16

Совещательные покои Веналитора на борту «Гекатомбы» были приспособлены для ведения войны. Главенствующее место занимал тактический стол: на его столешнице была выложена слоновой костью и золотом карта Дракаази. Остальная часть комнаты была затемнена, чтобы Веналитор мог сосредоточиться, обдумывая свою кампанию против Аргутракса. Веналитор надел одеяние жреца Кхорна, меч его был прислонен к столу. С двуручником он не расставался никогда.

— С демоном разберемся потом, — нетерпеливо бросил Веналитор. — Пока расскажи мне о последних потерях.

Старший надсмотрщик-сцефилид держал в передних конечностях свиток. Существо развернуло лист, помогая себе жвалами.

— Рука нанесла ответный удар, — начал он. — Командиры войска Багряной Ненависти были убиты ночью.

— Мы перебили не всю Руку? — раздраженно переспросил Веналитор. — Проклятие. Это настоящий сброд. — Флажки-фигурки, обозначавшие его силы и силы Аргутракса, были расставлены на карте, будто фишки в стратегической игре. — Багряная Ненависть в состоянии сражаться?

— Они дерутся между собой, — ответил сцефилид. — Решают, кто будет их новыми командирами.

Веналитор протянул руку и взял флажок, представлявший войско Багряной Ненависти. Едва ли он мог позволить себе потерять их, особенно учитывая усилия, на которые пошел, чтобы добиться их лояльности. Он швырнул украшенный драгоценными камнями флажок через всю комнату. Тот ударился об обсидиановую колонну и закатился за раку Кхорна в виде Красного Рыцаря.

— Остальные? — спросил Веналитор.

— Аргутракс нанес удар по тайным агентам, — продолжал надсмотрщик. — Наш агент в Дикой Охоте Тиресии убит всего час назад.

— Как Аргутракс вычислил их? — недоверчиво бросил Веналитор. Его шпион при дворе Тиресии был настолько ловким и пронырливым, что у него не было даже имени, лишь лицо, настолько обычное, что не оставляло следа в памяти.

— Мы не знаем, — ответил сцефилид. — Также тактик в войске Скатхача, подкупленный нами, был обнаружен и объявлен предателем. Скатхач казнил его.

— Хм. Ну, это неудивительно. Военный мастер Торгеллин был не слишком осторожен. По крайней мере, это была достойная казнь. Должно быть, там было на что посмотреть, у Скатхача богатое воображение. Как идут наши дела?

— Кампания против племени Пятого Глаза идет успешно, — сообщил надсмотрщик. — Поборники Убийства прижали их к самому океану. Решающая атака уже началась.

— Хорошо, а что насчет агентов Аргутракса?

— Они хорошо законспирированы. Мои сцефилиды охотятся за ними. Многих сцефилидов сочли подозрительными и уничтожили, но доказанных шпионов среди нас нет.

— Я поступил правильно, сделав твоих сородичей своими слугами, — сказал Веналитор. — Без меня вас бы рано или поздно истребили. Сложно совратить тех, кто своим существованием обязан хозяину.

— Воистину это так, — подтвердил старший надсмотрщик, но ничто в его правильном имперском готике не указывало, воспринял он это как оскорбление или нет.

Веналитор уселся на трон из черного камня в подражание мифическому Трону из Черепов, на котором восседает Кхорн, наблюдая за всеми убийствами, совершаемыми во имя его. Кхорн знал бы, как справиться с таким врагом, как Аргутракс.

Веналитор не мог утверждать, что ему ведомы мысли бога. Тем не менее было ясно, что Кхорн, столкнись он с проблемой вроде Аргутракса, был бы безжалостен.

— Тащи из укрытий всё: всех, кто когда-либо присягал нам на верность, все клятвы, что были принесены. Изучи по свиткам все прошения и платежи дани. Сколько существ на этой планете предлагали мне свою верность ради собственного удобства, надеясь потом избежать выполнения принятых обязательств? Покажи им, что они ошибались. — Веналитор встал. — Используй войско Багряной Ненависти, чтобы открыто принудить их. Задействуй остальных наших агентов, чтобы занялись этим тайно. Я всегда смогу найти новых последователей.

— Это сделает нас уязвимыми, милорд.

Веналитор посмотрел надсмотрщику в многочисленные глаза:

— Победа дается тому, кто готов пойти дальше остальных. Аргутракс очень стар. Его связям тысячи лет. Он поскупится попусту растрачивать их в войне. Я молод. У меня нет союзников или приверженцев, которыми я не был бы готов поступиться. Пусть я останусь один, пусть погибнут все, кто присягал мне, я все равно одержу победу, а Аргутракс падет. Я брошу в бой все, чем обладаю. В этом мое преимущество перед ним. Сделай это, надсмотрщик, и не останавливайся, пока последнее из обязательств не будет истребовано.

Старший надсмотрщик, вновь поклонившись, скатал свиток и покинул комнату.

Веналитор уселся и уставился на карту перед собой. Он передвигал флажки, каждый — искусное изображение демона или воина Хаоса. Некоторые из них были шпионами, элитными агентами, затаившимися при дворах других лордов. Они, несмотря на их огромную значимость, вполне могли быть использованы в войне в качестве простых солдат. Другие представляли собой незадачливые культы, созданные лишь для того, чтобы ими пожертвовать. Эти слюнявые идиоты соревновались между собой за право умереть ради своего повелителя. И каждый был по-своему полезен.

Но была одна фигура, которую Веналитор не мог передвигать по своему усмотрению. Это был крохотный обсидиановый дракон с янтарными глазами. Он означал лорда Эбондрака, следящего за Дракаази из своего дворца в Вел'Скане.

Эбондрак все еще был главной силой на Дракаази. Он категорически запретил войну между Веналитором и Аргутраксом. Но правда в том, что, хоть Эбондрак ни за что и не признал бы этого, даже ему с его Змеиной Стражей было не по силам бросить вызов Веналитору и Аргутраксу сразу. Вот насколько хрупким был баланс сил на Дракаази.

Веналитор оставил фигурку Эбондрака там, где она была. Он разберется с ящером, когда придет время.

Аларик был все еще тут. Крохотная частичка его, толика ясного сознания, и она была заперта. Остальное его сознание было темным океаном, и Аларик лежал, раздавленный, на дне глубочайшей из впадин этого океана. Словно хищники из глубин, словно беспощадные убийцы из варпа, ядовитые твари вырастали из тьмы, осколки ненависти и страданий, раскаяния и воспоминаний о жестокости, они сновали в его бесчувственном мозгу, выискивая, кого сожрать.

Он был Молотом. Молитва сохранила его от окончательного исчезновения под натиском кошмара. У него был долг, направляемый молитвой, и этот долг был стержнем его существования. Он должен сражаться, быть Молотом в руке Императора, потому что некому занять его место. Он — Серый Рыцарь, и без людей, подобных ему, не было бы человечества.

Медленно он попытался собрать себя воедино, клочок за клочком, воспоминание за воспоминанием. Он мельком увидел почти забытого человека, гиганта с алебардой в руке. Мучительные вспышки жестокого неистовства обрушились на него, впиваясь в разум окровавленными зубами. Он выпустил на свободу все ужасы, хранившиеся в его памяти, и они бушевали в мозгу, затопили весь его разум… Но все же в глубине этого кошмара таился крохотный осколок человеческого существа.

Время от времени воспоминания Раэзазеля мелькали перед его мысленным взором.

Там было что-то, что Раэзазель хотел скрыть от него, нечто, запертое в безумии, некая тайна или что-то постыдное, что-то такое, что вызывало отвращение даже у демона.

Первое впечатление от Дракаази вспыхнуло в разбитом вдребезги мозге Аларика: восьмиконечная звезда из городов и соединяющих их кровавых каналов; эмоции, гнев, страх и разочарование, просеянные через сито нечестивого и чуждого разума.

Аларик пытался понять. Это был ключ к Молоту Демонов и одноглазому черепу, но он был спрятан в мозгу демона, где даже разум Серого Рыцаря не смог бы уцелеть.

Он сражался. Молитва безостановочным эхом звучала в нем, пока он падал в бездны своего разума.

Потом медленно, осторожно, цепляясь за молитву, словно за веревку, он начал выбираться на поверхность.

Аларик выкашлял сгусток крови и сплюнул, жадно глотая воздух. Он едва не задохнулся. В нос ударило зловоние гниющих трупов, столь привычное, что на миг он спросил себя, каким же ужасным существом он теперь стал.

Он юстикар Аларик. Он Серый Рыцарь. Он знал, что это так и есть, но ему казалось, что это мысли какого-то незнакомца, вторгшиеся в его разум.

Потом была боль, раздирающая его руки и плечи. Она накатывала волнами, нарастая с каждым разом, оставляя после себя тошноту и головокружение. Он никогда не чувствовал себя столь физически слабым, даже после тех тяжелых боев, что смутно всплывали в его памяти.

Он сделал еще несколько жадных вдохов. Легкие втягивали воздух с такой силой, что заболели ребра. Но в голове немного прояснилось, и он вспомнил, что у него по-прежнему есть два работающих легких.

Он рискнул открыть глаза. Желтое солнце пылало в белом небе. Выжженная пустыня была усеяна гигантскими костями, столь огромными, что при жизни они должны были принадлежать каким-то поистине исполинским существам. Они стали жертвами пустыни, жизнь испарилась из них капля за каплей. Вероятно, кости лежали здесь тысячелетиями, хранимые от тления сушью пустыни. Он увидел череп, скалящийся из песка, и грудную клетку с натянутыми между ребрами полотнищами парусины, чтобы соорудить укрытие от солнца. Вокруг опреснителей и крытых повозок теснились лачуги. Даже здесь на Дракаази существовала жизнь. Не было ни единой части планеты, которая не являлась бы домом для каких-нибудь исковерканных существ.

Аларик попробовал повернуть голову. Должно быть, он висел здесь уже какое-то время, потому что мускулы его одеревенели. Тогда он попытался глянуть вниз.

Под ним извивалась лента крови, уходящая вдаль между похожими на горы дюнами. Это была кровавая река, по которой плыла «Гекатомба», и Аларик висел на носу корабля, прикованный за руки и лодыжки. Когда он понял это, то лишь усилием воли заставил себя дышать дальше.

Он жив. Раэзазель был реальностью. Теперь начнутся настоящие мучения, поскольку он не стал одержимым, и Веналитор заставит его заплатить за это.

Вокруг него вились крохотные насекомые. Аларик потряс головой, чтобы согнать их с лица. Насекомые вылетали из глазницы обожженного солнцем трупа, висящего рядом с ним, их колония обосновалась в его черепе. Вокруг Аларика висели и другие трупы, все в различных стадиях разложения. Скелеты, дочиста объеденные насекомыми и птицами, тела умерших столь недавно, что были еще распухшими и белесыми, надутыми гнилостными газами, будто воздушные шары.

Одно из них, над которым хорошо потрудились насекомые и жгучее солнце, представляло собой верхнюю половину человеческого тела. Она была огромной и широкогрудой, ребра сплавлены в единую грудную пластину. Лицо трупа, когда оно у него еще было, отличалось, должно быть, мощными челюстями и правильностью черт.

Это было все, что осталось от брата Холварна.

Пустыня потемнела, и Аларик снова впал в беспамятство.

В очередной раз его привела в себя кровь.

Он утратил ощущение времени. Быть может, прошли десятилетия с того момента, как он смотрел в истлевшее лицо Холварна, а может, всего час. Но этого времени хватило, чтобы он оказался весь в крови.

Кровь была повсюду, она запеклась в складках его кожи, густая и липкая. Он стряхнул ее с глаз и попытался понять, где находится.

Перед глазами все кружилось. В ушах стоял ровный гул, похожий на рев огня, — аплодисменты тысяч зрителей, втиснутых на уходящие вверх трибуны. Он был на арене, но не знал, на какой именно. Над головой изогнулись гранитные своды, словно арена была встроена внутрь огромного, накрытого куполом собора.

Он стоял на груде тел. Руки его были победно вскинуты к небу. Тело болело, словно он дрался много часов. Сердца стучали, перекачивая адреналин.

Трупы принадлежали звероподобным людям и мутантам вперемешку с рабами арены. Аларик смотрел на них, пытаясь понять, что сотворил. Они были убиты голыми руками: раздавленные черепа, оторванные руки и ноги, сломанные шеи. Среди них Аларик увидел людей в рваных мундирах Имперской Гвардии: воинов гатранского Бронекавалерийского полка.

На арене были и другие гладиаторы, убивавшие еще оставшихся в живых жалких рабов арены и пленных мутантов, с которыми их послали сражаться. Аларик не узнавал их, но они были хорошо вооружены и обучены, избранные рабы из конюшен лордов Дракаази. Один был мутант с двумя головами, первая рвала мясо с костей раба, вторая, обращаясь к толпе, победно вопила. Другой был гигантский воин в доспехах, стягивавший с себя шлем, чтобы омыть лицо кровью. Желудок Аларика вновь перевернулся, когда он понял, что этот воин — женщина.

Женщина-воительница подошла к нему и хлопнула по спине. Аларик взглянул на нее. У нее было грубое мясистое лицо с повязкой на одном глазу. Доспех у нее был старый, с множеством отметин.

— Ты славно проливал кровь, — одобрительно сказала она.

Аларик ощущал во рту привкус крови. Он молился, чтобы это была его кровь.

— Есть тут кто-нибудь, — прокричала женщина, обращаясь к трибунам, — кто желает бросить вызов Покинутому?

Толпа одобрительно завопила. В этот день Аларик был звездой арены. Они не скоро забудут его.

Аларик увидел достаточно. Он ничего не может сделать. Лучше ничего не помнить. Он позволил себе снова рассыпаться на части, и в трещины разума хлынула тьма, чтобы поглотить его.

Помеченная восьмиконечной звездой планета падала на Дракаази, проиграв битву с силой притяжения. Это было то, что видел Раэзазель. Он предпочел выкинуть эту картину из памяти, когда пытался завладеть Алариком. Демон старательно скрывал ее, и этот факт делал ее важной.

Еще: темно-синее и золотое; святилище, много святилищ, возведенных в честь мнимых святых; религия, построенная на лжи, не замечающие этого последователи.

Жертвоприношения: обманутые мужчины и женщины, пилигримы и фанатики, завлеченные ложью навстречу своей гибели.

Раэзазель явился на Дракаази вовсе не случайно. Правда о его появлении была сокрыта от Аларика, но все же она была здесь, в море нечестивого знания, хлынувшего в его мозг.

Аларик держался. Было бы так просто сдаться и полностью потерять рассудок. Это стало бы таким облегчением. Ему никогда не пришлось бы думать о том, что он творил в состоянии безумия, понимать, что его долг может так и остаться неисполненным. Это было бы самым простым делом в галактике — позволить себе исчезнуть и покончить с этим.

Но он был Молот. Он сражался, чтобы сохранить смысл молитвы. Без него и таких, как он, нет галактики, нет света, горящего в сердце Империума, чтобы разгонять тьму. Есть лишь безумие и смерть.

Он осознал, что находится в очень просторном помещении, в котором эхом отдается скрип резца по камню.

Аларик стоял в похожем на пещеру зале. Вероятно, когда-то это было место для больших собраний. Потолок был из витражного стекла, но в нем недоставало стольких деталей, что рисунок невозможно было понять. Сооружение было полуразрушено, лучи солнца проникали сквозь дыры в некогда нарядно украшенных стенах. Парадная лестница вела в никуда, и сквозь плиты пола пробивалась трава.

Повсюду стояли куски тесаного камня и неоконченные статуи.

Перед Алариком костлявый человек трудился с зубилом и молотком над мраморной глыбой. Из камня вырастала фигура, широкоплечая и ужасная.

Фигура Аларика.

— Какой доспех угодно милорду? — спросил скульптор.

— Никакого, — ответил голос Веналитора из-за спины Аларика, — но тщательно проработай шрамы.

— Я люблю шрамы, — хихикнул скульптор. — Многие хотят выглядеть безупречно, но что за красота в безупречных формах? Именно несовершенство лежит в основе всего красивого! Уродство — вот в чем правда. Объект настолько безобразен… О, это настоящий вызов!

Аларик попытался повернуться, но его руки были прикованы к вмурованным в пол кольцам.

— И сила! — продолжал скульптор. — Да, никаких доспехов, ничего, что сдерживало бы его.

У статуи было лицо Аларика, но он не узнал своего выражения: надменное, самоуверенное, жестокое. Скульптор был гением, но существо, воплощенное им в мраморе, было незнакомо Аларику.

Это было изваяние не Серого Рыцаря, но Аларика Покинутого.

Веналитор вышел из-за спины Аларика. Его сопровождали надсмотрщики-сцефилиды, взявшие Аларика в кольцо.

— Тебя будут помнить, — сказал он Аларику. — Что бы ни случилось, для Аларика найдется место в анналах Дракаази. Ты хоть знаешь, скольких ты убил?

— Недостаточно, — ответил Аларик.

Он испытал на прочность свои оковы. Они держали крепко. Они были неестественного происхождения, так же как ошейник у него на шее. Сцефилиды отпрянули, держа наготове шокеры.

— Недостаточно! — восхищенно повторил скульптор. — О, это чудесно. Какая свирепость! Я никогда не видел столько в одном человеке! Это будет шедевр, милорд.

Веналитор презрительно взглянул на скульптора:

— На меньшее я бы не согласился.

— Он будет ужасен, милорд. Каменный взгляд Покинутого будет сокрушать человеческие умы! — Скульптор снова обратился к мраморному лицу Аларика, высекая большие выразительные глаза и вкладывая в них столько высокомерия, что Аларик, глянув в них, похолодел.

Это было то, чем он стал. То, что видела Дракаази: Аларик Покинутый, монстр, достойный занять место среди величайших чемпионов Кхорна.

Он с трудом подавил тошноту. Собственное изображение наполнило его омерзением. Он пожертвовал на Дракаази столь многим, что потерял себя.

Он больше не мог этого видеть. Он забился в своих цепях, как животное, его разум вновь погрузился в пучину, и холодный океан беспамятства хлынул внутрь и заполнил его. Он тонул в этом океане, и мир поглотила тьма.

Бывали и другие моменты, когда воды расступались и Аларик мог видеть своими глазами.

Он много раз сражался. Он помнил людей, убийц Гирфа, несущих его на плечах после какой-то великой победы. Он был с ними же на «Гекатомбе» и выкрикивал какие-то песни без слов, а тело его было в кровавых отпечатках ладоней.

Он был прикован к стене, и рядом спорили люди. Он смутно понимал, что спор идет о нем, о правах и наградах, о том, кому принадлежит пролитая им кровь. Одним из голосов был голос Веналитора.

Он видел незнакомые города, обрывочные образы чудовищной архитектуры Дракаази: пирамида из черепов, горы отсеченных конечностей, тысячи тел, корчившихся в котле с кровью. Он видел алтари Кхорна, вопящих людей, которых разрубали на части, лордов Дракаази. Видел огромную груду похоронных одежд и двухголового космодесантника-хаосита, массу жгуче-красной плоти, глядящую на Аларика Покинутого завистливым взглядом.

Он видел, как убивают чемпионов и бросают тела на потеху толпе.

Порой он ощущал во рту вкус крови и мяса, и его рассудка хватало лишь на то, чтобы молиться, чтобы это были его собственные кровь и плоть.

Он видел тысячи мест, миллионы жертв и невообразимые ужасы, но главным образом это были лишь мрак и холод.