21

— Все вон. — Хохот отца оборвался внезапно, будто свечу задули. Слова разнеслись в тишине. — Сказано — вон. Сейчас я буду говорить с мальчишкой.

«С мальчишкой», но не «сыном», отметил я про себя.

Все заторопились. Высокопоставленные и наделенные властью лорды и леди, оказывающие помощь раненым стражникам, двое из которых поволокли труп Галена. Макин последовал за ними, хрусь-хрусь-хрусь по разбитому стеклу, — похоже, он решил убедиться, что жизнь окончательно покинула тевтона. Катрин позволила увести себя какому-то придворному рыцарю. Но перед тем, как удалиться, остановилась у королевского трона и посмотрела на меня, будто только теперь осознала, кто я на самом деле. Я отвесил ей небрежный поклон — скорее, машинально, как рука тянется к мечу. Меня задела промелькнувшая на ее лице ненависть, явная и неожиданная, впрочем, иногда немного боли и необходимо: прижечь рану, выжечь инфекцию. На короткий миг каждый увидел другого без маски притворства, словно обнаженные новобрачные на супружеском ложе. Та же слабость, что одолевала меня, когда мы ехали по цветущим зеленью владениям Анкратов, заставила меня обратить на нее внимание. Желание оказаться в плену милого создания проникает внутрь осторожно, мягко и обезоруживает как раз в тот момент, когда тебе нужны силы. Конечно, ее ненависть ранила меня, но я все равно не прервал поклон и смотрел, как она выходит из зала.

Королева, неуклюже спустившись со ступенек возвышения и переваливаясь, словно утка, тоже удалилась в обществе нескольких рыцарей. Когда она встала, я увидел ее выпирающий живот. Сводный брат, по предсказанию Сэйджеса. Наследник трона, если мне суждено умереть. Пока только выпуклость, скорее, намек, но и этого вполне достаточно. Я вспомнил брата Кейна, которому рассекли мышцу на плече, тогда мы бились за деревню Холт.

— Это ерунда, малыш Йорги, — заявил он, когда я предложил прижечь рану раскаленным ножом. — Всего-то деревенский пострел с ржавой тяпкой. Задел чуток.

— Она опухает, — возразил я. — Нужно раскаленное железо. Если, конечно, уже не поздно.

— К чертям собачьим, только не из-за какого-то деревенского недоноска с тяпкой, — не согласился Кейн.

Он умирал в мучениях, этот Кейн. Спустя три дня руку раздуло с мою талию, сочившийся гной был зеленее соплей, а зловоние настолько ужасным, что мы бросили его, вопящего, помирать в одиночестве. «Рана неглубокая» — но, бывает, и легкая царапина проберет до кости, если вовремя не принять мер.

Просто выпуклость. Я наблюдал, как удаляется королева.

Остался только Сэйджес, он то и дело посматривал на остатки разбитого вдребезги дерева. Можно подумать, возлюбленной лишился.

— Язычник, присмотри за королевой, — приказал отец, — возможно, ей потребуется утешение.

Его выпроваживали куда как просто и доходчиво, но Сэйджес, казалось, был слишком растерян, чтобы подчиниться. Он отвел взгляд от сверкающих осколков ствола:

— Сир, я…

«Ты что, язычник? Чего-то хочешь? Да кто ты такой, чтобы желать».

— Я… — То был новый Сэйджес. Контролировал ли он прежде кого-либо, теперь значения не имело. — Вам не следует оставаться один на один, сир. Ма…

«Мальчишка? Ну, скажи, давай, поднатужься».

— Это может быть опасным.

Вот чего не стоило произносить. Думаю, язычник слишком долго полагался на свою магию. Знал бы он моего отца по-настоящему, никогда не сказал бы, что меня надо бояться.

— Вон!

Во взгляде Сэйджеса было нечто большее, чем ненависть. Там, где Катрин продемонстрировала одно чувство, татуированный маг предложил замысловатое многообразие. Там была ненависть, восхищение, возможно, уважение и много чего другого: эдакий коктейль эмоций отобразился в некогда миролюбивых карих глазах.

— Сир. — Он поклонился и направился к двери.

Мы молча смотрели, как он шагает по искрящемуся ковру из осколков. По дороге попадались оброненные веера и напудренные парики. Двери закрылись, приглушенно звякнув бронзой. Мое внимание привлекла отметина на стене за троном. Однажды, хорошо размахнувшись, я метнул топор, но в цель не попал. Он врезался в то место. Кажется, сегодня день воспоминаний о старых отметинах, подзабытых чувствах.

— Мне нужен Геллет, — заявил отец.

Удивительная у него способность озадачивать, просто нельзя ею не восхищаться. Я стоял перед ним как обвинитель, меня тяготило прошлое, а он даже не подумал объясниться, устремив свой взгляд в будущее.

— Геллет не взять, не захватив Красный Замок, — ответил я.

Похоже, один испытывал другого. Это напоминало игру в покер, где что ни реплика — ставка или повышение, блеф или объявление.

— Ловкие приемы у барьера — замечательно. Убил тевтона. Я не думал, что ты справишься. Шокировал мой двор, с ними все понятно, но мы-то знаем, кто есть кто и чего стоит. Но вот справишься ли ты с тем, что действительно представляет ценность? Сможешь ли добыть для меня Геллет?

Мы встретились взглядами. Не унаследовал я его голубые глаза, тут пошел в мать. В этих глазах, всегда холодных, ничего не высмотришь. Даже во взгляде Сэйджеса, когда он был спокоен, я мог копнуть глубже и понять тайный смысл, но в глазах отца не замечал ничего, кроме холодного расчета. Думаю, именно это и вселяло страх — его равнодушие. Я видел злобу и ненависть во всех ее проявлениях. Замечал блеск в глазах палачей, пусть болезненный, но даже в нем проглядывало любопытство, легкий намек на принадлежность к человеческой породе. Такой мог изувечить раскаленным железом, но, по крайней мере, его это захватывало.

— Я добуду тебе Геллет, — ответил я.

Смогу ли? Кто его знает. Из всех соседей Анкратов Геллет был самым неприступным. Вероятнее всего, у лорда Геллетара было намного больше прав на Имперский трон, чем у отца. Из великой Сотни равных Мерлу Геллетару почти не имелось.

Я заметил, что сжимаю кинжал. Просто сгорал от желания обнажить закаленную сталь, вогнать в шею отца, заорать, лишь бы хоть как-то оживить его холодные глаза. «Ты продал смерть матери, ублюдок! Кровь собственного сына. Милый Уильям не успел остыть, а ты уже продал их! Заключил мир в обмен на право вести речную торговлю!»

— Мне потребуется армия, — сказал я, поразмыслив. — Красный Замок просто так не сдастся.

— С тобой пойдет Лесной Дозор. — Отец положил руки на подлокотники трона и откинулся назад, наблюдая.

— Двести человек? — Я крепче сжал эфес ножа. Двести человек против защитников Красного Замка. Да тут и десяти тысяч может не хватить. — Тогда я возьму с собой братьев. — Я следил за его глазами. Они так и остались холодными, бесчувственными, несмотря на слово «братья». Это слабость — желание напомнить ему об Уилле. — Будет тебе Геллет. Добуду Красный Замок. Преподнесу голову лорда Геллетара. За это отдашь мне язычника.

«И назовешь меня сыном».