17
«Ничего такого, что противоречило бы твоей совести»
Корабли Шестьдесят третьей экспедиции, словно серебристый косяк рыб, парили над двойной системой Аурейской Технократии. Эфир бурлил от электронных переговоров вооруженных отрядов Воителя, ведущих войну далеко внизу. От разбитых спутников связи остались обломки в верхних слоях атмосферы, а аурейские наблюдательные станции давно пронеслись к поверхности планет пылающими метеорами.
Фулгрим наблюдал, как корабли Воителя дрейфуют над второй планетой; их внимание было сосредоточено на разгоревшемся внизу конфликте, и никто не заботился о том, чтобы защитить тыл. Он улыбнулся. При желании можно застичь брата врасплох.
— Уменьшить скорость до одной четверти, — приказал Фулгрим. — Отключить все активные системы.
На мостике «Гордости Императора» кипела бурная деятельность — экипаж торопился выполнить полученные приказы. Фулгрим не отрывал взгляда от сведений, поступавших на монитор голопроектора тактической станции. Всякое изменение ситуации сопровождалось отрывистыми распоряжениями. Капитан Айзель с восхищением следил за каждым его движением. Фулгрим даже представить себе не мог жгучей зависти окружающих его людей, не имеющих ни единого шанса приблизиться к его гениальности.
Восемь недель перелета к Аурейской системе бесконечно утомили Фулгрима своим однообразием. Любое развлечение помогало лишь на краткие мгновения, а потом снова возвращалась скука. Он даже надеялся, что в варпе произойдет какая-нибудь катастрофа — что угодно, лишь бы разнообразить жизнь новыми ощущениями, но ничего подобного не случилось.
Перед встречей с братом доспехи Фулгрима были начищены до зеркального блеска и золотые крылья орла сияли на его левом плече. Боевой комплект был заново выкрашен в фамильный ярко-пурпурный цвет, отделан золотом, украшен переливающимися драгоценными камнями и чеканкой. На плечах серебряными брошами был пристегнут длинный кольчужный плащ, а с наплечника свисали длинные пергаментные свитки.
Он не взял с собой оружия, и рука постоянно тянулась к отсутствующей рукояти меча; Фулгрим жаждал ощутить вселяющее уверенность тепло серебряного меча и услышать упрямый голос разговаривающего с ним шедевра Серены д'Анжело. Он скучал даже по Разящему Огню, хоть и не пользовался им уже несколько месяцев. Фулгриму недоставало его привычной тяжести и острого лезвия. Зато без оружия, особенно без найденного в лаэрском храме меча, его мысли стали яснее, ничто не забивало голову назойливыми голосами и предательскими мыслями. Но отказаться от серебряного меча окончательно он почему-то не мог.
Раны, полученные на Тарсисе, давно затянулись, и со стороны никто не мог бы сказать, что Фулгрим серьезно пострадал в схватке. А чтобы увековечить его победу над эльдарским божеством, в центральном апотекарионе «Андрония» была создана новая мозаичная картина.
— Передай приказ на все корабли: по моему сигналу перестроиться в боевой порядок, — шепотом распорядился Фулгрим, словно яркие огоньки на мониторе перед ним могли услышать громкий приказ.
— Да, мой господин, — с улыбкой отозвался капитан Айзель, хотя за искренним удовольствием служить примарху Фулгрим смог разглядеть некоторую ревность.
Он снова сосредоточил свое внимание на обзорном иллюминаторе и усмехнулся: во флотилии Хоруса никто не подозревал, что Двадцать восьмая экспедиция подошла уже на расстояние выстрела.
Фулгрим положил руки на края командного пульта и задумался над грандиозным значением ситуации. В этой позиции у него была возможность атаковать корабли Воителя и полностью их уничтожить. Его боевые суда уже находились на оптимальной дистанции, полный залп из всех орудий мог настолько повредить флотилии Воителя, что ответный удар был бы уже невозможен.
Если Эльдрад Ультран говорил правду, он мог бы положить конец мятежу еще до его начала.
— Объявить боевую готовность против близлежащих судов! — приказал он.
Через мгновение орудия Двадцать восьмой экспедиции уже были направлены на корабли Воителя, и Фулгрим, осознав, что ему хочется открыть огонь, нервно облизнул губы.
— Мой господин, — раздался за его спиной голос.
Обернувшись, Фулгрим увидел лорда-командира Эйдолона с его мечом в ножнах. Серебряная рукоять блеснула в полумраке капитанской рубки. Фулгрим тотчас ощутил гнетущую тяжесть его присутствия.
— Эйдолон?
— Вы приказали принести меч, — сказал лорд-командир.
Фулгрим не помнил, чтобы он отдавал такой приказ, но кивнул и безропотно принял предложенное оружие. Он опоясался мечом, словно совершая самое привычное действие, и, как только защелкнул золотую пряжку в виде орла, желание открыть огонь испарилось, словно утренний туман.
— Прикажи кораблям обнаружить свое присутствие, но не стрелять, — распорядился он.
Капитан Айзель поспешил исполнить приказ, а Фулгрим наблюдал, как корабли Шестьдесят третьей экспедиции, неожиданно обнаружив возможного противника, начали рассредотачиваться, отчаянно пытаясь избежать полного уничтожения. Он знал, что все их маневры и перестроения абсолютно бесполезны, поскольку его корабли занимали идеальную позицию на идеальном для стрельбы расстоянии.
Вокс-каналы едва не взорвались от десятков запросов со стороны Шестьдесят третьей экспедиции, и Фулгрим кивнул, когда открылся канал связи с «Духом мщения», флагманским кораблем Воителя.
— Хорус, брат мой, — произнес Фулгрим, — как оказалось, я еще могу тебя кое-чему научить.
Фулгрим шагал по проходу, ведущему на верхнюю транспортную палубу «Духа мщения». Рядом с ним шел лорд-командир Эйдолон, а позади следовали апотекарий Фабий, Саул Тарвиц и мастер меча Люций. Фулгрим с неудовольствием заметил, что лицо Люция исполосовано глубокими параллельными порезами. Они казались совсем свежими, едва залеченными, и Фулгрим сделал себе мысленную заметку спросить о происхождении ран, как только закончится встреча на борту Шестьдесят третьей экспедиции.
Тарвица и Люция он выбрал себе в спутники, поскольку слышал о завязавшейся дружбе этих воинов с Лунными Волками, а такими связями нельзя пренебрегать.
Эйдолон участвовал в делегации, так как Веспасиан, знающий о поручении, возложенном на примарха Советом Терры, мог наговорить лишнего. А вот зачем он взял с собой Фабия, Фулгрим и сам не понимал, хотя и подозревал, что причина вот-вот откроется.
Как только все они подошли ближе к люку, герметичная дверь с барельефным орлом начала приподниматься, в коридор хлынули свет и теплый воздух. Фулгрим придал своему лицу выражение спокойной уверенности и шагнул на металлическую палубу «Духа мщения».
Там его ожидал Хорус, как всегда великолепный в сияющих доспехах цвета морской волны, украшенных сверкающим янтарным глазом посреди нагрудника. Красивое благородное лицо брата горело радостью, и Фулгрим почувствовал, как при виде могущественного воина испаряются все его тревоги. Смешно было даже представить себе, что Хорус мог замышлять против отца что-то недоброе, и любовь к брату свободно разлилась в его груди.
За спиной Воителя стояли четверо Астартес, несомненно те, кого брат называл морнивальцами, его доверенные помощники и советники. Каждый из них выглядел прирожденным воином и отличался горделивой выправкой. Фулгрим легко узнал Абаддона по характерному пучку волос на макушке и высокому росту.
Судя по ошеломляющему сходству с примархом Лунных Волков, стоящий рядом воин мог быть только Хорусом Аксимандом, по прозвищу Маленький Хорус. Двух других Фулгрим не знал, но каждый выглядел благородным и гордым воином, с которым можно идти сквозь любое пламя.
Фулгрим раскинул руки, и примархи заключили друг друга в братские объятия.
— Как много времени прошло, Хорус! — воскликнул Фулгрим.
— Много, брат мой, очень много, — согласился Хорус. — Я несказанно рад нашей встрече, но почему ты здесь? Тебе же предстояла кампания в Аномалии Пардас. Или этот участок Галактики уже приведен к Согласию?
— Да, все миры, которые были там обнаружены, приведены к Согласию, — кивнул Фулгрим.
В этот момент в зал вошли спутники Фулгрима. Он заметил радость на лицах морнивальцев при виде знакомых лиц и понял, что не ошибся в выборе сопровождающих. Фулгрим обернулся к вошедшим воинам:
— Мне кажется, вы уже знакомы с моими собратьями — Тарвицем, Люцием и лордом-командиром Эйдолоном, но вот главного апотекария Фабия, вероятно, видите впервые.
— Для меня большая честь встретиться с вами, лорд Хорус, — с низким поклоном произнес Фабий.
Хорус кивком ответил на приветствие апотекария и снова повернулся к брату:
— Ну ладно, Фулгрим, у тебя, наверное, есть дела и поважнее, чем дразнить меня. Какое из них заставило тебя прибыть без предупреждения и уложить половину моего экипажа с сердечным приступом?
Улыбка моментально исчезла с бледных губ Фулгрима.
— Поступили кое-какие донесения, брат Хорус.
— Донесения? Что это значит?
— Донесения о том, что дела идут не так, как следовало бы, — ответил Фулгрим. — О том, что тебя и твоих воинов надо призвать к ответу за слишком жестокое ведение этой кампании. Что, Ангрон снова принялся за старое?
— Он такой же, каким был всегда.
— Так плохо?
— Нет, я держу его на коротком поводке, а его советник Кхарн, кажется, сдерживает наиболее яростные порывы нашего брата.
— Тогда я успел вовремя.
— Понимаю, — сказал Хорус. — Значит ли это, что ты прибыл, чтобы меня заменить?
Фулгрим заставил себя скрыть ужас, охвативший его при мысли, что брат мог себе такое представить, и замаскировал свое смущение смехом.
— Заменить тебя? Нет, брат, я здесь для того, чтобы, вернувшись, заявить этим щеголям и бумагомарателям, что Хорус ведет войну именно так, как следует: жестоко и беспощадно.
— Война жестока по своей сути, и бесполезно пытаться это изменить. Чем больше жестокости, тем быстрее она заканчивается.
— Верно, брат мой, — согласился Фулгрим. — А теперь пойдем, нам еще о многом надо поговорить, поскольку мы живем в странное время. Знаешь, наш брат Магнус опять чем-то расстроил Императора, и Волкам Фенриса поручено препроводить его на Терру.
— Магнус? — неожиданно серьезно переспросил Хорус. — А что он натворил?
— Давай обсудим это наедине, — предложил Фулгрим. — Кроме того, мне кажется, что мои подчиненные будут рады возобновить знакомство с твоими… как ты их называешь? Морнивальцами?
— Да, — усмехнулся Хорус. — Несомненно, они хорошо помнят Убийцу.
Хорус жестом пригласил Фулгрима следовать за собой, и оба примарха направились к выходу с транзитной палубы. Эйдолон пошел за своим примархом, а Абаддон с Аксимандом последовали за Хорусом, хотя Фулгрим не мог не отметить недружелюбных взглядов, бросаемых Лунными Волками в сторону его лорда-командира. По пути через великолепные залы могучего корабля он попытался представить, что могло произойти между этими воинами на Убийце.
Хорус на ходу весело ворошил общие воспоминания их невинной юности, когда они без оглядки наслаждались простой радостью сражений, но Фулгрим, погруженный в собственные размышления, его почти не слышал.
Наконец их прогулка закончилась у простых дверей из темного дерева, и Хорус отпустил обоих членов Морниваля. Фулгрим тоже освободил Эйдолона, поручив ему позаботиться об апотекарии Фабии.
— Как бы то ни было, твой визит пришелся очень кстати, брат мой, — сказал Хорус, открывая двери и проходя внутрь.
— Почему? — спросил Фулгрим.
Хорус не ответил, и Фулгрим последовал за братом. Внутри их ожидал Астартес в доспехах цвета старого гранита. Воин обладал могучим телосложением, и его наплечники украшали многочисленные свитки обета, а кожу на гладко выбритом черепе покрывали вытатуированные письмена.
— Это Эреб из Легиона Несущих Слово, — сказал Хорус. — И ты прав.
— В чем? — удивился Фулгрим.
— В том, что нам о многом надо поговорить, — ответил Хорус, закрывая двери.
По сравнению с его собственными покоями, комнаты Хоруса отличались спартанской простотой, в них не было ни пышных украшений, ни картин на стенах, ни статуй на золоченых постаментах. Фулгрима это не удивило, поскольку его брат всегда пренебрегал личным комфортом, предпочитая делить все тяготы войны со своими воинами. Арочный проход, занавешенный белым шелком, вел в спальню Хоруса, и Фулгрим улыбнулся, разглядев внутри огромный стол, заваленный пергаментами и свитками, и астрологический томик, подаренный Хорусу отцом.
Вспомнив об отце, он задержал взгляд на стенной фреске, которую не видел уже десятки лет. Картина изображала вознесшегося над миром Императора с воздетыми руками, а вокруг него вращались созвездия.
— Я помню, как ее рисовали, — печально произнес Фулгрим.
— Много лет назад, — добавил Хорус, наливая вино из серебряного кувшина и протягивая ему один кубок.
Вино было темно-красным, и Фулгриму на мгновение показалось, что он смотрит в океан крови. Он поднес кубок к губам и сделал большой глоток. На его лбу маслянисто заблестела испарина.
Фулгрим поверх края кубка взглянул на фигуру сидящего Эреба и ощутил, что Несущий Слово вызывает у него необъяснимую неприязнь, хотя раньше он никогда не видел этого воина и с его губ еще не слетело ни одного слова. Он всегда недолюбливал компанию Астартес XVII Легиона, считал, что их исступленные восторги приносят только вред, и помнил их старания превратить личность Императора в объект поклонения, что противоречило основным положениям Великого Крестового Похода.
— Расскажи мне о Лоргаре, — потребовал Фулгрим. — Я довольно давно его не видел. У него все в порядке?
— Да, конечно, — с улыбкой ответил Эреб — Лучше, чем когда бы то ни было.
Фулгрим нахмурился, не одобряя выбор слов, и уселся на кушетку лицом к столу Воителя. Хорус начал чистить яблоко кинжалом с рукоятью в виде змеи, а обостренные чувства Фулгрима уловили накапливающееся в воздухе чудовищное напряжение, следы невысказанных слов и безграничных сил. Что бы Хорус ни задумал, это наверняка имело огромное значение.
— Ты отлично поправился после ранения, — заметил Фулгрим и тотчас заметил, что Хорус и Эреб обменялись взглядами.
Из Шестьдесят третьей экспедиции почти не поступало информации об операции на Давине и, уж конечно, ничего такого, что позволило бы догадаться о ранении Воителя, но реакция Хоруса доказывала, что по крайней мере часть предсказаний прорицателя была правдивой.
— Ты слышал об этом, — сказал Хорус, бросил в рот ломтик яблока и тыльной стороной ладони вытер сок с подбородка.
— Да, слышал, — кивнул Фулгрим.
Хорус пожал плечами:
— Я пытался предотвратить распространение подобных новостей по другим экспедициям, чтобы не ослабить их моральный дух. В конце концов, это была простая царапина на плече.
Фулгрим тотчас почуял ложь:
— Вот как? А мне говорили, что ты чуть не умер.
Воитель прищурил глаза:
— Кто тебе это сказал?
— Не важно, — ответил Фулгрим. — Важно то, что ты выжил и поправился.
— Да, выжил и стал сильнее, чем прежде. Я воскрес.
Фулгрим поднял свой кубок:
— Давай выпьем за твое быстрое выздоровление.
Хорус отпил из кубка, скрывая свое раздражение, а Фулгрим позволил себе слегка улыбнуться; легкая пикировка с таким могущественным противником, как Воитель, привела его в приятное возбуждение.
— Итак, — заговорил Хорус, меняя тему, — тебя прислали для проверки, не так ли? Они сомневаются в моей компетенции?
Фулгрим тряхнул головой:
— Нет, брат мой, хотя есть и такие, кто ставит под вопрос твои методы руководства Великим Крестовым Походом. Штатские, находясь за сотни световых лет от сражений, которые мы ведем ради их блага, осмеливаются осуждать твое поведение на войне. Они хотят использовать наши братские узы, чтобы посадить на цепь твоих боевых псов.
— Под военными псами, я полагаю, ты подразумеваешь Ангрона?
Фулгрим кивнул и сделал еще глоток горьковатого вина.
— Ты, наверное, заметил, что его трудно назвать милосердным. Лично я никогда не одобрял его художеств в театрах военных действий, если не требовалось полного уничтожения и разрушения. Но я допускаю, что иногда требуется умеренность, а иногда — жестокая агрессия. Эта война для него?
— Да, — согласился Хорус. — Ангрон по моему приказу проливает реки крови, и в настоящий момент мне это необходимо.
— Почему?
— Я уверен, ты не забыл, как Ангрон бесился после Улланора? — спросил Хорус. — Он был разъярен моим назначением и метался, словно зверь в клетке. Считал это личным оскорблением. Наслушался я тогда…
— Ангрон думает не головой, а рукой, в которой держит меч, — сказал Фулгрим. — Я помню, что мне потребовалось все мое красноречие, чтобы потушить пожар в его сердце и залечить раненую гордость, но он принял твое назначение. Надо сказать, неохотно, но принял.
— Неохотно, это слишком слабо сказано, — бесстрастно заметил Хорус. — Если я назначен Воителем, я должен быть уверен в преданности и беспрекословном повиновении всех, кем я командую, особенно в грядущем кровопролитии. Я даю Ангрону все, чего он хочет, и позволяю подтверждать свою преданность единственным доступным ему способом. Там, где другие предпочли бы натянуть цепь, я даю ему возможность действовать.
— И его преданность к тебе вырастает на пролитой крови, — добавил Фулгрим.
— Точно, — согласился Хорус.
— Мне кажется, именно этого и опасается Совет Терры.
— Я — Воитель, и я пользуюсь всеми доступными мне инструментами, переплавляя их по своему усмотрению, — заявил Хорус. — Наш брат Ангрон жесток и кровожаден, но в моих замыслах ему найдется достойное место. При этом от него потребуется безусловная преданность, в первую очередь преданность мне.
Пока Воитель говорил, Фулгрим видел в его глазах блеск лихорадочной страсти, которого не замечал уже много десятков лет. Что за грандиозные планы, требующие безукоризненной верности? Неужели за этим скрывается его предательство, о котором предостерегал прорицатель?
После того как Хорус убедится в верности Ангрона, будет ли он привлекать на свою сторону и других братьев? Фулгрим украдкой взглянул на Эреба и увидел, что тот тоже увлечен словами Воителя. Интересно, кому проявит верность примарх Несущих Слово?
Терпение… Со временем тебе станут известны все истины, — произнес голос в его голове. — Ты всегда оглядывался на Хоруса. Доверься ему и сейчас, твоя судьба неразрывно связана с ним.
Он уловил, как Эреб озадаченно нахмурил брови, и на мгновение Фулгрима охватила паника: а вдруг Несущий Слово тоже слышал этот голос?
Фулгрим выбросил эту мысль из головы и кивнул Хорусу:
— Я тебя прекрасно понимаю.
— Я вижу, — сказал Хорус. — А опасения Совета Терры касаются только кровожадности Ангрона?
— Не совсем, — признал Фулгрим. — Как я уже говорил, Волкам Фенриса предписано отправиться на Просперо, чтобы привезти Магнуса на Терру, но с какой целью, мне неизвестно.
— Он практикует колдовство, — неожиданно сказал Эреб.
Дерзкие слова Несущего Слово мгновенно отозвались в душе Фулгрима гневом; простому воину не подобало заговаривать с примархом, пока к нему не обратятся.
— Кто ты такой, чтобы свободно разговаривать в присутствии старших? — возмутился он и повернулся к Хорусу, раздраженно махнув рукой в сторону сидящего Астартес. — Скажи, кто этот воин и почему он присутствует на нашей приватной беседе?
— Эреб… Он мой советник, — сказал Хорус. — Ценный советник и помощник.
— Тебе уже мало своих морнивальцев? — спросил Фулгрим.
— Времена переменились, братец, я начал осуществлять планы, в которых совет Морниваля мне не поможет, в эти дела они не посвящены. Впрочем, это относится не ко всем, — добавил он с натянутой улыбкой.
— Что это за дела? — удивился Фулгрим, но Хорус покачал головой.
— Всему свое время, братец, — пообещал Хорус, поднялся из-за стола и подошел к фреске с изображением Императора. — Расскажи мне поподробнее о Магнусе и его проступках.
Фулгрим пожал плечами:
— Ты знаешь столько же, сколько и я. Все, что мне было известно, я уже рассказал.
— И ничего, что указывало бы на условия возвращения Магнуса на Терру? В качестве пленника или просителя?
— Я не знаю, — признался Фулгрим. — Хотя, если учесть, что сопровождающим выбран Волк, не питающий особой любви к Магнусу, вряд ли стоит предполагать, что он будет путешествовать с особыми почестями.
— Да, не похоже, — согласился Хорус, и Фулгрим заметил на его лице тень облегчения.
Неужели Магнус, как и Эльдрад Ультран, проник в будущее и попытался послать предостережение о готовящемся предательстве? Если так, то Хорусу необходимо разобраться с ним до возвращения на Терру.
Воитель, убедившись, что вопрос с повелителем Просперо разрешился к его несомненному удовольствию, кивнул на фреску:
— Ты говорил, что помнишь, как ее создавали.
Фулгрим кивнул, и Воитель продолжил:
— И я тоже, очень отчетливо. Мы с тобой тогда участвовали в свержении последних принцев Омаккада на борту их мира-обсерватории, и Император решил увековечить эту победу.
— Пока Император сражался с последним принцем, ты зарубил их короля и забрал его голову для Музея Завоеваний, — добавил Фулгрим.
— Совершенно верно, — кивнул Хорус, постукивая пальцами по картине. — Я убил их короля, но созвездия Галактики все же находятся в руках Императора. А где фрески, которые должны увековечить наши с тобой подвиги в той битве, друг мой?
— Ревность? — усмехнулся Фулгрим. — Я всегда знал, как высоко ты себя ценишь, но не ожидал подобного высокомерия.
Хорус покачал головой:
— Нет, братец, желание добиться признания за свершенные деяния и достижения — это не высокомерие. Кто из нас сделал больший вклад для завоевания победы, как не я? Кого среди всех нас признали достойным поста Воителя? Только меня и оценили по достоинству, но всеми полученными мною почестями я обязан лишь самому себе.
— Со временем, когда закончится Великий Крестовый Поход, твои заслуги будут оценены должным образом, — сказал Фулгрим.
— Со временем? — презрительно фыркнул Хорус. — Как раз времени-то у нас и не осталось. В сущности, мы в любой момент можем узнать, что Галактика перевернулась на небесах, но мы этого не ощутим, поскольку палуба под нашими ногами даже не дрогнет. Смертные люди могут прожить свои жизни, не потревоженные столь великими идеями, но им никогда не достичь могущества, поскольку люди невежественны и инертны. То же самое относится и к времени, мой братец. Пока мы стоим на месте и измеряем время, возможность завоевать вечную славу может ускользнуть, и мы ее даже не заметим.
Слова эльдарского прорицателя громогласно отдавались в его голове:
Он поведет свои армии против вашего Императора.
Хорус пристально посмотрел в его глаза, и Фулгрим ощутил, как огонь целеустремленности брата распространяется по всей комнате, словно электрический разряд, и разжигает в его душе стремление к совершенству. Как бы ни ужасался он услышанным идеям, Фулгрим не мог не сознавать их огромной притягательной силы. Он хотел присоединиться к своему брату.
Он видел, что Хорусом движет безумное честолюбие и жажда власти. Хорус хотел держать созвездия в своих руках, как Император, запечатленный на фреске.
Все, что ты услышал, — правда.
Фулгрим откинулся на спинку стула и осушил свой кубок.
— Расскажи мне о вечной славе, — сказал он.
В течение трех дней Хорус и Эреб рассказывали Фулгриму обо всем, что произошло с Шестьдесят третьей экспедицией на Давине, о предательстве Эугана Тембы, засаде на потерпевшей крушение «Славе Терры» и некротическом поражении плоти примарха. Хорус рассказал об оружии, известном как Анафем, и меч был доставлен в его покои апотекарием Фулгрима Фабием, после того как Воитель своей печатью подтвердил разрешение забрать меч с медицинской палубы «Духа мщения».
Фулгрим увидел клинок довольно грубой работы, с обсидиановым лезвием, ровного серого цвета с мерцающим блеском. Рукоять была выполнена из золота и по сравнению с лезвием отличалась тонкой работой, хотя все равно показалась бы примитивной даже по сравнению с Разящим Огнем, не то что с серебряным мечом лаэров.
А затем Хорус рассказал ему о своем ранении. Он действительно мог умереть, если бы не усилия преданных ему членов воинской ложи. О времени, проведенном в Дельфосе — огромном храмовом комплексе Давина, — он почти ничего не сказал, за исключением того, что там ему открылись великие истины и чудовищный обман…
В продолжение всего рассказа Фулгрим ощущал, как им постепенно овладевает ужас. Слова Хоруса подрывали самые основы его убеждений. Он помнил предостережение прорицателя, но до этого момента не верил, что оно правдиво. Он хотел опровергнуть слова Воителя, но каждый раз, когда пытался заговорить, властная сила внутри заставляла молчать и слушать рассказ брата.
— Император лгал нам, Фулгрим, — сказал Хорус, и грудь Фулгрима стиснул приступ гнева. — Он намерен бросить нас в неизведанных пустынях Галактики, а сам старается достичь высот божественности.
Фулгрим почувствовал, что его мышцы словно скованы стальными путами, иначе он непременно должен был бы броситься с мечом на Хоруса. Но вместо этого он продолжал сидеть в оцепенении, чувствуя, как дрожат его руки, а весь мир летит в пропасть. Как мог Хорус, лучший из всех примархов, говорить подобные вещи?
Не важно, что он уже слышал о них от прорицателя, их реальность обрушилась на него только сейчас. Слова, срывающиеся с губ Хоруса, вдавливали Фулгрима в кресло. Хорус был для Фулгрима самым доверенным другом, они давным-давно поклялись на крови никогда не лгать друг другу. И после такой клятвы ему предстояло поверить, что либо отец, либо брат его обманывал.
У тебя нет выбора! Присоединяйся к Хорусу, иначе все, ради чего ты страдал, обратится в пыль.
— Нет, — с трудом прошептал он, и по щекам покатились слезы.
Ожидание этого момента давно обострило все его чувства, но действительность оказалась совсем не такой, как он ожидал.
— Да, — горестно, но решительно сказал Хорус, — мы верили, что Император — это высшее воплощение совершенства, но мы ошибались, Фулгрим. Он несовершенен, он просто человек, и нам предстоит разоблачить его ложь.
— Всю свою жизнь я хотел стать таким, как он, — печально произнес Фулгрим.
— Мы все хотели этого, брат мой, — ответил Хорус. — Мне больно говорить тебе подобные вещи, но я должен это сделать. Грядет время великой войны, ее ничто не сможет предотвратить, и, когда наступит пора двигать наши Легионы против тех, кто к нам не присоединится, мне потребуется помощь ближайших братьев.
Фулгрим поднял полные слез глаза:
— Хорус, ты ошибаешься. Ты наверняка ошибаешься. Как могло несовершенное существо породить таких, как мы?
— Мы? — переспросил Хорус. — Мы всего лишь инструменты его воли, необходимые для достижения господства в Галактике, пока он стремится к божественности. Когда войны закончатся, нас отбросят в сторону. Мы ведь всего-навсего несовершенные создания, появившиеся из необъятной утробы вечной ночи. Еще до нашего рождения Император покинул нас, хотя мог спасти. Ты помнишь кошмар Хемоса, его бескрайние дикие пустоши, куда ты был выброшен? Помнишь боль, которую ты там испытывал, как все мы испытывали страдания на планетах, где проходило наше детство? Всего этого можно было бы избежать. Он мог все остановить, но он так мало о нас заботился, что ничего не предпринял. Я видел, как это случилось, брат. Я все видел.
— Как? — выдохнул Фулгрим. — Как ты мог видеть эти события?
— В предсмертном состоянии мне была дарована способность заглянуть в прошлое, — сказал Хорус. — То ли я действительно видел прошлое, то ли ожили скрытые в мозгу самые ранние воспоминания, я не могу сказать, но увиденные мною картины были такими же реальными, как твое лицо сейчас.
Мозг Фулгрима, пытавшегося постичь все, о чем говорил его брат, хотел взорваться.
— Даже в мгновения самых мрачных сомнений меня поддерживало стремление к полному и абсолютному совершенству, — сказал Фулгрим. — Император был для меня сияющим образцом, к которому я стремился, и лишиться всего этого…
— Сомнения никогда не приносят радости, — кивнул Хорус. — Но определенность, построенная на лжи, — это абсурд.
Разум Фулгрима отказывался даже предположить, что Хорус может быть прав, его слова разрушали все, чем он до сих пор жил, и все, к чему стремился. Прошлое уже кануло во тьму, уничтоженное ложью отца, и теперь у него оставалось только будущее.
— Император играет комедию перед публикой, которая не осмеливается смеяться, — продолжал Хорус. — Все мы для него лишь инструменты, используемые в случае надобности, а потом отброшенные в сторону. Почему еще он мог оставить Великий Крестовый Поход на наше попечение, а сам удалился в свое подземелье на Терре? Процесс его обожествления уже начался, и только мы в силах его остановить.
— Я мечтал о дне, когда стану таким, как он, — прошептал Фулгрим. — Мечтал, что встану рядом с ним и почувствую его любовь и гордость своим сыном.
Хорус шагнул вперед, опустился на колени и взял его руки в свои.
— Фулгрим, всем нам свойственно мечтать, но не все мечты одинаковы. Те, кто мечтает в ночи, скованный пыльной пеленой ничтожности своего разума, просыпаются утром и видят, что их мечты были пустым тщеславием. Но для таких, как мы, для мечтателей дня, видения славы означают надежду на перемены к лучшему. Возможно, до сих пор мы были просто орудиями, воинами, не владевшими ничем, кроме искусства войны, но мы выросли, брат мой! Теперь мы стали гораздо умнее и лучше, но Император этого не замечает. Он предпочел бросить свои величайшие произведения во тьму враждебной Вселенной. Я знаю это наверняка, Фулгрим, поскольку не только получил его мудрость, я сделал много открытий во время путешествия, которого никому не дано повторить или разделить со мной.
— Хорус, я не могу этого слышать! — вскричал Фулгрим.
Оковы, удерживающие его в неподвижности, внезапно упали с его тела, и он вскочил на ноги. Фулгрим быстро прошел к фреске.
— Ты не представляешь, о чем просишь!
— Напротив, — возразил Хорус, тоже поднялся и подошел к брату. — Я совершенно точно знаю, о чем я тебя прошу. Я прошу тебя встать рядом со мной на защиту наших прав, определенных рождением. Эта Галактика принадлежит нам по праву пролитой крови, но он хочет отдать ее алчным политиканам и чиновникам. Я знаю, что тебе это известно, и твоя кровь кипит от негодования так же, как и моя. Где были эти штатские, когда наши воины гибли тысячами? Где они были, пока мы пересекали ширь Галактики, чтобы донести свет до утерянных колоний человечества? Я скажу тебе. Они прятались в своих темных и душных залах, они писали пасквили, подобные этим!
Хорус, дотянувшись до своего стола, схватил пачку листков и бросил их в руки Фулгриму.
— Что это? — спросил тот.
— Ложь, — бросил Хорус. — Они называют это «Божественным Откровением», и листки распространяются по всем флотилиям, словно вирус. Это культ, прославляющий Императора и откровенно признающий его богом! Ты можешь в это поверить? После всего, что мы сделали, чтобы принести этим мелким людишкам свет науки, они выдумывают себе фальшивого бога и просят его о покровительстве.
— Бога?
— Да, Фулгрим, бога, — кивнул Хорус.
Долго сдерживаемый гнев вырвался наружу приступом ярости. Воитель с ревом ударил кулаком по фреске, и латная рукавица превратила лицо Императора в пыль и мелкие осколки камней. Из стены вывалились несколько каменных блоков и с грохотом ударились о металлическую палубу. Фулгрим непроизвольно разжал руку, и листки медленно закружились над остатками фрески.
Фулгрим закричал, словно весь его мир превратился в каменные осколки и фрагменты стенной росписи. Его любовь к Императору была вырвана из груди и превратилась в груду никчемных обломков.
Хорус, подойдя вплотную, обхватил его лицо ладонями и пристально, почти умоляюще, уставился в его глаза.
— Брат, ты нужен мне, — прошептал Хорус. — Я не смогу этого сделать без твоей помощи, но тебе не надо будет совершать ничего такого, что противоречило бы твоей совести. Брат мой, мой феникс, моя надежда, прогони тьму своим крылом и не обращай внимания на издевки фортуны. Восстань из пепла и поднимись!
Фулгрим твердо встретил взгляд брата:
— Что я должен сделать?
