2.03
Мондус Оккулум — настоящая жемчужина из всех северных кузниц, самое ценное и самое продуктивное из всех военных производств. Она превосходит своими размерами сборочные цеха в бороздах Олимпа, и лишь производительность Мондус Гамма Луки Хрома может сравниться с мощью кузницы локум-фабрикатора, но даже эти заводы отстают по уровню выпуска продукции.
Кузнечный комплекс Кейна, занимающий тысячи квадратных километров между пологими вершинами купола Фарсида и Керавнского купола, был целым государством плавильных цехов, оружейных мастерских, арсеналов, очистительных узлов, топливных складов, сборочных ангаров и лесов труб.
Над производственными сооружениями громоздились многочисленные субульи, и в высоких жилых башнях самых больших из них — Урании, Рабоне и Лабеатиде — обитали миллионы адептов, слуг и рабочих, обслуживающих машины северной кузницы.
Как и большинство заводов Марса, окованная железом кузница Мондус Гамма была ориентирована на военное производство. Покорение Галактики требовало невиданного ранее количества оружия и боеприпасов, и грохот молотов не умолкал ни на секунду.
В осыпавшейся воронке патеры Урана гигантские башни Циолковского в пузатых ячейках транспортеров поднимали на геосинхронную орбиту тысячи контейнеров груза, готового к отправке в зоны боевых действий, разбросанных по всему Империуму. Каждая башня была похожа на подстриженное дерево, казавшееся тонким из-за его высоты, поскольку верхушка исчезала в ядовитых тучах, нависших над кузницей.
И Мондус Оккулум, и Мондус Гамма работали на войну, но их продукция предназначалась для особых воинов — Астартес.
Из этих кузниц выходили ружья и клинки, с которыми вселяющие ужас воины воплощали великую мечту Императора. Над этим оружием трудились опытнейшие адепты, за которых ручался сам локум-фабрикатор. Боевую броню Астартес на наковальнях кузниц создавали наиболее усердные кузнецы, аугметированные самыми мощными и точными устройствами.
Болтеры, лазпушки, ракетные установки и любое другое оружие Астартес производилось здесь, и военная мощь Легионов брала начало в жарких, освещенных красноватым светом цехах Мондус Оккулум. Бронированные машины сходили с конвейеров, установленных в обширных ангарах, а цехи, не уступавшие своими размерами целым городам, выпускали невообразимое количество боеприпасов.
Но Мондус Оккулум не только снабжала Астартес оружием и броней — здесь оттачивался их разум. Воинам Астартес, которых привлекали тайны технологии, было позволено изучать машины под руководством старших адептов. Сам локум-фабрикатор Кейн занимался с лучшими из них — Т’Келлом из Легиона Саламандр, Гебреном из Железных Рук и Полониным из Ультрамаринов. Эти воины унесут полученные знания к своим Легионам и будут инструктировать братьев по оружию.
Мондус Оккулум — настоящая жемчужина из всех северных кузниц, самое ценное и самое продуктивное из всех военных производств. Владение локум-фабрикатора Марса, второго человека после самого правителя. И одна из немногих кузниц Марса, которым удалось избежать разразившейся катастрофы.
Сопровождаемый шумной свитой ноосферически модифицированных сервиторов, с гладкими золотыми масками вместо лиц, раздражительных калькулюс-логов и нескольких скрабберов, чей испуг выражался в постоянных перепалках в бинарном коде, локум-фабрикатор Кейн, стараясь сохранять спокойствие и сосредоточиться на повседневных вопросах производства, прошел по золоченому арочному переходу в помещение арсенала.
За пределами его кузницы разворачивались ужасающие события, но в данный момент он сконцентрировал свое внимание на том, чтобы его производство, насколько это было возможно, работало в обычном режиме.
Открывшийся за аркой огромный зал был ярко освещен, потолок уходил вверх на несколько сотен метров, а противоположный конец терялся где-то вдали. Грузовые сервиторы и завывающие подъемники перевозили груды боевых доспехов Астартес и складывали их в обитые металлом контейнеры, длинными рядами стоявшие вдоль стен.
Сотни отвечавших за качество продукции адептов ходили по залу, подключали пробники к каждому комплекту и тщательно замеряли показания, сверяясь с запрограммированными спецификациями. Лишь изредка изделия не соответствовали строгим требованиям, разработанным самим Кейном, и в каждом случае проводилось скрупулезное расследование причин появления дефектов. Повторение ошибок было недопустимо, а тот, кто допускал небрежность, сурово наказывался.
Только после тщательной проверки и подтверждения полной готовности доспехи отправлялись в патеру Урана, а затем и на орбиту. Локум-фабрикатор Кейн ручался за качество и даже сейчас продолжал относиться к своим обещаниям со всей ответственностью.
Особенно сейчас.
Кейн сделал глубокий вдох, проанализировал присутствующие в воздухе запахи и обернулся к своему помощнику:
— Ты чувствуешь эти запахи, Лачин?
— Конечно, мой лорд, — ответил Лачин, пользуясь человеческим голосом в подражание своему повелителю. Но его голос звучал так гнусаво и неприятно, что Кейн только обрадовался бы, если бы магос воспользовался аугметическим вокализатором. — Раскаленный окисел алюминия и полировочный порошок, который снижает время шлифовки и полирования брони на двадцать процентов и весьма эффективен для твердых поверхностей, таких как кремний и закаленная сталь. А еще микрокристаллиновая паста и разбавленная уксусная кислота.
Кейн покачал головой и положил руку на плечо Лачина. Парень намного уступал ростом локум-фабрикатору, а присущая ему педантичность — полезное качество для эффективности работы помощника — в разговорах вызывала у него раздражение.
— Не то, Лачин. Я имел в виду производимый запахом эффект.
— Эффект? У меня вопрос: непонятно твое утверждение о запахе как о символе.
— Ты не понимаешь? Значит, ты что-то пропустил, Лачин. Ты определяешь химические компоненты запаха, а я определяю эмоциональные составляющие. Для меня мягкий, успокаивающий запах полировочного порошка и машинного масла означает стабильность и порядок, уверенность в том, что мы выполняем свой долг и воины Императора получат лучшую броню и оружие, какие мы только можем изготовить.
— Понимаю, мой лорд, — ответил Лачин, но Кейн знал, что это не так.
— В такие времена, как сейчас, подобные мелочи меня обычно успокаивают, — пояснил Кейн. — Огромная фабрика функционирует, все оборудование исправно работает в хорошем ритме, и рабочие, воодушевляемые общим импульсом, двигаются в унисон, словно хорошо подогнанные части единого механизма, — вот один из самых обнадеживающих примеров направленной силы, какие только известны в Галактике. В процессе творения лица адептов почти всегда кажутся мне прекрасными, и я ни разу не замечал, чтобы в них не было искренности и радостного волнения.
Кейн помолчал, пропуская грузового сервитора с кипой блестящих, только что протравленных пластин брони. Огромное существо, целиком состоящее из мышц, поршней и генетически увеличенного торса, без особых усилий держало тяжелую охапку в цепких руках, снабженных гидравлическим приводом. Вся броня сверкала нетронутым краской керамитом и металлом, поскольку каждый Легион впоследствии наносил свои собственные цвета.
— Как славные рыцари из давно забытых времен Терры, — сказал Кейн, сворачивая вдоль бесконечного ряда тысяч и тысяч доспехов. — Олицетворение чести, долга и отваги.
— Мой лорд?
Кейн широким жестом обвел ряды готовой продукции:
— Лачин, эта броня дороже всех богатств мира. В большинстве случаев подобное зрелище вызывает у меня глубокое удовлетворение, поскольку я вижу, как сильно зависят от нас Астартес. В этом месте я, как правило, забываю обо всем. — Он заметил, что Лачин хочет что-то сказать, и поторопился продолжить: — Не в буквальном смысле, конечно. Я смотрю на это огромное количество доспехов и, хотя самых лучших воинов Императора здесь нет, все же восхищаюсь мощью Астартес и нахожу утешение в том, что мы находимся под защитой могучих героев.
— Вывод: твои слова позволяют сделать заключение, что сегодня ты не получил такого удовлетворения, как обычно.
— Верно, Лачин. Несмотря на все попытки занять себя повседневными делами, мои мысли постоянно возвращаются к хаосу, охватившему нашу любимую планету в течение нескольких последних недель.
Начиная с той ночи, когда над горой Олимп разразилась сверхъестественная буря, а машинный вирус вызвал полную неразбериху в системах связи, в кузнице Мондус Оккулум не прекращались восстания, самоубийства и убийства, которые унесли тысячи жизней и, что более важно, сильно повредили производственному процессу.
Были разрушены десятки фабрик и мастерских, строения выгорели дотла или были разгромлены до такой степени, что не подлежали восстановлению, а в жилых зданиях время от времени возникали настоящие эпидемии паники и массового психоза.
Надзиратели кузницы не смогли справиться с подобными потрясениями, и Кейн нехотя приказал им отступить и позволить мятежникам продолжать беспорядки.
— Кто бы мог подумать, что капризы погоды за три тысячи километров от нас могут вызвать столь тяжкие последствия? — произнес Кейн.
— Изыскания магоса Кантора показали, что чрезвычайно холодная погода может стимулировать агрессивность и недооценку риска, тогда как жара способствует апатии, — доложил Лачин. — Примечание: ранее было замечено, что колебания температуры оказывают влияние на настроение — высокая температура и давление способствуют хорошему состоянию, улучшению памяти и расширению кругозора. Наибольшее влияние на настроение оказывает определенное сочетание температуры, влажности и продолжительности светового дня, хотя Кантор считает, что влажность сильнее всего сказывается на проявлении рецидивов склонности к ортодоксальному корреляционному анализу. В его трудах имеются заключения о взаимосвязи климата в кузнице и поведения рабочих. Если желаешь, я их сейчас изложу.
— Ради Омниссии, не надо! — воскликнул Кейн и устремился вглубь арсенала.
Все сопровождающие во главе с Лачином не без труда догнали целеустремленно шагавшего локум-фабрикатора. Как только запыхавшийся Лачин поравнялся с ним, Кейн заговорил снова:
— Конечно, абсурдно верить, что метеорологический феномен, даже такой сильный, мог повлиять на психику огромного числа людей, но имеющиеся тому свидетельства нельзя игнорировать. Однако беспорядки в кузнице нельзя отнести только на счет человеческого фактора.
И этот факт беспокоил его намного сильнее.
Когда над горой Олимп разразилась буря, все информационные сети и линии вокс-связи Марса заполнились визгом и скрипом искаженной информации, которая внедрялась в программы сложных систем, управлявших почти всеми процессами Мондус Оккулум.
Самые надежные защитные программы оказались не в силах бороться с этим вирусом, и многие когитаторы и вычислители были забитыми вредоносными пакетами и завывающими шумами помех из неизвестного источника.
От губительных последствий атаки, если это действительно была атака, кузницу Кейна спасло два обстоятельства: его мгновенное решение отключить связь с внешними системами и тот факт, что кузница была недавно переведена на ноосферическую систему передачи информации в соответствии с революционной разработкой адепта Кориэли Зеты.
— Сколько времени потребуется для полной очистки наших систем от вирусов? — спросил Кейн.
— По предварительным подсчетам от шести до тридцати ротаций.
— Довольно большой разброс. Они не могут определить точнее?
— Вероятно, зараженный код трудно изгнать сразу, — пояснил Лачин. — В каждом участке схемы, который считается очищенным, вредоносный код вскоре появляется снова и при этом размножается в геометрической прогрессии. Из опасений повторного заражения они не осмеливаются подключить ни одну систему.
— Они определили источник этого вируса?
— Полной уверенности еще нет, но область поражения расходится от кузницы генерал-фабрикатора. Похоже, что первой все же пострадала она.
— Или оттуда была запущена зараза, — пробормотал Кейн.
Несмотря на неоднократные попытки связаться с Кельбор-Халом, все его послания либо прерывались шквалами визгливых помех, напоминающих лай собак, либо просто игнорировались.
— Запрос: ты считаешь, что скрапкод был намеренно запущен в марсианские системы?
Даже невозмутимому и дотошному Лачину не удалось скрыть эмоции при мысли, что кто-то мог умышленно внедрить в линии связи скрапкод.
Кейн обругал себя за несдержанность и пожал плечами.
— Это возможно, — небрежным тоном произнес он.
Он вовсе не собирался делиться своими подозрениями с Лачином. Его помощник был преданным, но наивным, а Кейн понимал, что любую информацию могут перехватить даже из вполне безопасных источников.
Нет, чем меньше Лачин будет знать о подозрениях Кейна, тем лучше.
Согласно докладам скрабберов, скрапкод в первую очередь атаковал вокс-связь и системы защиты его кузницы, а затем были предприняты попытки ослабить натяжение тросов башен Циолковского. Кейн вовремя блокировал все каналы, связывающие Мондус Оккулум с остальной планетой, оставшись в информационной темноте, но зато в безопасности от дальнейших атак.
Исходящая из неизвестного источника угроза психического воздействия скрапкода сделала почти невозможным любое общение, даже в пределах планеты. Лишь благодаря ноосфере Кейн еще мог поддерживать контакт с кузницей Иплувиена Максимала и Магмагородом адепта Зеты.
Но поступающие от них обоих новости не были ни обнадеживающими, ни сколько-нибудь вразумительными.
Обоим адептам был причинен серьезный ущерб похожими вспышками массового психоза, и Максимал к тому же понес тяжелый урон в технике, лишившись из-за критических перегрузок трех своих драгоценных ядерных реакторов. Зета проинформировала о неудачном эксперименте, из-за которого погибли почти все ее псайкеры, и это наверняка было связано с психической интерференцией в атмосфере Марса.
Мало того, так Максимал еще рассказал об отрывочных донесениях, полученных из экспедиционных флотилий, где говорилось о не менее ужасной катастрофе в системе Исстваан.
Детали были неизвестны, и Максимал не хотел обсуждать новость без подтверждения информации, но стало ясно, что в районе третьей планеты произошел катастрофический инцидент и мир превратился в безжизненную выжженную пустыню.
Кейн знал только одно оружие, способное за короткое время довести планету до столь плачевного состояния.
Применил ли Воитель «Пожиратель жизни», или это был акт отчаяния побежденного врага? Источник Максимала не имел ответа на этот вопрос, но утверждал, что Астартес понесли огромные потери.
Было неясно, вызваны ли жертвы действиями противника, или в результате нелепой случайности удар был нанесен союзниками? В любом случае потери такого масштаба среди Астартес трудно себе представить.
Информационные сети кузницы Максимала меньше других пострадали от нашествия скрапкода, и адепт уже начал работы по восстановлению связи с источниками за пределами планеты для получения информации.
Все трое адептов, общаясь по ноосферической линии, высказали мнение, что заражение марсианских сетей носит все признаки упреждающего удара, но сведений было так мало, что им оставалось только укрепить оборону на случай очередной атаки.
В преувеличенно изысканном голосе Максимала Кейн слышал отголоски страха и потому испытывал презрение к адепту. Максимал не вызывал у него особых симпатий, и Кейн считал его скорее архивистом, чем новатором. Кориэль Зета, напротив, смело заявляла о готовности противостоять любым возможным нападениям и о том, что уже отправила гонцов в дружественные воинские ордены титанов и рыцарей, чтобы заручиться их поддержкой.
Раз уж Марс подвергся атаке неизвестного врага, союзники должны теснее сплотить ряды.
Кейн относился к адепту Зете с уважением, поскольку она напоминала ему его собственную молодость и не боялась раздвигать границы неизвестного. В глазах Кейна Зета воплощала в себе все лучшее, что было в Механикум, она с достойным почтением относилась к работам первопроходцев, но при этом не скрывала своего стремления воспользоваться имеющейся базой и достичь новых высот в науке.
Древний алхимик и ученый Терры как-то сказал, что, стоя на плечах гигантов, можно увидеть дальше. Это в полной мере относилось к Зете, и Кейн понимал: если кто-то и способен продвинуть науку и логику Империума, так именно она.
Ободренный этой мыслью, он некоторое время наблюдал, как огромные гусеничные погрузчики перевозят запечатанные контейнеры с броней и оружием Астартес для отправки на орбиту.
— Пойдем, Лачин, — сказал Кейн. — Работа Мондус Оккулум должна продолжаться даже во время кризиса.
Два рыцаря, вздымая клубы серой, словно костный пепел, пыли, петляли по краю борозды Аганиппы — длинной трещины, расколовшей плато к западу от величественной вершины горы Арсия.
Леопольд Крон на «Пакс Мортис» прокладывал путь, а следом за ним на недавно отремонтированном «Эквитос Беллум» шел Раф Мавен. Крон бодро двигался быстрым шагом, и Мавену приходилось напрягаться, чтобы не отстать. Его «Эквитос Беллум» капризничал, плохо подчинялся командам, и даже мультисвязь сознательно оказывала противодействие при каждом повороте.
«Он знает, что причинивший ему боль противник все еще где-то здесь», — подумал Мавен, выправляя курс, чтобы следовать за Кроном по краю глубокого каньона. Тучи пыли затрудняли обзор из кабины, но и смотреть-то было почти не на что, и Мавен управлял рыцарем по мультисвязи. Токсичные пустыни простирались на запад и на юг, и лишь далеко на севере темные мазки дыма указывали на субульи кузницы Иплувиена Максимала.
— Как дела? — спросил по воксу Крон.
— Тяжеловато, — признался Мавен. — Машина плохо слушается управления, и каждый раз, как я беру прежний курс, она через мгновение пытается снова двинуться туда же.
— Тебе потребуется некоторое время, чтобы приспособиться, — сказал Крон. — Весь передаточный механизм был собран заново.
— Я знаю, но дело не только в этом.
— Не в этом? Что ты имеешь в виду?
— Такое впечатление, что машина пытается меня направлять, — ответил Мавен, не зная, как еще выразить свои ощущения.
— Направлять? И куда же?
— Я не знаю… но меня и самого куда-то тянет.
Мавен услышал вздох Крона и пожалел, что не может предложить более вразумительного объяснения. Все, что у него имелось, — это только внутреннее ощущение и крепнущее убеждение в том, что машина лучше его знает, что нужно делать.
Они вышли на боевое задание три дня назад, когда покинули крепость под звуки фанфар, пение горна и приветственные крики товарищей, размахивающих кобальтовыми знаменами. «Эквитос Беллум» снова встал в строй, и воины Рыцарей Тараниса собрались, чтобы проводить его на маршрут. Для машины, бывшей на грани полного уничтожения, это явилось знаменательным событием, и его следовало отметить.
Рыцари Тараниса, как и большинство воинских орденов Фарсиды, перешли в режим повышенной боевой готовности сразу, как только на Марсе воцарился хаос. Благодаря ноосферическим линиям связи адепта Зеты крепость Тараниса пострадала не так сильно, как многие другие, хотя технопровидцы все же настояли на аварийной остановке главного реактора крепости, когда фрагмент скрапкода, все же проникший в систему, предпринял попытку отключить программу управления системой охлаждения.
Своевременное решение спасло орден от ядерной катастрофы, но, пока скрабберы трудились над очисткой системы, машинам рыцарей было негде перезаряжать аккумуляторы.
И это было еще не самое худшее. К огромному огорчению лорда Вертикорды, оказались безнадежно повреждены хранилища памяти Либрариума — ордена, где содержались и список погибших, и история сражений более чем за тысячу лет.
По просьбе адепта Зеты лорд Катурикс и лорд Вертикорда приказали своим воинам нести боевое дежурство на маршруте от крепости до самого Магмагорода. Ходили слухи, что Зета послала гонцов с подобной просьбой и лорду Кавалерио из Легио Темпестус, но пока никто не знал, какой она получила ответ.
До окончания ремонта реактора несколько машин не могли выйти на маршрут из-за разряженных батарей, и для обеспечения безопасности всей территории Рыцарям Тараниса приходилось отправлять на патрулирование по две машины вместо трех. Старина Статор теперь ходил с новичком — братом Гентраном, только-только произведенным в полноправные рыцари, и Мавен с удивлением обнаружил, что скучает по суровому наставнику.
Мавен и Крон двигались на восток по маршруту, который по часовой стрелке огибал склоны древнего вулкана, а затем сворачивал на юг вдоль борозды Оти. К концу второго дня дежурства рыцари свернули на запад, к Магмагороду, чтобы заправиться и перезарядить батареи, прежде чем продолжать маршрут.
Мавен никогда не переставал удивляться, глядя на кузницу Кориэли Зеты. Уже издали Магмагород сиял огромным янтарным слитком, а небо переливалось всеми оттенками оранжевого цвета, словно горели сами облака. По мере приближения золотыми нитями проявились заполненные лавой акведуки, несущие расплавленную породу с вершины плотины Этны — монолитного сооружения, охватывающего южный склон вулкана — к лагуне магмы, окружавшей город.
Огромный город опоясывали высокие стены из керамита и адамантия, и кровь планеты своим сиянием разгоняла ночную тьму. Два рыцаря, миновав украшенную статуями дорогу Тифона, направились к Вратам Вулкана.
Сторожевые башни нависали над стенами металлическими клыками, и охранники пропустили рыцарей внутрь только после долгих переговоров. В кольце стен они оставались ровно столько, чтобы их машины полностью перезарядили аккумуляторы.
Вскоре оба рыцаря снова отправились в путь, огибая обширный порт Магмагорода, где миллионы тонн военного оборудования грузились в ненасытные пасти перевозчиков, беспрестанно сновавших в ночном небе. Едва они успели покинуть великолепие города Зеты, как Мавен ощутил давление со стороны «Эквитос Беллум» — настойчивые толчки, отзывавшиеся болезненными импульсами в мозгу.
Дальнейший путь лежал на восток, к дому, и чем дальше они продвигались, тем сильнее становилось давление, и Мавен, несмотря на нараставшую в глазах боль, был вынужден все свое внимание сосредоточить на управлении машиной. Каждый соединительный разъем в его теле уже вызывал болезненные ощущения, как будто машина превратилась в необъезженного жеребца и пыталась его сбросить.
— Да что с тобой такое? — прошипел он.
Как будто в ответ ауспик выдал едва заметный сигнал из южного сектора, а Мавен невольно вздрогнул от неожиданно всплывших воспоминаний. Изображение пропало так же быстро, как и появилось, и он даже не был уверен, что вообще его видел, но на какое-то мгновение ему показалось, что это тот же ужасный паукообразный сгусток электромагнитной энергии.
Мавен дал машине команду остановиться, и боль позади глаз немного утихла. Затем послышалось шипение гидравлического привода, и высокая машина присела на корточки.
— Крон, подожди! — крикнул он.
Одним движением он заставил верхнюю часть рыцаря развернуться к югу. Но смотреть там было не на что, только песок, белый, как кости, и налетающая из пустыни пыль. Он услышал скрип металла опускающейся машины и ощутил напряжение и неутолимую жажду мести, горящую в сердце «Эквитос Беллум».
— Что там? — спросил Крон. Мультисвязь тотчас выдала извещение о готовности его машины к бою. — Что ты увидел?
— Я не знаю, — признался Мавен. — Я вообще не уверен, что там что-то есть, но «Эквитос Беллум» что-то почуял.
— А отраженный сигнал ауспика был?
— Вроде что-то похожее… Не уверен, — сказал Мавен. — Мелькнул какой-то призрак, не больше. Но точно такой же отклик я наблюдал перед самым началом атаки на реактор Максимала.
«Пакс Мортис» подошел ближе, и Мавен увидел Леопольда Крона сквозь армированное стекло кабины. Его собрат явно испытывал сомнения, но не собирался игнорировать предчувствие Мавена — или «Эквитос Беллум».
— Перешли мне показания ауспика за несколько последних минут, — приказал он.
Мавен кивнул и набрал необходимые команды на панели ауспика. Ожидая, пока Крон изучит информацию, он не сводил взгляда с пустыни.
Пепельные пустыни были унылы и необитаемы. Безжизненный и токсичный район возник после слишком интенсивных разработок ценного сырья, добываемого из недр Марса. Облака ядовитых испарений с очистительных заводов экваториального пояса покрыли изрытые и исковерканные скалы пеплом и пылью, скрывая под предательски рыхлым слоем опасные трещины и воронки.
Здесь не могло выжить ни одно существо, и все же Мавен ощущал непреодолимое желание повернуть машину на юг и углубиться в пустыню. Аккумуляторы полностью заряжены, а запасов воды и питательных веществ может хватить не на одну неделю.
Его руки коснулись панели управления, и сердце «Эквитос Беллум» мгновенно отозвалось на это движение. Машина поощряла его стремление воинственным шепотом и настойчивым давлением на подсознание. При мысли о преследовании чудовищного безжизненного создания, едва не убившего его, лицо Мавена исказил хищный оскал.
Оно где-то здесь, и «Эквитос Беллум» это известно. Он ощущал уверенность каждой молекулой своего существа. И призрачный сигнал был напоминанием о его долге перед машиной.
— Здесь ничего нет. — Голос Крона нарушил его раздумья. — Трек ауспика абсолютно чист.
— Я знаю, — с холодной решимостью ответил Мавен. — Поблизости ничего нет.
— Тогда почему мы остановились?
— Потому что «Эквитос Беллум» говорит, куда я должен идти.
— Должен? — переспросил Крон. — О чем ты толкуешь? Единственное место, куда мы должны идти, — это Медианный мост, а оттуда домой.
— Нет, — настаивал Мавен. — Оно там. То создание, которое пыталось нас убить. Оно на юге. И я уверен в этом.
— Как ты можешь быть в этом уверен?! — возмутился Крон. — На ауспике ничего нет. Ты сам это признал.
— Я знаю, Лео. Но я видел то, что видел. И «Эквитос Беллум» его чует, а я доверяю его инстинкту.
— И что дальше? Ты собираешься отправиться туда один?
— Если придется, — заявил Мавен.
— Не глупи, — предупредил его Крон. — Если ты это сделаешь, Катурикс вырвет из тебя кишки.
— Пусть вырывает, — сказал Мавен и поднял машину во весь рост. — Я должен это сделать. Без этого «Эквитос Беллум» никогда не станет прежним.
— Ты готов рискнуть своими кишками и покинуть маршрут ради погони за призраком?
— Дело не в этом, Лео, — возразил Мавен. — Я знаю, что оно там, и пойду за ним, нравится тебе это или нет.
Мавен снова услышал, как Крон вздохнул, и, как ни тяжело ему было покидать друга, понял, что выбора у него нет. «Эквитос Беллум» не даст ему покоя, пока они не отомстят.
— Ну ладно, — сказал Крон. — И где же оно? Дай хотя бы направление.
— Лео? Ты со мной?! — воскликнул Мавен.
— Это создание, чем бы оно ни было, однажды едва тебя не погубило, — сказал Крон. — Так что логично предположить, что при следующей встрече тебе потребуется моя помощь.
— Ты настоящий друг, — произнес Мавен, гордясь собратом.
— Умолкни и отправляйся в путь, пока я не одумался.
Мавен усмехнулся.
— Следуй за мной, — скомандовал он и развернул машину в пустыню.
Охота началась, и уязвленная гордость заставила «Эквитос Беллум» рвануться вперед.
Мавен не возражал.
Далия с криком проснулась и, задыхаясь, прижала руки к груди. Обрывки тьмы грозили выплеснуться из головы и поглотить ее целиком. В сумраке угадывался змеиный силуэт, послышалось шипящее дыхание дракона, зародившееся с началом Вселенной, а в бесконечно расширяющейся пасти блеснули клыки. Далия плотнее закуталась в простыню и крепко зажмурилась.
Голос в темноте произнес ее имя.
Она видела его даже с закрытыми глазами: человек в плаще и капюшоне, с неистовым взглядом и меткой дракона под кожей. Серебристый огонь горел в его теле светящейся паутиной.
Приглушенный ночной свет в комнате разгорелся на полную мощность, и она заставила себя открыть глаза. Рядом с ней полусонный Какстон возился с панелью освещения.
— Что… что случилось? — хрипло спросил он.
Взгляд Далии быстро обежал все уголки комнаты, где, конечно, не было ни змей, ни человека в капюшоне со ртутью вместо крови. Она увидела металлический сундучок, полный одежды, маленький столик, заваленный деталями машин, и тонкие обои на стенах, испещренные масляными пятнами и диаграммами. Из умывальной кабинки доносился размеренный стук падающих капель, на тумбочке в фольге лежали остатки еды и пустая бутылка из-под воды.
Она сосредоточилась на этих знакомых домашних предметах, чтобы зацепиться за реальный мир и окончательно выбраться из царства видений и кошмаров, драконов и загадочных людей.
— Ты в порядке? — спросил Какстон.
Поднявшись с постели, он обнял ее за плечи. Холодные осязательные имплантаты прикоснулись к обнаженной коже, и Далия вздрогнула. Какстон, приняв дрожь за проявление страха, привлек ее к себе:
— Я здесь, Далия. Тебе больше нечего бояться. Это был только кошмарный сон.
Сразу после выхода из комы Далия обнаружила, что не в силах оставаться одна. Она не могла спать, и постоянный страх снова погрузиться в вечную темноту пребывал в ее душе зияющей бездонной пропастью. Она боялась, что уже не сможет оттуда выбраться.
Она поделилась своим несчастьем с Какстоном, и тот сразу же предложил остаться с ней на ночь, и, хотя Далия угадала в его предложении мужское желание, она не могла не признать, что и ее саму влечет к этому парню. Его переселение в комнату Далии произошло самым естественным образом.
Несколько минут они сидели молча, Какстон ласково обнимал ее, и Далия не возражала.
— Это то же самое, что и раньше? — спросил он.
Далия кивнула:
— Дракон и человек в плаще с капюшоном.
— Каждую ночь один и тот же сон, — изумленно произнес он. — Как ты думаешь, что это означает?
— Это означает, что мы должны идти.
— Я разбужу остальных, — предложил он, видя вспыхнувшую в ее глазах решимость.
Далия наклонилась к нему и поцеловала.
— И поскорее, — попросила она.
