Существовали увесистые книги о его жизни, содержащие красивые иллюстрации и минимум текста — для слабоумных и совсем юных — либо, наоборот, сплошной текст, специально для любителей поразмыслить. Каждый год по общественной вокс-сети церковь транслировала драматическую постановку о его жизни. Его имя воспевали в песнях, его знатный профиль украшал настенные фрески на всей планете.

Будучи обычным солдатом городской стражи Норока, Ивар первым узрел приход Селестины в те беспокойные дни, и, когда тень ее звездного корабля усмирила убийственные войны и разогнала варп-шторм, он был настолько поражен случившимся, что собрал свою армию воинов и последовал вместе со святой на Войну веры. Сказал, что это плата за спасение Селестиной его родного мира. В последующие месяцы Ивар и его люди зарекомендовали себя храбрыми солдатами на Сороритас. Бойцы Ивара боролись с рвением истинных фанатиков, но их количество уменьшалось, пока в живых не остался один Ивар.

Наконец, на полях битв скопления Кадьяк, где войска Селестины сражались с эльдарским советом, живая святая вступила в схватку с военачальником ксеносов. Ивар, стараясь доказать свою преданность, попытался задушить предводителя голыми руками, но не вышло, и ксеносущество схватило его самого, использовав как живой щит. Сражавшийся с Селестиной чужак был уверен, что та ни за что не сможет хладнокровно убить представителя своей расы, но Ивар воззвал к святой, чтобы та пожертвовала им ради уничтожения командующего эльдар. Селестина погрузила пламенное острие ее Пылающего клинка в грудь Ивара, провернув оружие и разорвав сердце чужака позади него. Когда она вытащили меч, Ивар каким-то чудом был еще жив.

— Рвение. Чистота. Долг. Эти столпы церкви, вечные и нерушимые, составляют основные принципы, которых все мы придерживаемся. Мы смотрим в будущее, которого можем достичь только мы. На слабых или робких людей история не возлагает больших надежд в борьбе за свободу. Ивар доказал это нам. — Ла-Хайн незаметно перешел на ровную заботливую интонацию, с которой начал. — Каждый из вас разделяет наивеличайшую славу из всех, вы — истинные добродетели. Мы есть те, кто безжалостны ко всем, кто против наших мировоззрений, и мы побеждаем, неустрашимые перед лицом бедствий. Мне жаль всех, кому не довелось родиться под нашими небесами, ибо они никогда не познают прикосновение праведности, как его познали мы.

Толпа одобрительно взревела, и Ла-Хайн нежно улыбнулся.

— Путь, который мы выбрали, нелегкий. Без борьбы ничего нет, а истинное целомудрие проходит через кровопролитие. Но мы не устанем, не дрогнем и не проиграем. Кровью наших потомков должны заплатить эту цену. Лишь кровь движет механизм истории, и мы будем непоколебимы, принесем любую жертву и преодолеем все трудности, чтобы отстоять нашу благочестивую судьбу. Вы знаете, что такое искупление. Император вознаграждает детей Своих, демонстрирующих храбрость и преданность, так же как отвергает не имеющих эти качества!

Амфитеатр взорвался громом рукоплесканий, звон колоколов сошел со стен и волной пронесся по городу. В Нороке и на всей планете проповедь возлюбленного лорда-пастыря достигла ушей каждого.

Рана в груди Ивара, нанесенная мечом, так и не зажила. В знак уважения к его великому бесстрашию святая Селестина освободила его от долга перед ней и отправила на Неву, чтобы он служил Богу-Императору среди своего народа. С того самого дня и до конца жизни святая рана не затянулась. Несмотря на ежедневные муки, она была как символ чести. Говорили, будто те, на кого попадала кровь, упавшая с раны Ивара, получали благословение, а повязки, которыми он ее обматывал, приравняли к священным реликвиям. Ивар поднялся до ранга лорда-диакона и начал строительство великого Лунного собора. Его наследие, основанное на добровольном самопожертвовании, раскаянии, кровопролитии и страданиях, стало фундаментом для возникновения каждой секты имперской церкви на Неве. По его указу Благословение раной заняло место важнейшего религиозного празднества в календаре планеты.

Мирия и Верити стояли на выступе рифленого балкона галереи, наблюдая активность по краям арены. Гололитическое изображение Ла-Хайна поклонилось и полностью исчезло. Зрители громко закричали. Они видели, как на арену под ними толпой начали выходить из потайных ворот разодетые в яркие одежды люди, формирующие неровные построения или пускающиеся в своеобразные бессмысленные пляски. Под зрительскими галереями находились платформы и помосты, сделанные из тонкой стали и выкрашенные в нейтральные цвета, чтобы не сильно выделяться при свете ламп. Селестинка и госпитальер видели, как люди в серых рабочих комбинезонах усердно трудятся над тросами и блоками, двигая и формируя деревянные декорации под нарастающий гул скандирования.

Верити сузила глаза, рассматривая фигуры в амфитеатре.

— Эти… Они всего лишь дети.

Мирия проследила за ее взглядом, направленным на толпу подростков, и нахмурилась. Они были одеты в грубое облачение, похожее на то, что носили Сороритас, но сделанное из простой ткани и картона, а не из керамита и флекс-стали. Одна девушка-подросток споткнулась, придержав рукой соломенный парик белых волос, похожий на традиционную стрижку боевых сестер.

— Я… Я видела молодежь на улицах, когда пробиралась в монастырь. Это своеобразная игра?

Мирия кивнула.

— Игры Покаяния. Воспроизведение великих событий из Войны веры святой Селестины. Раньше мне не доводилось их видеть…

— Посмотри туда, — указала Верити. — Видишь игроков в той части арены? Кого они изображают?

— Эльдар. — Мирия узнала простые плащи с капюшонами и перья, украшавшие фальшивую броню актеров. — Они разыгрывают сражение за Кадьяк Прим или что-то вроде того. — У нее не получалось скрыть гримасу отвращения на своем лице. Все это исполнение было карикатурным, смешным зрелищем, которое, возможно, представлялось бы комичным, если бы она не сочла его оскорбительным. Мирия сталкивалась с ксеносами в сражениях, а эльдары являли собой ужасающих смертоносных убийц с впечатляющей грацией и невероятной скоростью. Глупые подражания в амфитеатре выглядели нелепой шуткой, преувеличенной и упрощенной пародией на реальные вещи.

Как ни странно, толпа не разделяла ее неодобрения. Местные жители пели и громко кричали, крутя над головами праздничными знаменами или запуская небольшие яркие салюты. Под громкие приветствия зрителей две команды, успевшие выстроиться в шеренги, в имитационном сражении ринулись одна на другую, крича несвязные боевые кличи.

— Это насмешка, — рыкнула Мирия.

— Это… возмутительно, — признала Верити, — но не для неванцев. Это их способ восхваления живой святой.

Боевая сестра не успела возразить из-за грохота орудийного огня, раздавшегося над амфитеатром. Закованные в латные перчатки руки Мирии автоматически напряглись при звуке стрельбы сотен баллистических стабберов, идущей неровной и непрерывной последовательностью. Все участники изображаемой перестрелки палили друг в друга. Она ждала, что те будут сбивать друг друга с ног капсулами с краской и порошком, но вместо этого отчетливо слышался стрекот пуль.

— Они используют настоящее оружие… — Старшая сестра видела, как одна из подростков, одетая подобно Сороритас, неумело выпустила очередь в парня на приземистых ходулях, и тяжелые пули прошли сквозь дерево и ткань, имитирующие эльдарскую броню. Кровь уже залила песок арены, на которой число людей с обеих сторон уменьшилось.

— Святая Терра! — с трудом вдохнула Верити, в ужасе поднеся руку к губам.

Стоявший рядом торговец захлопал и загоготал:

— Какое великолепное усердие в этом году. Это Благословение запомнится на века как одно из лучших.

Мирия округлила глаза:

— Они же убивают друг друга!

Счастливое выражение лица человека сошло на нет под тяжелым взглядом Мирии.

— Разумеется, убивают. Так и положено. — Он выдавил улыбку. — Ах, конечно. Простите. Вы обе, должно быть, не с этой планеты? Новенькие на Неве и не знакомы с праздником?

— Какое благословение требуется, чтобы здешних людей принуждали убивать друг друга? — возмутилась Мирия.

— П-принуждали? — переспросил торговец. — Никого не принуждают, почтенная сестра. — Он пошарил в своей рясе и выудил из потайного кармана длинные сложенные листы бумаг. — Все участвующие в представлении делают это по собственной воле… Ну, за исключением безнадежных людей из исправительных заведений и нескольких преступников. — Одна из бумаг была темно-красного цвета; он отделил ее от кипы, показав Мирии. — Каждый гражданин, получивший подобный ярлык в духовной лотерее, знает, что обязан принять участие в великом спектакле. Все мы более чем готовы принять участие в покаянии!

Мирия выхватила у него красную бумагу.

— Тогда скажите мне, сэр, почему вы здесь, а не внизу? — она указала большим пальцем на схватку под ними.

Лицо торговца залилось краской смущения.

— Я… Я был счастлив преподнести церкви солидное денежное пожертвование от себя.

— Так вы купили себе выход из положения монетой? Как повезло, что у вас в казне достаточно денег, — презрительно усмехнулась она. — Если бы другие были так же удачливы.

— А теперь послушайте, — возразил дворянин, пытаясь поддержать свой статус старшинства. — Те, кто выдерживает Благословение, восхваляются и вознаграждаются. Наши лучшие хирургеоны занимаются ими после боя, а тех, чья стойкость оказывается меньшей, хоронят с честью!

Едва способная сдержать свой гнев, Мирия отвернулась, и ее рука бессознательно опустилась на кобуру плазменного пистолета. Звуки яростного сражения заставили ее напрячься, пробудив старые боевые инстинкты.

— Селестина! Селестина! — закричал кто-то из свиты торговца, и имя тотчас было услышано и повторено толпой.

Крылатая, сверкающая золотом фигура появилась из потайного люка в стене собора и пролетела над амфитеатром, пикируя подобно хищной птице.

Верити смотрела на девушку, одетую как живая святая и парящую над залитыми кровью песками, шкивы массивного устройства за ее спиной охватывали прозрачные кабели, идущие к механизму на подвесных платформах. Рабочие в серых костюмах дергали за рычаги и тянули за веретена, управляя ею, как марионеткой, отчего ее крылья из бумажных перьев трепетали и хлопали на ветру. Тяжелый медный ореол покачивался над ее головой, светясь желтоватой биолюминесценцией. Кроме того, она несла увеличенную копию священного оружия Селестины — Пылающего клинка, закрепленного у нее на руке.

Устройство под ее талией выплюнуло струйки бумажных лент, на каждой их которых было напечатано благочестивое обращение и церковное засвидетельствование. Люди в толпе дрались, пытаясь поймать их в воздухе при порывах ночного ветра.

Псевдосвятая пролетела низко над землей и рубанула мечом по головам и туловищам десятка людей в эльдарских костюмах. Меч был фальшивкой и потому слишком тупым, чтобы рассечь плоть, — при ударе он либо оглушал, либо ломал кости и сбивал с ног.

Верити смотрела на это и чувствовала отвращение. Она не испытывала головокружения при виде пролитой крови — это было привычно, — но зловещий театр вызывал у нее схожие чувства. На лунах, где Верити работала в больницах приютов, она слышала истории о многих вещах, которые делают на Неве во имя Императора, — но подобные истории всегда изобиловали на дальних мирах, и сестра Верити никогда не верила слухам и измышлениям. Теперь она сильно жалела, что не придавала им значения. Пренебрежительные забавы с человеческими жизнями в этой игре потрясли Верити до глубины души, пробудив в сердце слова клятвы ордену Безмятежности и ее долга как сестры-госпитальерки. Той самой клятвы, которую она принесла, вступая в сестринство: Прежде всего — не вредить верным Императору. Разделять боль тех, кто почитает Его, причинять ее лишь тем, кто противится Свету Его.

— Это жестокая вселенная, — услышала она замечание торговца, обращенное к одному из его друзей. — Не случайно наша церковь и фестиваль отражают эту правду. В конце концов, если бы в этот день не проливалась кровь, как бы мы могли показать нашу преданность Императору?

Внезапная суматоха отвлекла ее. На располагавшейся чуть ниже платформе люди в сером переполошились. Старый изношенный металл громко треснул, и тросы высвободились, резанув одного из людей поперек груди и швырнув другого через поручни платформы вниз, навстречу смерти. Девушку, игравшую Селестину, внезапно резко дернуло на лету, и она повисла, как пойманная на крючок рыба. Прикрученный к ее руке меч безвольно болтался, и Верити в ужасе увидела, как прозрачные тросы обвились вокруг ее головы и шеи. Она не знала, беспокоит ли это находящихся на трибунах людей и поняли ли они вообще, что происходит. Верити лишь отчетливо видела лицо переодетой девушки, искаженное гримасой ужаса, — она корчилась от удушения.

Сестра Верити бессознательно среагировала и перепрыгнула через край балкона. Царапнув ботинками по камню, она соскользнула вниз по фасаду собора и приземлилась на платформе. Не медля, подбежала к повисшей девушке, прежде чем поняла, что Мирия ее зовет.

Торговец со свитой взорвались смехом, когда госпитальерка спрыгнула, и Мирии потребовалось много самообладания, чтобы не отправить одного из них следом за ней. Одарив их сердитым взглядом, она помчалась вниз к платформе, выкрикивая имя Верити, но та, кажется, не слышала ее, намереваясь помочь несчастной девушке, запутавшейся в тросах под платформой.

От ударившихся в панику рабочих, которых не убило разорванными канатами, было мало пользы, и она растолкала их в стороны. Платформа застонала и заскрипела под ее шагами, со старых шарниров посыпалась пыль. Сломанный шкив завизжал, подобно умирающему животному, и Мирия вскинула руку, ухватившись за поручни, — платформа стала крениться. Каркас был ветхим и изъеден ржавчиной.

— Верити! Тут опасно.

Госпитальерка успела подтащить девушку и теперь освобождала ее. Лицо той было мертвенно-бледным, когда Верити начала разматывать тросы, оставившие кровоподтеки на шее.

— Кажется, она еще жива…

В ответ платформа издала пронзительный стальной скрежет и резко наклонилась. Наряженная девушка неожиданно выпала из захвата Верити, и Мирия подалась вперед, схватив госпитальерку прежде, чем та отправилась вслед за спасаемой. Их руки встретились, боевая сестра сгребла Верити за рясу, как вдруг платформа разлетелась на части.

Ей было много столетий, и ее содержали в исправности настолько, насколько это было возможно. Однако мастера и техники не занимали лучшие места в кастах Невы или хотя бы в амфитеатре Лунного собора, а посему никогда не хватало рабочих рук, чтобы обслужить все церковное оборудование. Стальные обломки и тела полетели вниз, врезавшись в толпу ложных эльдаров прямо в центре арены.

Костяшки Галатеи побелели, когда она сжала каменную балюстраду.

— Именем Катерины, что она творит?

Стоящая рядом сестра Рейко посмотрела через маленький монокуляр.

— Несчастный случай, канонисса? Не думаю, что это умышленно…

— Какое интересное развитие событий, — слова приближающегося губернатора Эммеля прервали речь Рейко. Его свита шла за ними, а лорд-диакон следовал рядом. — Моя дорогая канонисса, если ваша боевая сестра хотела принять участие в играх, она могла попросить об этом.

— Губернатор, боюсь, произошло недоразумение, — быстро заговорила Галатея. — Полагаю, вам следует приостановить выступление?

Эммель нахмурился.

— Хм, это будет не очень благоразумно. Правила празднества вполне четкие. Сцена должна играться до конца без прерывания. Будет много недовольства, если я попытаюсь это сделать.

— Возможен даже бунт, — добавил декан Веник.

Губернатор поднес к своему уху ладонь:

— Послушайте, канонисса. Вы слышите? Люди восхищены. Они думают, что это сюрприз взамен колдуна, которого мы им обещали.

— Возможно, что никакое это не недоразумение, — добавил Ла-Хайн. — Пути Бога-Императора неисповедимы.

Эммель кивнул и зааплодировал:

— О, да-да. Вероятно, вы правы. — Его глаза засветились от подобной мысли. — Я поражен — настоящая Сестра Битвы на сцене! Что за игра теперь будет!

— При всем уважении, губернатор, сестра Мирия, возможно, ранена, и она там не одна. Сестра Верити — госпитальер, и от нее мало толку в бою, — непреклонно продолжала Галатея.

Ла-Хайн спокойно кивнул, приняв это замечание:

— Я уверен, Император придаст ей сил, дабы она смогла отстоять честь своего призвания.

Мирия вылезла из-под обломков деревянных декораций и содрогнулась от приступа боли: ее правая рука была вывихнута. Стиснув зубы, она перехватила свое правое запястье левой рукой и резко дернула. Послышался противный хруст, и мгновение острой боли прошило тело. Она игнорировала боль и, ощутив металлический привкус во рту, сплюнула кровью.

Затем обернулась на стон — туда, где лежала Верити. Госпитальерка была цела, но оглушена, и Мирия помогла ей подняться на ноги.

— Де… Девушка… — начала Верити, но замолчала, когда другая женщина указала перчаткой на обломки. Молодая девушка, одетая как Селестина, выпав из рук Верити, разбилась, и теперь ее бездыханное тело лежало среди обломков. Пустые глаза смотрели в ночное небо. Верити встала на колени и закрыла веки покойницы, прошептав строфу похоронного обряда над телом.

Рев зрителей хлынул со всех сторон — громкий и подобный реву океана, бьющемуся о берег во время сильного шторма. Некоторые игроки, имитирующие эльдаров в пародийном сражении, были напуганы внезапным грохотом упавшего металла и в замешательстве оглядывались по сторонам. У тех, что находились ближе, Мирия различила замаскированные под сюрикенные катапульты чужаков самые обычные скорострельные винтовки и дробовики.

Мирия хорошо знала взгляды, подобные тем, что сейчас были направлены на нее. Обычно так смотрели еретики-прислужники, солдаты-рабы и культисты, впавшие в абсолютную ярость своей демагогии.

— Держись рядом, — шикнула она Верити. — Они собираются стрелять по нам.

Госпитальерка покачала головой.

— Но почему?

Мирия проигнорировала ее вопрос и двинулась вперед, сходя с груды обломков и поднимая руку в предупредительном жесте.

— Мы не участницы ваших игр, — сказала она уверенным ровным тоном. — Держитесь подальше.

Люди были одеты в однообразные костюмы без знаков различия и признаков иерархии. Они неуверенно смотрели то на женщин, то друг на друга. Мирия поняла, что нужно делать: за развалинами платформы, в стенах арены, стояли ворота — там они будут в безопасности.

— Не беги, — прошептала она. — Если побежим, нас атакуют.

— Они всего лишь обычные люди, — настойчиво произнесла Верити.

Мирия взглянула на человека, изображающего ксеноса, и увидела его глаза в треугольных прорезях пернатого шлема.

— Это не имеет значения.

Она поняла его намерения раньше, чем он сам, и мгновенно сорвала обернутую вокруг кобуры пистолета ленту мирного обязательства. Десяток орудий нацелились на них; Мирия оттолкнула Верити с линии огня, ее пистолет покинул кобуру со скоростью пули и выплюнул заряд плазмы.

— Смерть людям! — возглас сорвался с губ ложных эльдаров, и наблюдавшая за действом толпа снова взревела.

Автоматизм, рожденный десятилетиями трудной и непоколебимой службы Императору, взял свое. Оружие Мирии рычало, оглушительный визг перегретых плазменных зарядов заглушал слабый грохот свинцовых пуль. Воцарилась суматоха, каждый спуск курка наносил тяжелые повреждения, ни один выстрел из энергетического оружия не был потрачен впустую — разодетые люди вскрикивали и умирали. Бумага и ткань ярко-оранжевого и зеленого цветов пачкались темной артериальной кровью. Шлемы из мягкой древесины дробились и разлетались.

Пули барабанили по броне боевой сестры, не оставляя на черном керамитовом покрове никаких повреждений, словно это был обычный град. Случайно срикошетившая пуля жгучей болью полоснула ее по щеке, но Мирия не обратила на это внимания и продолжила осыпать врагов одиночными выстрелами.

Когда все противники были повержены или, лежа в пыли, истекали кровью, Мирия закрыла глаза и насладилась покоем, но ненадолго — все пространство вокруг нее заполнилось оглушительным ревом льстивого восхищения народа.

Верити вцепилась в нее и развернула к себе. Госпитальерка была в ярости.

— Ты не должна была убивать их! — прокричала она, ее голос едва прорывался сквозь рев толпы. — Зачем ты это сделала?

Остальные игроки, приходя в себя, подтягивались к ним — немногие оставшиеся люди в изорванных окровавленных одеждах. Некоторые тащили с собой раненых товарищей, другие хромали и стонали от полученных кровоточащих ран. С гневным возгласом Мирия освободилась от хватки Верити и мотнула подбородком в сторону раскаивающихся:

— Помоги им.

Верити отошла от нее и принялась разрывать на повязки одежды людей. Мирия посмотрела на устилающих поле боя мертвецов, и ее сознание повторило вопрос Верити. Что за безумие — люди предпочли напасть на нее, чтобы умереть ради зверской игры? Ведь существовали и другие способы показать свою преданность Трону, не требующие расточительных жертв. Жизнь на Неве стоила так мало?

Вокс-динамики снова разразились песнопениями, начав строгое исполнение великих церковных гимнов Наказаний инока. Мирия запрокинула голову, ища в темном небе хоть какой-нибудь знак и объяснение происходящего. Ее мысли путались, а такое состояние было недопустимым для Сестры Битвы. По телу пробежали мурашки, и она поняла, что все, чего сейчас желает, — омыть себя очищающими маслами и помолиться в молельне монастыря. Что за проклятая судьба привела ее в этот сумасшедший дом?

Внезапно несколько ярких точек пересекли ночное небо над амфитеатром, на большой скорости двигаясь к Лунному собору. За миг до того, как Мирия различила в них неприятеля, ее отточенные боевые рефлексы забили тревогу.

— Авиация… — произнесла она, — в боевой готовности.

Будто ожидая того, чтобы она высказала свои мысли, самолеты внезапно разделились и парами направились в разные стороны. Одна из пар низко опустилась и вошла в нимб света парящих дирижаблей-осветителей. То были колеоптеры — судна с кольцевидным фюзеляжем и широкими вращающимися винтовыми лопастями, поддерживающими их в воздухе. Безошибочно различимые по очертаниям квадратные орудийные контейнеры свешивались под короткими крыльями.

Тревожная сирена не предупредила людей, и те с недоверием глядели на самолеты, предполагая, что это был очередной сюрприз, добавленный к Играм покаяния. В следующую секунду паника и ужас волной прокатились по толпе — когда с колеоптеров полетели баллоны зажигательных бомб, оставляющих оранжевые следы. Там, где они падали, расцветали вспышки черного дыма и желтого пламени, убивающие людей сотнями. Один самолет продолжал летать над устроенным погромом и обстреливать паникующих людей, в то время как другой исчез из поля зрения, направившись к Ярусу величайшего благочестия. Кем бы ни были эти убийцы, они высаживали людей на верхних уровнях башни церкви.

Лазерные лучи взметнулись со зрительных галерей, безуспешно пытаясь попасть по стремительным судам. Мирия предполагала, что стреляют сервиторы-стрелки, которых она раньше видела у дворян. Она грязно выругалась давно забытой фразой из далекого детства. Как такое, во имя Терры, могло случиться? Силы планетарной обороны Норока были настолько неуклюжими, что любой террорист мог спокойно попасть в город по воздуху незамеченным?

Невольно другая, более темная мысль появилась в ее сознании. Не было ли это очередным вероучением Невы, искуплением через страдания? Может, это внезапное нападение на невинных — очередной своеобразный способ епитимии? Она прогнала эту мысль прочь и побежала к краю арены, где лифты могли поднять ее к галереям собора.

Верити последовала за ней.

— Куда ты?

— Сражаться с настоящими врагами, — бросила та. — Можешь идти со мной, если готова к этому!