16
Четыре года тому назад
Коротко прогрохотал гром, отдаваясь у меня в груди. Вспышка молнии преобразила все вокруг, четче обозначив тени. Образы, навеянные сновидением, все еще жили в сознании. Какой-то испуганный малыш, у которого вместо слез из глаз брызнула кровь. Танцующие дети, охваченные пламенем. Новый раскат, размывающий очертания, ввергающий в темноту.
В замешательстве я находился между сном и явью, внимая скрипу дерева, тряске кареты и шуму ветра. Снова ударила молния, разглядел, что происходит внутри: мать, сидевшую напротив, рядом с ней Уильяма, свернувшегося калачиком на длинном сиденье.
— Гроза! — Я попробовал приоткрыть фрамугу, она поддавалась с трудом, но брызги дождя долетели, потом я оставил эту затею, вслушиваясь в завывание ветра снаружи.
— Ш-ш-ш, Йорг, — произнесла мать, — лучше спи.
В темноте ее было не разглядеть, но витавший аромат подтверждал: она рядом. Роза с лимонной травой.
— Гроза. — Я хотел сказать что-то еще, но позабыл, что именно. Мысли вертелись только около одного слова.
— Это просто дождь и ветер. Тебе нечего бояться, Йорг, любовь моя.
Пугали ли они меня? Прислушался, порывы ветра лупили в двери кареты.
— Нужно оставаться в карете, — заметила мать.
Карета ехала, тряслась, нагоняя дремоту, хотелось вернуться в прерванное сновидение.
— Спи, Йорг. — Скорее приказ, чем напутствие.
«Откуда она знает, что я еще не сплю?»
Совсем близко ударила молния, послышалось потрескивание. Свет, вспыхивая прерывистыми полосами, придал лицу матери суровое выражение.
— Надо остановить карету. Надо выйти. Мы должны…
— Спи! — В голосе послышалось беспокойство. Я попытался подняться, но оказалось, что-то удерживает меня, словно я барахтаюсь в густой-прегустой грязнили в размягченном воске.
— Ты не моя мать.
— Оставайся в карете, — велела она тихо.
Резкий запах гвоздики наполнил темноту, я уловил присутствие мирры — да ведь это ароматы смерти. Они проникли повсюду, не давая звукам распространяться. Было слышно только ее хриплое дыхание.
Словно ослепнув, я попробовал нащупать дверную ручку. Вместо холода металла ухватился за разлагающуюся плоть, а ведь она разлагается только после смерти. Я заорал, но не смог пробиться сквозь тишину. Разглядел существо при вспышке очередной молнии: плоть кусками отваливалась от костей, вместо глаз пустые глазницы.
Страх лишил сил. Почувствовал, как вниз по ногам стекает теплая струйка.
— Ну же, иди к мамочке. — Пальцы, словно лианы, обвили руку и потянули в темноту.
Из-за сковавшего страха не мог собраться с мыслями. Слова застыли на губах, о чем это я, о чем.
— Ты… не она, — выдавил наконец.
Еще одна вспышка озарила лицо мертвой в дюйме от меня. И еще одна, в ней я опять увидел, как умирает мать, истекая кровью под дождем в ту ужасную ночь, и себя, запутавшегося в колючем терновнике, беспомощного, скованного страхом.
Холодная ярость поднялась во мне. Проняла до нутра. Я боднул головой остатки чудовищного лица и решительно схватился за дверную ручку:
— Нет!
Выпрыгнул наружу, прямо в грозу.
Раскат грома был таким громким, что мог бы поднять даже мертвого. Я резко сел, недоуменно вдыхая запах сена и чувствуя, как оно колет меня повсюду. Сарай! Вспомнил сарай.
Свет рассекал темноту ночи. Свет от фонаря, свисавшего с балки около двери. Под ним стоял высокий человек, у ног которого я разглядел нубанца, как видно пребывающего в плену повелителя снов.
Чуть было не закричал, но вовремя спохватился и прикусил язык. Вкус крови окончательно развеял кошмар прежнего сновидения.
Мужчина держал арбалет, больше которого я в жизни не видывал. Начал оттягивать назад тетиву. Не больно спешил. Думаю, когда ты охотишься по приказу повелителя снов, времени у тебя хоть отбавляй. Правда, только до той поры, пока жертвы пребывают в сновидениях, которые на них наслали…
Я потянулся за ножом, но его не оказалось. Видимо, потерялся в сене, когда меня мучили кошмары. Света фонаря хватило, чтобы разглядеть невдалеке металлический предмет. Крюк. Если немного подвинуться, я смогу до него дотянуться. Дотянулся.
Завывания ветра сделали мое приближение неслышным. Красться не пришлось. Просто продвигался не торопясь, боясь оступиться, но довольно быстро, чтобы в случае чего не попасть под раздачу.
Вначале думал — обогну и перережу ублюдку глотку, но он был высоким, слишком высоким, десятилетнему мальчишке не дотянуться. Не подходит.
Арбалет все так же нацелен на нубанца.
Выжидай, пока ситуация позволяет. Так говаривал когда-то Лундист. Откинь прочь сомнения.
Вогнал крюк охотнику между ног и изо всех сил рванул вверх.
То, что не удалось раскатам грома и вою ветра, с лихвой исправил вопль мужчины — нубанец проснулся. Надо отдать ему должное, он мгновенно оценил ситуацию, времени на переход от сна к яви ему не потребовалось. Он моментально вскочил и вогнал фут стали в грудь противника.
Мы постояли, поверженный охотник валялся между нами, у каждого по окровавленному оружию.
Нубанец вытер клинок о плащ мертвеца.
— Ну и силища! — ткнул арбалет носком, поразившись его тяжести.
Чернокожий поднял арбалет. Провел пальцами по инкрустированным металлическим вставкам, прикрепленным к деревянной основе.
— Мой народ сделал его. — Он коснулся символов и ликов жестоких богов. — Теперь я задолжал тебе две жизни. — И белоснежная улыбка в свете фонаря.
— Одной вполне достаточно. — Я выдержал паузу. — Графа Ренара.
Улыбка сошла тут же.
