— Брат мой, услышь меня. Воины Семнадцатого легиона, послушайте меня. Эта жестокость противоречит принципам Легионес Астартес и воле нашего отца, Императора. От имени Пятисот Миров Ультрамара я умоляю вас прекратить огонь и отступить. Выйдите со мной на связь. Давайте поговорим. Давайте урегулируем это. Происходящее — трагическая ошибка. Прекратите огонь. Я, Робаут Жиллиман, клятвенно заверяю, что мы обойдемся друг с другом честно и справедливо, если удастся приостановить враждебные действия. Я призываю вас ответить.

Жиллиман кладет переговорный рожок и глядит на Гейджа и мастера вокса.

— Как только появится возможность, — говорит он им, — запустите это сообщение на повтор. Циклическая передача. Никаких перерывов.

— Да, сэр, — отвечает мастер вокса.

Левиафаны шевелятся. Превосходя по размеру все, что может постичь человеческий разум, в пылающих пыльных облаках над Калтом движутся звездолеты. Их темные корпуса возникают из сверкающих облаков, прорываясь через кружащиеся вспышки выброшенной энергии, словно морские чудовища, которые поднимаются на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.

Они летят вслепую. Они сражаются вслепую. Они выкрикивают угрозы и бросают вызовы в пылающую пустоту через сломанные вокс-системы и перегоревшие динамики. Они отрываются от сверхтяжелых мостиков, кранов и якорных стоянок станций, некоторые рвут кабели, линии и шлюзы в отчаянном стремлении вырваться на свободу.

В движущуюся цель сложнее попасть. Теоретически. На практике движущаяся цель становится одинокой и уязвимой.

Боевые корабли Семнадцатого легиона делают убийства легкими. Двигаясь по инерции, вальяжно и величаво, они несутся вперед, щиты светятся, создавая вокруг корпусов яркие ореолы от сгорающих на силовых полях пыли и твердых частиц. Щерящиеся оружейные отверстия открыты, основные орудия выдвинуты из шахт. Зарядные батареи и плазменные конденсаторы бурлят энергией, готовые к смертоносному разряду. Предполагается, что корабли также слепы и глухи, однако это не так. Системы обнаружения и целенаведения, которые находятся за пределами самых темных грез Механикум, впериваются в шумный мрак и сходятся на разбегающихся кобальтово-синих кораблях флота Ультрамара, словно те — горячие угли среди холодного пепла. Они находят их и привязываются к ним, неустанно следя, сладострастно изучая до мелочей, взвешивая и оценивая защиту и крепость корпуса, а тем временем орудийные батареи выдвигаются и самонаводятся, загружая боезапас. Громоздкие магазины пыхтят и лязгают, пока снаряды и ракеты передаются автозагрузчиками, межпалубными лифтами или зарядными лотками.

Боеприпасы заполняют пустоту, словно метель. Колонны жгучей плазмы и лазеров длиной в сотни километров прочерчивают полосы остаточных изображений на сетчатке тех, кто их видит. Основные лэнс-батареи изрыгают яркую энергию, выплевывая свет лучами, комками, осколками, подергивающимися зигзагами молний.

Во тьме взрываются корабли. На «Гладиусе», четырехкилометровом корабле охраны из Сарамантского Крыла, раздается серия взрывов, начисто отрывая его от эллинга. Его бронированный корпус рассечен и изжеван внутренними детонациями. Баржа «Надежда Нармении» попадает под веер ракет, который поражает ее, словно буря иголок, пробивает верхний корпус и корму в сотне мест, изрешечивает их и заливает внутреннее пространство пламенем. Транспорты поддержки «Напутствие» и «Восферус» выведены из строя длительным бортовым огнем боевой баржи Семнадцатого. «Напутствие» не выдерживает первым, пластины его корпуса разворачиваются вокруг взорвавшегося реактора, словно ускоренная съемка лепестков цветка, которые раскрываются, расцветают и умирают. Спешно запущенные спасательные боты сносит волной сверхтемпературы. Временно спасенный гибелью однотипного корабля «Восферус» разворачивается, чтобы спастись бегством, однако вражеские орудия достают его и превращают двигательную секцию в месиво. Сопла и раструбы двигателей взрываются, и направленное внутрь давление приводит к аварии тяговой силовой установки, серии сверхвыбросов в машинно-котельные помещения, выжигающих корму транспорта, словно заложенная в трубу бомба. Сила выбросов волной давления швыряет разрушенный корабль вперед, на войсковой транспорт «Антрофелес», разрезая тот надвое. За пять секунд гибнет восемьдесят тысяч людей.

Линкор типа «Инфернус» «Пламя чистоты», одно из настоящих чудовищ во флоте Семнадцатого, нападает на орбитальную станцию «Асертис», устраивая канонаду, чтобы максимально увеличить сопутствующий ущерб. Его нос защищен броней — громадным полированным тараном, гигантским чеканом, украшенным золотыми серафимами, нарвалами и орлами. Он рассекает оказавшиеся на его пути пришвартованные малые корабли, разрубает некоторые надвое, а прочим вспарывает и крушит корпуса. Основная хребтовая лэнс-установка, экзолазерное орудие высочайшей мощности, пробуждается и издает визг, выбрасывая копье уничтожающего материю света, от тяжелого удара которого начинает кружиться вокруг своей оси пытающийся защитить станцию сторожевой крейсер «Станции Ультрамара». Крейсер пытается выправиться, оставляя за почерневшим и оплавленным левым бортом след обломков. Он заторможенно разворачивается, неуклюже озирая посты поддержки и мостики станции. Из поврежденных двигателей извергаются облака розового пламени. Он поднимает щиты. «Пламя чистоты» снова делает выстрел из перезаряженного экзолазера. Окружающие «Станции Ультрамара» щиты даже не замедляют луч. Они лопаются, как мыльные пузыри. Луч испаряет центральную часть крейсера, пока от того не остается лишь металлический остов корпуса вокруг светящейся белым от жара дыры. «Пламя чистоты» наращивает мощность, отшвыривая дрейфующие останки «Станций Ультрамара» прочь магнитной носовой волной.

В мрачных шахтах двигательных отсеков и машинных отделений от яростного усердия надрываются толпы кочегаров и разнорабочих. Помещения инфернальны, покрыты коркой сажи и освещены красноватым свечением громадных двигателей и топок реакторов. Армии лоснящихся от пота кочегаров, глаза которых похожи на белые камни на почерневших лицах, забрасывают в железные лотки горючую руду и прометиевые шашки. Команды сервиторов, чья металлическая кожа от постоянной жары изменила цвет, словно старый котел, толкают и тянут вибрирующие рычаги активаторов, ускоряющих тяговые силовые установки. Раскачиваются угольно-черные цепи. Меха хрипят и, как дыхание дракона, извергают в газоводы и вентиляционные трубы шары бурлящего пламени. Похожие на троллей ворчащие рабочие-абхуманы изнемогают от жары, вытаскивая с шахтовых палуб монолитные вагонетки неочищенного топлива.

Здесь царит безумие, паника, которую едва сдерживают хлысты и приказы начальников двигательного отсека. Тут нет окон, никакой возможности оценить окружающую вселенную и угрозы, которые она может содержать в себе.

На самом деле экипажи мостика в стеклянных и позолоченных башнях высоко наверху понимают происходящую катастрофу не лучше, чем слепые кочегары во тьме внизу. Если бы кочегары это знали, вряд ли им стало бы легче от этого знания.

Многие более не увидят света. Некоторые из уничтоженных во время Калтской Бойни кораблей будут продолжать обращаться вокруг истерзанной звезды сто тысяч лет — замерзшие развалины, корабли-склепы безмолвных мертвецов, которые мумифицировались в миг своего последнего крика.

Вентан и Селатон грохнулись на землю. Падение жесткое. Их сила и доспехи гасят удар, и они поднимаются, держа наготове болтеры. Броня покрыта слоем пыли и пепла.

Они начинают двигаться.

Позади них до земли долетает модуль, разрываясь при приземлении. Раздается треск раскалывающегося металла. За модулем следует большая часть одного из пилонов. Они слышат, как стальные тросы лопаются со звуком выстрелов болтера. Сломанные крепежные болты, вылетевшие от перенапряжения, свистят в воздухе, будто крохотные ракеты.

Селатон и его капитан выскакивают из-под рушащегося пилона. Тот падает, как усыпленное животное: сначала подогнув колени, потом на живот, а затем голова падает набок с обмякшей шеей, загнутой назад. Словно вызванная звуком раздираемой стали, вздымается бурлящая стена пыли. Вентан и Селатон выскакивают из пыльной волны.

Посадочные платформы впереди покрыты обломками и трупами. Вентан бледнеет, увидев павших Ультрамаринов. Их прекрасные доспехи цвета кобальта и золота ободраны и расколоты огнем болтеров. Он видит труп с полковым штандартом. Это расположенный поверх двуглавого орла золотой символ легиона. Древко так крепко сжато бронированными кулаками, что на нем остались следы, как от зубов.

Это была почетная стража. Церемониальное отделение, которое уничтожили, когда они готовились к посадке. Рядом лежат тела городских сановников, торговых чиновников, сенешалей, помощников и бригадиров грузчиков. От них остались окровавленные останки: бесформенные мешки из рваной одежды, набитые мясом. Их поразило оружие, созданное для постчеловеческих войн, оружие, которое способно убивать и сейчас убивает Легионес Астартес.

Оружие, воздействие которого на немодифицированных, неусовершенствованных и незащищенных людей чрезмерно.

Селатон замедляет шаг и замирает. Он рассматривает гору мертвецов.

— Идем! — приказывает Вентан.

— Они ждали посадки, — произносит Селатон, словно это имеет какое-то значение.

Вентан останавливается и глядит на сержанта.

Это настолько очевидно, но все же он не заметил. Чтобы увидеть истину, потребовался менее опытный ум Селатона.

Они ждали посадки. Они умерли, ожидая посадки с поднятыми знаменами и штандартами. Но с момента начала катастрофы, вероятно, прошло пятнадцать или двадцать минут. Пятнадцать или двадцать минут со времени орбитального взрыва, с которого начался огненный дождь.

Они все это время стояли тут и продолжали ждать посадки, когда мир вокруг озарялся?

— Они уже были мертвы, — произносит Вентан. — Мертвы или умирали.

Это убийство предшествовало катастрофе. В лучшем случае — произошло одновременно с ней. Катастрофа не была несчастным случаем.

Над платформой визжат выстрелы. От противовзрывных барьеров позади них с хлопаньем отражаются лазеры. Болтерные заряды закручивают в штопор дым. Повсюду вокруг удары от попаданий.

Вентан видит, как из дымной пелены надвигаются Несущие Слово. С ними идут солдаты, когорты Армии с лазерными винтовками и алебардами.

Они палят по всем целям, которые видят.

Селатон, все еще сдерживаемый этическими параметрами привычной для его понимания вселенной, задает очевидный вопрос.

— Что нам делать? — произносит он. — Что нам делать?