Книга: Титаникус
Назад: 100
Дальше: 110

101

Поход начался. Исполнению К494103 дан старт. Модерати Тарсес смотрел новости через инфоканал Ореста Принципал. Сегодня все каналы транслировали одно и то же. В полдень третьего дня после выгрузки на поверхность Легио Инвикта официально запустил свои силовые установки.
На улицы высыпали огромные радостные толпы — поглядеть, как Геархарт, Борман и еще восемь прославленных принцепсов соединятся со своими махинами. Орудийных сервиторов уже установили на места и освятили одного за другим, вызывая перекаты изумленного говора среди собравшихся. В полдень инфоканал показал головокружительный сюжет о том, как опускают на место амниотические раки. Техножрецы церемонно соединяли контакты БМУ, сервиторы накрепко завинчивали крепежные болты, а литургические хоры пели гимны возложения и благословения.
Когда раздался рокот первого запуска двигателей, толпа взревела в ответ. Из газообменников под лопатками гигантских махин хлынули струи выхлопных газов, похожие на удушливый токсичный выдох.
Геархарт Красная Фурия всегда был склонен к театральности. Тарсесу это в нем нравилось. «Владыка войны» Геархарта, «Инвиктус Антагонистес», двинулся первым. Едва он сделал шаг, людские массы снова взревели. Геархарт приказал рулевому «Инвиктуса» пройти пять шагов, затем остановиться и склонить голову махины в коротком неуклюжем поклоне.
Толпа взвыла от восторга.
Машина Бормана, «Дивинитус Монструм», шагнула вслед за «Инвиктусом». Затем остальные махины одна за другой покинули строй и тяжело зашагали по Марсову полю. Молитвы — и голосовые, и цифровые — наполнили воздух. Инфоканал, который смотрел Тарсес, показывал их бегущим текстом.

 

Орудийные конечности пошли вверх и зафиксировались. Тарсес заметил под тяжелыми бровями махин мерцание и вспышки пробного включения лучей ауспика и целеуказателя. Титаны неторопливо зашагали строем к Великим Южным воротам.
Возглавляла процессию трехкилометровая колонна бронетанкового эскорта скитариев: танки, вооруженные вездеходы и передвижные орудийные платформы «Гидр». «Стервятники» и выше над ними — «Громы» проносились над колонной, словно плотные стаи перелетных птиц.
За Южными воротами, где толпы точно так же заполонили обе стороны шоссе, войска скитариев разделились, образовав в своих рядах проход. «Псы войны» — «Люпус Люкс» и «Предок Морбиуса» — скачками побежали впереди больших, мерно шагающих «Владык войны».
Тарсес просмотрел эту часть передачи несколько раз, перематывая и снова пуская пиктер. На заре своей карьеры, еще до произведения в модерати, он был рулевым «Пса войны» и до сих пор скучал по агрессивной скорости и проворности этих небольших разведывательных махин. Сгорбленные, с ногами, сгибающимися в обратную сторону, «Псы войны» бежали, похожие на бескрылых птиц или на хищных ящеров, вынюхивающих по земле кровавый след, двигаясь гораздо быстрее любых машин подобного размера и назначения.
Принцепсы, командующие обоими «Псами войны», были его близкими друзьями: Лейден Кругмал — командир «Люпус Люкс» и Макс Орфулс — принцепс «Предка Морбиуса». Они сидели, соединенные штекерами со своими креслами: только «Владыкам войны» требовалось полное амниотическое подключение — наследие темных времен. Тарсес завидовал друзьям — они уже ушли вперед стаи, уже отправились в места охоты, благословленные даром скорости. Тарсес не забыл, каково это — сидеть в кокпите «Пса войны», глядя в манифольд, пока махина идет самым полным ходом. Тело отчетливо вспомнило те ощущения: стремительный, потрясающий «думп!» каждого шага, повторяющийся лязгающий «вш-ш-ш!» массивной гидравлики, быстрый бег сканирующего луча по дисплею ауспика. Воспоминания прокатились волной, коснувшись всех чувств: быстрая, проворная, мускулистая махина.

 

Во время последней периодической инспекции Борман намекнул, что Тарсес будет назначен на принцептуру «Пса войны», как только появится вакансия.
— Благодарю вас, сэр, — сказал тогда Тарсес. — Я буду счастлив.
Теперь надеяться было особо не на что. Только не после Керхера. Не будет уже никогда «принцепса Тарсеса».
Облаченный в красную мантию, ушедший в себя Тарсес отдался рутинному биологическому обследованию в медицинском центре Антиума. И, проходя проверки, раздетый догола, продолжал вполглаза следить за передачей по своему пиктеру.
— Что-то интересное, модерати? — спросил один из магосов, занимаясь его кровью.
— Инвикта идет, — ответил Тарсес.
— Хвала Омниссии!
Персонал органос относился к нему с опаской. Тарсес едва не забыл почему.
«Они знают, что я сделал, — напомнил он себе. — Они знают, что в гневе я задушил магоса органос. И боятся, что сорвусь и снова кого-нибудь убью».
— Я ничего плохого вам не сделаю, — сказал он. Вслух это прозвучало глупо.
— Конечно не сделаете, модерати, — согласился магос.
Тарсес поднял глаза от пиктера, и до него дошло, как много скитариев заняли дополнительные посты вокруг лаборатории. И все следили за ним, опустив оружие, но держа его наготове.
— Правда, не сделаю, — упрямо повторил он, натянуто рассмеявшись.
— Я знаю, — ответил магос. Он промокнул клапаны канюлей на внутреннем сгибе локтя у Тарсеса и побрызгал антисептиком.
— Я не убийца, — сказал Тарсес.
Магос пожал плечами, готовя пузырьки с кровью для центрифуги.
— Вы ведь Зейн Тарсес?
— Да.
— Тогда вы убийца, сэр.
Тарсес моргнул:
— Нет. Вы…
Магос холодно уставился на него:
— Вы подключены к тому «Владыке войны»? Вы участвуете в боях? Да? Тогда это у вас в крови. Инстинкт, жажда. Да простит нас всех Омниссия, что приходится создавать таких людей, как вы.
— К этому нас вынуждает галактика, — парировал Тарсес.
— Тогда очень жаль, что мы должны жить в такой галактике, — произнес магос, отворачиваясь.
Вот такие расхождения во взглядах между военными штекерниками и мирными ноосферниками.
Мурлыкали машины. К Тарсесу опустился инъектор.
— Что там?
— Гликопротеиновый стимулятор, смешанный с дозой синтетических гормонов, — ответил один из магосов. — У вас низкий уровень дельта-клеток.
Иглы инъектора вошли в катетер на большой вене, и раствор заструился вниз.
— Вы, конечно, уже познакомились с Принцхорном? — заметил магос.
— Нет.
Магос протянул Тарсесу руку, помогая встать. Модерати поднялся с кушетки. Голова плыла от циркулирующих в крови микстур.
— Сюда, — произнес магос, провожая его.
И Тарсеса голым представили человеку, который должен был стать его новым принцепсом.
Гвидо Принцхорн плавал в амниотической раке и вроде бы спал. Все линейные титаны модели Проксима требовали амниотического соединения. Принцхорн выглядел молодо, гораздо моложе Тарсеса, почти что мальчик. На мертвенно-бледном предплечье ярко и четко выделялась электротату Легио Темпестус Ореста.
Принцхорн открыл глаза.
— Вы Тарсес? — спросил он на бинарном канте. Сигнал исходил из аугмиттеров в основании раки.
— Я, принцепс.
— Тарсес-убийца?
— Я… — начал Тарсес и замолк. Затем склонил голову. — Это был несчастный случай.
— Вы убили магоса органос, — произнес Принцхорн резкой и элегантной инфоговоркой.
Тарсес кивнул:
— Да, в приступе гнева. Моего принцепса нашли мертвым — и я потерял самообладание.
Принцхорн, плавающий в густой, вязкой жидкости раки, кивнул.
— Поразмыслив, я все-таки решил, что буду работать с вами. Я буду оценивать вас, пока мы будем рядом. Исходя из накопленных данных, я считаю вас достаточно компетентным.
— Буду стараться изо всех сил, сэр.
— Я предпочитаю бинарик, Тарсес.
<Извинения, — ответил Тарсес, переходя на бинарный кант. Ответ выходил из его аугмиттеров быстрыми импульсами. — Скауген всегда предпочитал голос>.
<Я не Скауген, — возразил Принцхорн. — Я чувствую вашу симпатию к умершему где-то на задворках вашего разума. Я — не Скауген. Надеюсь, мы сможем это преодолеть. «Доминатус Виктрикс» должна пойти снова>.
<Должна>, — выразил согласие бинарным потоком Тарсес.
<Вопрос, модерати: как она?> — спросил Принцхорн. Сквозь амниотику поднимались пузырьки.
<Сэр?>
<«Доминатус Виктрикс» — как она? Каковы ее качества как боевой махины?>
<Вы, конечно, инкантировали бортовой журнал БМУ, сэр?>
<Я постараюсь не считать себя оскорбленным этим вопросом, Тарсес. Журнал транслирован в мои энграммные буферы целиком и полностью. Меня интересует ваша личная оценка>.
Тарсес ощутил в словах принцепса выговор. Он подождал, пока два магоса подойдут и прикрепят металлопротеиназовые рецепторы и онкостатические смывные трубки к клапанам на боку раки Принцхорна. Когда они отошли, сверяясь с диагностическими инфопланшетами, у Тарсеса был готов ответ.
<«Виктрикс» — превосходная махина. Ее системы отзывчивы, и она хорошо развивает усилие на низких оборотах, гораздо быстрее, чем многие «Владыки» ее возраста или спецификации. Ее гироскопы особенно устойчивы для платформы таких размеров>.
<Вы делали сопоставления?>
<Я декантировал бортовые журналы БМУ с других «Владык» в целях самообучения. Некоторые «Владыки», по моему опыту, имеют тенденцию дрожать или колебаться, стреляя из корпусных орудий при повороте в поясе более чем на пятнадцать градусов. «Виктрикс» остается точной до тридцати>.
<Принято к сведению>.
<Ее ауспик предрасположен к появлению «призраков» при перегреве>.
<Призраков?>
Тарсес кашлянул. Горло не привыкло к длительному кантированию.
<Я имел в виду, что иногда он показывает засветку или ложные изображения. Очень недолго, но…>
<Это необходимо починить>, — произнес Принцхорн.
<Чинили. Ауспик проверяли и ремонтировали несколько раз. Аберрация остается. Я полагаю, что это часть личности ее духа>.
Принцхорн не ответил. Тарсес почувствовал, что должен объяснить свои слова.
<Прошу прощения, сэр. По моему мнению, каждая махина является уникальной личностью, имеющей свои недостатки и причуды. Двух похожих не найти, даже если они одной модели. Они, в конце концов, живые существа, милостью Омниссии>.
<Принято к сведению, — ответил Принцхорн. — «Виктрикс» ведь «Владыка войны» модели Проксима, не так ли?>
Тарсес кивнул.
<Легио Инвикта — легион с Проксима, сэр. Все наши махины модели Проксима. Проксим — наш родной мир, наша Кузница>.
<И уважаемый мир, модерати, — заметил Принцхорн, — старая и благородная Кузница. Мне выпала честь принять принцептуру в вашем легио, как и бремя адаптации нашей амниотики к вашей системе. Орест — более молодой мир, более молодая Кузница. Мы уважаем древность ваших традиций, но тем не менее я надеюсь, что однажды совершенство нашего производства сравняется или даже превзойдет ваше. Я человек Ореста, Тарсес. Вас, воина, прошедшего по многим мирам, не шокирует, что я никогда не покидал родного мира?>
<Я целиком и полностью верю в ваши способности, сэр. Вас бы не рекомендовали, если бы у вас было недостаточно мастерства. Могу я спросить, сколько раз вы были в деле?>
<Двести тридцать пять, — выдал Принцхорн. — В некоторых — рулевым, в некоторых — модерати, в последних десяти — принцепсом>.
<Тогда я доволен>.
Принцхорн уставился на него сквозь жидкость и бронестекло.
<Степень вашего довольства мало для меня значит, модерати. Как и я, вы служите Омниссии. Лишь это имеет значение>.
Принцхорн закрыл глаза. Тарсес понял, что может идти.
>
Он отдался дальнейшим проверкам: плотность костной ткани, объем легких, зрительно-моторная координация, контроль типов бета-фазы интерлейкина и плазминогена, пробы на избыточность Коля-Борже, анализ допаминовых рецепторов. Его кровь откачали, очистили и залили обратно. Штекеры продезинфицировали и промыли. Периферию стерли и переписали заново. И приказали явиться на следующий день для замены трех вживленных штекеров в верхней части позвоночника.
— Они уже изношены и шатаются, — пояснил ему магос, — и ткани вокруг некротизированы. Завтра мы вживим новые. Это займет всего восемь или девять часов. По окончании операции мы подтвердим вашу готовность к службе.

 

Тарсес покинул медицинский центр и отправился пешком по гулким коридорам Антиума к своему жилому блоку. Единственным признаком жизни, который он видел, были снующие субсервиторы. Тарсес ощущал онемелость и легкую дезориентацию — обычные последствия перезаписи периферии. Он понимал необходимость очистки старых данных, забивающих подкожные контуры, — офицер мостика должен иметь ясную голову и ясный взгляд, — но перезапись периферии всегда оставляла ощущение удрученности и неуютности; пальцы рук и ног словно кололи иголками. Не успеет закончиться ночь, как он уже будет страдать от привычной мигрени.
Принцхорн. Что он за человек? У Тарсеса было гадкое предчувствие, что их отношения будут не из приятных. Один лишь этот факт уже не сулил «Виктрикс» ничего хорошего. Союз принцепса и модерати был предметом особым — важнейшим элементом способности махины функционировать в полную силу своих возможностей.
На секунду он вспомнил Скаугена. Из алюминиевых омывающих протоков, встроенных под глазами, выступила капля соленой воды.

 

Его поселили в двухкомнатном блоке под восьмым западным шлюзом. Когда-то здесь жил модерати из Темпестуса. Помещение было очищено от всех персональных принадлежностей, и Тарсес понятия не имел, что за личность был предыдущий жилец. Как его звали и на какой махине он служил? Интересно, жив ли этот человек и сражается где-нибудь с Архиврагом на одной из немногочисленных оставшихся на ходу махин Легио Темпестус, или он уже мертв и никогда не вернется, чтобы снова занять свое жилище?
В жилом блоке стояла койка, стул и небольшой стол; за спальным помещением располагалась душевая. Еще были настенные разъемы для прямого подключения к инфоканалам доводочной фабрики и ноосфере.
Тарсес долго принимал душ, периодически дотрагиваясь до болезненных шейных штекеров. Конечно, они уже изношены и шатаются.
Осколки и куски металла из задней части черепа хлестнули, словно бритвенно-острый ураган, разбив заднюю часть его раки, срезав ведущие штекерные жгуты, центральную магистраль БМУ и выбросив фонтан амниотики.
Через связь с БМУ ударила боль. Настолько сильная, что мне пришлось выдернуть штекеры, чтобы она меня не убила.
Я закричал:
— Принцепс! Мой принцепс!
Когда Скауген умер, Тарсесу пришлось выдрать штекеры, чтобы спасти собственную жизнь. В него вливался обжигающий поток боли. Он схватился за пучок толстых кабелей и дернул. На секунду разум померк, отрезанный от восхитительных видений манифольда. Тарсес рухнул на палубу, извергая рвоту.
Скауген, мой принцепс…
Тарсес дал воздуходуям душевой обсушить себя, затем лег на койку, уставившись в пространство.

 

Он думал о магосе органос Керхере — и презирал себя.
Его икона Механикус висела на гвозде над койкой. Это был единственное, что он привнес личного в интерьер комнаты. Омниссия, Бог-Император стальной, присмотри за мной в этот час…
Тарсес сел и сунулся под кровать к вещевому мешку. Вытащил шлейф соединительных проводов и подключил себя к настенным разъемам, воспользовавшись вспомогательными штекерными точками, встроенными в запястье левой руки. Штекеры на шее были еще слишком болезненны.
Он соединился и загрузил данные о состоянии «Доминатус Виктрикс». Четыре дня ремонта из проектных восьми, и Кузница Ореста еще предполагала не более двух дней до окончания. Омниссия, благослови их! «Виктрикс» пойдет снова, на два дня раньше, чем рассчитывалось.
— Принцхорн, — кантировал Тарсес.
Перед глазами засуетились данные. Что он хотел? Биографические данные? Медицинское заключение? Происхождение и подготовка? Сертификация?
— Собрать. Биография, основное, — приказал Тарсес.
Передача начала выгружаться, выдавая информационные окна одно поверх другого.
Гвидо Пернал Яксиул Принцхорн, родился 322.760.М41.
— Ему девятнадцать? — ахнул Тарсес.
Вопрос: вы желаете продолжить?
— Дальше.
«И все же: девятнадцать?!»
Двести тридцать пять боев.
— Все успешные?
Все успешные.
— Впечатляюще.
Все условные.
— Условные?
Принцепс Принцхорн не обладает опытом реальных сражений. Его исключительный счет основан на высоких результатах тестовой имитации.
— Он никогда не был в настоящем бою?
Нет, модерати Тарсес.
— Черт, Легио Темпестус вообще представляет себе, что делает?
Ввод: вопрос/неизвестно.
— Перефразировать. Легио… Ладно. Отмена.
Тарсес отсоединился и упал обратно на койку.
— Значит, наводите справки о биографии своего нового принцепса, так? — раздался голос от двери.
Тарсес сел.
Там, улыбаясь, стояла девушка. Высокая, стройная, с коротко стриженными каштановыми волосами и довольно крупным носом, который так не вязался с ее тонкими чертами. Она носила короткую красную мантию поверх коричневого облегающего комбинезона, и Тарсесу было видно, что ее штекирование находится на зачаточном уровне.
— Ты кто? — спросил он.
— Извиняюсь, модерати. Я Фейрика, фамулюс принцепса Принцхорна. Я не вовремя?
— Я не одет, — ответил Тарсес и потянулся за вещами. — Как ты вошла? Дверь была заперта.
Фейрика покачала висящим на шее кулоном-пропуском в виде шестеренки:
— Все двери в Антиуме для меня открыты, сэр.
— Повезло тебе, — сказал Тарсес, застегивая мантию. Затем посмотрел на нее: — Входи.
— Благодарю, модерати, — произнесла девушка и переступила порог. — Итак, наводите справки о новом принцепсе? — спросила она нейтрально.
— Я предпочитаю знать, с кем мне предстоит воевать, — ответил Тарсес.
— Интересно. Размышление: вы воспринимаете Принцхорна как противника?
— Я этого не говорил. Принцхорн станет моим принцепсом. Этого достаточно.
— Но он вам не нравится?
— Это что? Допрос? Я считаю его тем, кем считаю.
Фейрика пожала плечами:
— Справедливо. Ему тоже не до вас.
— В самом деле?
— И мне тоже.
— Даже так?
— Ты слабак, Тарсес. Ты убил магоса. Никакого самоконтроля. Это — слабость.
— Ты так думаешь, фамулюс? — уточнил Тарсес.
Она помотала головой:
— Я это знаю.
Тарсес откинулся назад на койку.
— Я смотрю, фамулюс, ты не особенно стремишься завоевать мое расположение.
Фейрика широко улыбнулась.
— Мне на него плевать, — ответила она. Посмотрела на икону Механикус, висящую на стене, и поклонилась.
— Император защитит, — пробормотал Тарсес.
— Император? — резко переспросила она.
— Конечно.
— Вы, очевидно, хотели сказать «Омниссия», модерати?
— Я хотел сказать то, что сказал. Они — одно, не так ли?
— Нет, — возразила она и уставилась на Тарсеса. Шутливая улыбка сползла у нее с лица. — Я разочарована, что вы из новых.
— Из кого?
— Новых. Это ваши личные взгляды или все служители Легио Инвикта верят, что Омниссия и Бог-Император ― одно и то же?
— Конечно все, — ответил он.
— А, — сказала она.
— А ты нет? — спросил Тарсес.
Он устал и не имел никакого желания вступать в словесную перепалку со всякими спесивыми и самоуверенными фамулюсами. Идеологический раскол прятался под поверхностью верований Культа Механикус многие века. Те адепты, кто был особенно обеспокоен его последствиями, иногда называли его Схизмой. В узких кругах некоторых из главных Кузниц над этим вопросом ломали копья и головы советы магосов, но в повседневной, обычной жизни его чаще всего обходили стороной и считали делом личных убеждений. Общепринятым было считать, что Деус Механикус — Машинный Бог и Бог-Император Человечества — суть аспекты одной божественной сущности, от которой берут начало все машинные духи.
— Я — нет, — ответила Фейрика, словно наслаждаясь его раздражением. — Магосы Кузницы Ореста приучены относиться к ним как к отдельным сущностям.
Тарсес пожал плечами:
— Я слышал, что некоторые молодые Кузницы придерживаются этой философии, но союз Механикус и Империума зиждется на слепой вере в Бога-Императора.
— Возможно, — сказала она, — но он не мой бог.
Повисла долгая пауза.
— Что ж, благодарю, что поделилась своим мнением, фамулюс, — сказал Тарсес. — Вопрос: что-то еще?
Она кивнула:
— Последняя часть. Мне нужно ваше подтверждение вот на этом.
Она отцепила от пояса инфопланшет и передала Тарсесу.
— Что это?
— Заказ на переоборудование «Виктрикс» в дополнение к тем работам, что уже производятся. Как модерати, вы должны его заверить.
Тарсес изучил планшет.
— Это заказ на установку новой системы ауспика.
— Да.
— В этом нет необходимости. Я уже объяснил Принцхорну.
— Принцепс считает, что необходимость есть, и настаивает на замене.
— Черт побери, это растянет график ремонта!
— Всего на два дня.
— У нас нет двух дней, — произнес Тарсес. — Этот заказ — пустая трата времени.
— Вы так и скажете принцепсу? — спросила она. — Уверяю вас, пустой тратой времени будет только ваша задержка с подтверждением.
Тарсес нахмурился, затем выдвинул стило и расписался на планшете.
>
За Городом-губкой, за старым ульем Аргентум, на задымленной равнине обогатительного пояса, они обработали свои раны и попытались идти дальше. Пелена дыма от горящих скважин висела, словно жидкий туман, подсвеченный болезненно-желтым светом, и ядовито вздымалась всякий раз, как усиливался дождь или поднимался ветер. Они держались обочины Проспекторского шоссе, высматривая признаки жизни.
Но в грязном воздухе эхом разносились звуки смерти: гром и удары тяжелых орудий, дребезжащий скрежет узлов махины, вспышки там и тут в маслянистом тумане. У них не было вокса, да они бы им и не воспользовались, даже если бы удалось вытащить его из горящих обломков «Главной стервы». Эфир трещал от зловещего мусорного кода врага.
Их осталось восемь: Варко, водитель-механик Саген и технопровидец — единственные, кто сумел выбраться из погребального костра «Главной стервы»; Грэм Гектон с «Беспощадного» и один из его стрелков; Водитель и один из заряжающих «Огнехода» и еще один технопровидец, чей разум был настолько травмирован, а одежда настолько обгорела, что они не смогли определить, из чьего он экипажа. Гектон считал, что это мог быть «Разоритель», но наверняка сказать невозможно. Технопровидец — кожа на нем в разных местах обгорела и облезла, глаза пусты — отказывался отвечать на какие-либо вопросы, а Кодер не горел желанием попробовать подключиться к нему напрямую.
— Он сошел с ума, капитан, — сказал Кодер. ― Посмотрите на него. Если я подключусь туда, то потеряю рассудок.
— Ты его знаешь? — спросил Варко.
Кодер помотал головой.
Потерянный технопровидец плелся вслед за маленьким отрядом, словно приблудная собака.
Варко не знал, уцелел ли кто-нибудь еще из Гордой шестой бронетанковой. Вполне возможно, что другие экипажи могли покинуть свои танки или сбежать во время боя, но прошло уже четыре дня, а они никого не встретили. Махина методично перебила колонну Варко, а затем исчезла среди дымных берегов, словно расстроившись, что веселое развлечение кончилось.
Первую ночь они провели, съежившись в дренажной трубе, а затем начали пробираться на восток. Варко с Гектоном пришли к согласию, что стоит попытаться вернуться обратно в улей. Припасов оказалось негусто: четыре фляжки с водой, одна аптечка и никакой еды. Варко и Гектон сберегли свои пистолеты, а заряжающий «Огнехода» Казань умудрился выдернуть из стойки лазкарабин, когда выскакивал из танка.
За первый день они прошли хороший кусок, прячась каждый раз, как грозные звуки битвы подкатывали слишком близко. На второй день больше часа наблюдали, как имперское воздушное прикрытие долбило сектор к северо-востоку от них. На третий день, после двухчасового марш-броска сразу после рассвета, путь на восток оказался непроходимым. Начался артиллерийский обстрел, уничтожая районы, лежащие впереди. Из-за плохой погоды было невозможно не только понять, откуда и куда стреляют, но и даже какая из сторон конфликта ведет обстрел. Они ждали, пригнув головы; отзвуки взрывов прокатывались по ним горячими волнами. Сагену немого технопровидца в укрытие пришлось затаскивать.
Обстрел начал смещаться.
— Здесь оставаться нельзя, — сказал Варко.
Они побежали обратно, двигаясь на юго-запад через руины плавилен и огромных фабрик. За спиной продолжала греметь канонада. В желудках урчало, последние капли воды во флягах плескались с таким же пустым звуком. На ночь остановились в разбитом цехе, где полуобгорелые полотнища свисали с кровельных балок и раскачивались, словно рваные паруса. Снаружи темноту пронизывали вспышки — обстрел продолжался.

 

Варко проснулся глубоко ночью от тишины. Обстрел прекратился, и тьму заполнила жуткая тишина. Окоченевший, он оставил других досыпать на полу среди пыли и принялся исследовать цех. Нашел водяную колонку, но со скрежетом открытый кран остался сух, а Варко порезал ладонь о ржавый металл. Со вздохом вытянул из набедренного кармана грязный платок, чтобы протереть порез. Из кармана что-то выпало и тихо звякнуло об пол.
Варко нагнулся и понял, что это. В пыльном сумраке виднелся небольшой медальон Омниссии, который был прицеплен к боковой броне «Главной стервы». Ошибки тут быть не могло. Варко не имел понятия, как тот оказался у него в кармане. Присев в темноте, он в удивлении воззрился на медальон.
Кто-то прошел мимо, всего в нескольких метрах с обратной стороны разбитого пучка труб. Варко откинулся назад, спрятавшись совсем, и стал наблюдать. Из-за труб вышла фигура и двинулась по открытой полосе твердого грунта.
Солдат-скитарий темных Механикус, высокий ростом, но сгорбленный. Оружейная рука зубрилась кривыми лезвиями. Скитарий неспешно двинулся вперед, поворачивая голову из стороны в сторону, ища добычу. Он охотился.
Варко мельком увидел светящуюся синь смотровых прорезей. Из горба на панцире, словно колючки, торчали неровные шипы. Варко ощутил запах крови и пластика, смрад грязной плоти и выделенных испражнений. Услышал мусорный код, булькающий в аугмиттерах. Подивился, что скитарий не смог обнаружить его запах или тепло, и взмолился, чтобы чудо не кончалось.
Скитарий добрался до дальнего края полосы, полускрытого от глаз нависшими трубами. Остановился, осмотрелся по сторонам еще раз и выдал быструю череду кода, на которую неподалеку отозвался еще один солдат. Затем ушел в другой цех на противоположной стороне.
Варко выждал минуту — пульс на шее колотил, словно боксер по скоростной груше, — и поднялся на ноги. До него внезапно дошло, что, если бы он стоял во весь рост, когда появился скитарий, тварь бы тут же его заметила.

 

Но он не стоял во весь рост. Он присел, поднимая кое-что, чего у него и в кармане-то не должно было быть.
Варко проскользнул через развалины обратно в ту часть цеха, где спали остальные.
— Вставай, без шума, — шептал он каждому и тряс. — Без шума, если жизнь дорога.
Он выбрались из руин и побежали на запад, в туман ночи, пробравшись через ливневый водосток и под висячим трубопроводом. Путь вел их по изрытой воронками подъездной дороге, затем по поросшей травой насыпи и через блестящие россыпи рудного пласта. Даже немой технопровидец, похоже, осознал важность спешки и тишины.
Они набрели на квартал разбомбленных жилых блоков для рабочих на дальней стороне пласта и укрылись там. Через дыры окон вгляделись в руины, из которых только что сбежали. Там внутри метались лучи фонарей и фар. Слышен был стук и дребезжание неухоженных силовых установок — легкая бронетехника и транспорты натужно въезжали в руины. На востоке, за развалинами цехов, небо светилось от огромных пожарищ на горизонте. На фоне пламени шагали три высоких силуэта: боевые махины — «Разбойники», судя по очертаниям, — передвигались в нескольких километрах от них.
— Мы убрались оттуда как раз вовремя, — сказал Гектон.
— Значит, надо идти на юг, — произнес Саген. — Попробовать обойти их.
— Думаю, это будет самоубийством, — возразил Варко.
Остальные принялись спорить о возможных вариантах, но все соглашались, что вскоре скитарии примутся обыскивать и эти жилые блоки тоже.
Варко попытался вспомнить, куда положил медальон. Сунул обе руки в карманы и нащупал его в левом.
— Запад, — сказал он. Медальон уже один раз спас его, и Варко ему поверил. Машинные духи хранили их.
— Запад? — переспросил Кодер.
— Мы идем на запад, — ответил Варко.

 

Они шли на запад, через пыль четвертого дня, через исковерканные остатки промышленных пригородов, прислушиваясь, не идет ли кто за ними. Один раз, прямо перед полуднем, они услышали на северо-западе сильнейший взрыв, словно рванул чей-то боекомплект. Над горизонтом поднялся толстый столб черного дыма, похожий на восклицательный знак.
Улицы превратились в низкие жилые кварталы ― ряды модульных жилых блоков, ржавых и крошащихся. Одни выгорели, другие сровняло с землей попаданиями снарядов, но остальные были чудесным образом целы и невредимы, словно война прошла мимо. Распахнутые двери и ставни раскачивал ветерок, пожитки — одежда, постельное белье, домашняя утварь — валялись брошенными в пыли. Электричества не было, водопровод не работал, но в одном пустом блоке они обнаружили таз, полный воды, и смогли наполнить три фляжки. В другом Леопальд, стрелок Гектона, нашел три муниторумские банки прессованного мяса. Варко обнаружил его, когда тот пытался открыть банку стамеской.
— Не здесь, — сказал он. — Забирай их с собой.
— Очень хочется есть, сэр, — пожаловался Леопальд.
— Я знаю, но здесь опасно. Нужно идти дальше. Забирай их с собой.

 

Вскоре после этого, когда день стал клониться к вечеру, а солнечный свет побледнел, война догнала их снова.
Она пришла неожиданно, словно таилась в засаде. Они переходили улицу — низкую мощеную дорогу между жилым провалом и общественным зданием, когда стену жилого дома изрешетили огромные дыры, пробивая роккрит, словно мокрый картон. Варко услышал визг вращающихся стволов тяжелого орудия.
Они побежали. Варко тащил за руку немого технопровидца. То, что началось как ленивый град орудийного огня, превратилось в натуральный смертоносный ураган. Стены просто исчезали в фонтанах крошеного роккрита и свистящих кусков арматуры. Снаряды пропороли мостовую, взметнув куски покрытия в воздух, словно сильный ветер ― клочья бумаги. Грохот был невыносим и нескончаем: яростные, сыплющиеся горохом разрывы, брызги измельчаемого роккрита, скрежещущий визг скорострельных пушек. Пыль стояла столбом.
Сквозь дымящийся остов жилого штабеля прошли два танка, расталкивая корпусами остатки изрешеченных стен. Тяжелые гусеницы издавали пронзительный лязг. Корпус идущего следом третьего танка начал задираться носом кверху, когда тот зацепился за поперечную балку. Балка внезапно раздалась под его весом облаком каменной пыли, резко бросив машину вниз.
Выжившие из Гордой шестой бронетанковой добрались до слабого укрытия под дорогой рядом с общественным зданием и побежали вдоль него — болтерные снаряды с бешеной скоростью проносились над головой. Варко оглянулся. На секунду настроение у него приподнялось.
Танки были имперскими.
Тяжелые танки «Махарий» с модификацией «Вулкан», серебро и зелень Аргентумской третьей мобильной. Вместо длинных главный орудий их сдвинутые к корме башни несли толстые, тупые мегаболтеры «Вулкан», придавая танкам куцый вид бойцовых собак, которым словно вырвали клыки.
«Если бы они только перестали стрелять, — подумал Варко. — Я мог бы дать им знак и…»
Но они не собирались переставать стрелять. Массивные мегаболтеры озарялись цветками сгорающего газа, визжали, крутясь, и выплевывали потоки крупнокалиберных снарядов. Они словно старались сровнять с землей весь квартал целиком. Скорее всего, танки и понятия не имели, что своими чудовищными очередями гонят своих.
Варко и остальные бежали, бросаясь на землю каждый раз, как снаряды над головой начинали летать слишком низко. Верхнюю часть придорожной стенки разнесло на кирпичную крошку, а потом часть северной стены общественного здания просто сложилась. Траска, водителя-механика «Огнехода», почти похоронило под лавиной, и Варко с Гектоном, бросившись к нему на помощь, сами едва не погибли, когда рухнула ослабевшая часть крыши здания.
Кашляя, полуослепшие от пыли, они добрались до конца дороги, где их подхватили остальные и перетащили через стену отстойника в сточную канаву. Они сжались в липкой грязи, чувствуя, как трясется земля и мир над головой разлетается на куски, пока до Варко окончательно не дошло, что им придется рискнуть и бежать дальше.
Он начал слышать врага. Скитарии и боевые сервиторы темных Механикус вливались через пригороды с севера навстречу «Махариям». Сердитый свет дня замигал стробоскопным огнем лазеров.
Восьмерка застряла в канаве прямо между противоборствующими силами.
Несмотря на защиту, которую давали стенки канавы, Варко понимал, что им лучше убраться отсюда. Если кто-нибудь, особенно скитарии, увидит их, скажем с края канавы, это конец. Укрыться им будет негде.
Варко повел остальных по дну канавы на юг, ища подходящее место, чтобы вылезти и спрятаться. Серии жестоких, мощных взрывов раздавались сзади, осыпая их щебнем и металлическими фрагментами, толкая взрывной волной. Они продолжали идти. Рев «Вулканов» словно стал выше. Звуки эхом отражались со всех направлений. Невозможно было больше сказать, кто где.
Канаву пересекали несколько пешеходных мостов. Варко подумал, что под одним из них можно найти неплохое место, чтобы спрятаться. И услышал, как Гектон чертыхнулся.

 

На мосту впереди неожиданно появились три зверюги-скитария, всего в тридцати метрах от них. Отвратительные гибриды, киберорганические ублюдки, покрытые устрашающей раскраской и шипастой броней, сосредоточенно переходили мост, чтобы встретить танки. У одного из них, самого крупного, было что-то вроде плазменного лучевика — противотанкового оружия, встроенного в массивный панцирь. Варко замер. Если хоть один из них глянет через перила, если хоть один повернет голову или почувствует что-нибудь…
Один скитарий повернул голову — и увидел обессиленных, беспомощных людей, застигнутых на дне канавы. Без лишних раздумий он развернулся и выставил свою оружейную руку. Лишенные всякого укрытия Варко и его люди нырнули в грязь и вжались в стенки канавы, словно надеясь, что те пустят их внутрь.
Все, кроме Казани.
Заряжающий «Огнехода», обезумев и выпучив глаза от испуга, вскинул лазкарабин и открыл огонь. Его бешеная пальба хлопала и долбила по железным перилам и стойкам моста, несколько снарядов отскочили от задних щитков самого крупного скитария.
Мгновение спустя после того, как Казань начал стрелять, скитарий, который заметил их, открыл ответный огонь. Его оружейная рука выплюнула поток мощных лазерных лучей. Несколько выстрелов пришлось на дно канавы, выбрасывая резкие шипящие гейзеры выпаренной грязи. Два прошли четко сквозь Казань. Оружие скитария было некой разновидностью хеллгана, разработанной для пробивания брони. Казань не пошатнулся и не отлетел назад. Термические заряды не давали толчка. Они просто проделали две огромные, сразу запекшиеся дыры: одну — в груди, вторую — в голове. Казань вздрогнул и плашмя повалился вперед. Жутко завоняло горелой костью и жженой кровью.
Варко не сводил глаз со скитариев на мосту. Все трое повернулись к ним. Время превратилось в вязкую смолу. Варко ощутил в груди последний удар сердца. Он не видел ничего, кроме лицевых щитков с синими прорезями, увеличенных его страхом, пока захватчики делали микросекундные поправки прицелов, которые, казалось, длились вечность.
А потом скитарии исчезли. Разлетелись металлическими клочьями, брызгами плоти, яростными фонтанами розового тумана. Мост исчез вместе с ними. Металлические перила отскакивали, сворачиваясь и извиваясь, словно веревки; настил моста и каркас смялись и посыпались справа налево, в мгновение ока превращенные в ошеломительное металлическое конфетти.
«Махарий», где-то справа от Варко, невидимый за зданиями, засек перегретый след хеллгана и не упустил своего шанса.
Варко попытался обрести дар речи.
— Бегом, — приказал он хриплым от пережитого шока голосом.
Все побежали, спотыкаясь в грязи. Варко направился было следом, но остановился и, вернувшись, выдернул карабин из мертвых рук Казани.
И побежал тоже.

 

Бушующий в оставшемся за спиной пригороде уличный бой затянулся далеко за полночь. Стрельба как тяжелого, так и легкого оружия гремела вдоль темных улиц, перемежаясь время от времени визгом «Вулканов», грохотом падающей стены или стремительным взлетом к небу разбрасывающего искры огненного шара.
Они выбрались из канавы по решетке на северном конце, перебежали темный перекресток и перелезли через драный край проволочной изгороди. Перед ними лежала дикая местность — бугристые полосы заболоченной земли и кустарника, уходящие в ночь.
Не останавливаясь, они побежали дальше.
Почти в полночь, когда бег практически превратился в измученное ковыляние, они наткнулись на круглое строение.
Приземистый блокпост в форме барабана, построенный из обработанного роккрита, с прилегающей пристройкой.
— Пост СПО, — сказал Гектон.
Варко кивнул. Прилегающие к ульям территории были утыканы наблюдательными постами и укрепленными пунктами, большая часть которых была заперта и необитаема, пока не мобилизованы силы обороны.
Варко отдал карабин Леопальду, и они пошли к строению, готовые ко всему. Гектон и Варко двигались впереди с пистолетами наготове.
Признаков жизни в здании не наблюдалось, как и явных следов повреждений. Они подошли ближе. Из-за темноты первое впечатление оказалось неверным. Что-то здесь все-таки произошло. Передняя дверь была открыта.
— Стойте здесь, — приказал Варко.
— Эрик… — предупредил Гектон.
— Делай, как говорю.
Варко приблизился к главному входу. Свет внутри не горел, звуков не слышно, но и запаха смерти тоже нет.

 

Он потихоньку проник внутрь. Было холодно и темно хоть глаз коли. Варко, напрягая зрение, привыкшее к янтарному сумраку ночи, пытался что-нибудь разглядеть. Нащупал выключатель прямо за мощным косяком бронированной двери и повернул. Ничего не произошло.
По-прежнему ничего не видя, Варко споткнулся и ударился обо что-то. Пощупал. Стул, металлический стул. Обошел его и наткнулся еще на один.
Сзади что-то залопотало, заставив его подпрыгнуть от неожиданности. Он резко развернулся, наведя пистолет в темноту:
— Кто здесь? Я вооружен!
Очередное лопотание, бульканье — и включился свет. Варко моргнул. Слабый аварийный свет — тускло-зеленый. Лопотание шло из небольшого портативного генератора в углу. Варко разбудил его, повернув выключатель, но генератору потребовалось время, чтобы выйти на мощность.
Варко опустил пистолет. Он стоял в комнате, скромной и простой, с закрытыми амбразурами в округлой внешней стене. Вдоль внутренней стены, через которую две двери вели в другие помещения, стояли в ряд столы с металлическими рамами, привинченные к роккриту. На столах находились три модуля аппаратуры: вокс-передатчик, тактический картопостроитель и ауспик. Все три, похоже, были выведены из строя ударами топора или саперной лопатки.
Зашли Гектон с Кодером.
— Ток, а? — произнес Гектон.
— Не слишком много, — ответил Варко.
Он кивнул технопровидцу, приглашая взглянуть на электрооборудование базы. Они обследовали прилегающие помещения вместе с Гектоном. Обнаружили караулку с шестью койками, полупустой водоочистной барабан, печку, химический туалет, три пустые оружейные стойки и запертую дверь, за которой явно был какой-то склад.
— Тут кодовый замок, — сказал Гектон.
— Код знаешь?
— Так сразу не скажу, — ответил Гектон. — Ты понимаешь, что там могут быть все здешние запасы еды, медикаментов, оружия и снаряжения?
Варко с понимающим видом кивнул. Они вернулись в помещение блокпоста, где Кодер в зеленом полумраке возился с генератором.
— Что думаешь? — спросил Гектон.
Варко пожал плечами:
— Малый пункт наблюдения, вероятно, — со штатом из второго или даже третьего резерва СПО. Когда началась заваруха, они его бросили — или по приказу, или в панике.
Гектон кивнул:
— Пункт явно никто не захватывал. Почему ты решил, что второй или третий?
— Оглянись, — ответил Варко. — Фронтовики бы разнесли это место так, чтобы враг не смог им воспользоваться. Они бы сожгли караулку, заминировали склад и либо разбили, либо вынесли аппаратуру.
— Кто-то прошелся по ней топором, — сказал Кодер.
— Да, но спустя рукава, — ответил Варко, — как будто малость опасались, что их могут обвинить в порче собственности Муниторума. Что говорит мне о простом рабочем из блоков на временной службе, замуштрованном и послушном, но не сделавшем дело как следует из-за страха наказания. К тому же когда это фронтовики стелили постели перед тем, как уйти?
Гектон осклабился. Койки в караулке были аккуратно застелены, словно руками салаг, которые все еще боятся гнева инструктора.
— Ты прав. И печка чистая.
— Капитан? — позвал Саген, входя в блокпост. — Извиняюсь, — добавил он, кивнув Гектону, — капитаны?
— Что такое? — спросил Варко.
— Идите взгляните.

 

Они шагнули в черную как смоль ночь и пошли за Сагеном вокруг блокгауза к пристройке. Леопальд и Траск ждали их там. Пристройка по существу была бронированным гаражом. В углу стоял большой генератор.
— Кто-то вывел его из строя, — сообщил Леопальд.
Варко не смотрел на генератор. Одна половина гаража была пуста, но другую занимал эспэошный «Кентавр» с прицепленным сзади орудием — тяжелой четырехстволкой на тележке с железными колесами.
— Заправлен? — спросил Варко.
Траск помотал головой:
— Баки слиты.
— Заряды для четверняшки?
— На передке и в самой машине ничего, — ответил Леопальд.
— Какого-нибудь турельного оружия не видали? — спросил Гектон.
Турельное гнездо «Кентавра» пустовало.
— Нет, сэр, — ответил Траск.
— Значит, у нас есть все и ничего, — констатировал Варко.

 

Они собрались внутри блокпоста.
— Расскажу, что у нас есть, значит, — начал Варко. — У нас есть крыша над головой и место для сна. У нас есть вода, у нас есть три банки прессованного мяса, и у нас есть печка, чтобы не замерзнуть. На пока хватит. Завтра решим, что делать дальше.
Все кивнули. Они уже едва не засыпали на ходу, но перспектива немного перекусить и утолить жажду гнала сон.
— Один остается на часах. По очереди. Я — первый. Шестеро спят, один бдит. По крайней мере так не придется спорить за койки.
— Нас всего шесть, капитан, — сказал Саген.
— Что?
— В панике мы где-то потеряли моего собрата, — пояснил Кодер.
Варко чертыхнулся. Бедняга, как бы его там ни звали, не заслужил, чтобы его бросили. Все были так напуганы, выбираясь из того пригорода, что потеряли головы.
Однако это никого не извиняло. Еще одна причина для сожалений на памяти Варко. Почему-то он ощущал утрату бедняги-технопровидца более остро, чем потерю всей своей колонны.

 

Они разожгли печку сухими ветками, которые смогли собрать в окружающих кустах. Ветки горели плохо, наполняя все помещение дымом, но зато это было долгожданное тепло. Леопальд разделил две банки, и они механически поели найденных мясных субпродуктов — лучшей еды, которую когда-либо пробовали, — и попили воды с металлическим привкусом из водоочистного бака, которая показалась им слаще любого вина. Затем Саген, Траск, Леопальд и Гектон уснули — мгновенно и глубоко.
Варко остался на ногах, обходя территорию с карабином в руках. Кодер настоял, чтобы ему разрешили немного поработать над сломанной аппаратурой. Технопровидец никогда не показывал, что особенно нуждается в сне. Варко наблюдал, как Кодер высвободил из толстых предплечий механодендриты и принялся исследовать внутренности вокса и ауспика.
— Есть что-нибудь? — спросил Варко.
— Повреждения поверхностные, капитан, — ответил Кодер. — Полагаю, я смогу починить вокс и тактический картопостроитель. Но вот насчет ауспика не уверен.
— Ну что ж, для начала неплохо.
— Проблема в том, что у нас нет достаточной мощности, чтобы включить хотя бы один из них, — добавил Кодер. — Портативный генератор едва держит аварийные лампы.
— Но ты уже что-то придумал, — подсказал Варко.
Кодер поднял брови:
— Ваша вера в меня неоправданно высока, капитан.
— Я верю в Императора, Омниссию и дух машин, — ответил Варко. — Они не дали нам погибнуть до сих пор.
— Всего лишь некоторым из нас, — поправил Кодер. ― Очень немногим. Взвесив все, я считаю, что они едва ли заслуживают восхвалений.
— Мы благодарим их за все, что бы ни получили.
— Да, капитан.
Варко помолчал.
— Кодер?
— Да, капитан?
— Ты случайно ничего не клал мне в карманы?
— Нет, капитан. Когда?
— Не знаю точно, — сказал Варко. — Той ночью. Это ведь ты вытащил меня из «Главной стервы»?
— Саген и я, вместе. Все остальные погибли, а вы были без сознания. Было невежливо оставлять вас там.
Варко засмеялся:
— Невежливо, да?
Кодер пожал плечами:
— Если бы мы оставили вас там, капитан, вы бы пропустили все веселье.
Варко фыркнул. Магосы редко выдавали шутки, понятные имперцам, но, если уж выдавали, те были острыми и ироничными.
— Так что, не клал?
— Что-то в ваши карманы? Нет, капитан. А какого рода это «что-то», могу я спросить?
Варко вынул из кармана медальон и поднял так, чтобы Кодеру было видно. Кодер моргнул. Его второе мигательное веко скользнуло вниз в удивлении, когда он просканировал и увеличил предмет.
— Это было в вашем кармане, капитан?
— Я обнаружил его там. Насколько это странно?
Кодер сцепил руки в символ Механикус и прошептал молитву на бинарике.
— Ага, я так и думал, — произнес Варко.

 

Он вышел на улицу. Далеко на востоке били тяжелые и полевые орудия, подсвечивая сырое небо тусклыми вспышками и взрывами. Варко понимал, что не больше чем через день охотничьи своры скитариев придут за ними. К этому моменту их тут быть не должно, но куда идти? Он со своей жалкой кучкой выживших получил отсрочку, но она не продлится долго.
Каждый раз закрывая глаза, он видел махину, пламя, бравые «Покорители» Гордой шестой бронетанковой, разлетающиеся гаснущими фонтанами обломков.
Они уже должны быть мертвы.
Во всех практических смыслах они и были мертвы.
>
Адепта Файста разбудила настойчивая пульсация биометрики. В келье было темно, и он прокантировал свет. Свет мягко зажегся.
Было рано, очень рано. Дисплей монитора биосостояния вспыхнул перед глазами, упрекая за сокращение периода отдыха и рассказывая про последующий за этим дефицит здоровья и подпитки. Файст мигнул, закрывая дисплей.
Это был не его обычный будильник. Что-то другое.
Файст двинул рукой, и гаптика вызвала новый ноосферный дисплей: ссылка на сообщение.
<[выгружено:] Иган, магос аналитикэ, Кузница Орест (110011001101, сжатие кода tze) [начал]
Файст!
Пожалуйста, встретьте меня у Высокой Кузницы как можно быстрее. Приношу свои извинения за то, что разбудил вас. Как можно быстрее, адепт>.
Файст лег спать, не снимая облегающего комбинезона, так как слишком устал после долгой смены в Аналитике. Поэтому он лишь вымыл в раковине лицо и руки и натянул свою темно-красную мантию.
Полы одеяния летели вслед за ним, пока он бежал по коридору, перепрыгивая через ранних сервиторов, скоблящих полы.
>
Файст сел на трясущийся пустой транзитник через Перпендикуляр к Сенешалю, затем проехал на маглеве весь путь до «Первого Перехода в Кузницу». Вылетающие из вершины могучего зиккурата языки пламени колыхали раннее небо. По мраморному вестибюлю во все стороны сновали магосы, и Файст торопливо протолкался сквозь них.
— Смотри, куда прешь, юнец! — рявкнул рассерженный скитарий из Темпестуса.
<Извиняюсь>, — откантировал ему Файст.
Он вошел в центральную зону и выбрал подъемную камеру.
<Изложите дело и объявите уровень>, — запросила ноосфера.
<К магосу Игану. Меня ждут>, — откантировал он, махнув биометрикой.
<Заявление подтверждено. Биоматрица магоса Игана локализована. Выбираю уровень, адепт>.
Подъемная камера выстрелила вверх, словно пуля. Файста держали инерциальные демпферы.
<Уровень 1700, Аудиенция>.
Дверь камеры открылась. Квартет по-разбойничьи выглядящих скитариев наблюдал, как он выходит из подъемника.
— Биометрику! — потребовал один.
Файст уже держал ее наготове в ноосфере.
— Проходи, — раздался из аугмиттеров голос чудовища.
Он вышел в открытый зал на верхних этажах огромной пирамиды. Скошенные светопанели наполняли помещение дневным излучением. Темный мрамор брусчатки пола окаймляло золото. Гололитические дорожки инфосвета поднимались из напольных проекторов, словно дым от благовоний. Небольшие группы людей, кажущихся карликами в огромном помещении высотой с темплум, стояли и общались в ожидании.
<Файст!> — раздался отрывистый инфокант.
— Магос?
Магос Иган подошел с улыбкой, хотя и выглядел напряженным.
— Ты пришел. Молодец, молодец. Ты пришел.
— Конечно, я пришел, магос. Вы меня вызвали. Это насчет…
— Да, Файст. Соберись. Адепт сеньорус прислал за нами.
— Омниссия! Я не готов к этому.
— Конечно готов, Файст. Конечно готов.
— Но, сэр…
— Ты был у меня самым умным и самым лучшим, Файст. И это все благодаря тебе. Не подведи меня. Не подведи Аналитику.
Аналитика была управлением магоса Игана, и, хотя Иган был старшим магосом, ее часто обделяли вниманием. Файст понимал важность момента и что от него зависит.
<Кто остальные, магос?> — тихо прокантировал он.
<Посмотри сам, адепт>, — дергано откантировал Иган, выдавая свою нервозность.
<Прошу вас, сэр. Я не хочу, чтобы они знали, что я изучаю их через ноосферу>.
<Ладно, Файст. Это экзекутор-фециал Инвикты Крузий со своим фамулюсом. Вон там, тот зверюга — Лау, глава скитариев Инвикты. С ним разговаривает Энхорт, экзекутор-фециал нашего Темпестуса. Позади них собрались магосы архива во главе с магосом Толемеем и магосы производства во главе с магосом Кейто>.
<А что за женщина с Крузием? И имперский солдат рядом с ней?>
<А, какая-то сявка Алеутона со своим топтуном>.
<А в принцепской раке?>
<Это Принцхорн, мальчишка-принцепс, которого мы даем Инвикте, чтобы ввести в строй их оставшуюся махину. Тише, сейчас появится Имануал>.

 

Файст прежде никогда не был в Аудиенции. Он резко втянул воздух, когда на дальней стене огромный барельеф с символом Механикус повернулся с каменным скрежетом и стена разошлась в стороны, словно две подвижные скалы. Из открывшегося прохода выдвинулись и распахнулись, словно крылья гигантской металлической птицы, золоченые платформы хоров. Хористы выпевали сложные математические мелодии на тринадцатиголосом бинарном канте, и звуки, выходя из аугмиттеров, превращались в гололитические потоки данных, вьющиеся в воздухе, подобно развернутым знаменам.
В столбе золотого света между крыльями хоровых платформ на пол Аудиенции опустился трон адепта сеньорус.
Соломан Имануал был стар и почти целиком состоял из бионики. Он восседал, словно феодальный король на престоле, подключенный к матрице трона через запястье, сердце, хребет и подмышечную впадину. Резная статуя, пустившая в кресло корни.
Трон встал на платформу с мягким стуком. Имануал поднял руку и через ноосферу приказал хору замолчать.
<Благодарю, что посетили меня в столь ранний час>, — прокантировал он.
<Глубокоуважаемый владыка, — произнес в ответ Крузий, — я прошу вашего позволения говорить голосом из уважения к моей гостье>.
Ноосфера внезапно потемнела. Имануал склонил голову и обратил взор на Этту Северин.
— Леди, — неразборчиво произнес он, — не вы ли избранный свидетель лорда-губернатора?
— Я, сэр, — ответила она.
Файст внутренне посочувствовал Северин: находиться в окружении столь большого числа модифицированных людей для нее было малоприятно.
— Добро пожаловать, леди. Кузница приветствует вас. Где адепт Файст?
Файст внезапно ощутил внутри страх, от сочувствия к имперской женщине не осталось и следа.
Иган подтолкнул его. Файст выступил вперед.
— Файст — это я, владыка.
— Дай-ка мне взглянуть на тебя. Хмм. Недурно сконструирован, я считаю. Ты многих привел в замешательство своим предложением, адепт.
— Приношу свои извинения, милорд.
— Не думаю, что у него есть причины для извинений, адепт сеньорус, — вмешался Крузий.
— Пояснение: предложение адепта фактически подразумевает, что в наших методах архивного хранения присутствует изъян, — произнес магос Толемей.
— Не столько изъян, сколько пробел, Толемей, — поправил Крузий.
— Вы хотите сказать, — осторожно спросил Энхорт, — что Кузница Ореста оказалась плохо подготовленной к войне?
Экзекутор-фециал Энхорт, как и Крузий, был сдержан и вежлив, но в голосе его сквозило раздражение.
Крузий покачал головой:
— Если Кузница Ореста и плохо подготовлена, то вина лежит не на этой планете. Я уверен, что все мы едины во мнении, чей это промах. Но сейчас это не тема для обсуждения. Орест в состоянии войны, и мы должны обратить в дело все доступные ресурсы, если хотим победить.
— Тут никаких возражений нет, экзекутор, — сказал Толемей, — и, как один из таких ресурсов, архив предоставляет всю возможную информацию.
— До определенных пределов, — возразил Крузий. ― Магос Иган и его Аналитика обрабатывали оперативные данные с фронта с того момента, как началась война. По моему предложению они приступили к анализу особенностей вражеских махин. Все титаны когда-то были нашими, даже эти непотребства. Я полагал, что мы получим информацию огромного стратегического значения, если сможем идентифицировать эти машины, изучить их историю и технические характеристики. Что приводит нас к пробелу, Адепт Файст? ― Крузий посмотрел на Файста и ободряюще кивнул.
Файст прочистил горло:
— Как показал опыт, хотя на кадрах оперативной съемки можно различить многие опознавательные знаки и надписи, ни один из них не совпадает с хранящимися в наших архивах. Запросы сравнительной схематики неоднократно возвращались с пометкой «данные не найдены».
— Но вы считаете, что мы располагаем этими данными? — спросил адепт сеньорус.
— Я уверен в этом, — ответил Файст. — Их просто нет в свободном доступе. У нас есть эти данные, но мы не можем до них добраться. Махины, которые мы пытаемся исследовать, могут восходить к пластам архивов времен Хоруса, а все подобные материалы секвестированы.
— И по множеству существенных причин, — произнес адепт сеньорус. — Многие из них опасны и неточны. Многие из них затронуты Ересью. Однако, Файст, я внимательно рассмотрел ваше прошение и считаю, что Аналитике должен быть дан чрезвычайный доступ к секвестированным материалам.
— Это запретные катушки, адепт сеньорус, — напомнил магос Толемей. — Привилегии доступа должны быть получены с самого Марса.
— Я запрошу их лично, — заверил Соломан Имануал. — Работа должна идти без задержек. Объявляю благодарность магосу Игану и адепту Файсту за вынесение этой темы к нашему рассмотрению.

 

— Вы, кажется, озадачены, мамзель? — спросил Крузий у Этты Северин, когда они покинули Аудиенцию.
— Слегка, — ответила та. — Надо ли понимать так, что Кузница владеет значительной базой данных, содержащей информацию, которая может оказаться жизненно важной для войны, но использует только ее часть?
— Можно сказать и так. Позвольте вас спросить, мамзель, не происходило ли с вами когда-нибудь чего-либо настолько неприятного, что вам хотелось бы никогда об этом не вспоминать?
Северин пожала плечами. Ей было неудобно отвечать на столь личный вопрос в пределах слышимости майора Готча.
— Полагаю, что, наверное, подобное случалось, экзекутор.
— Данные, раскрыть которые мы только что получили разрешение, — именно такие воспоминания. Они относятся к ранней истории, к темным временам — к вещам, которые нам пришлось спрятать, чтобы о них не думать. — Он замолк и повернулся к ней. — Война растревожила старые раны, мамзель. Она вынуждает нас копаться в том, что Механикус предпочли бы забыть.
>
Она чувствовала едкий графитовый запах Астроблемы и размышляла, сколько времени пройдет, прежде чем розовый песок заметет ее труп.
— Ты в порядке, Калли? — спросил Биндерман, высокий и тощий схольный учитель.
— Нормально. Просто думаю.
— Это то, чего я стараюсь не делать, — признался Биндерман.
— Чего они там застряли? — заныл Кирил Антик.
— Может, у них проблемы? — предположил Ларс Вульк. — Ты ведь знаешь, что такое проблема, да, Антик? Это когда ты не можешь закрыть рот и перестать ныть хотя бы на пять минут. Или когда нам приходится тебя терпеть.
— Довольно, Ларс, — миролюбиво произнес Биндерман.
Громила с Бастионов кисло посмотрел на схольного учителя, но замолчал. Вульк мог бы переломить Биндермана пополам, как прутик, но, похоже, с уважением относился к его выдержке.
— Кто-то идет! — прошипел Ласко, помощник ткача из Гинекса, сидевший возле узла разбитого трубопровода. В мгновение ока все вскинули карабины и прицелились.
Три фигуры мчались в их сторону по иссушенным развалинам очистительного завода.
— Уберите оружие! — прошипела Калли. — Это наши.
Голла Улдана, Бон Иконис и крутая баба из Лазаря по имени Рейсс покрыли последние метры и нырнули в укрытие к остальным. Все трое тяжело дышали.
— Ну? — накинулся на них Кирил Антик.
Голла метнула на него уничтожающий взгляд.
— Чисто примерно на километр, — сообщила она, отдуваясь. — Потом дорога — ответвление от шоссе, я думаю.
— Там довольно открытая местность, — добавил Иконис. — Укрытий почти вообще нет.
Иконис был приятным темноволосым мужчиной с умными глазами и привлекательным ртом с опущенными вниз уголками губ. Насколько могла вспомнить Калли, в мирной жизни он был смотрителем гидропоники на фермерских галереях.
— Бон прав, — сказала Голла, — туда что-то совсем не тянет.
— Не стоит идти в ту сторону, — сказала Рейсс. Ее голос акцентом провалов был тонким и гнусавым. — Если кто-нибудь обнаружит нас на дороге, нам конец.
— Назад-то нам нельзя! — фыркнул Антик.
— Нельзя, — согласился Биндерман. — Сейчас бы самое время для этой, как ее… карты.
Он грустно обвел пальцами в воздухе квадрат.
Единственные карты, выданные Мобилизованной двадцать шестой, находились в ведении мастер-сержанта Чайна, Сароша и трех других командиров взводов, но ни один из них не ушел с шоссе Фиделис живым. Третьему резерву СПО, даже мобилизованному, никогда особо не доверяли на предмет оперативно-тактических средств, данных и автономности.
— Послушайте, мне неудобно поднимать этот вопрос, — заговорила Калли, — но, прежде чем мы начнем беспокоиться о том, куда нам идти, не стоит ли подумать, что мы собираемся делать?
— Оставаться в живых, — ответил Ларс Вульк.
— Точняк, — пробормотал Антик.
— Конечно, — согласилась Калли, — выживание ― наша первостепенная задача, но после? Найти убежище, закопаться и ждать конца войны? Попытаться вернуться обратно в улей? Или…
— Или, Калли-детка?.. — спросила Голла.
— Не знаю, Голла. Попытаться найти своих и присоединиться к ним. Попытаться остаться в строю.
— В смысле, продолжать сражаться, Калли? ― уточнил Биндерман.
— А я и не знал, что мы уже начали, — вставил Антик.
— Я не знаю, что нам делать, — продолжала Калли, — но в этом районе наверняка хватает подходящих целей. Нас послали сюда воевать. Вероятно, этим и следует заняться.
— Вот уж хрен, — заявил Антик.
Остальные промолчали.
— Я думаю, нам надо идти домой, — сказала Дженни Вирмак. — Я… я думаю, нам надо идти домой.
— Я с ней согласен, — присоединился Ласко.
— Я думаю, надо найти своих, — сказал Иконис. — Кто-то должен быть тут рядом. Если мы отправимся к улью, это будет долгий и проклятый путь.
— Бон дело говорит, — поддержала Голла.
— Мы можем избрать главных, — предложила Рейсс. — Они примут решение за нас.
— У тебя есть кто-то на уме? — спросил Вульк.
Рейсс пожала плечами:
— Голла? Все ее любят. Биндерман? Замстак? Головы у них прикручены как надо.
Раздался несогласный ропот.
— Я не хочу быть главным, — отказался Биндерман. — Правда, не хочу.
— Голосую за Замстак, — сказал Иконис.
— Никто ни за кого не голосует! — вмешалась Калли. — Мы просто не высовываемся, держимся вместе и ищем своих. Вот и все.
Все взгляды обратились к ней.
— Что? — спросила Калли.
— Похоже, нам больше не нужно голосовать, Калли-детка, — улыбнулась Голла.
— Точно, Замстак, — сказал Антик. — Чего делать-то?
>
Войдя полным ходом в рабочий поселок Иеромиха с востока, ища след в тумане и чувствуя, как барабанит по обшивке дождь, Макс Орфулс приказал машине «стоп».
— Есть машине стоп! — эхом откликнулся его модерати Страхов.
Махина замедлилась и с содроганием встала. Снизу под ними раздалось шипение гидравлики, зверь осел на корточки, слегка качнув корпусом. Силовая установка в стальном коробе у них за спиной ворчала на холостом ходу, словно нетерпеливый огр. Какая-то деталь опорной рамы шасси скрипнула, принимая вес. Единственными звуками остались слабый стук дождя по бронеплите и окнам кокпита и периодический звон или писк с пультов управления.
Страхов повернулся на своем кресле в подбородке титана и посмотрел на Орфулса:
— Что-то не так, принцепс?
Задавать этот вопрос было для Страхова обязательным, даже когда он прекрасно знал, что все в порядке. Просто один из принятых боевых ритуалов Орфулса. Большинство принцепсов начинали вести бортжурнал исполнения с того момента, как подключались и связывались с БМУ при запуске двигателя. Орфулс предпочитал дождаться, когда махина будет готова вступить в места охоты.
— Все отлично, Страх, — ответил Орфулс. — Дай мне секунду, если ты не против.
— Есть, сэр, — ответил Страхов и вернулся к своим обязанностям.
Они с Орфулсом служили вместе уже давно, их отношения были достаточно теплыми, чтобы называть их дружбой, но, когда Орфулс подключался, Страхов знал, что с этого момента относиться к принцепсу следует с почтительным вниманием. Когда Орфулс подключался, он переставал быть только Орфулсом.
Макс Орфулс посмотрел на свои руки на подлокотниках главного кресла. Кожаные рукава куртки лежали на потрескавшейся кожаной обивке. Бледные пальцы слегка подергивались в такт пульсу силовой установки.

 

Он закрыл глаза.
Левая рука стала мегаболтером «Вулкан». Правая — плазменным бластганом. Рукава и кожаная куртка — плотной керамитовой броней двадцати сантиметров толщиной, по которой барабанил дождь. Ноги — обратно-вывернутыми, с огромными металлическими пальцами, широко расставленными в орестской трясине. Сердце — топкой, что недовольно пульсировала, словно плененное солнце. В голове еще один разум, агрессивный и чуждый, ощетинился и зарычал, будто охотничья собака, будто разъяренный, почти дикий цепной пес, который вот-вот порвет цепь и…
Уймись!
Орфулс открыл глаза. Он снова сидел в небольшом, скошенном вперед кокпите, рулевой и модерати перед ним ждали приказаний в своих креслах в подбородке титана. Пахло нагретым пластеком, циркулирующей смазкой и конденсатом, притираниями и святым елеем, которыми техножрецы умиротворяли машинных духов при старте двигателя.
Дикая тварь в затылке снова зарычала, словно хищник, притаившийся в самом дальнем углу темной пещеры.
Успокойся! Подожди еще немного!
На боевой махине не было тонкого гаптического оборудования, не было ноосферной связи. Подобные тонкости легко выходили из строя в суматохе боя или столь же легко взламывались врагом. В боевой махине все подключалось и переключалось напрямую. Орфулс потянул латунную рукоять на пульте левого подлокотника.
<Активировано…>
— Максимиллиан Филиас Орфулс, Легио Инвикта. Подключен к блоку мыслеуправления «Пса войны» «Предок Морбиуса». Мои полномочия признаны?
<признаны…>
Орфулс чувствовал раздражение и неудобство. Он никак не мог ощутить ноги махины. Слишком отвыкшая от штекеров и БМУ голова болела после проникающего шока соединения. Принцепсы могучих «Владык войны» пребывали в амниотике постоянно, умиротворенные и изнеженные непрерывным удаленным контактом со своими БМУ. Для командиров «Псов войны», подключающихся штекерами, подобная роскошь была недоступна. Вдали от передовой, во время перелетов их участью было отключение, и они сражались с шоком воздержания, судорогами и ночными кошмарами, в то же время страстно желая снова испытать радость подключения.

 

Но когда наступал момент подключения, радость не приходила. Угрюмые и сварливые после пробуждения, древние блоки мыслеуправления махин-ветеранов реагировали на приказы вызывающе. Всегда требовалось какое-то время, чтобы снова добиться доверия и установить взаимодействие. Все равно что каждый раз усмирять свирепую собаку или, садясь в седло, объезжать одного и того же непокорного скакуна.
«Предок Морбиуса» был созданием упрямым. Орфулс провел его БМУ через семнадцать кампаний, во время которых они уничтожили шестьсот восемь подтвержденных целей, классифицированных как «тяжелая бронетехника (различная)» и выше. Но даже при всем при этом махина все еще боролась с ним. Все еще испытывала, несмотря на счет, которого они добились вместе, на лучшее в Инвикте соотношение в тоннах уничтоженной техники к массе самой махины. «Предок Морбиуса», как и все «Псы войны», был трудной принцептурой. Орфулс убеждал себя, что именно это делало «Предка Морбиуса» столь убийственно эффективным.
Он прочистил горло, и силовая установка автоматически рявкнула в унисон.
— Модерати?
— Принцепс?
— Манифольд у меня?
— Манифольд ваш, принцепс, — подтвердил Страхов.
Еще один ритуал — ради записи в бортжурнал. Орфулс владел манифольдом с момента запуска двигателя на Марсовом поле. Обмен словами обозначал лишь формальное признание факта.
Манифольд был штекерным эквивалентом ноосферы — иммерсивное и интерактивное сенсорное пространство, с помощью которого принцепс воспринимал свою махину и окружающую среду. Орфулс уселся поудобнее и дал манифольду захлестнуть себя как следует впервые после подключения, пока не почувствовал, как тот затекает за глаза и просачивается в мозг. Недовольная агрессия «Предка Морбиуса» тут же схлынула, словно «Пес войны» понял, что кровавая игра наконец-то началась.

 

Орфулс дышал спокойно. Он видел и ощущал все кристально четко, до мельчайших деталей, практически галлюцинируя наяву: вес груды боеприпасов в автоматах заряжания, стук дождевых капель по корпусу, пульс модерати — спокойный и ровный — и рулевого — нетерпеливый и напряженный. Он чувствовал покорное, безмозглое бормотание двух орудийных сервиторов, подключенных проводами к его плечам, и непрерывное медитативное бдение техножреца, магоса Земплина, в бронированной кабинке технопровидца в задней части кокпита. Он чувствовал глухую пульсацию силовой установки у себя в животе, тупую боль в ноге ― один поршень требовал регулировки — и неприятный жар резервуаров плазменного оружия.
Он чувствовал звериное желание «Предка Морбиуса» — боевого пса, — низкое, клокочущее урчание плотоядного хищника.
Хватит! Имей терпение!
— Спокойным шагом, вперед! — подал он сигнал.
Силовая установка чихнула. Земплин благословил бога-в-машине. Махина пошла, при каждом тяжелом шаге корпус вздрагивал.
— Зарядить главное левое! — приказал Орфулс.
— Есть зарядить главное левое! — в унисон ответили Страхов и левый орудийный сервитор.
Загремели автоматы заряжания, мегаболтер провернулся, изготовившись. Орфулс почувствовал, как в левом запястье нервным тиком дернулись сухожилия.
— Зарядить главное правое!
— Есть зарядить главное правое! — хором ответили Страхов и правый сервитор.
Восходящий ток воздуха заструился от теплообменника бластгана, уровень плазмы начал повышаться. Орфулс почувствовал, как правое запястье защипало от потницы и капелек испарины.
— Малый ход, вперед!
— Есть малый ход! — ответил Страхов.
«Пес войны» начал набирать скорость, кокпит затрясло чаще.
— Включить ауспик!
— Ауспик включен! — отозвался модерати.
В поле зрения манифольда Орфулса побежали схемы и графики. Данные, почти перегрузка данными, сыпались на него визуально и акустически. Воспользовавшись вспомогательным соединением, он интуитивно заглушил помехи и очистил канал ауспика до четырех необходимых в бою показателей активности: тепла, движения, массы и передач кода.
След.
Поле манифольда резко прояснилось. Вереницы данных размылись и пропали. На месте остались лишь основные показатели, ярко сияя по центру поля зрения.
— Начать потоковую передачу! — приказал он.
Вспомогательный механизм застрекотал, и в нижней левой части периферии зрения Орфулса замелькали цветовые схемы. «Предок Морбиуса» начал непрерывную передачу данных в прямом эфире остальной стае, которая осталась в десяти километрах позади.
Затрещал вокс:
— «Предок», «Предок», это Борман. Принимаем ваш сигнал. Передача чистая. Что видно живым глазом?
— Довольно туманно, сэр. Иеромиха в разрухе.
— Это предполагалось. Разведайте район.
— Моя задача по жизни, сэр, — ответил Орфулс. — Есть что-нибудь от «Люпус Люкс»?
— Пока ничего, Макс. Доброй охоты.
— И вам, сэр.
Вокс погас. Орфулс раздвинул поле зрения до кругового обзора, отметив монолитную громаду Ореста Принципал в ста пятидесяти шести целых тридцати пяти сотых километра сзади, изящный пик горы Сигилит в ста двадцати шести целых двадцати четырех сотых километра на юге и истекающий жаром улей Аргентум в восьмидесяти целых двадцати двух сотых километра впереди. Из Аргентума поднимались дымы множества пожаров. Гора Сигилит выглядела холодной и твердой как лед.

 

Орфулс переключился на тактическое распознавание. На пути к планете он десятки раз просматривал тактические данные о ее поверхности, с головой уходя в изучение топографии, но все-таки вызвал распознавание снова: план пригородов, план районов, план улиц, схематичное, детальное. Иеромиха была обширной загородной застройкой для рабочих, соединяющей границу улья Аргентум с окраиной Ореста Принципал. Типичное расползание населения, которое можно найти на многих мирах-ульях, где поселения простых рабочих растут, словно чумные гнойники или сорная трава, вокруг ключевых центров занятости. Население Иеромихи, которую в лучшем случае можно было назвать официально разрешенным лачужным городком, трудилось на огромных обогатительных заводах Шейкера и Гокса. Для перевозки рабочей силы до места и обратно проложили линии маглева. Построили темплумы, схолы, коммерции. В последующие века Иеромиха превратилась бы в улей и тогда соединила бы Орест Принципал с ульем Аргентум. И все три слились бы в один настоящий суперулей.
Если переживут эту войну…
Орфулс мог определить свое точное положение. Они двигались малым ходом по Паксу Делимому — десятикилометровой авеню, проходящей через центр Иеромихи.
Жилой городок вымер. Многие улицы и районы были разрушены до основания, некоторые горели. «Предку Морбиуса» приходилось шагать через обломки так же часто, как и по открытому роккриту. Манифольд давал Орфулсу доступ к данным Муниторума, где перечислялось каждое жилище, каждая зарегистрированная личность, каждая семья, более не живущая в разрушенных домах.
Всюду, на что бы он ни глянул, Орфулс видел имена рабочих, их жен и детей, людей, что никогда не вернутся, семей, что не выжили, мертвых, пропавших без вести, неопознанных.
— Убрать сведения о жителях, — приказал он.
Обозначения с тягостным текстом пропали.
— Омниссия, даруй мне цель сегодня, — пробормотал Орфулс.
Тварь в голове согласно заворчала.

 

«Пес войны» бежал, похожий на бескилевую птицу. Массивную, сгорбленную, носом книзу, орудийные конечности расставлены в стороны, словно култышки недоразвитых крыльев. Шаги, будто удары барабана, вытряхивали воду из воронок по дороге. Он бежал через развалины жилых районов, трущоб и мануфакторий, вдоль разрушенных улиц, по разбитым дорогам, под изрешеченными виадуками, останавливаясь, чтобы прислушаться и втянуть носом воздух.
Сидя в своем кресле в подбородке титана, Страхов коротко глянул на принцепса. Орфулс был насторожен, сконцентрирован и поглощен делом. Он сгорбился в кресле, неосознанно повторяя осанку «Пса войны». «Предок Морбиуса» сидел у него внутри, принюхиваясь и ворча.
Они миновали заросшие сорной травой участки земли и обугленные остовы некогда внушительных зданий. Через манифольд Орфулс осматривался по сторонам: спутанные кольца колючей проволоки, выгоревший корпус танка, ряд железных уличных фонарей, похожих на деревья после тайфуна, согнутых проходом чего-то очень тяжелого.
От сильного дождя манифольд превратился в дымчатое стекло. Орфулс все время смаргивал капли, которые на самом деле не висели у него на ресницах. Он ощущал запах мокрого роккрита, разлитого прометия и сырого кирпича.
Появились звуки.
Он услышал вдалеке навязчивый дикий визг и скрип сенсорных волн, чуждое уханье и вой электромагнитной активности. Звуки то появлялись, то исчезали, словно чьи-то страдальческие голоса то умолкали, то издавали короткий стон — то высокий и музыкальный, то низкий и горловой. Интерференция, ложные звуковые сигналы, биты испорченных данных и сенсорный шум носились по воздуху, словно потерянные души. Вместе с короткой раздражающей скороговоркой мусорного кода.
— Машине стоп!
— Есть машине стоп! — откликнулся Страхов.
«Предок Морбиуса» остановился в пустой коробке муниципального темплума.
— Какие будут приказания, сэр?
— Ждать, — прошипел Орфулс.

 

Бледные, робкие лучи рассвета заглянули в пробоины от снарядов в высоком потолке. В пустом помещении кружило эхо. С разбитой крыши капал дождь. Обуглившиеся стены — втрое выше припавшего к земле «Пса войны» — нависали над ними.
— Что мы делаем, принцепс? — спросил Страхов.
— Слушаем, — ответил Орфулс. — Ш-ш!
Услышав «ш-ш!», они заглушили главный двигатель и системы, почти удушив силовую установку. «Предок Морбиуса» работал сейчас на самом низком уровне, на холостом ходу, едва живой. Еще немного — и он уйдет в спячку, и придется его перезапускать. Снаружи было тихо, слышался лишь звук падающих капель.
— Я что-то чувствую, — пробормотал Орфулс.
Вода в лужах у ног «Пса войны» стала подергиваться рябью, словно поднялся порывистый ветер. Послышалось отдаленное «бум!», затем тарахтение скорострельного оружия.
— Думаю, у нас появилась цель, — согласился Страхов.
Орфулс кивнул:
— Три с половиной километра к востоку, выстрелы тяжелого оружия.
Он прислушивался, наклонив голову вправо. Вокс-сигналы и короткие всплески мусорного кода то появлялись, то исчезали.
Он действительно чувствовал врага — что-то темное, что-то, сделанное из черного металла и ярости, что-то, пахнущее агрессией и грязным маслом.
— Какие будут приказания?
— Поднять ауспик! — распорядился Орфулс.
Резкое возвращение энергии. Ублюдок оказался большим. В трех тысячах шестистах метрах к востоку двигалась махина. Ее выдал тепловой след орудий и масса металла.
— «Разбойник», — сказал Страхов, взглянув на свой пульт. — Минимум «Разбойник». Должен быть.
Орфулс кивнул.
— Снова стреляет. Трон, это залп из главных орудий!
Орфулс снова кивнул.
— Шагаем, влево, влево, к краю здания. Я задам орудийным системам расчет поражения цели.
Выведенный обратно на полную мощность, «Предок Морбиуса» крадучись двинулся по разбомбленному темплуму. Дождевая вода струилась по его тяжелому панцирю.
Орфулс откинулся в кресле, стараясь очистить разум. Во рту остался привкус — ядовитый привкус врага. Перед глазами стоял воющий черный металл, стальные зубы и языки пламени. Картинка обжигала разум. Орфулс понял, что собирает исходные ингредиенты для будущих кошмаров отключения.
По манифольду внезапно заметались вспышки вокса, тут и там, яркие и тревожные. Орфулс услышал переговоры бронетанковой артиллерийской роты, Гордой восемьдесят восьмой — «Громовержцы», «Бомбарды» и «Мантикоры»; экипажи кричали друг другу, требуя направлений на цель, распоряжений, выхода из положения. Значки передач гасли шипящими вспышками белого шума — танки погибали один за другим.
Орфулс не стал выходить с ними на связь. Не было смысла выдавать свое присутствие и местоположение, а каждый предсмертный крик танка позволял ему все точнее определить относительное расположение цели.
— Они там умирают, принцепс, — сказал Страхов.
— Я знаю, Страх, я знаю, — ответил Орфулс, концентрируясь на своих сложных векторных расчетах.
— Мы должны вмешаться. Помочь им, — произнес рулевой.
Страхов треснул его изо всех сил и прошипел:
— Займись своим делом и закрой рот!
— Конечно, модерати, — ответил рулевой.
— Принцепс двинет нас, когда будет нужно.
— Да, модерати.
«Двигай нас, Макс, двигай уже, — внушал про себя Страхов. — Они же умирают один за другим».
Внезапно запищал датчик целеуказателя, следящий за источниками тепла и излучения.
— Влево, влево, вперед, — приказал Орфулс.
— Она нас не заметила, — сказал Страхов.
— Она слишком занята убийствами, — ответил Орфулс. — Курс два-один.
Рулевой с готовностью подчинился.
— Вот так. Держи прямо, потихоньку, осторожно, осторожно.
Разбитая кирпичная кладка хрустела под ногами «Пса войны». Прямо перед ними оказалась восточная стена разрушенного темплума.
— Полный ход, вперед! — крикнул Орфулс.
— Перед нами стена! — испуганно отозвался Страхов.
— Когда это нас останавливало? Полный ход! Полный ход!
«Пес войны» сорвался с места, перейдя на бег меньше чем за двадцать секунд. Опустив нос, он проломил стену, разметав кладку, словно осадный таран. В тот же момент вся стена рухнула, обвалив за собой остатки крыши.
Но «Предок Морбиуса» уже проскочил и теперь бежал — алчущий, злой. Позади него темплум оседал на землю лавиной кирпичей и черепицы. Плазменный бластган, пожалуй, будет наилучшим выбором. Орфулс направил результаты расчета поражения цели в правую руку.
<Цель зафиксирована>.
— Благодарю, — отозвался Орфулс.
«Пес войны» стремительно несся вперед, мимо горящих остовов «Адских гончих» и «Василисков».
Вражеская махина, дикий «Разбойник», стояла на перекрестке Пакса Делимого и Компромисса, осматривая пылающие руины, время от времени выдавая короткие очереди по отступающим через город частям артиллерийской роты. Уродливая тварь — извращенная и обезображенная, почерневшая и ржавая. Из стыков капала смазка. Орфулсу показалось, что махина словно тяжело дышит.
Просто игра воображения.
«Разбойник» резко повернул голову, почувствовав стремительное приближение «Предка Морбиуса».
— Поднять щиты! — приказал Орфулс.
— Есть пустотные щиты! — отозвался Страхов.
Орфулс посмотрел на заранее зафиксированную цель. Трон, это было огромное, уродливое чудовище, вдвое превосходящее по высоте и массе «Предок Морбиуса». «Разбойник» развернулся к ним навстречу, орудийные конечности замерли, набирая мощность.
Орфулс чувствовал их растущий жар.
Он небрежно проломился сквозь несколько рядов жилых блоков, разнося стальными голенями в щепу стены и крыши.
— Держать цель! — крикнул Орфулс. — Главное правое — цельсь!
— Есть главное правое! — откликнулся Страхов.
Окончательная схема прицеливания рывком наложилась на поле зрения манифольда Орфулса.
Вражеская махина выстрелила из турболазера. Разряды жесткого света разорвали воздух, пролетев мимо «Предка Морбиуса» не больше чем на метр. Враг выстрелил снова, зафиксировав ауспик на атакующем «Псе войны».
— Попадание в щит! — завопил Страхов. — Щиты держатся!
<Огонь!> — приказал Орфулс «Предку Морбиуса».
Бластган рыгнул плазмой. Ослепительные сгустки один за другим били по «Разбойнику» Архиврага.
Тот зашатался. Дрогнул. Отступил на шаг или два, брызжа вонючей смазкой из разошедшихся швов.
— Еще раз! — заорал Орфулс. Его голос превратился в рык, в хищное урчание.
Бластган выстрелил снова. Они были в шестидесяти метрах от врага, и тот уже замахивался своим моргенштерном, чтобы встретить их врукопашную.
А потом умер.
Вражеский «Разбойник» получил катастрофический сбой щитов. Его разнесло от пояса и выше. Вспышка света на мгновение захлестнула манифольд.
— Полный назад! Отводи назад! — закричал Орфулс, моментально ослепший.
— Есть! — морщась, ответил Страхов.
Орфулс ощутил, как по коже барабанят осколки керамитовой обшивки. Пылающий «Разбойник» рухнул вперед, подняв бурю огня и искр. Падая, он похоронил под собой развалины мануфактории.
Орфулс, вдруг осознав, что сам рычит и завывает, подавил звериный разум, сидящий на краю сознания. Синтетические гормоны хлынули в кровь, стараясь как можно быстрее снизить зашкаливающий уровень тестостерона.
— Принцепс?
— Я в порядке. Это была чертовски превосходная победа. Экипаж, всем спасибо.
— Принцепс?
— Отправьте сигнал Борману, — приказал Орфулс, тряся головой и пытаясь собраться с мыслями.
— Какой сигнал мне следует отправить, принцепс? — спросил Страхов.

 

— Получен сигнал от «Предка Морбиуса», принцепс! — провозгласил модерати Бормана.
Борман резко повернулся внутри амниотики:
— Немедленно переправьте его мне.
— Есть, сэр. Сигнал гласит: «Первая кровь, Инвикта!» — ответил модерати.
Борман довольно улыбнулся.
Назад: 100
Дальше: 110