Глава вторая

Жизнь, если посмотреть на нее с определенной стороны, похожа на звездное поле. Если суметь заглянуть за обыденные декорации, закрывающие Галактику, и увидеть свет, который все носят в своем сознании, то перед вашими глазами предстанут миллионы сверкающих путеводных огней Человечества. Большая часть из них пребывает в относительном покое, переливаясь в городах бесчисленными легионами от жилых районов до фабрик и обратно. Немногие огоньки горят чуть в стороне от их миров — это аристократы и служители закона, преступники и бродяги. Некоторые вращаются на орбитах в шаландах контрабандистов или защитных планетарных платформах. Другие заточены в космических кораблях, двигающихся между мирами, — это солдаты, миссионеры, адепты, подобно крови Империума, текущие по его космическим артериям.

Данная конкретная система, Тертиам Диомеда, оказалась настолько густо населена, что выполнить поставленную задачу было непросто. В двух мирах-ульях, нескольких колониях и на орбитальных станциях проживало двадцать три миллиарда граждан. Было ли возможным найти огонек одной конкретной жизни среди такого количества людей?

С системой они определенно не ошиблись. Один из миров-ульев неожиданно покрылся псионическими шрамами бесчеловечной жестокости. Алая ментальная дымка кровопролития висела над всеми его городами, но она была подобна тусклому свечению, почти уютному благодаря своей нормальности, свидетельствующему, что обитатели нижних уровней разбираются друг с другом так же эффективно, как и всегда.

Но один улей отличался от прочих. Яркие полосы насилия все еще покрывали его верхние шпили, сотрясавшиеся от непроходящего шока, они были напитаны остаточными следами смерти и сочились интенсивным белым ужасом, стекавшим грязной водой на нижние уровни.

Здесь. Это произошло здесь. Следы совпадали с уже знакомыми им, и это подтверждало, что они нашли нужное место.

Имелся и другой мир, будто отмеченный межевым камнем как крайне важный для завершения их задачи. Маленький планетоид, где обитатели казались согнанными в плотные, правильными узорами распределенные по его поверхности группы, — они практически не двигались и размещались в поднимающихся с мира пирамидах. Узники в камерах. Мир-тюрьма, зловонная дыра, куда бросали самых опасных преступников, каких могла породить Тертиам Диомеда. Под верхними уровнями размещались ряды пустых, более крупных по размерам помещений, где не было заключенных. Огоньки жизней, попадавшие в них, мерцали от боли или тускло дрожали в отчаянии. Пылающие вспышки смерти глушились холодными как лед страданиями.

Комнаты дознания. Оборудованные так, чтобы обеспечить максимальную безопасность. И одна из них была полна ярких жизней, мельтешащих в проводимых ими приготовлениях. Усиленные двери, адамантиевые кандалы и медицинские сервиторы, накачивающие содержащегося здесь заключенного огромными дозами гипно-седативных препаратов. Люди знали, кого им предстоит удерживать и что тот может натворить. Возможно, они даже побывали в улье и видели происшедшее там своими глазами, — в любом случае иллюзий они не питали. Они готовились принять один-единственный огонек жизни, который вряд ли когда-нибудь покинет тюремные стены. Здесь он потускнеет, а затем и погаснет.

Изображение снова отдалилось. Объекта поисков здесь еще не было, но сведения, полученные на планете-тюрьме, позволили выследить его. Если посмотреть на эту звездную систему со стороны, можно было увидеть ее особый узор. На первый взгляд некоторые жизни — контрабандисты, беглые преступники, космические патрули — перемещались совершенно случайным образом между планетами и их светилом, но в большинстве своем они на самом деле следовали регулярными маршрутами, проложенными среди миров. Тонкие артерии подсвечивало псионическое эхо тех, кто пользовался ими, ведь обычные маршруты были относительно безопасны и хорошо охранялись, что давало наибольшие шансы поимки перевозимого заключенного, если тот убежит. Следовательно, он должен был быть там, где-то там.

Объединенное, ищущее сознание прочертило линию от отмеченного насилием улья до мира-тюрьмы, найдя нить, соединявшую их, — короткий, прямой, надежный маршрут с малым количеством путешественников, но изобилующий стационарными «полустанками», где размещались станции слежения, отмеченные жизнями тех, кто нес дежурство.

Здесь. Он должен был быть где-то здесь. Это был безопасный маршрут, по которому местные представители власти этапировали преступников. Наверняка за ним наблюдали Адептус Арбитрес, выслеживающие любые признаки предательства или некомпетентности. Возможно, часть этих ярких, сосредоточенных огоньков жесткого света являлись жизненным эхом офицеров-арбитров, суровых и подтянутых, руководящих надзором за правопорядком в Империуме.

Тем, кто сейчас смотрел на них, уже пришлось убить далеко не одного арбитра. Не то чтобы те этого заслуживали, но это было необходимо. Арбитрес являлись лишь одной рукой Империума, одним болтиком в огромной машине, превращавшей Человечество в беспомощную, доверчивую массу ослабленных сознаний. Огоньки граждан были тусклыми и угасающими, готовыми взорваться бунтом и восприимчивыми к нашептываниям Темных Сил. Если бы в Империуме было больше людей, способных увидеть его население так, как видели сейчас наблюдатели, то, может быть, этой машины сейчас бы и не существовало и настало царство свободы. Или, что тоже вероятно, безумная анархия. Каждый из наблюдателей знал, что найти решение, которое спасет Галактику, будет нелегко.

Но эти вопросы могли подождать до лучших времен. Вместе наблюдатели устремили свой взгляд на найденный внутренний маршрут, ведущий от улья к планете-тюрьме. Удаленный планетоид, как они отметили, был невелик, а значит, и гравитация должна была оказаться слабой. В таких условиях мускулатура заключенных постепенно атрофировалась и становилась хилой всего за год, что значительно затрудняло побег, если им удавалось пробраться на космический корабль и высадиться на планете с нормальной гравитацией. Старый трюк, но он работал. Хотя вряд ли он мог так же успешно пройти с тем, кого вели по этапу в данный момент. У тюремщиков не оставалось иного выбора, кроме как постоянно держать его в цепях, а сразу по завершении работы с ним — убить. Ведь узник ни умом, ни телом уже не являлся человеком в полном смысле слова.

Один из кораблей нес на своем борту несколько сотен отчаявшихся душ. Результат зачистки, произведенной в подбрюшье улья и округленный за счет необходимости выполнить план по количеству вынесенных обвинительных заключений. На другом судне оказалось несколько тертых преступников, накачанных седативными препаратами и закованных в кандалы. Убийцы. Мятежники. Худшие из представителей Империума и в то же время результат деятельности Империума, как и шумных ульев, и железной дисциплины, насаждаемой арбитрами. Эти представляли интерес, но искали сейчас не их.

Еще один корабль обладал небольшими размерами и был отмечен едва ли дюжиной огоньков жизней. Первым доказательством стал его экипаж. Они боялись. Страх — странная штука, делающая душу и сильнее, и слабее в одно и то же время, и тебе никогда не скрыть печати, которую он оставляет на ней. Тонкая, неравномерная рябь виднелась в самой глубине сознаний членов экипажа, проступая за всем, что они делали. Они боялись потому, что знали: корабль могут сбить в любую минуту, если возникнут подозрения, что их заключенный может сбежать; их собственные жизни были недостаточно ценны, чтобы считаться с ними в случае угрозы упустить «груз». Также они опасались того, что могут что-нибудь напутать в сложном бюрократическом танце, которым окружалась перевозка подобных преступников. Предстояло поставить в известность адептов десятков разных организаций, и каждый из них должен заверить своей подписью один из этапов конвоирования. Делом могла заинтересоваться даже Инквизиция, которая потребовала бы присутствия одного из своих представителей или даже настаивала бы на том, чтобы были использованы какие-либо из их собственных методик дознания.

У Инквизиции могло найтись много вопросов, чтобы задать их заключенному. И большая их часть касалась бы наблюдателей, следивших сейчас за кораблем.

Но конечно же, больше всего прочего экипаж боялся самого преступника.

Яркое красно-белое пятнышко бурлящей ненависти, настолько резко и отчетливо очерченное, что казалось шляпкой гвоздя, забитого в материю космоса. Пулевое ранение, кровоточащее безумием. Глубинные, первобытные эмоции поднялись на поверхность и поглотили разум. Ошибки быть не могло. Невзирая даже на расстояние, по одному только псионическому отзвуку можно было утверждать с уверенностью, что именно этот человек был целью поисков. Бойня, учиненная в улье, оказалась настолько жестокой, что лишь несколько человек, подобных этому, могли совершить ее. В большинстве своем они разгуливали на свободе и устраивали резню в других системах, но на Тертиам Диомеда свершилось нечто экстраординарное — одного из них поймали. Скорее всего, дорогой ценой он был схвачен, закован в цепи, проведен через многочисленные слои бюрократической системы и приговорен к тяжелой, мучительной смерти во время дознания на планете-тюрьме. Случай был уникальным, вероятность подобного была один на миллион. Но тем не менее это произошло. И именно этой возможности искали наблюдатели.

Охваченная ненавистью душа корчилась в цепях. В ее глубине таился парадокс — впрочем, как и в любой другой, — но этот парадокс был ярким и очевидным. Она кипела от ненависти, бесконтрольно извергавшейся в разрушенный и деградировавший ум. Но вдвойне опасной ее делало то, что она была скована стальными жгутами дисциплины — той же самой дисциплины, которую можно было найти в душе любого космодесантника.

Их уверенность оказалась достаточно велика, чтобы прервать контакт. Образ Тертиам Диомеда рывком ушел назад, и миллиарды огоньков жизней закружились, исчезая вдали, когда Сарпедон стал извлекать свое восприятие из псионических пейзажей.

Бурлящая мгла распалась, и Сарпедон вновь оказался в одном из помещений на борту «Сломанного хребта». Прямо напротив сидел библиарий Греск, по чьей смуглой коже струился пот. Третий библиарий Ордена — Тирендиан — по-прежнему сидел неподвижно, погрузившись в медитацию и управляя дыханием. Он выглядел слишком юным и привлекательным для космического десантника, не говоря уже о том, чтобы походить на закаленного в битвах отщепенца из Испивающих Души.

Каждый из библиариев действовал особенным образом. Силы Греска влияли на метаболизм собратьев-десантников, ускоряя их рефлексы и движения, превращая воинов в еще более эффективные машины разрушения. Ментальные способности Тирендиана оставались грубыми и неуправляемыми — он метал молнии во врагов Ордена. Сарпедон же был телепатом, умеющим передавать, но не принимать, благодаря чему внедрял иллюзии прямо в головы противников, активируя их первобытные страхи. И точно так же как все трое объединяли свои умения на поле боя, так они поступили и во время этой медитации.

Сарпедону удалось найти просторный, роскошно обставленный бальный зал в одном из звездолетов, составлявших искривленный каркас «Сломанного хребта». Сейчас помещение было погружено в сумрак, по углам залегли тени, поскольку светильники перегорели, мебель рассыпалась в прах. Простор, темнота и тишина — идеальное сочетание для медитации.

Греск дрожал, облокотившись на стол. Он сфокусировал свои таланты на себе, все сильнее и сильнее разгоняя процессы своего разума, пока не смог устремить взгляд через космос на Тертиам Диомеда. За это пришлось заплатить: дыхание Греска стало тяжелым и усталым. Он был стар, и медитация парадоксальным образом превращалась для него в утомительный труд.

— Это он, — произнес Греск.

— Он зашел дальше, чем мы предполагали, — ответил Сарпедон. — Вы все ощутили ненависть. Мне не удалось найти в нем ничего, кроме нее.

— Но определенно это кто-то из них. Один из наших.

— Да-да. Так и есть. — Сарпедон неуютно поежился. Медитация длилась несколько часов, и даже без энергетической брони его спина затекла и саднила. — Еще немного — и мы уже ничего не сможем поделать. Надо действовать быстро.

— Может быть, лучшим вариантом было бы просто оставить его, — произнес Тирендиан. Выйдя из транса, библиарий медленно открыл глаза. — В этом брате уже не найти ничего, что могло бы заставить его откликнуться. Теперь это просто животное. А представьте, во что превратился сам Теллос! Возможно, нам стоит их оставить бесноваться дальше. Пускай их выслеживает и уничтожает Империум.

— Думай лучше, Тирендиан! — рявкнул Греск. — Теллос обследовал все это место. Он знает «Сломанный хребет» лучше, чем любой из нас. Ему может быть известно, как выследить нашу базу и, возможно, как ее разрушить. Даже технодесантнику Лигрису до сих пор неведомы все ее сильные и слабые места. Если Инквизиция доберется до Теллоса, это может стать концом для всех нас.

— Но, Греск, если мы отправимся за ним, может статься так, что мы просто сами доставим себя Инквизиции на блюдечке. Ты не подумал, что они уже, вероятно, занимаются его поисками?

— Довольно, — сказал Сарпедон. — До этого пока еще не дошло. Необходимо сейчас извлечь пользу из уже найденных улик. Братья, благодарю вас за медитацию. Теперь вы можете отдохнуть и подготовиться. Если мы получим в свои руки этого воина, вы оба понадобитесь нам, чтобы расколоть его.

Сарпедон поднялся из-за стола, и случайный наблюдатель, присутствуй он здесь, впервые смог бы увидеть причину, по которой Испивающие Души стали изгоями. Магистр был мутантом, явным и могущественным. Из его бедер исходило восемь сегментированных паучьих лап — наследие наиболее позорных событий в жизни Ордена. Воспользовавшись конфликтом между Испивающими Души и властями Империума, принц демонов Абраксас изуродовал тела космодесантников и едва не сделал того же с их душами. В итоге Абраксас погиб, и Орден встал на долгий путь искупления. Они отказались от Империума, который когда-то клялись защищать, но продолжали сражаться с Хаосом, едва не поглотившим Испивающих Души. Мутации остались, и, хотя апотекарию Палласу удалось добиться больших успехов в предотвращении дальнейшей деградации, полностью исцелить их было уже невозможно. Практически все Испивающие Души обладали той или иной мутацией, но ни одного из них изменения не коснулись так, как Сарпедона. Как старший библиарий и де-факто магистр Ордена, он стал их величайшим героем и величайшей ошибкой. Именно Сарпедон вверг Испивающих Души в междоусобную войну, в которой столько воинов пало от рук своих же братьев. Именно он чуть не привел их к поклонению Абраксасу, демону Тзинча, оставившему в наследство Ордену мутации, чуть не убившие их всех.

И еще Сарпедон отвечал за Теллоса. Тот мог оказаться его величайшей ошибкой.

Магистр едва осознанным напряжением воли включил бусинку вокса, вживленную в его горло.

— Лигрис?

— Да, командор? — протрещал в воксе голос технодесантника.

— Мы установили координаты. Транспорт с ним направляется на планету-тюрьму в системе Тертиам Диомеда. Установи на него привязку, и отправляемся в путь. Мне надо перехватить их.

— Принято. Абордажные торпеды?

— Нет, маршрут хорошо охраняется. Их могут сбить. Воспользуйся одним из имперских кораблей. Отправим скаутов.

— Принято, — последовал после некоторой заминки ответ.

— Лигрис, это именно то, зачем мы их готовим.

— А они справятся с одним из людей Теллоса?

— Спроси у Каррайдина, — улыбнулся Сарпедон.

Другого ответа Лигрису не требовалось. Убеленный сединами капитан Каррайдин, закаленный в боях штурмовой офицер Ордена, стал новым мастером-наставником новобранцев и оказался даже более суровым учителем, чем рассчитывал Сарпедон. Рекруты, когда их только набирали, просто ненавидели его, но теперь были готовы последовать за Каррайдином хоть в Око Ужаса.

Греск покинул гниющую роскошь бального зала, отправившись в долгий путь по «Космическому скитальцу» к своей келье, где мог заняться ментальными упражнениями, чтобы восстановить силы. Тирендиан остался созерцать некогда прекрасные позолоченные украшения, покрывавшие стены.

— Экар справился бы куда лучше, — тихо пробормотал библиарий.

Впрочем, Тирендиан практически всегда разговаривал очень тихо.

— Мы сделали все достаточно хорошо, — отозвался Сарпедон.

Экар погиб от псионической отдачи, когда проверял атмосферу планеты, где Испивающим Души пришлось сражаться с принцем демонов Ве'Метом. Остальные библиарии пали либо в последовавшей за этими событиями битве с Абраксасом, либо на Стратикс Люмина или же скончались от вышедших из-под контроля мутаций. К этому моменту от всего либрариума Ордена остались только Тирендиан, Греск и Сарпедон.

Тирендиан, на чьем лице обычно трудно было что-либо прочитать, но сейчас явно посерьезневший, повернулся к Сарпедону:

— Командор, нам хотелось бы быть уверенными, что ты понимаешь всю рискованность ситуации. Империум охотится за Теллосом не менее упорно, чем мы. Отправляясь за ним, мы обнаруживаем себя.

— Я не могу бросить одного из наших, — ответил Сарпедон. — Я отвечаю за Теллоса. Это по моей вине он зашел так далеко.

— По твоей, — сказал Тирендиан. — Но не по нашей. До сих пор мы шли за тобой, командор, но следует помнить, что ты — это еще не весь Орден. Мы должны заботиться о скаутах и новобранцах. Сколько там нас осталось — четыре сотни десантников? И всего трое из нас — библиарии. Мы не можем допустить повторения Стратикс Люмина.

— Ты прав, — печально кивнул Сарпедон. — После таких потерь Орден Космического Десанта необходимо восстанавливать. Создать роту скаутов, собраться с силами, починить оружие. Но, Тирендиан, Испивающих Души уже сложно назвать Орденом. Мы не армия. Мы существуем исключительно благодаря связывающим нас принципам, и один из этих принципов гласит: брат всегда остается братом, и мы несем за него ответственность. Если мы можем возвратить Теллоса и его штурмовиков, необходимо попытаться это сделать. А если же нет — мы обязаны удостовериться, что их души не заполучат Губительные Силы. Кроме того, Греск прав. Если Инквизиция доберется до Теллоса, нас наверняка выследят.

— Мы все можем погибнуть, Сарпедон. И тебе это известно.

— Если мы забудем, за что сражаемся, то станем просто очередной бандой ренегатов. Вспомни, кем мы когда-то были, Тирендиан. Мы воевали ради Империума, доказывая, что стоим выше кого бы то ни было. Сейчас мы сражаемся, поскольку такова работа, возложенная на нас Императором. Рогал Дорн стал тем, кем стал, только благодаря силе своей воли. Мы должны последовать его примеру.

— Мы можем просто уйти, — пожал плечами Тирендиан. — Отправить «Сломанный хребет» на другой край Галактики. Теллос — это забота Империума.

— Граждане Империума и без того живут при преступном режиме, который скорее уничтожит их, чем признает свою неправоту, — возразил Сарпедон. — Они не заслужили того, чтобы еще и Теллос занялся их истреблением. Он — это наша забота, и я настаиваю на том, что мы должны с ней разобраться.

Тирендиан, казалось, был готов уже что-то ответить, но, что бы он ни хотел сказать, в конечном счете предпочел смолчать.

— Скауты должны показать, что и в самом деле оправдывают наши надежды, — продолжил Сарпедон. — Как дела у претендентов в либрариум?

Тирендиан на минуту задумался.

— Скамандр со временем присоединится к нам. Возможно, что и Найрюс. Все остальные недостаточно сильны, чтобы можно было что-то утверждать, хотя среди них могут все-таки оказаться и достаточно способные псайкеры.

— Мне бы хотелось, чтобы Скамандр отправился вместе с отрядом Евмена.

— Что ж, заодно и проверим, насколько я прав.

С этими словами Тирендиан удалился. Еще до изгнания Ордена библиарии были советниками магистра Испивающих Души, всегда готового выслушать и с уважением отнестись к их предложениям. Сарпедона порадовало, что еще остался хоть кто-то, способный высказать все, что думает. Испивающие Души следовали за Сарпедоном с практически религиозным рвением с самого начала раскола, и он понимал, что ему необходима критика, чтобы лучше управлять ими. Примарх, давший начало генному семени Ордена, Рогал Дорн, был волевым и самоуверенным человеком. В этом была его сила и в то же время слабость — слабость, разделяемая с тех пор каждым магистром Ордена и компенсируемая только советами представителей либрариума.

Что, если Тирендиан не ошибся? Сарпедон мог разорвать собственный Орден на части, бросаясь в битвы, которых не мог выиграть. Но что дальше? Сколько раз командор клялся положить свою жизнь на службе Императору? И что сказали бы сами Испивающие Души? Да они с радостью отправятся в ад, если смогут там вступить в бой с Хаосом и послужить Императору. Но не стоит забывать, что и Теллос когда-то был таким же.

Однако эти вопросы можно было отложить на будущее. Сейчас Сарпедону предстояло проинструктировать скаутов перед их первым настоящим заданием, исход которого мог предопределить будущее Ордена.

Уничтожение экспедиционного войска на Энтимионе IV не осталось незамеченным. Изобилующие пустыми местами отчеты, поступившие с планетарной орбиты, рассказывали о том, как войско, возглавляемое полковником Сатисом, буквально за несколько минут порвали на ленты. Никто даже не представлял, с чем им пришлось столкнуться на поверхности этого мира, хотя какое-то сопротивление предполагалось встретить на полях, окружающих Грейвенхолд, и то со стороны партизан или в худшем случае личных гвардий и восставших отрядов Сил Планетарной Обороны, возглавляемых наследной знатью Грейвенхолда. Но то, что происходило на самом деле, было невозможно понять. От численности врагов могла голова пойти кругом. Как минимум десять тысяч бойцов набилось в долину, явившись будто из небытия. Варп-колдовство или же неизвестная до сих пор ксенотехнология казались единственным объяснением настолько неожиданному появлению этой армии. И что хуже всего, армия таких размеров могла быть собрана врагами исключительно за счет населения самой планеты.

Адептус Терра должны были знать, что Энтимион IV находится во власти враждебной армии и что существует моральная угроза присутствия чего-то, обладающего способностью использовать граждан Империума в качестве оружия против него самого.

Это послание достигло пыльных и древних коридоров самой Терры. Сам главнокомандующий Ксарий, герой Рханнского Кризиса, немедленно был наделен необходимыми полномочиями, чтобы отбить планету любой ценой. Ксарий собрал все подходящие для этой задачи подразделения Гвардии с окрестных секторов и менее чем через два месяца получил армию, на создание которой у любого другого командира ушел бы не один год. Вся Четвертая селевкийская дивизия потребовала от Ксария, чтобы он взял их с собой на Энтимион IV и дал отомстить за павшее братское войско. Также лорд-генерал призвал полк, в котором некогда служил, элитную тяжелую пехоту — Огненных Ящеров Форнукс Ликс. Военный флот сектора не столь быстро откликнулся на призыв, но тем не менее отрядил крейсер «Решительный» и эскадры сопровождения вместе с флотилией транспортных судов, чтобы доставить армию Ксария в систему Энтимиона и организовать его блокаду, предотвратив распространение порчи, охватившей Энтимион IV.

Ксарий был жестким и безжалостным человеком, особенно по отношению к самому себе. Он призвал на помощь всех своих союзников, надавил на все доступные рычаги, чтобы собрать это войско, но если уж он планировал стремительное, эффективное вторжение на Энтимион IV, то требовалось придать своей армии некую «режущую грань». Селевкийцы и Огненные Ящеры были сильными воинами, однако не годились в качестве наконечника копья — хирургически острого, состоящего из закаленных штурмовиков, необходимых для того, чтобы взломать защиту Грейвенхолда. На некоторое время Ксарий задумался, прежде чем отдать приказ нагруженной войсками флотилии выдвигаться к системе Энтимиона. Он уже видел размытую, мерцающую сенсорную запись того, что произошло с Сатисом, и понимал, что, прежде чем отправить сотню тысяч жизней имперских граждан в эту бойню, необходимо придать своей армии должную остроту.

В последнее мгновение пришел ответ на запрос из самого Сенаторум Империалис — неожиданно возник и тут же удалился ударный крейсер, оставивший после себя несколько «Громовых ястребов», несущих на борту тех людей, которые, по задумке Ксария, должны были возглавить штурм стен Грейвенхолда. Космических десантников из Ордена Багровых Кулаков.

Грейвенхолд был настоящим произведением искусства.

Старый город выдержал все попытки Администратума придать ему «имперский вид». Существовавшие исторические записи об Энтимионе IV относили город к временам, предшествовавшим Великому Крестовому Походу, и сейчас некоторые его постройки насчитывали уже несколько сотен лет. Некая ушедшая мода на простое, блеклое изящество сожительствовала с желанием местной аристократии воздвигнуть для себя столицу, достойную такого именования. Результатом этого и стал Грейвенхолд. Широкие декоративные арки вздымались над устланными мозаикой магистралями, что бежали между величественными банками и торговыми домами, принадлежавшими знати. Реку Грейвен, прорезавшую город с востока на запад, оседлали мосты, каждый из которых являл собой шедевр декоративного и инженерного искусства, а самым прекрасным из них был Карнакский мост, соединявший правительственный район с богатыми северными территориями.

Каждый район на севере был подобен городу в миниатюре, словно любой из тех аристократов, что раньше повелевали планетой, мнил себя монархом собственной крошечной империи. Здание сената, где некогда встречались плутократы Грейвенхолда, представляло собой привлекательное круглое строение, находившееся в излучине реки, благодаря чему Грейвен оплетала его галереи и колоннады подобно рву. Городской амфитеатр доминировал над южной стороной города, где дома рабочих и младших адептов образовывали колоритные трущобы и многочисленные змеящиеся улицы убегали от арены.

«Жаль, — подумал командор Рейнц, — что заводы портят весь вид». Огромные уродливые строения были того стандартного образца, который Администратум насаждал в городах, находящихся под его непосредственным контролем, каковым был и Грейвенхолд. Уродливые промышленные громады жались к западной городской стене, а их подножия за последние несколько лет обросли грязными лачугами, в которых ютились чернорабочие — представители низшего класса, непрошеными гостями прибывавшие с других планет. Бельмом на глазу был и космодром возле той же стены: сеть бетонных взлетно-посадочных полос и ремонтных ангаров казалась оскорбительно вызывающей, раскинувшись у самых дверей города.

Впрочем, вся эта информация была вторична для командора Рейнца, разглядывавшего столицу из окна часовни над юго-восточными воротами. Натренированный взгляд космодесантника высматривал то, что было стратегически важным при вторжении в Грейвенхолд. Ему доводилось видеть места и менее удобные для городских боев: необъятные ульи, разрушающиеся остовы заброшенных поселений, испещренные воронками от взрывов и напичканные вражескими ловушками, и даже такие города, самые камни которых пропитались влиянием Хаоса. Но Грейвенхолд был возведен с расчетом на ведение оборонительных боев, — конечно же, его стены оказались крепкими, а ворота было легко защищать. Не менее значимое препятствие представляла собой и река Грейвен. И, как знал Рейнц по опыту прошлых сражений, любые, даже самые прямые улицы могли без предупреждения обернуться нагромождением баррикад, усеянных огневыми точками, превратив безмятежный городской пейзаж в бесконечный лабиринт войны.

Но более всего Рейнца заботило то же, что озадачило всех еще на Циносском перевале. Насколько доставало зрения аугметических глаз командора, город казался заброшенным.

К Рейнцу подбежал сержант Альтац, первые лучи рассвета заиграли серебристым блеском на его темно-синей энергетической броне.

— На нижних уровнях чисто. Часовня под нашим контролем.

— Хорошо. Передайте командованию Гвардии, что ворота в их распоряжении.

— Так точно, сэр! — отсалютовал Альтац. — За Дорна!

— За Дорна, сержант.

Надвратная часовня представляла собой изящный храм, венчавший городскую стену прямо над юго-восточным входом. Его священнослужители когда-то отправляли здесь ритуалы, которые должны были дать благословение Императора тем, кто проходил под ним. Они окропляли людей святой водой с мраморных балкончиков и отпускали грехи тем, кто останавливался помолиться, прежде чем войти в город. Теперь часовня была заброшена, но оставалась на удивление неповрежденной, бледно-серые мраморные херувимы поддерживали свод на верхнем этаже, где сейчас стоял Рейнц. Стены покрывали резные надписи на высоком готике. Здесь было достаточно места, чтобы около сотни верующих одновременно могли преклонить колена перед алтарем, выточенным из обсидиана. А религиозные чувства должны были подстегивать ароматы благовоний, источаемые кадилами под потолком, и столбы солнечного света, бьющие через шахты между колоннами.

В часовне было несколько этажей, включая наземный, где располагался выход, через который когда-то местное население покидало святилище, направляясь к южным полям. Сам же храм располагался на самом ее верху, а колокольня — уровнем ниже, где винтовая лестница сбегала по спирали к полуэтажам, а оттуда на улицу. Помещения эти заняли три подразделения Багровых Кулаков: собственное — командное — Рейнца, тактический отряд Альтаца и отделение опустошителей сержанта Кэлтакса. Десантники являлись острием первой волны войск Империума, идущих на Грейвенхолд, — полк тяжелой пехоты Огненных Ящеров должен был войти в город через юго-восточные ворота, и Багровым Кулакам предстояло любой ценой удерживать их открытыми. Если бы врагу удалось превратить широкие проспекты, открывавшиеся за стенами, в смертельную западню, установив огневые позиции на высоких каменных блоках, то даже выносливым Огненным Ящерам пришлось бы в панике отступать. Космодесантники же были здесь как раз для того, чтобы это не случилось.

Тем не менее враг не показывался. Войска вторжения высадились вдалеке от самого Грейвенхолда, но до сих пор ни Ящеры, наступающие с юга, ни селевкийцы, приземлившиеся восточнее города, не встретили даже самого минимального сопротивления — Энтимион IV казался тихой и гостеприимной планетой. Единственным, что намекало на какую-то неправильность в происходящем, были полностью покинутые малые поселения, окружавшие столицу. В некоторых домах они даже видели столы, на которых гнила несъеденная пища.

Войска Империума с большой осторожностью приближались к городу, и каждый гвардеец выискивал какие-либо зловещие знаки, которые подтвердили бы его предположения, что город превратился в одну гигантскую западню. Ветераны Четвертой селевкийской дивизии успешно заняли космодром, где можно было бы подготовиться к броску на восток, в то время как Багровые Кулаки брали часовню. И для всего этого потребовалось лишь несколько приказов и хладнокровная решительность, доставшаяся космодесантникам в наследство от Рогала Дорна.

Рейнц был не настолько глуп, чтобы решить, будто имперским войскам ничего не угрожает. Но не страдал подозрительностью гвардейцев, готовых во всем видеть знамения неминуемой гибели. Население Энтимиона IV было совращено и поставлено на путь мятежа либо ксеносами, либо влиянием Хаоса, но это не означало, что еретики смогут удержать свой город. Они вполне могли оставить столицу, установив там, возможно, несколько ловушек, чтобы отвлечь солдат на некоторое время, а сами окопаться в горах или непроходимых диких лесах, протянувшихся вдоль экватора планеты.

Однако как бы Рейнцу ни хотелось прямо сейчас броситься искать врагов, но Багровые Кулаки вначале должны были выполнить свою работу. Когда будут захвачены ворота, Огненные Ящеры займут свой сектор города и столица вновь возвратится в руки Империума, тогда можно будет подумать о том, что делать с остальным Энтимионом IV.

Словно в ответ на эти мысли на сетчатке глаза Рейнца вспыхнули тревожные руны.

— Они в стене, — раздался вокс-вызов Кэлтакса, находившегося двумя этажами ниже, прямо под звонарней.

Затем часовня содрогнулась от взрыва, и с потолка посыпались отколовшиеся ручки каменных херувимов. Глубокие трещины рассекли пол и стены, и сам храм как-то покосился, будто грозя свалиться в проход между воротами.

Огненные Ящеры уже направлялись сюда. Бронетранспортеры класса «Химера», несколько танков группы поддержки и сотни солдат маршевым строем двигались к городу, рассчитывая на защиту со стороны Кулаков. Враг нанес первый удар по космодесантникам, чтобы, когда начнется настоящая бойня, они уже не могли ее остановить.

Снизу раздался грохот болтерного огня, звучавшего и в звонарне с ее огромными адамантиевыми колоколами, и в подземных склепах, где покоились усопшие священнослужители.

— Кэлтакс! С кем мы сражаемся? — Рейнц спрыгнул со ступеней туда, где расположился его собственный отряд, — в основной храмовый зал с рядами скамей и высоким аналоем.

Его люди уже расчехлили болтеры, готовясь очень дорого продать свою секцию часовни. Сражение шло внутри святилища, и это являлось какой-то нелепицей. Городские стены были выложены из цельных каменных блоков толщиной в несколько метров — нападавшим просто неоткуда было взяться.

— Десант! — прокричал в вокс Кэлтакс. — Легионы-Предатели!

Затем внутрь обрушилась задняя стена часовни. Прогнившие, влажно блестящие камни повалились, открывая проем, образовавшийся в блоках. В храм хлынули десантники Хаоса.

По залу пронесся ураган болтерного огня. Черные деревянные скамьи разлетались в щепу. Мраморные колонны превращались в облака свистящей шрапнели. Мир, благодаря боевым гормонам, бегущим сейчас по жилам Рейнца, словно прокручивался в замедленной съемке. Врагами оказались космодесантники — худшего и вообразить было нельзя. Те, кто повернулся спиной к Императору и поклялся в верности Темным Богам. Их доспехи имели глубокую, насыщенную пурпурную окраску с каймой цвета кости. Вооружение врагов составляли цепные мечи и болтеры; свои доспехи они украшали частями человеческих тел — руками, головами, ушами, кусками кожи; головы нескольких покрывали шлемы, открытые лица остальных были бледными, изможденными и бездушными, выражавшими только угрозу: дико расширившиеся зрачки, нечесаные космы, запаршивевшая кожа, туго обтянувшая скулы. Глаза одного из них безумно смотрели со стебельков, выраставших из глазниц, а ноги другого изгибались назад и заканчивались раздвоенными копытами.

Ураган болтерного огня разнес одного из десантников-предателей на куски и оторвал руку другому. Но в помещение ворвалась как минимум дюжина противников. Восприятие Рейнца работало быстрее его тела — он боролся со столь медлительными руками, пытаясь выхватить из заплечного чехла тяжелый громовой молот, и прорывался мимо своего отряда в самую гущу схватки.

Десантники. Десантники Хаоса. Никто и не предполагал, что все настолько плохо.

Но, только увидев символ золотого потира на наплечниках врагов, Рейнц понял, что все на самом деле еще хуже.

Сражающиеся стороны столкнулись, и храм неожиданно превратился в безумный кипящий котел кровопролития. Цепные мечи высекали снопы искр, сталкиваясь с керамитом. Рейнц увидел, как погиб брат Элка, чья голова ударилась в падении об обломок колонны и лопнула под сапогом предателя. Брат Пакло всадил штык десантнику Хаоса в соединение наплечника с броней и оторвал того от пола, выпустив по ребрам предателя не меньше половины обоймы болтера.

Молот Рейнца обрушился на толпу врагов. Командору было не слишком важно, кого именно ему удалось задеть.

Еще один из Кулаков оказался вынужден отбиваться боевым ножом от десантника Хаоса с цепным мечом. Меч победил, отрубив Кулаку ногу, прежде чем пронзить ему живот.

Рейнц размахнулся снова и почувствовал, как под его ударом крошится керамит. Командор едва мог что-нибудь разглядеть — воздух наполнился дымом, вспышками выстрелов, осколками и брызгами крови. Шум стоял невыносимый — люди кричали и ревели, трещали болтеры, визжали цепные мечи, гремел опускающийся для удара молот.

Мир взвыл и распался на части. Пол ушел из-под ног. Все закружилось перед глазами, тьма сменяла свет. Воины в пурпурных и синих доспехах падали вниз один за другим.

Верхний этаж часовни обрушился. Рейнц осознал это, только приземлившись уровнем ниже, в звонарне.

Командор бывал и в худших переделках. Ему уже приходилось проходить через подобный ужас и смятение, и всякий раз он выживал, всякий раз находил способ вырвать победу из зубов Хаоса. Рейнц вскочил на ноги первым — у него не оставалось другого выбора, ведь иначе один-единственный выстрел из болтера или удар цепного меча прикончил бы его.

Сквозь белый шум контузии пробивались звуки. На нижних уровнях бушевала перестрелка, болтеры извлекали странное, стремительное крещендо из полудюжины массивных серых колоколов. В колонне, поднимавшейся от земли к часовне, был виден пролет лестницы. Багровые Кулаки, прижимаясь к стенам, практически вслепую стреляли по врагам на нижних этажах. Рейнц болезненно приземлился на обегавшую лестничный колодец платформу, на которой были установлены колокола. Должно быть, многие космодесантники пролетели мимо, на самое дно.

Рейнц заставил себя подняться. Боль гвоздями пронзала его тело, но это даже успокаивало — ни одна травма не была слишком серьезной. О них пока можно было забыть.

Громовой молот мягко завибрировал в его руках — оружию не терпелось сокрушить очередного врага. Десантник Хаоса, половина лица которого превратилась в сплошную сочащуюся рану, набросился на командора раньше, чем тот успел разобраться в ситуации.

Предатель сделал Рейнцу подсечку, вынуждая упасть на одно колено, и взмахнул цепным мечом, прежде чем попытаться вскинуть болтерный пистолет на уровень лица командора. Но Рейнц успел перехватить руку с болтером и хлестнул молотом, перебивая противнику ноги. Воспользовавшись инерцией, Багровый Кулак нанес своим оружием еще один удар, позволив ему опуститься по медленной, смертоносной дуге, разбить голову предателя, и, пройдя сквозь череп, ударить в пол. Рейнцу пришлось придержать молот, чтобы тот не врезался в платформу слишком сильно и не обрушил всю конструкцию.

— Командор! — прокричал кто-то за его спиной. Рейнц отвел взгляд от мертвого десантника и увидел сержанта Кэлтакса, поднимавшегося к нему по ступенькам. — Их здесь как минимум двадцать человек, сэр. Вышли из стены. Половина моих людей погибли или были отрезаны.

— Собирай всех, кого только можешь, и отбивай лестницу обратно. — Рейнц оглянулся и увидел, что несколько человек из его отряда уже поднялись на ноги и стоят вокруг. Алые рукавицы брата Пакло влажно блестели от крови убитого им десантника Хаоса, у Арройокса, скорее всего, была сломана нога, но он справлялся с болью, а Кройя спокойно целился из болтерного пистолета в шею раненого предателя у своих ног, готовясь добить его. — Надо заставить их отступить вниз, к Альтацу, и раздавить между нами.

Кэлтакс торопливо кивнул и повернулся, чтобы прокричать приказ своим людям:

— Гоните их вниз! Установите тяжелый болтер и…

Рейнц едва успел заметить клинок. Тот двигался слишком быстро для глаза, и единственным свидетельством его появления стали резко очерченный полумесяц крови и голова Кэлтакса, покатившаяся с плеч.

Враги Империума обладают бесчисленным многообразием форм, и Рейнц сталкивался уже с тысячами их разновидностей. Яростные орки. Еретики, эльдары. Механические конструкты мертвых империй, бездумные орды хищных чужаков, ожившие мертвецы, богобоязненные граждане, склоненные к бунту, легионы Хаоса и многие другие. Ему пришлось научиться понимать, когда противник оказывался чем-то, с чем он мог совладать самостоятельно. Это было некое шестое чувство, позволившее ему прожить достаточно долго, чтобы высоко подняться в иерархии Багровых Кулаков.

И сейчас это шестое чувство надрывалось в крике. Тварь, прикончившая Кэлтакса, помедлила лишь долю секунды, и Рейнц воспользовался этим мгновением, чтобы оценить врага. От пяток до пояса существо было космодесантником, и пурпурные хаоситские доспехи блестели от крови. Но совсем иначе обстояло дело с верхней половиной. Торс настолько бугрился мускулатурой, что казалось, будто он вот-вот взорвется, а кожа была до того бледной и прозрачной, что Рейнц видел под ней тугие переплетения мышечных волокон и белые пучки сухожилий. Эпидермис покрывали тонкие как ниточки шрамы, а также аккуратно зашитые рубцы там, где противнику вживляли имплантаты, превращавшие рекрутов в космодесантников. Но если эта тварь когда-то и была десантником, то уже утратила право так называться, — когда она обернулась к Рейнцу, Багровый Кулак не смог увидеть в ее глазах ничего, кроме ненависти. Глядевшие из-под растрепанной темной шевелюры, они казались черными жемчужинами. Существо по-звериному скалило зубы.

Рейнц, не успев даже задуматься, уже вскинул свой болтер, нажал на спусковой крючок и всадил в тело десантника Хаоса два заряда. Крови не было. В теле врага просто открылись белые раны. Плоть, окружавшая их, неожиданно потекла, закрывая отверстия так, словно их никогда и не было.

Мутант. Могущественный — быстрый, сильный, неуязвимый для пуль. Убить его можно было, только разорвав на части, кусок за куском, и командор не был уверен, что сумеет справиться с этой задачей.

Десантник Хаоса бросился в атаку. Рейнц увидел, что оружием его являются цепные мечи, вживленные в обрубки рук. Кистей у твари не было, да она в них и не нуждалась — она существовала только ради того, чтобы убивать.

Командор вложил все имевшиеся у него силы в удар громовым молотом, направив его по низкой дуге в не защищенную доспехами грудь хаосита. Предатель прогнулся на бегу, уходя от встречи с оголовьем молота. Один из клинков устремился к лицу Рейнца, и тот, роняя болтерный пистолет, припал на одно колено, перехватывая обнаженную руку десантника Хаоса.

Его пальцы погрузились в нечеловеческую плоть, сомкнувшуюся над ними.

Рейнц, уперев сапог в пол, воспользовался инерцией противника и увеличил его скорость за счет собственной массы. Они столкнулись и покатились, ударившись о каменную стену звонарни.

Одержать верх над этим врагом Рейнц не мог. Все, чему его научили долгие годы службы, подтверждало это. Но убить его было можно, если заплатить достаточно высокую цену.

Почувствовав удар о стену, Рейнц понял, что их движение не прекратилось, камни вывалились наружу, по глазам командора хлестнули лучи восходящего светила Энтимиона IV — они оказались в нескольких этажах над землей, от которой их отделяла только пустота.

Юго-восточные ворота закружились перед Рейнцем, когда он, не отпуская врага, рухнул вниз.

Между двумя надвратными башнями, в одной из которых размещалась часовня, пролегала широкая дорога. Вдоль нее выстроились ряды скульптурных изображений набожных пилигримов и аристократов прошлого, их фигуры были высечены из цветного мрамора с отдельными позолоченными деталями. По этой дороге сейчас проходили Огненные Ящеры Форнукс Ликс — сотни людей в бронежилетах и противогазах настороженно шли между катящимися вперед бронетранспортерами класса «Химера» и танками класса «Адская гончая».

Они уже знали, что что-то пошло не так. Им был слышен грохот ураганного болтерного огня. Кое-кто из них уже сейчас искал себе укрытие, понимая, что может оказаться следующим. Многие обернулись и теперь смотрели, как Рейнц и десантник Хаоса, проломив стену часовни, летят к земле.

Командор вцепился в предателя, ощутив, как мышцы того расползаются под сжавшейся латной перчаткой. Эта тварь должна была умереть вместе с ним. Космическим десантникам не страшна смерть, они боялись только погибнуть, не успев исполнить свой долг перед Богом-Императором. Рейнц внутренне наслаждался тем, что его смерть не будет пустой и бесцельной.

К ним стремительно приближался продолговатый зеленый корпус «Химеры», ползущей по дороге, и со скрежетом разорванного металла Рейнц и десантник Хаоса врезались в нее двумя метеорами.

Перед глазами Рейнца все поплыло. Он лежал в глубокой воронке с острыми краями, выбитой в смятом металле, и высокие башни административного района кружились где-то над ним. Мертвенно-бледное тело хаосита лежало сверху, загораживая собой синевато-серое утреннее небо Энтимиона IV.

Десантник Хаоса посмотрел на Рейнца. В его глазах не просматривалась душа. Предатель занес руку над головой, собираясь вогнать длинный ржавый цепной клинок в горло командора.

Рейнц высвободил из-под обломков руку с пистолетом и опустошил всю обойму во врага. Заряды пробивали в теле настолько глубокие, хоть и бескровные, раны, что командор успевал увидеть сокращающиеся легкие и пульсирующие вены, прежде чем отверстия закрывались. Противник отпрянул, и Рейнц высвободился из-под него.

Полсекунды, купленной этими выстрелами, было достаточно. Кто-то прокричал приказ, и тут же предателя пронзили десятки лазерных зарядов, заставляя отступать. Тварь жутко зарычала и спрыгнула с Рейнца, укрывшись позади изувеченной «Химеры». Командор выбрался из воронки. Громовой молот по-прежнему лежал в его руке — энергетическое поле прорвало покореженный металл, помогая Рейнцу освободиться.

Выстрелы лазерных винтовок не смолкали. Они обжигали «Химеру» и дробили камни часовни, оставляя за собой шипящий след перегретого воздуха.

Огненные Ящеры стреляли не только по этому десантнику Хаоса. Они палили во все стороны, и им отвечали с высотных зданий, окружавших дорогу за воротами.

Рейнц увидел врагов. Сотни бойцов набились в небоскребы и теперь стреляли из дюжин окон. Крошечные бледные фигурки даже с такого расстояния показались Рейнцу вполне человеческими. Огонь вели из легкого оружия — лазганов и автоматов, и только несколько тяжелых стабберов с треском посылали вниз очереди зарядов. Нападение десантников Хаоса стало лишь первым шагом в массированной контратаке.

Заряды обрушивались вниз горячим, смертоносным дождем. Если бы Багровые Кулаки удержали часовню, отделение опустошителей Кэлтакса смогло бы обстрелять административные небоскребы из тяжелого оружия. Но Ящеры оказались в ловушке под плотным вражеским огнем, паля по окнам из бесполезных сейчас лазерных винтовок.

Рейнц увидел, как взрываются «Адские гончие» и несколько солдат с офицером исчезают в столбе пламени.

— Рассредоточиться! — прокричал командор гвардейцам, выбиравшимся из остова «Химеры». — По укрытиям! Живо!

Ящеры, оказавшиеся поблизости, услышали его и побежали, пригибая головы, чтобы спрятаться позади скульптур и у фундаментов домов. Возле высоток уже лежали первые трупы — когда очередной меткий выстрел снимал противника, из окна выпадало размахивающее руками тело; одно из них упало совсем рядом с Рейнцем. Теперь он смог рассмотреть, что это и в самом деле люди — обнаженные по пояс, с лицами в масках из кожаных ремешков, и испещренной шрамами кожей.

Культисты. Еретики. Безнадежно потерянные и проклятые души. Что означало отсутствие всякой надежды для Грейвенхолда.

Чудовищный десантник Хаоса распрямился во весь рост и взмахнул мечом, отрубив голову одному гвардейцу и расчленив другого. Рейнц крепче сжал громовой молот и приготовился погибнуть здесь, заставляя отступать тварь, способную проложить кровавую колею в рядах Гвардии.

Он бросился вперед и тут же повалился на землю. Боль скрутила все тело, в глазах потемнело. Опустив взгляд, Рейнц увидел мешанину из плоти и керамита в пробоине доспехов на ноге — адреналин и боевые гормоны до сих пор глушили боль, поэтому он даже не замечал раны.

Рейнц пополз к десантнику Хаоса, не обращая внимания на лазерные импульсы, буравящие мостовую вокруг. Предатель направлялся к ближайшему небоскребу, где на нижних этажах укрылись его соратники, обстреливавшие Огненных Ящеров из болтеров.

Хотя командор и понимал, что не справится с этим врагом, он не мог остановиться. Для него это был не просто очередной предатель, что было бы отвратительно само по себе. Этот был куда хуже.

Он опознал знак золотого потира, украшавший наплечники десантников Хаоса. Он помнил эту пурпурно-костяную расцветку доспехов.

— Я знаю, кто вы! — прокричал Рейнц, пытаясь подняться, уперев в землю громовой молот. — Знаю! Предатели крови Дорна! Проклятые отступники!

Казалось, десантник Хаоса услышал его. Он бросил через плечо один-единственный взгляд, и Рейнц не успел прочитать выражение его лица. А затем предатель скрылся в тени ближайшего здания, и очередь лазерного огня заставила командора снова упасть ничком.

Рядом зарычали двигатели. Гусеницы щербили камни мостовой.

— Врача! — прокричал кто-то.

Вниз протянулись руки, и несколько гвардейцев внесли Рейнца внутрь «Химеры», где над ним склонился медик, сжимавший несколько пакетов с кровью.

— Мне не нужна кровь, — с горечью в голосе произнес командор. — Помогите своим людям.

Врач, который вряд ли когда-либо видел космического десантника во плоти, отвернулся от него к нескольким солдатам, стонавшим в глубине «Химеры». Рейнц не нуждался в медицинской помощи, он был способен перенести и более тяжелые раны. С помощью опытного апотекария он сможет подняться на ноги менее чем за день. Куда сильнее, чем тело, пострадала его гордость. Он был готов умереть, но и в этом потерпел неудачу. Лицом к лицу он столкнулся с предателями, бросившими тень на имя Рогала Дорна, и позволил им ускользнуть.

Но он искупит свою вину. Как только Рейнц сможет воссоединиться с боевыми братьями, он свяжется с магистром Ордена Багровых Кулаков и расскажет, что нашел Испивающих Души.