ЛЬЮИС ШАЙНЕР
ПОКА ЛЮДСКИЕ ГОЛОСА НЕ РАЗБУДИЛИ НАС
Первое свое произведение Льюис Шайнер опубликовал в 1977 году, и с тех пор из-под его пера выходили рассказы в различных жанрах: детектив, фэнтези, хоррор, научная фантастика. Однако именно первый роман Шайнера, «Frontera» («Граница»), появившийся в 1984 году, продемонстрировал его важную роль в художественной литературе Движения. В романе сочетаются классические черты «твердой» научной фантастики и наводящее ужас изображение постиндустриального общества начала XXI века. Неприкрашенный реализм этой книги и пренебрежительное обращение с фантастическими штампами вызвало много споров вокруг романа.
Произведения Шайнера характеризуются вниманием к деталям и тщательно продуманной композицией. Его безыскусный, ясный язык говорит о приверженности стилю «крутых боевиков» и таких писателей, как Элмор Леонард и Роберт Стоун, выбивающихся из литературного мейнстрима.
Шайнер, сын антрополога, увлекается необычными системами верований, например дзен-буддизмом, квантовой физикой и сравнительной мифологией. Хотя он обладает неограниченной фантазией, в последнее время для его работ характерны простота сюжета, реализм и растущий интерес к глобальной политике. В представленном ниже рассказе, написанном в 1984 году, мифические образы соседствуют с элементами антиутопии и изображением техногенного общества, образуя классический киберпанк.
Они находились на глубине сорока футов; солнечные лучи не проникали сюда. В небольшом круге света, отбрасываемом фонарем, Кэмпбелл мог разглядеть кормящиеся коралловые полипы: зазубренные «пальцы» их превратились в хищные цветки.
«Если нас и может что-то спасти, — подумал он, — то только эта неделя».
Фонарь Бет закачался — она, шевеля ластами, огибала морского ежа, ощетинившегося белыми лепестками. На ней было только бикини и белая футболка, хотя Кэмпбелл советовал ей одеться; он заметил, что бедра ее уже покрылись гусиной кожей. «Я видел обнаженной только эту часть ее тела… как долго? Пять недель? Шесть?» Он уже не помнил, когда они в последний раз занимались любовью.
Кэмпбелл повел фонарем в сторону, и ему показалось, что во тьме мелькнула какая-то тень. «Акула», — подумал он, и горло его словно сжала ледяная рука. Он снова взмахнул фонарем — и увидел ее.
Когда на нее направили яркий свет, она застыла, словно дикое животное. Длинные прямые волосы плыли над плечами и исчезали в темноте; грудь была обнажена, овальные соски казались пурпурными.
Ноги сливались, образуя зеленый чешуйчатый хвост.
Кэмпбелл прислушался к своему хриплому дыханию в регуляторе. Он видел лицо с широкими скулами, светлые глаза, испуганно дрожащие жабры на шее.
Затем сработал рефлекс; он поднял свой «Никонос» и нажал на кнопку. Огненная вспышка вернула ее к жизни. Она вздрогнула всем телом, развернулась, взмахнув хвостом, и исчезла.
Внезапно его охватила какая-то необъяснимая тоска. Он выронил фотоаппарат и бросился за ней, бешено колотя ногами, помогая себе обеими руками. Добравшись до края обрыва глубиной в сто футов, он помахал из стороны в сторону фонарем и мельком увидел ее в последний раз — она направлялась вниз и на запад. Затем она скрылась.
Он нашел Бет на поверхности; она дрожала от холода и ярости.
— Какого черта ты бросил меня одну, а? Я перепугалась до смерти. Ты разве не слышал, что тот парень говорил насчет акул…
— Я кое-что увидел, — ответил Кэмпбелл.
— Здорово, мать твою! — Она держала голову низко, и вода попала ей в рот. Она сплюнула и сказала: — И ты пошел посмотреть или просто убежал от меня?
— Жилет надуй, — произнес Кэмпбелл, чувствуя себя несчастным и одиноким, — а то захлебнешься. — Он развернулся и поплыл к катеру.
Кэмпбелл принял душ, вышел из бунгало и, расположившись в лунном свете, предался сомнениям.
Бет, завернувшись во фланелевую ночную рубашку, застыла на своем краю кровати. Кэмпбелл знал: она будет лежать так, даже не потрудившись притвориться спящей, пока он не уснет.
Кэмпбелла привели на этот остров грезы, видения, наваждения, неотступно преследовавшие его. Как он мог быть уверен в том, что существо, виденное на рифе, — не галлюцинация?
Он говорил Бет, что им повезло с отпуском, что он уже несколько месяцев добивался его. На самом деле фантазии настолько отвлекали его от работы, что начальство просто приказало ему отправиться на остров или пройти полный курс психологического тестирования.
Кэмпбелл согласился, но перспектива поездки скорее пугала, чем радовала его. Яростные фантазии о том, как он разбивает монитор своего компьютера, сменились причудливыми, зловещими картинами: вот он выплывает из разбитого окна офиса, но не падает на тротуар с высоты сорока этажей, а продолжает парить среди белого смога.
Высоко над головой Кэмпбелл видел сверкающий логотип компании, похожий на монстра из хромированной стали, только что вылупившегося из личинки.
Он покачал головой. Ему явно нужно было поспать. «Всего одна ночь нормального сна, — сказал он себе, и все начнет налаживаться».
Утром Кэмпбелл вышел в море на катере ныряльщиков, пока Бет спала. Он был рассеян, чувствовал себя не в своей тарелке; его тревожили тени, прятавшиеся за пределами поля зрения.
Пока меняли баллоны, инструктор подошел к нему и спросил:
— Вас что-то беспокоит?
— Нет, — ответил Кэмпбелл. — Все нормально.
— В здешней части рифа нет акул, вы же знаете.
— Да не в этом дело, — возразил Кэмпбелл. — Все в порядке, правда.
Он разгадал выражение в глазах инструктора: очередной случай депрессии. «Наверное, компания отправляет нас сюда десятками», — подумал Кэмпбелл. Перетрудившиеся топ-менеджеры и жертвы зала заседаний совета директоров, все с одинаковым бессмысленным взглядом.
В тот день они погружались около небольшого затонувшего судна в восточной части острова. Бет плавала с еще одной женщиной, поэтому Кэмпбелл нырял со своим утренним партнером, лысеющим начальником из офиса в Цинциннати.
От судна осталась только оболочка, пустая скорлупа, и, пока остальные ползали по гниющему дереву, Кэмпбелл отплыл в сторону. Ему уже ничего не было нужно, он хотел только снова испытать ощущение невесомости, оказавшись в темноте, глубоко под водой.
После ужина он следом за Бет вышел в патио. Он уже успел потерять счет времени, наблюдая за облаками, плывущими над темной водой, когда она вдруг произнесла:
— Мне не нравится это место.
Кэмпбелл перевел на нее взгляд. Она была гибкой, словно юная девушка, в своем белом льняном жакете с закатанными до локтя рукавами, влажные волосы, стянутые в узел, украшала орхидея. Бет мрачно разглядывала свой бокал с бренди с тех пор, как закончился ужин; снова Кэмпбелла поразило то, что она будто существовала в иной вселенной, отличной от его собственной.
— Почему?
— Здесь все фальшивое. Ненастоящее. Весь этот остров. — Она поболтала бренди в бокале, но пить не стала. — Как смогла какая-то американская компания завладеть целым островом? Куда делись люди, которые здесь раньше жили?
— Ну, во-первых, — начал Кэмпбелл, — это не только американская, это международная компания. И те люди по-прежнему здесь живут, только сейчас они получили работу, вместо того чтобы умирать с голоду. — Как обычно, Бет заставила его защищаться, но американизация острова не вызвала у него, против ожидания, чувства гордости. Он представлял себе местных, танцующих конгу под гитары, а не под магнитолы, из которых ревело электронное реггей и неофанк. Домик, где спали они с Бет, походил на купол, он был комфортабельно обставлен и оснащен кондиционером, но Кэмпбеллу не хватало шума прибоя.
— Мне просто не нравится это, и все, — повторила Бет. — Не нравятся секретные проекты, которые прячут за заборами из колючей проволоки. Не нравится компания, которая отправляет сюда людей в отпуск, как будто бросает кость собаке.
«Или соломинку утопающему», — подумал Кэмпбелл. Он, так же как и все остальные, интересовался тем, что находится в западной части острова, но дело, разумеется, было не в этом. Они с Бет исполняли одну за другой фигуры того танца, которому, как теперь понимал Кэмпбелл, неминуемо предстояло закончиться разводом. Каждый из их друзей был разведен хотя бы один раз, и восемнадцатилетний брак, верно, казался им таким же анахронизмом, как «шевроле» пятьдесят седьмого года выпуска.
— Почему бы тебе не сказать прямо? — возразил Кэмпбелл. — Единственное, что тебе на самом деле не нравится на острове, — это тот факт, что ты вынуждена сидеть здесь со мной.
Она поднялась, и Кэмпбелл, оцепенев от ревности, увидел, что взгляды всех мужчин вокруг устремлены на нее.
— Увидимся, — бросила она и ушла прочь, постукивая сандалиями, и все головы повернулись ей вслед.
Кэмпбелл заказал еще одно «Сальва-Вида» и стал смотреть, как Бет спускается с холма. Лестница была освещена японскими фонарями и обсажена дикими пурпурными и оранжевыми цветами. К тому времени как Бет добралась до пляжа и линии бунгало, она превратилась в тень, а Кэмпбелл допил почти все пиво.
Когда она ушла, он почувствовал какую-то пустоту и легкое головокружение. Он взглянул на свои ладони, еще сморщенные после целого дня, проведенного в воде, на порезы и синяки, оставленные тремя днями физической активности. Нежные руки, руки офисного сотрудника, «белого воротничка». Эти руки еще двадцать лет будут держать ручку или щелкать по клавиатуре, прежде чем взяться за пульт широкоэкранного телевизора.
Густое пиво со вкусом карамели начало действовать. Он потряс головой и отправился искать туалет.
Его отражение задрожало и растаяло в искривленном зеркале над раковиной. Он понял, что нарочно тянет время, не желая возвращаться в стерильную, прохладную атмосферу их бунгало.
И еще эти сны. Они стали хуже с того дня, как он приехал на остров, — каждую ночь они снились ему, живые, тревожащие. Он не помнил подробностей — лишь медленные, эротичные прикосновения к своей коже и чувство, как будто он плывет в прозрачной, кристально чистой воде, мечется в гладких, не вызывающих трения простынях. Он просыпался, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, член его был напряжен, в нем пульсировала кровь.
Он принес еще бутылку пива к себе за столик, но пить он не хотел; ему просто нужно было держать что-то в руках. Время от времени взгляд его останавливался на столике уровнем ниже; молодая женщина с довольно обыкновенной внешностью разговаривала с двумя мужчинами в очках и белых рубашках от вечерних костюмов. Он не мог понять, почему она кажется ему такой знакомой, пока она не наклонила голову с озадаченным выражением на лице — и тут он узнал ее. Узнал эти широкие скулы и светлые глаза.
Он услышал, как стучит его сердце. Значит, это была какая-то шутка? Женщина в костюме русалки? Но как же с жабрами у нее на шее? И как, бога ради, ей удалось так быстро скрыться?
Она поднялась, сделав извиняющийся жест. Столик Кэмпбелла стоял недалеко от лестницы, и он заметил, что, выходя, женщина должна будет обязательно пройти мимо него. Не успев обдумать свои действия, он поднялся и загородил незнакомке дорогу со словами:
— Извините.
— Да?
«Отнюдь не красавица», — подумал он. Но его почему-то влекло к ней, несмотря на отсутствие талии и толстые, короткие ноги. Лицо ее казалось более старым и усталым, чем лицо женщины, виденной на рифе. Но ошибки случиться не могло — это была она.
— Я хотел… Позвольте угостить вас выпивкой, — сказал он и подумал: «Может, я просто схожу с ума?».
Она улыбнулась, и вокруг глаз возникли веселые морщинки.
— К сожалению, я не могу. Уже очень поздно, а завтра утром мне на работу.
— Прошу вас, — настаивал Кэмпбелл. — Всего пару минут. — Она смотрела на него с подозрением, но он видел, что она польщена, и понял, что она не привыкла к мужскому вниманию. — Я просто хочу с вами поговорить.
— Вы же не репортер?
— Нет, что вы. — Он поискал подходящие слова, желая успокоить ее. — Я работаю в компании. Хьюстонский офис.
Это пароль, подумал Кэмпбелл. Она села на стул Бет и произнесла:
— Думаю, пить мне больше не стоит. Я уже выпила достаточно.
Кэмпбелл кивнул и спросил:
— Значит, вы здесь работаете?
— Да.
— Секретаршей?
— Я биолог, — ответила она с едва заметной резкостью в голосе. — Меня зовут доктор Кимберли. — Он никак не отреагировал на имя, и она добавила, чтобы смягчить ответ: — Джоан Кимберли.
— Извините, — произнес Кэмпбелл. — Мне всегда казалось, что женщины-биологи — дурнушки. — Флирт шел легко. Она казалась ему красивой, как то существо на рифе: в той он разглядел некую рассерженную застенчивость и чужую, нечеловеческую чувственность — а в этой женщине они были скрыты глубже.
«Боже мой, — подумал Кэмпбелл, — я действительно делаю это, я пытаюсь соблазнить ее». Взгляд его скользнул по ее груди — он знал, как она выглядит под синей мужской рубашкой, — и при воспоминании об этом словно горячая волна захлестнула низ его живота.
— Пожалуй, лучше мне все-таки выпить, — согласилась она. Кэмпбелл сделал знак официанту.
— Интересно, каково жить здесь постоянно, — сказал он, — видеть все это каждый день?
— Ко всему привыкаешь, — ответила она. — То есть иногда все же замечаешь эту невыносимую красоту, но потом погружаешься в работу, и жизнь продолжается своим чередом. Понимаете?
— Да, — пробормотал Кэмпбелл. — Очень хорошо понимаю.
Она позволила Кэмпбеллу проводить себя домой. Ее одиночество и уязвимость походили на духи с сильным, тяжелым запахом: они одновременно отталкивали его и неудержимо влекли.
Она остановилась у двери своего бунгало, тоже в виде купола, только оно располагалось высоко на холме, в роще пальм и бугенвиллей. Кэмпбелл чувствовал настолько сильное влечение, что буквально дрожал всем телом.
— Спасибо вам, — хрипло произнесла она. — С вами легко разговаривать.
Он мог бы развернуться и уйти, но не смог отказаться от нее. Он обнял ее, ее губы неловко шевельнулись. Затем она открыла рот, и язык ее с готовностью скользнул ему навстречу. Она распахнула дверь, не разрывая объятий, и они, чуть не упав на пол, ввалились в дом.
Он приподнялся на вытянутых руках, глядя, как она двигается под ним. Лунный свет, лившийся сквозь кроны деревьев, казался водянисто-зеленым, и кровать словно медленно захлестывали морские волны. Ее тяжелые груди качнулись, когда она изогнула спину, хрипло бормоча что-то. Крепко зажмурив глаза, она обхватила его ногами и стиснула, словно это был длинный раздвоенный хвост.
Незадолго до рассвета Кэмпбелл снял с себя ее безвольно повисшую правую руку, встал с постели и оделся. Когда он уходил, она еще спала.
Сначала он хотел вернуться в свой домик, но вместо этого решил взобраться на вершину гряды, образовывавшей скалистый хребет острова, и дождаться восхода.
Он даже не принял душ. Запах духов и тела Кимберли еще держался на его руках и внизу живота, словно стигматы секса. За восемнадцать лет брака Кэмпбелл впервые изменил жене: окончательный, необратимый шаг к разрыву.
Он прекрасно знал всю эту риторику. Кризис среднего возраста и прочее. Наверное, он уже как-то видел Кимберли в баре и подсознательно запомнил ее лицо, а затем оно возникло в его фантазии с очевидной фрейдистской подоплекой: вода и перерождение.
В тусклом, неверном свете утра лагуна казалась серой, вдоль берега тянулось темное пятно барьерного рифа, кое-где прерываемое белыми шапками пены, похожими на чешуйки на коже океана. Сухие ветки пальм шуршали на ветру, сбивчиво щебетали просыпавшиеся птицы. Около одного из бунгало мелькнула чья-то тень; человек направился вверх по холму к шоссе, сгибаясь под тяжестью чемодана и дорожной сумки. Наверху лестницы, на асфальтированной стоянке, остановилось подъехавшее такси, и водитель погасил фары.
Если бы Кэмпбелл побежал, то смог бы ее догнать и, возможно, даже остановить, но этот смутный порыв почти сразу же исчез. Он остался сидеть на месте, пока солнце не начало жарить вовсю и глаза его уже были не в силах смотреть на воду и белый песок.
В северной части острова, на стороне, обращенной к материку, распласталась в грязи деревушка Эспехо, население которой полностью состояло на службе у курорта и компании. Ее пересекала грунтовая дорога, в колеях стояла вода с пятнами бензина. Дома из шлакоблоков на бетонных сваях и «форды», ржавеющие во дворах, напомнили Кэмпбеллу американские пригороды пятидесятых, какими они могли бы явиться ему в кошмарах.
Здесь жили местные, работавшие на кухнях компании и подметавшие полы компании, и их дети копошились в переулках, вонявших тухлой рыбой, или валялись в тени, швыряя камнями в хромых собак. Старуха продавала рубахи, похожие на мешки для муки или власяницы святого Франциска, развешанные на веревке, натянутой между сваями ее дома. Под навесом из гофрированного зеленого пластика были навалены кучи бананов; рой мух кружился над кусками говядины. В следующем здании находилась farmacia с выцветшим желтым знаком «кодак», обещавшим «обслуживание в течение 24 часов».
Кэмпбелл моргнул, обогнул дом и зашел с заднего входа; внутри сидел мальчишка десяти или одиннадцати лет и читал La Novela Policiaca. Положив книжку на прилавок, он спросил:
— Что вам угодно, сэр?
— Когда вы сможете это проявить? — спросил Кэмпбелл, показывая ему пленку.
— Mande?
Кэмпбелл ухватился за край прилавка.
— Сегодня будет готово? — медленно произнес он.
— Завтра. В это же время.
Кэмпбелл вытащил из бумажника двадцатку и положил ее на изрезанную столешницу.
— Как насчет сегодня вечером?
— Momentito. — Парень пощелкал клавишами компьютера. Этот сухой звук вызвал у Кэмпбелла отвращение. — Вечером, хорошо? — спросил мальчик. — A las seis. — Он прикоснулся к своим часам и пояснил: — В шесть.
— Идет, — ответил Кэмпбелл.
Купив за пять долларов бутылку «Канадиан Клаб», он вышел на улицу. Он чувствовал себя похожим на лист слабо тонированного стекла, солнце словно светило сквозь него. Разумеется, он поступил по-идиотски, доверив пленку пацану, но он чувствовал, что ему необходима та фотография.
Ему нужно было знать.
Он бросил якорь как можно ближе к тому месту, где они ныряли позавчера вечером. У него было два полных баллона и еще примерно полбутылки виски.
Нырять пьяным и в одиночку — это противоречило всем правилам, которые ему пытались здесь внушить, но мысль о простой смерти от утопления казалась Кэмпбеллу смехотворной, он даже не думал об этом.
Джинсы и фуфайка, в которых он обычно нырял, еще влажные и солоноватые после вчерашней ночи, душили его. Он быстро влез в костюм и перекатился через борт.
Прохладная вода оживила его, омыла. Выпустив воздух из жилета, он направился прямо ко дну. Он отупел от виски и бессонной ночи и несколько минут барахтался в песке, прежде чем обрести равновесие.
На краю обрыва он остановился, затем нырнул и поплыл вправо. Воздух расходовался слишком быстро; чем глубже он погрузится, тем больше кислорода ему понадобится.
Внимание его привлекла ярко-красная банка из-под кока-колы, застрявшая в коралловом кусте. Он смял ее и засунул за пояс, внезапно ощутив гнев на компанию, походя уничтожавшую остров, гнев на себя за то, что позволил им манипулировать собой, гнев на Бет за то, что она ушла от него, и на весь мир, и на человечество. Он с силой заработал ногами, разгоняя косяки мальков ставриды и синих хирургов и не замечая причудливого, сверкающего всеми цветами радуги дна, проплывавшего под ним.
Это усилие немного отрезвило его, и он притормозил, размышляя о том, что надеется здесь найти. «Все бесполезно», — подумал он. Он гоняется за призраком. Однако он не повернул назад.
Он еще плыл, когда наткнулся на сеть.
Она была почти невидима — моноволокна, образующие квадраты размером фут на фут, — но достаточно прочна, чтобы удержать акулу или косяк морских свиней. Он попробовал разрезать ее зазубренной стороной ножа, но безрезультатно.
Кэмпбелл находился у западной части острова, где располагался исследовательский комплекс компании. Сеть, насколько он мог видеть, тянулась вдоль рифа и уходила дальше, в открытое море.
«Значит, она настоящая», — подумал он. Они натянули сеть, чтобы она не уплыла. Но как же она пробралась наружу?
Когда он в последний раз ее видел, она направлялась вниз. Он взглянул на манометр — в баллоне оставалось меньше пятисот фунтов воздуха. Достаточно для того, чтобы опуститься примерно на сто футов и сразу же подняться обратно. Самым разумным решением было вернуться на катер и взять новый баллон.
Но Кэмпбелл двинулся дальше.
Он плыл мимо сети; тонкие нити сверкали в свете фонаря. Они, казалось, росли прямо из кораллов, — как это было сделано, он представить себе не мог. Он постоянно переводил взгляд с глубиномера на сеть. Если опуститься глубже, чем на сто футов, то у него не только израсходуется кислород, но и начнется кессонная болезнь.
На стофутовой отметке он подключился к резервному баллону. Триста фунтов; обратный отсчет пошел. Красные кораллы исчезли, остались только синие и пурпурные. Вода стала заметно темнее, холоднее, с каждым вдохом воздух врывался в его легкие, словно гейзер. Еще десять футов, сказал он себе, и на цифре 125 увидел дыру в сети.
Баллон зацепился за нить, и Кэмпбелл, подавляя панику, отступил назад и попытался прорваться снова. Он уже чувствовал, как сжимаются его легкие, как будто он пытался дышать, закрыв рот куском полиэтилена. Ему приходилось видеть баллоны, из которых высосали весь воздух — стенки их были вогнуты; их находили на ныряльщиках, застрявших под камнями или запутавшихся в рыболовных сетях.
Баллон проскочил, и Кэмпбелл, высвободившись, устремился вверх вслед за пузырьками воздуха. Крошечный узелок в его легких расширился, когда давление понизилось, но этого было недостаточно для того, чтобы он перестал задыхаться. Он втянул в легкие остатки воздуха из баллона и заставил себя выдохнуть, чтобы вывести из организма азот.
На глубине пятидесяти футов Кэмпбелл направился в сторону коралловой стены, завернул за угол и оказался в укромной лагуне.
На несколько бесконечных секунд он забыл о том, что у него кончился воздух.
Дно лагуны представляло собой ковер из зеленых прямоугольников — ламинарии, мхи, нечто, напоминавшее гигантскую капусту. Мимо него проплыл косяк красных луцианов, руководимый какой-то металлической коробочкой с длинной антенной, на конце которой мигал огонек. На дне океана работали подлодки с длинными, тонкими металлическими руками, прореживая посадки и загрязняя воду удобрениями. Два дельфина плыли в компании аквалангистов, и, казалось, животные разговаривали с людьми.
Почувствовав резкую боль в груди, Кэмпбелл развернулся к ним спиной и, изо всех сил колотя ногами, направился вверх, стараясь держаться как можно ближе к камням. Он хотел остановиться на минуту на глубине десяти футов, чтобы ослабить проявления кессонной болезни, но это было невозможно. У него кончился воздух.
Он вырвался на поверхность менее чем в ста футах от бетонного причала. За спиной у него тянулся ряд буев, отмечавших сеть, — он огибал дальнюю часть лагуны и уходил в море.
Над пустынной пристанью, жарившейся на солнце, поднимался пар. Лишившись кислорода, Кэмпбелл не мог вернуться обратно тем же путем, каким пришел; если бы он попытался плыть, его бы сразу заметили. Необходимо было найти другой баллон или другой выход.
Спрятав свое снаряжение под куском полиэтилена, Кэмпбелл пересек раскаленную бетонную площадку и пошел к расположенному за ней зданию — длинному, низкому складу, забитому деревянными ящиками. Слева на стене висели акваланги, и Кэмпбелл как раз направился к ним, когда раздался голос:
— Эй, ты! Стоять!
Кэмпбелл метнулся за кучу ящиков, увидел облицованный кафелем коридор, ведущий в заднюю часть здания, и бросился бежать. Но он успел сделать лишь три или четыре шага, когда откуда-то возник охранник в униформе и направил ему в грудь револьвер тридцать восьмого калибра.
— Можете нас оставить.
— Вы уверены, доктор Кимберли?
— Все в порядке, — сказала она. — Если понадобится помощь, я вас позову.
Кэмпбелл скрючился в пластиковом стуле напротив нее. Офис был обставлен строго функционально, водонепроницаемые стены защищали помещение от плесени. Сквозь широкое окно за спиной Кимберли виднелась лагуна и ряд буев.
— Что вы видели? — спросила она.
— Не знаю. Видел нечто вроде огорода. Какие-то машины.
Она подвинула к нему фотографию, лежавшую на столе. На фото было изображено существо с женской грудью и рыбьим хвостом. Лицом «русалка» очень напоминала Кимберли, так что вполне могла оказаться ее сестрой.
Или клоном.
Внезапно Кэмпбелл понял, что у него серьезные неприятности.
— Мальчишка из аптеки работает на нас, — объяснила Кимберли.
Кэмпбелл кивнул. Конечно. Иначе откуда у него компьютер?
— Можете оставить фотографию себе, — сказал он, моргнув, чтобы стряхнуть с ресниц каплю пота. — И негатив.
— Давайте смотреть на вещи реально, — произнесла она, пощелкав клавишами компьютера и взглянув на экран. — Даже если мы оставим вас на работе, нам вряд ли удастся сохранить ваш брак. А у вас еще двое детей, необходимо платить за их обучение… — Она покачала головой. — Вы владеете важной информацией. Есть очень много людей, которые готовы за нее заплатить, а вами легко манипулировать. Мы не можем рисковать, мистер Кэмпбелл. — Она словно излучала боль и предательство; он чувствовал стыд, ему хотелось спрятаться, уползти от нее.
Она поднялась и взглянула в окно.
— Здесь мы строим новое будущее, — продолжала она. — Будущее, которое пятнадцать лет назад мы не могли даже представить себе. Это слишком ценная вещь, чтобы позволить одному человеку все испортить. Пища в изобилии, дешевая энергия, доступ к компьютерной сети по цене телевизора, новая форма правительства…
— Я видел ваше будущее, — перебил ее Кэмпбелл. — Ваши катера погубили риф вокруг отеля. Ваши банки из-под кока-колы засорили кораллы. Ваши браки распадаются, ваши дети становятся наркоманами, ваше телевидение — дерьмо. Я обойдусь без него.
— Вы видели мальчишку в аптеке? Он изучает интегральное исчисление, а его родители не умеют ни читать, ни писать. Мы испытываем на людях вакцину, которая, возможно, поможет излечить лейкемию. У нас есть лазерная хирургия и технологии трансплантации, способные буквально совершить революцию в медицине.
— Значит, онаименно так появилась на свет? — спросил Кэмпбелл, указав на фотографию.
Кимберли понизила голос.
— Это результат нескольких процессов, разве вы не понимаете? Для получения трансплантатов нам необходимо было клонировать клетки донора. А для клонирования — провести манипуляции с генами…
— Они клонировали ваши клетки? Для эксперимента?
Она медленно кивнула.
— Но произошло нечто непредвиденное. Она росла, но перестала развиваться, нижняя часть тела осталась такой же, как у эмбриона. Нам ничего не оставалось, кроме как… воспользоваться ситуацией.
Кэмпбелл вгляделся в фотографию. Нет, это не романтическое мифологическое существо, как ему показалось сначала. В резком свете вспышки хвост казался восковым, плавники явственно напоминали недоразвитые ноги. Он уставился на изображение с отвращением и любопытством.
— Вы могли позволить ей умереть.
— Нет. Она принадлежит мне. У меня мало что есть на этом свете, и я не смогла с ней расстаться. — Кимберли стиснула руки в кулаки. — Она довольна жизнью, она понимает, кто я такая. Думаю, она даже по-своему любит меня. — Она смолкла, уставившись в пол. — Я одинока, Кэмпбелл. Но вам, разумеется, это известно.
У Кэмпбелла пересохло во рту.
— А что будет со мной? — хрипло выговорил он и с трудом сглотнул ком в горле. — Вы убьете меня?
— Нет, — ответила она. — Вас я тоже не хочу убивать…
Кэмпбелл устремился к изгороди из сети. Он плохо помнил, куда нужно плыть, и с трудом смог собраться с мыслями, но постарался представить себе ту дыру в ограждении и открытое море за ней. Он легко достиг глубины в сто двадцать футов; прохладная вода струилась вдоль его обнаженного тела; это было приятное чувство. Он пробрался в дыру и медленно поплыл прочь от шума и вони острова, направляясь к некоему туманному видению — обители мира и вечного покоя.
Жабры его медленно шевелились.
