5
Упоение/Слава Шайтану/Что вы наделали?
Над головой у Аримана висела целая флотилия буксиров, и системы брони сбоили из-за перекрывающихся репульсорных полей. Выпустив воздух через горжет, легионер уменьшил давление в шлеме.
Сорок большегрузных тягачей, состоявших, по сути, только из кабины управления с пилотом-сервитором и сверхмощного гравидвигателя, напоминали гончих псов на привязи. Они готовились потянуть в небо восхитительную громаду «Люкс ферем», как только его трюмы целиком заполнят беженцы. Затем невообразимый вес исполинского транспортника ляжет на его собственные ускорители, буксиры отстыкуются и вернутся в космопорт.
К обширным, словно пещеры, посадочным отсекам корабля вели колоссальные пандусы, по которым шагали в брюхо гиганта тысячи людей. Все свои пожитки они тащили на спине, и каждый из них оборачивался, бросая прощальный взгляд на обреченный родной мир.
— Загружается последняя группа, — сообщил Форрикс, сверившись с инфопланшетом, заполненным именами и цифрами.
— Сводный баланс выживания, — заметил Ариман. — Те, кто спасутся, в последующие десятилетия будут с любовью рассказывать истории о потерянном доме.
— Везунчики, — отозвался Кимодор. — Им посчастливилось оказаться в нужной части уравнения.
Окинув мысленным взором беженцев, которых, подобно скоту, заводили в трюмы, Азек усомнился, что хоть один из них считает себя везунчиком, но воздержался от замечаний.
— Для Четвертого все упирается в цифры, не так ли?
— Разумеется, — согласился Форрикс. — Любой глупец знает, что войны выигрываются благодаря превосходству в логистике, планировании и анализе рисков.
— А как же отвага? Как же честь и самоотверженность? Разве они не нужны для триумфа в войне?
— Отчасти, — допустил Кидомор. — Но они гораздо менее значимы, чем ты думаешь. Даже величайший боец легиона не сможет стрелять из болтера без снарядов. Самый могучий сверхтяжелый танк не сможет давить врагов без океанов топлива, самое крупнокалиберное орудие не сможет бомбардировать укрепления без непрерывного подвоза боеприпасов. Долг любого Железного Воина — победить как можно быстрее и эффективнее.
— Я понимаю, что ты прав, но мне кажется ошибочным сводить войну к цифрам и уравнениям. Когда солдаты для тебя всего лишь числа, легче забыть, что каждый из них — живой человек. Да, так можно планировать сражения, но не биться в них.
— Все вы сентиментальны, Азек. — Слова Форрикса прозвучали как предупреждение. — Надеюсь, вам никогда не встретится противник вроде моего легиона. Это может скверно для вас закончиться.
Ариман испытал отвращение при одной мысли о войне с братьями-легионерами. А то, что Кидомор размышлял на эту тему, многое говорило о мировоззрении Четвертого. Интересно, о чем же рассуждали Железные Воины в своем кругу?
Выбросив из головы мерзостную картину родичей, обративших оружие друг против друга, Азек постарался забыть неприятно логичные доводы Форрикса. Мимо по-прежнему брели беженцы с застывшими лицами.
— Безысходность окутывает их саваном.
— Неудивительно, — сказал Форрикс. — Приходят все новые доклады о беспорядочных атаках на улицах. Участились вспышки насилия за пределами города и на трассах.
— Мы ничего больше не можем сделать для защиты этих людей?
— Можем, но какой ценой?
— Очевидно, любой?
— Азек, ты забыл о нашей гонке со временем, — указал Кидомор. — Если усилить проверки на городской черте, меньше жителей успеют спастись с планеты. Если вообще убрать охрану, до кораблей доберется больше беженцев, но возрастет риск просачивания злоумышленников. Владыка Пертурабо рассчитал оптимальный баланс между скоростью прохождения внешних кордонов и угрозой проникновения неприятелей. Вот и все.
Ариман снова понял, что Форрикс прав, но ему претила идея о бездушном вычислении шансов отдельной личности на выживание. Правда, члены недавно созданного в XV легионе Ордена Погибели также восхищались цифрами, но в аспекте их космологической значимости.
Здесь все было иначе.
Здесь числа служили холодной, логичной, грубой арифметике смерти.
— Но вы можете ускорить процесс, верно? — спросил Кидомор, и Азек даже без предвидения догадался, о чем пойдет речь. — У твоих братьев есть… способности. Что, если вы заглянете в мысли людей и определите, у кого из них враждебные намерения?
Сын Магнуса покачал головой.
Ты даже не представляешь, насколько это сложно.
— Но я же видел, ты что-то ощутил перед тем, как шайка того безумца атаковала толпу на проспекте Небосводов.
— Это другое дело.
— То есть?
— У пророка были чудовищно яркие эмоции, он выделялся на общем фоне, как маяк в ясную ночь.
— Значит, ты не способен это сделать?
— Способен, но мне будет сложнее, чем тебе кажется.
— Но ты умеешь?
— Да.
— Покажи, — кивнул Форрикс в сторону беженцев.
Азек осознал, что без демонстрации ему не обойтись.
Железный Воин явно считал их способности не плодами многолетнего обучения и тренировок, а чем-то вроде домашних фокусов.
— Что ж, ладно, — смирился Ариман, направляя разум в Исчисления.
Он был не до конца честен с Кидомором. Чтение мыслей не вызывало особых затруднений, но Тысяча Сынов пока не хотела раскрывать весь диапазон своих талантов. Многие из тех, кто их окружал, испытывали чисто человеческий страх перед неизвестным, и легионеры не были исключением. Поэтому Магнус еще не решил, когда его отпрыскам придет время выйти на свет.
Замедлив дыхание, Азек погрузился в болото смятенных, запутанных мыслей смертных. На его ментальную защиту обрушилась волна беспрерывных внутренних монологов — впрочем, устоять перед ней было довольно просто: «думы» людей чем-то напоминали раздражающее тявканье о базовых желаниях и нуждах. Им не хватало ясности, которую развивали только практики Просперо.
Разум Форрикса выглядел как одинокая несокрушимая скала посреди бурного моря, недоступная и неприкасаемая. Ариману захотелось коснуться сознания Кидомора, но он поборол искушение, понимая, что увидит лишь твердые грани уверенности и целеустремленности, непоколебимой верности долгу и нерассуждающей покорности примарху.
«Благословлен ум, слишком малый для сомнений», — решил Азек.
И тут же устыдился недостойной мысли. Форрикс был воином великой доблести и чести, легионером, рядом с которым Ариман хотел бы сражаться в пламени последней эпической битвы.
Кроме того, Азеку казалось, что они с Кидомором становятся друзьями. Вначале это удивляло псайкера, однако затем он вспомнил о Магнусе и Пертурабо.
Быть может, он и Форрикс неосознанно воспроизводили отношения своих примархов? Неужели поступки генетических прародителей так значительно влияли на их детей, что те невольно следовали примеру старших? Пожалуй, если утрировать такие соображения, получится интригующая тема для этической дискуссии.
К примеру, если Магнус начнет совершать морально небезупречные деяния, сохранят ли некоторые из его отпрысков слепую верность ему? Или так поступят все?
«Включая меня?»
Эта мысль Аримана словно бы стала ключом к некому адскому замку на двери в будущее. Его чутье Корвида резко пробудилось, и, запрокинув голову, объятый ужасом воин уставился в небо. Глаза ему застлала красная пелена мучительной боли, кровавое затмение из грядущих времен.
Языки пламени до самого горизонта.
Мир, охваченный огнем.
В его сиянии извиваются силуэты — легионеры в цветах Железных Воинов, необъяснимо живые, страдающие от бесконечной пытки. Среди них Форрикс, его кожа обуглена, плоть стекает с костей, будто воск, очередь снарядов рвет тело на куски.
Он кричит от страданий, что будут длиться вечно.
Какая-то титаническая, совершенно непознаваемая громада нависает над своими горящими владениями и хохочет — визгливо, жестоко, нечеловечески. В небе вспыхивает металлический блеск тысячи падающих клинков. Низвергается поток жидкого огня, и горы растекаются от жара.
Планета вздрагивает под немыслимо могучим ударом.
Обрушивается молот богов.
Толчок словно бы выбросил Азека в реальность; он вскрикнул, почти ничего не видя из-за жуткого головокружения, и почувствовал, что падает, но Железный Воин поймал его и помог опуститься на колени. Аура Кидомора пылала готовностью к схватке.
— Что ты увидел? — требовательно спросил Форрикс. — Явную угрозу?
Псайкер хотел ответить, но буквально онемел от ужасного зрелища. Он готов был рыдать, рвать на себе волосы и проклинать человеческую глупость.
— Я узрел твою смерть. Я узрел разрушение этого места, — наконец выговорил Азек, опираясь ладонью о мостовую.
— Разрушение? Из-за чего?
— Не знаю. — Легионер Тысячи Сынов пытался замедлить бешеное сердцебиение. — Но в моем видении была не природная, а рукотворная катастрофа.
— Рукотворная? То есть нападение?
Кивнув, Ариман поднял голову и заморгал. Пожирающее мир пламя из его эфирного прозрения угасло, перед ним снова была улица и медленно бредущие колонны беженцев.
— Я видел… Апокалипсис, воплощенный самими людьми.
— И когда случится этот конец света?
— Скоро.
— Когда именно «скоро»? — В воинственной ауре Кидомора полыхнула характерная для его легиона нетерпимость к неточностям.
— Непонятно, когда именно, — огрызнулся Азек.
Он услышал щелчок вокса Железного Воина — тот связывался с братьями. Ариман схватил его за руку.
— Постой… Те, кто обрушили огонь… Я прочел их мысли. В них не было ненависти, ни капли…
— Тогда кто же они? Безумцы?
Любопытные зеваки боязливо поглядывали на Азека. Он чувствовал, что беженцы встревожены видом упавшего легионера.
«Кто же из них?..»
— Своего рода, — отозвался Ариман, неловко поднимаясь на ноги. Воин повторял про себя Катехизис Мандалы, чтобы восстановить равновесие.
— О чем ты? — уточнил Кидомор.
— Они полны любви, — ответил Азек. — Они полны упоения.
Луч лазпушки поразил Магнуса чуть ниже сердца.
Примарха застигли врасплох, он не успел поднять кин-щит. Боль захлестнула его.
Разряд опалил Циклопа звездным жаром, окутав смрадными клубами испаренной плоти и крови. Он вдохнул алую дымку — взвесь, мгновение назад бывшую частью его тела.
Никогда прежде он не получал ранений по-настоящему.
Магнус позволял врагам бить и резать его, когда хотел показать сыновьям, что проливает кровь вместе с ними, но не более того. Чтобы лучше понимать чувства воинов, он выдерживал и нечто пострашнее выстрела из лазпушки, однако всегда держал ситуацию под контролем.
Лишь после того, как перегретый луч сжег его плоть, примарх осознал, насколько трусливо вел себя раньше.
Он выпустил Варгу из рук. Окружавшие их просители в панике разбегались, но крупнокалиберные орудия в спонсонах дали залп по толпе, почти мгновенно скосив два десятка людей и ранив еще несколько дюжин.
Красные Драконы истребляли собственный народ.
Гнев помог Магнусу опомниться, и он накрыл себя кин-щитом так же непринужденно, как люди плотнее закутываются в плащ на холодном ветру.
Второй разряд лазпушки отклонился перед ним, как световой луч на входе в воду. Движением мысли примарх выдернул из корпуса спонсонную установку. Разорванные силовые кабели заискрили дуговыми разрядами, борт «Гибельного клинка» охватило пламя.
Магнус ощутил восторг стрелка сверхтяжелого танка. В тот же миг, как укороченный ствол носового орудия изрыгнул огонь и дым, примарх выбросил руку вперед — и снаряд, летевший со скоростью полтора километра в секунду, повинуясь этому жесту, врезался в стену литейного цеха позади чернокнижника.
После взрыва уже ослабленная конструкция не выдержала, и здание с грохотом камнепада обвалилось. Примарх услышал крики гражданских, которые пытались укрыться от залпов предателей, но угодили под рухнувшую кладку. Он накрыл кин-щитами всех, до кого дотянулся, но спасти каждого было не в его силах.
Земля вздыбилась от повторного толчка на большой глубине, своротив немногочисленные уцелевшие строения. Вобрав силу сейсмического удара, Магнус охнул от боли целого мира в собственном теле. Он резко выставил руку вперед, и «Носорог» с дополнительной броней смялся, будто в хватке невидимого титана. Под визг металла и всполохи пламени БТР сложился в идеальный шар не больше метра в диаметре.
Примарх стиснул кулак и махнул рукой, используя невообразимо плотную массу железа как подвесной таран. Первым ударом Магнус расплющил другой «Носорог», вторым снес пару «Химер». Искореженные бронемашины взмыли над улицей и исчезли за утесами бывшей гавани.
Все новые пули и лазерные разряды врезались в Циклопа. Большую их часть отражал пси-заслон, однако некоторые снаряды царапали доспех, обдирали кожу, а в одном случае сдетонировали от удара о ребра.
Защита примарха распадалась лоскутами уплотненного воздуха. Он упал на колено; очередной выстрел, пришедшийся в плечо, развернул Магнуса и чуть не повалил на спину. По броне заструилась радужная кровь, пробоина над раной начала затягиваться.
Между остовов техники лавировал «Палач», намереваясь зайти с фланга. Танк разворачивал башню, пока орудия на его корпусе обстреливали укрывшихся беженцев.
«Гибельный клинок» двигался прямо на Повелителя Сынов.
Переехав безголовую статую какого-то имперского деятеля, колоссальный танк размолол ее в порошок. Боевая пушка на турели опустилась, и примарх уловил эмоции экипажа: маниакальное веселье мехвода; оживление командира, предвкушающего убийство столь могучего врага; соперничество между бортстрелками за решающий залп. Их ауры пламенели страстями, обычными для смертных в горниле битвы.
Магнус вогнал свою силу в их головы, разрывая бесчисленные сети нейронных связей. Под их единый ментальный вопль он вывернул их мысли с напряжением команды матросов, выбирающих грот, и превратил этих людей в своих марионеток.
Резко свернув, «Гибельный клинок» протаранил красный корпус подходящего с фланга «Палача». Ближняя гусеница «Лемана Русса» оторвалась от земли, бронемашина перевернулась набок. Сверхтяжелый танк протащил ее метров на двадцать вперед и с размаху вдавил в рухнувшую стену. Мехвод прибавил газу, из-под траков буксующего исполина полетели камни и пыль, двигательный блок недовольно закашлял смрадными выхлопами.
Примарх отдал команду в сознании стрелков «Гибельного клинка». Миг спустя оба танка исчезли за огненной пеленой непрерывных залпов из всех орудий. «Палач» просто исчез в первую же секунду, а наклонную лобовую броню сверхтяжелого танка пробил залп, выпущенный прямо в пластину. Изрыгая густой черный дым из пробоин, «Клинок» задним ходом выехал с места уничтожения собрата.
Объятые пламенем Драконы с криками скатывались по корпусу.
Магнус не мешал им гореть.
Сквозь копоть и языки огня над сокрушенным танком он заметил последний «Носорог». Примарх ожидал, что экипаж выйдет из боя, сбежит от верной смерти, но бронемашина с ревом понеслась на него. Болтерная турель разразилась очередями масс-реактивных снарядов; Магнус обратил их в завитки ароматного пара, вытянул руку и поднял БТР над землей.
Траки беспомощно завертелись, но машина не прекращала стрелять. Примарх неподвижно стоял перед стеной пылающей бронетехники в окружении мертвых и умирающих. Безумие этих минут пробудило в нем ярость неведомой прежде силы.
Циклоп разделил БТР на детали: вытащил все заклепки, выкрутил каждый винт, распорол сварные швы. Он ничего не повредил и не разрушил, так что любой технодесантник, при наличии времени и терпения, смог бы восстановить бронемашину.
В центре разобранного «Носорога» парили двое членов экипажа, подобные космонавтам в невесомости. Стрелок потянулся к пистолету. Магнус за один удар сердца разогрел тело солдата до тысячеградусной температуры, и предатель взорвался гейзером горячего кровавого пара.
Затем примарх потянул к себе мехвода; тот в попытках воспротивиться неодолимой силе размахивал руками, задевая болты и шайбы. Держа неприятеля перед собой, Магнус движением мысли сорвал с него шлем. Лицо солдата оказалось самым обычным — но что ожидал увидеть Повелитель Сынов? Морду чудовища? Какой-то зримый отпечаток содеянного зла?
Нет, это был просто человек с бледной, жирноватой кожей танкиста. Правда, в его глазах Магнус не заметил смеси ужаса и благоговения, обычной для смертных, впервые встретивших одного из примархов. Пораженных взглядов удостаивались даже Робаут и Рогал, суть которых могли воспринять обычные люди.
— Прикончи меня! — заорал изменник. — Я должен умереть!
— И ты умрешь, — пообещал Магнус, — но сначала расскажешь мне, почему вы хотели убить планетарного губернатора.
Мужчина расхохотался, хмельной от дурманящих веществ и пламенной убежденности. Слова хлынули из него неудержимым потоком:
— Началось Великое Вымирание, и нужно радоваться концу времен, а не бояться его! Ты со своими воинами-дьяволами мешаешь вознесению, что было обещано нам, когда Ночь Ночей опустилась на Галактику! Избранные воспарили на небо, но нас обошли стороной, не позволили занять заслуженное место подле Владыки Бурь. Однако мы сохранили веру, и пришел наш черед, как предсказывала «Книга Левиафана». Мы сгорим в пламени гибели Моргенштерна, чтобы переродиться. Так записано, и так будет… Слава Шайтану!
Теперь примарх понял, почему солдат смотрел на него без трепета. Танкист не исповедовался — он проповедовал с пылом фанатика. Все его восхищение уже было отдано придуманному кем-то созданию, неведомому и непостижимому, незримому и неосязаемому, существование которого никто не мог опровергнуть.
Слепая вера служила предателю броней против сомнений.
— Я пришел спасти твой народ, — возразил Магнус.
— Нам не нужно спасение, — ощерился танкист. — Мы не хотим спасения. Ты — дьявол, один из падших ангелов, обреченный на великую кару Владыки Бурь. Он обрушит пламя Свое на тебя и твоих безверных сынов.
— Мне почти жаль тебя, — сказал примарх. — Тебе скормили банальную ложь и выдали ее за сокровенную истину.
— Ты ошибаешься, ибо мне ведома правда. Когда смерть заберет меня, я окажусь среди благословенных.
— Думаешь, смерть принесет тебе избавление?
— Я знаю, что так будет.
— Значит, я оказываю тебе услугу, — произнес Магнус и сломал мужчине шею.
Он выпустил из мысленной хватки труп и детали «Носорога». На руины просыпался блестящий металлический град, под лязг которого из тлеющих развалин начали выходить по одному или по двое немногочисленные беженцы, что пережили атаку изменников.
Примарх игнорировал их, сосредоточившись на восстановлении своего эфирного баланса. Поглощенная Магнусом энергия планеты, необъятная и грозная, давила на него изнутри, как река в половодье на треснувшую дамбу. С таким могуществом он мог бы достичь почти всего, чего когда-либо желал, и искушение оказалось едва преодолимым. Ибо каким же трусом нужно быть, чтобы ощутить в руках нечто безграничное — и тут же выбросить его?
Вдохнув жаркий, как в раскаленной топке, воздух, примарх позволил испытанным им боли, гневу, досаде и свирепой ярости убийства словно впитаться в его плоть. Если не провести полноценный ритуал очищения, после которого позаимствованная сила рассеется в варпе, она еще может погубить Магнуса.
Да, отголоски сегодняшнего дня не утихнут просто так.
Выжившие аттарцы обходили примарха, как вода обтекает камень. Несколько человек подняли Варгу с земли и понесли, будто павшего мученика. Конрад стонал, не приходя в себя, — Магнус облегчал страдания губернатора искусством Павонида.
Повелитель Сынов медленно выдохнул, вновь раскидывая над портом сеть пси-восприятия. Он ощутил присутствие своих легионеров, которые уже пробирались обратно к «Грозовым птицам», ведя за собой всех, кого удалось спасти.
+Мой господин?+ уловив искажения в фантомном облике господина, Т’Кар тут же осознал, что произошло нечто исключительно серьезное и важное. +Вы… ранены?+
+Это к делу не относится. Готовь десантные корабли. Мы покидаем город.+
+Вы нашли планетарного губернатора?+
+Да,+ подтвердил Магнус.
+Он жив?+
+Жив. Определи мои координаты, тут еще есть уцелевшие.+
+Слушаюсь, господин. Мы уже в пути.+
Циклоп чувствовал, что Фозис в замешательстве. Воина учили, что его примарх — почти бог, бессмертный и неуязвимый, мудрый и благородный образец всех достоинств человеческой расы.
Теперь он узнал иное.
Как и сам Магнус.
— Открывать будем? — спросил Хатхор Маат.
Вопрос казался нелепым, однако Атхарва ответил не сразу. Конечно, он хотел отпереть люк, но стоило ли так делать? Конечно, рано или поздно его откроют, поэтому логичнее было бы спросить: «Надо ли открывать сейчас?»
— Нужно подождать, — наконец произнес библиарий. — Доставить специальное режущее оборудование, стазис-капсулы, герметичные контейнеры и скафандры. Нельзя допустить заражения территории.
Ощутив нетерпение Маата, он снова поднял взгляд. В квадрате света на вершине шахты виднелись очертания головы и плеч Нико Ашкали. Привинченные к стенам лестницы опасно расшатались под воздействием магнабурь и сейсмоактивности, поэтому хранителю пришлось остаться и с заметной досадой следить за спуском легионеров. Ее черед придет, когда воины удостоверятся в безопасности находки.
— Ждать? — переспросил Хатхор. — Если ты забыл, этой планете остались считаные дни.
— Я помню, но торопливость может стоить нам всех сведений о прошлом Моргенштерна — если они есть на корабле.
— И промедление может стоить того же. Сейчас вокруг спокойно, но как долго продлится затишье? Послушай, Атхарва, мы должны открыть люк!
— Только не делай вид, будто жаждешь отпереть его ради блага потомков, — съязвил библиарий. — Тебе просто хочется первым увидеть, что лежит внутри.
— А тебе?
Атхарва мысленно признал, что не прочь поддаться на уговоры Маата. Первооткрыватель реликвий Золотой Эры Исследований, что предшествовала Долгой Ночи, наверняка обретет великую славу.
Земля содрогнулась от далекого толчка. В шахту посыпался песок и стальные трубки.
— Ну же, Атхарва, — не успокаивался Хатхор. — Может, проход уже скоро обвалится. Надо войти в корабль.
Библиарий не желал начинать поиски без необходимого снаряжения и соблюдения всех процедур, но понимал, что выбора нет.
— Хорошо, — все-таки согласился он. — Будем открывать.
Легионеры взялись за фиксатор люка, гладкий и холодный на ощупь. Края дверцы были приварены к обшивке, причем криво и прерывисто, словно в большой спешке.
Атхарва разжал и вновь сомкнул пальцы на затворе, отлитом тысячи лет назад людьми, которые и не подозревали о будущем грандиозном расселении по космосу.
Таким моментом следовало насладиться.
— Готов? — уточнил Маат.
— Да, — отозвался библиарий. При всей нелюбви к Хат-хору сейчас Атхарва внутренне ликовал, как неофит на своих первых раскопках.
— Тяни!
Легионеры Тысячи Сынов дернули фиксатор на себя, и сварочный шов, конечно же, не выдержал схватки с физической и психической мощью легионеров. Применив дар Пиррида, библиарий ослабил связь между люком и корпусом, Маат же изменил биохимию своего организма и повысил плотность мышц, чтобы увеличить мускульную силу. Через несколько секунд дверца подалась, громко хрустнули стопорные болты.
Воины отвалили люк на скрипучих петлях. Давление в космолете было выше, чем на планете, и из широкого прохода вырвалась струя отдающего серой воздуха. За ней из глубин корабля донесся стонущий звук — как будто просел древний металл.
— Я идиот! — внезапно вспылил Атхарва. — Это не памятник старины, и мы не в зоне раскопок.
— О чем ты?
Библиарий указал на видимые теперь запорные механизмы.
— Кто-то невероятно торопился, заваривая дверцу за собой. Почему? Атмосфера в звездолете сохранилась, значит, есть и питание.
— Так почему его бросили? — спросил Хатхор.
— Я не знаю, но давай рассудим логически. Здесь есть шахта и строение над ней — значит, корабль обнаружили уже давно. Очевидно, местные изучили находку, но для чего им было запечатывать люк?
— Может, после окончания исследований?
— Пусть так, но зачем они заварили вход?
— Боялись заражения?
— Допустим, но разумно предположить, что все патогены внутри давно уже мертвы.
Маат усмехнулся, почувствовав, что к Атхарве вернулся энтузиазм ученого.
— Тебе хочется войти туда не меньше моего, верно?
— Да, — признал библиарий.
— Ну, тогда мы точно должны забраться внутрь.