Глава 13

После завтрака — это были фрукты и хлеб, которые слуги Фосиф оставили на буфете накануне вечером, согласно учтивой легенде — всего лишь остатки от ужина, — предполагалось, что капитан Хетнис и я проведем день, спокойно рассиживаясь в креслах, вознося молитвы через равные промежутки времени, питаясь умеренно и скромно. Мы, соответственно, уселись в гостиной на открытом первом этаже дома. В последующие дни, мы сможем пристойно проводить больше времени дальше от дома — сидеть, например, под деревом снаружи. Традиция позволяла значительную свободу движения тем, кто не в силах сохранять неподвижность в своем горе, и я воспользовалась этим преимуществом для своей утренней пробежки и посещения бани. Но большую часть последующих нескольких дней следовало провести в наших комнатах или здесь, в этой гостиной, в обществе друг друга или соседей, которые могут заглянуть, чтобы нас утешить.

Капитан Хетнис была не в форме — в сложившихся обстоятельствах от нее этого не требовалось. Ее не заправленная рубашка приглушенно-розового цвета сочеталась с оливково зелеными брюками. Но все мое гражданское платье либо было слишком официально для этой обстановки, либо сохранилось со времен моих странствий вне пространства Радча, и, надень я то или другое, оказалось бы, что я не соблюдаю требований траура. Поэтому я влезла в свою коричнево-черную форменную рубашку и брюки. В строгом соответствии с правилами мне не следовало надевать никаких украшений, но я ни за что не рассталась бы с памятным брелком лейтенанта Оун и прикрепила его с внутренней стороны рубашки. Мы посидели молча, Калр Пять и вспомогательный компонент «Меча Атагариса» застыли позади нас на тот случай, если они нам понадобятся. Капитан Хетнис испытывала нарастающее напряжение, хотя, разумеется, внешне она этого почти не показывала, пока Сирикс не спустилась по лестнице, чтобы присоединиться к нам. Тогда капитан Хетнис резко вскочила с места и принялась ходить по периметру комнаты. Она не сказала Сирикс ни слова на пути сюда и прошлым вечером. Намеревалась, судя по всему, ничего не говорить ей и сейчас. Но это совершенно укладывалось в рамки пристойного траура, дозволявшего в этот период некоторые странности в поведении.

В полдень пришли слуги с подносами еды — еще хлеб, который мог восприниматься как роскошь на базах, но тем не менее считался простой пищей, и различные пасты и смеси, чтобы на него намазывать, возможно, слегка приправленные. Даже если и так, судя по вчерашнему ужину, я уверена, что это могло лишь формально считаться аскетической пищей.

Одна из слуг подошла к стене и, к моему удивлению, отодвинула ее в сторону. Почти вся стена состояла из ряда складывающихся панелей и открывалась на затененную террасу, с которой в комнату просачивался солнечный свет и проникал приятный ветерок, напоенный ароматом листьев. Сирикс взяла свой обед на одну из скамей снаружи, хотя дверной проем шириной во всю стену делал разделение между внутренней и наружной частями неоднозначным.

На базе Атхоек лейтенант Тайзэрвэт сидела, развалившись на удобном стуле в чайной, возле низкого стола, заставленного пустыми и полупустыми бутылками араки. На сумму, явно превышавшую ее денежное довольствие, — значит, она купила их в кредит, либо это были подарки в соответствии с ее предполагаемым статусом. Или моим. Кому-нибудь из нас придется найти возможность принести ответные дары, но это вряд ли будет сложно. Рядом с Тайзэрвэт сидела гражданин Пайэт, а на остальных стульях — полдюжины других молодых людей. Кто-то только что пошутил — все смеялись.

На «Милосердии Калра» врач приподняла бровь, услышав, как помогающая ей Калр потихоньку напевает себе под нос:

На Атхоеке, в горах, капитан Хетнис перестала расхаживать и села со своим обедом за стол. Сирикс, сидевшая на скамье на террасе, казалось, даже не заметила этого. Одна из служанок, подойдя к ней, остановилась и сказала что-то быстро и тихо, так что я не расслышала, или, возможно, она говорила на лиосте. Сирикс подняла на нее взгляд и ответила с серьезным видом на радчааи:

— Я всего лишь консультант, гражданин. — Без малейшей злости. Странно после того, какой несчастной она была утром, негодуя от несправедливости.

Наверху, в чайной на базе Атхоек, кто-то сказал:

— Теперь, когда капитан Хетнис и та поистине устрашающая капитан флота находятся внизу, придется Тайзэрвэт защищать нас от Пресгер!

— Ни за что! — ответила Тайзэрвэт. — Если Пресгер решат атаковать нас, мы ничего не сможем сделать. Но я думаю, пройдет немало времени, пока Пресгер до нас доберутся. — Информация о расколе лорда Радча еще не дошла, и проблемы со шлюзами по-прежнему официально именовались «непредвиденными трудностями». Весьма предсказуемо, что те, кто просто не принял этого объяснения, сочли версию о вмешательстве пришельцев более правдоподобной. — С нами все будет в порядке.

— Но мы так отрезаны, — начал кто-то.

Гражданин Пайэт сказала:

— У нас все нормально. Даже если бы мы оказались отрезанными от планеты, — (и кто-то пробормотал: «Боже упаси»), — у нас тут будет нормально. Мы можем себя прокормить, как бы то ни было.

— А если нет, — сказал кто-то другой, — мы сможем выращивать скел в озере в Садах.

Кто-то третий рассмеялся.

— Тогда с того садовода слетит вся спесь! Тебе следует за этим проследить, Пайэт.

Тайзэрвэт кое-чему научилась у своих Бо. Ее лицо осталось впечатляюще невозмутимым, а голос прозвучал ровно:

— А что это за садовод?

— Как ее имя — Баснаэйд? — сказала смеявшаяся особа. — Да она на самом деле ничтожество. Но вы знаете, приезжала Оэр из Дворца Омо и предлагала ей стать клиентом, а она отказалась — у нее и семьи-то нет на самом-то деле, и посмотреть там не на что, но тем не менее она оказалась слишком хороша для Оэр!

Пайэт сидела с одной стороны от Тайзэрвэт, а по другую сторону от нее сидела особа, которая, как сообщил мне корабль, приходилась родственницей Скаайат Оэр, хотя сама она — не Оэр. Ее пригласила Тайзэрвэт, обычно она не входила в эту группу.

— Скаайат не обиделась, — сообщила эта родственница с улыбкой, почти нейтральным тоном.

— Да, конечно. Но ведь это неправильно — отказываться от такого предложения. Это просто говорит о том, что за штучка эта садовод.

— Разумеется, — согласилась родственница Скаайат.

— Но в своем деле она хороша, — заявила Пайэт с внезапным напором, словно последние несколько минут собиралась с духом сказать это. — Ей есть чем гордиться.

Воцарилась неловкая тишина. Затем особа, которая подняла эту тему, сказала:

— Жаль, что здесь нет Раугхд. Не понимаю, зачем она тоже отправилась вниз. Мы всегда так ухохатываемся, когда Раугхд здесь.

— Но не тот, над кем смеются, — сказала родственница Скаайат.

— Конечно нет, — ответила сторонница Раугхд. — В противном случае мы над ними и не смеялись бы. Тайзэрвэт, тебе стоит посмотреть, как Раугхд изображает капитана Хетнис. Такая умора.

На Атхоеке, в доме, Сирикс поднялась со своего места и ушла наверх. Я переключила внимание на Пять, заметила, что она потеет в своей форме и ей наскучило наблюдать за мной и капитаном Хетнис. Думает о еде на буфете, запах которой чувствует со своего места. Мне самой нужно отправиться наверх, сделать вид, что хочу вздремнуть, чтобы дать возможность Пять передохнуть, чтобы она и «Меч Атагариса» смогли перекусить. Капитан Хетнис, которая понятия не имела о том, что ее сейчас вспоминали наверху, вышла и присела на террасе — теперь, когда Сирикс благополучно удалилась.

Одна из служанок подошла к Кадр Пять. Постояла минуту, обдумывая, как я подозревала, как обратиться, и остановилась в конце концов на «будьте любезны».

— Да, гражданин, — сказала Пять служанке, ровно и невыразительно.

— Это пришло сегодня утром, — сообщила служанка. Она протянула маленькую посылку, завернутую в бархатистую на вид фиолетовую ткань. — Очень просили передать прямо в руки капитану флота. — Она не объяснила, почему вместо этого она передает это Калр Пять.

— Благодарю, гражданин, — сказала Пять и взяла посылку. — Кто ее послал?

— Посыльный не сказал.

Но я подумала, что она знает или предполагает, кто это.

Пять развернула ткань, и в ней оказалась простая коробка из тонкого бледного дерева. Внутри — нечто похожее на треугольный кусок толстого тяжелого хлеба, довольно черствого, брошка — двухсантиметровый серебряный диск, подвешенный на ожерелье из синих и зеленых стеклянных бусин, и под всем этим — маленькая карточка с убористо напечатанными буквами, которые я приняла за текст на лиосте — языке, на котором по-прежнему говорили столь многие самиренды. Быстрый запрос базе Атхоек подтвердил мою догадку, и база перевела мне кое-что из текста на карточке.

Пять опустила крышку коробки.

— Благодарю, гражданин.

Я встала и, не говоря ни слова, подошла к Пять, взяла коробку и ткань, в которую она была обернута, и поднялась по лестнице, а затем прошла по узкому коридору к комнате Сирикс. Постучала в дверь. Сказала, когда Сирикс открыла ее:

— Гражданин, я полагаю, что это на самом деле для вас, — и протянула коробку со сложенной под ней фиолетовой тканью.

Она посмотрела на меня с сомнением.

— Здесь нет никого, капитан флота, кто мог бы послать мне что-нибудь. Вы, должно быть, ошибаетесь.

— Это, безусловно, предназначено не мне, — сказала я, все так же протягивая коробку. — Гражданин, — укоризненно повторила я, когда она так и не пошевелилась, чтобы взять ее.

Калр Восемь подошла, чтобы взять у меня коробку, но Сирикс отрицательно махнула рукой.

— Не может быть, чтобы это было мне, — настаивала она.

Свободной рукой я сняла крышку с коробки — чтобы она увидела, что там внутри. Внезапно она застыла и, кажется, даже перестала дышать.

— Мне жаль узнать о вашей утрате, гражданин, — сказала я. Брошь — памятная, фамилия усопшего — Одела. На карточке — сведения о жизни и похоронах усопшего. Цель, с которой туда положили хлеб, или его значение мне неизвестны, но ясно, что это что-то значило для того, кто его послал. Что-то определенно значило для Сирикс. Хотя я не поняла, что она чувствует — горе или физическую боль от ярости, которую не в состоянии выразить.

— Вы говорили, что у вас нет семьи, гражданин, — продолжила я после нескольких неловких мгновений молчания. — Несомненно, кто-то из Одела думает о вас. — Они могли прослышать, что Сирикс здесь со мной.

— У нее нет права, — заявила Сирикс. Внешне спокойная, бесстрастная, но я знала, что это для нее необходимость, вопрос выживания. — Ни у кого из них. Они не могут совместить несовместимое, не могут просто вернуть это назад. — Она сделала вдох; казалось, вот-вот заговорит, но вместо этого сделала еще один вдох. — Отошлите это обратно, — сказала она. — Это не мое, не может быть моим. Исходя из их действий.

— Если вы хотите именно этого, гражданин, то я так и сделаю. — Я вернула крышку на место, развернула сиреневую ткань и обернула ее вокруг закрытой коробки.

— Да, — произнесла Сирикс, в ее голосе сквозила горечь, — никаких увещеваний быть благодарной, помнить, что они, в конце концов, моя с… — Ее голос сорвался, она сделала слишком большое усилие над собой. Это кое-что говорило о ее обычном самоконтроле — то, что она не захлопнула передо мной дверь, чтобы страдать без посторонних глаз. Или, возможно, это говорило о том, что она понимала: Восемь — все еще в комнате и она не останется в одиночестве и без присмотра, что бы ни делала.

— Я могу заняться увещеваниями, если вам этого хочется, гражданин, но это было бы неискренним. — Я поклонилась. — Если вам что-нибудь понадобится, просите, не стесняясь. Я к вашим услугам.

Тогда она закрыла дверь. Я могла бы понаблюдать за ней глазами Калр Восемь, но не стала.

Одновременно с ужином появились Фосиф и Раугхд. Сирикс не спускалась вниз с обеда. Никто по этому поводу ничего не сказал — ее здесь просто терпели, поскольку она была со мной. После еды мы уселись на краю комнаты, двери которой стояли по-прежнему нараспашку. Часть озера, видная нам, с наступлением вечера стала свинцово-серой, оказавшись в тени, и только самые верхушки гор за ним по-прежнему сверкали в лучах заката. Воздух сделался холодным и влажным, и слуги принесли горячие, горько-сладкие напитки в чашах с ручками.

— В стиле ксхаи, — сообщила мне Фосиф. В отсутствие Сирикс, которая обычно сидела сбоку от меня, Фосиф оказалась с одной, а Раугхд — с другой стороны. Капитан Хетнис устроилась напротив, слегка развернув стул, чтобы смотреть на озеро.

На «Милосердие Калра» пришел наконец ответ на вопрос, который я задала утром капитану флота Уэми. Корабль воспроизвел его в уши лейтенанта Экалу.

— Благодарю, лейтенант Сеиварден, за ваше любезное приветствие. Мои наилучшие пожелания капитану флота Брэк, но я никого не брала на борт в Омо.

Я оставила инструкции и на такой случай.

— Капитан флота Брэк благодарит капитана флота Уэми за проявленное снисхождение, — сказала лейтенант Экалу. Столь же озадаченная, как и Сеиварден несколько часов назад. — А не провел ли кто-нибудь из экипажа «Меча Инила» день или два вне связи на дворцовой базе?

— Что ж, капитан флота, — сказала Фосиф внизу, в сгущающемся сумраке возле озера, — вы провели спокойный день, я надеюсь?

— Да, благодарю вас, гражданин. — У меня не было никаких обязательств проявлять большую общительность. На самом деле я могла вполне, оставаясь в рамках приличий, игнорировать любого, кто заговорит со мной в течение следующих полутора недель, если бы почувствовала такое побуждение.

— Капитан флота поднимается в невероятно ранний час, — сообщила Раугхд. — Я встала рано специально, чтобы было кому показать ей баню, а она уже давным-давно на ногах.

— Очевидно, гражданин, — добродушно заметила капитан Хетнис, — ваше представление о том, что значит встать рано, не совпадает с нашим.

— Военная дисциплина, Раугхд, — снисходительно отметила Фосиф. — При всем твоем интересе в последнее время, — быстрый взгляд в мою сторону, — ты никогда не была к этому приспособлена.

— О, я не знаю, — беззаботно сказала Раугхд. — Ведь я никогда этого не пробовала, так?

— Я перебралась сегодня через хребет и видела ваших работников, — сообщила я, не слишком заинтересованная в развитии темы пригодности Раугхд к военной службе.

— Надеюсь, вы смогли добавить в вашу коллекцию несколько песен, капитан флота, — ответила Фосиф.

Я чуть наклонила голову — ответ едва заметный, но достаточный.

— Не знаю, почему они просто не сделали из них вспомогательных компонентов, — заметила Раугхд. — Наверняка они были бы лучше. — Она кокетливо улыбнулась. — Два подразделения с десантного корабля нам вполне бы хватило, и еще много осталось бы для всех остальных.

Фосиф рассмеялась.

— Раугхд внезапно заинтересовалась военными! Выискивала там всякое. Про корабли и форму и так далее.

— Форма так притягательна! — согласилась Раугхд. — Я очень рада, что вы носите свою, капитан флота.

— Вспомогательные компоненты не могут быть новыми гражданами, — сказала я.

— Верно, — сказала Фосиф. — Верно. Знаете, я не уверена, что и вальскаайцы могут быть ими. Даже на Вальскаае есть проблемы, не так ли? Эта их религия. — На самом деле на Вальскаае и в ее системе были представлены несколько религий и различные секты каждой из них. Но Фосиф имела в виду религию большинства, ту, о которой все думали как о вальскаайской. Это была разновидность исключительного монотеизма, большинство радчааи находили ее более или менее непостижимой. — Хотя я не уверена, что это можно назвать религией. Скорее… набор суеверий и несколько весьма странных философских идей. — Снаружи стало еще темнее, деревья и покрытые мхом камни исчезли в полумраке. — А религии там меньше всего. У них — множество возможностей стать цивилизованными. А что, посмотрите на самирендов! — Она повела рукой, имея в виду, как я предположила, слуг, которые принесли нам ужин. — Они начали там, где вальскаайцы находятся сейчас. У вальскаайцев есть все возможности, но пользуются ли они ими? Не знаю, видели ли вы их жилье — прелестный гостевой домик, такой же милый, как тот, где живу я сама, но он практически превратился в развалины. Им нельзя надоедать напоминаниями о том, что нужно поддерживать жилище в порядке. Но они влезают в безумные долги из-за музыкального инструмента или нового наладонника.

— Или оборудования для производства алкоголя, — чопорно вставила Раугхд.

Фосиф вздохнула, очевидно глубоко опечаленная.

— Они используют для этого свою провизию, некоторые из них. А затем еще больше влезают в долги, покупая еду. Большинство из них никогда не видели заработанных денег. Им не хватает дисциплины.

— А сколько вальскаайцев было прислано в эту систему? — спросила я Фосиф. — После той аннексии. Вы знаете?

— Понятия не имею, капитан флота. — Фосиф сокрушенно помотала головой, демонстрируя смиренное неведение. — Я лишь принимаю работников, которых мне назначают.

— Там в поле трудились дети сегодня утром, — заметила я. — Здесь нет школы?

— Это бессмысленно, — ответила Фосиф, — с вальскаайцами. Они не станут ходить. У них просто нет необходимой дисциплины ума. Никакой уравновешенности. О, но мне хотелось устроить вам должную экскурсию, капитан флота! Возможно, когда закончатся ваши две недели. Мне так хочется показать вам мой чай, и я знаю, что вы захотите услышать как можно больше песен.

— Капитан флота Брэк, — сказала капитан Хетнис, которая до сих пор помалкивала, — коллекционирует, оказывается, не только песни.

— Да? — воскликнула Фосиф.

— Я оставалась у нее во время поста, — сообщила капитан Хетнис, — и знаете ли, ее повседневная посуда — сине-фиолетовый сервиз «Брактвэр». Полный комплект. В идеальном состоянии. — У меня за спиной — это показал мне корабль — Калр Пять подавила удовлетворенную улыбку. Мы почти ничего не ели во время поста, как и надлежало, но ту малость, что мы потребляли, Пять подавала на блюдах «Брактвэр» и — вне всяких сомнений, намеренно — оставляла неиспользуемую посуду там, где капитан Хетнис могла ее видеть.

— Прекрасно! Какой хороший вкус, капитан флота! И я рада, что Хетнис об этом упомянула. — Она повела рукой, служанка наклонилась поближе, получила инструкцию шепотом и вышла. — У меня есть кое-что — вам интересно будет увидеть.

Снаружи, в темноте, запел высокий, нечеловеческий голос: прозвучала длинная, непрерывная последовательность гласных на одной высоте.

— Ах! — воскликнула Фосиф. — Вот чего я дожидалась. — К первому голосу присоединился другой, чуть ниже, а затем еще один, чуть повыше, и еще, и еще, пока не зазвучала по крайней мере дюжина интонирующих голосов, нарастающих и затихающих, диссонирующих и в то же время странным образом звучащих хором.

Фосиф явно ожидала от меня какой-то реакции.

— Что это? — спросила я.

— Растения, — ответила Фосиф, несомненно обрадованная мыслью, что она меня поразила. — Возможно, вы видели некоторые из них, когда выходили сегодня утром. У них есть нечто вроде мешочка, который собирает воздух, и, когда он наполнится, а солнце зайдет, растения этот воздух высвистывают. Если не идет дождь. Поэтому вы не слышали их прошлой ночью.

— Сорняки, — заметила капитан Хетнис. — Их пытались истребить, но они все время возвращаются.

— По общему мнению, — продолжила Фосиф, подтвердив замечание капитана кивком, — их вывела посвященная монахиня. Растения пели различные слова на ксхаи, и все это имело отношение к храмовым таинствам, и, когда другие посвященные услышали, как поют эти растения, они осознали, что таинства открываются всем. Они убили ту, кто это сделал. Разорвали ее на части голыми руками, прямо здесь, у этого озера.

Мне не приходило в голову спросить, что это за гостевой домик.

— Значит, это было священное место? А есть ли здесь храм? — По моему опыту, большие храмы почти всегда окружались городами или по крайней мере деревнями, а я не видела ничего подобного, когда мы подлетали сюда. Интересно, здесь был храм и его сровняли с землей, чтобы дать место чаю, или священной считалась вся эта огромная территория. — Озеро было священным, а это храмовый гостевой дом?

— Мало что ускользнет от капитана флота! — воскликнула Раугхд.

— Несомненно, — согласилась ее мать. — То, что осталось от храма, находится за озером. Некоторое время там был оракул, но все, что осталось от него сейчас, — суеверие о рыбе, выполняющей желания.

И название чая, выращиваемого на некогда священной земле, предположила я. Интересно, что думают об этом ксхаи.

— А что за слова поют растения? — Я почти не знала ксхаи и не распознала ни единого слова в вокальной какофонии, долетающей из темноты.

— Разные люди выдают разные версии, — радушно ответила Фосиф.

— Я выходила в темноту, когда была ребенком, — поделилась Раугхд, — и искала их. Они прекращают петь, если на них посветить.

На самом деле я не видела здесь ни одного ребенка, с тех пор как мы приехали, за исключением детей полевых работников. Мне показалось это странным в таком окружении, но не успела я выразить недоумение или задать вопрос, как вернулась служанка, отосланная Фосиф, с большой коробкой в руках.

Она оказалась золотой или по крайней мере позолоченной, инкрустированной красным, синим и зеленым стеклом в стиле более древнем, чем я. Он был старее фактически, чем Анаандер Мианнаи, которой уже три тысячи с чем-то лет. Прежде мне довелось видеть такую вещь лишь однажды, и мне было тогда всего лишь лет десять — две тысячи лет назад.

— Несомненно, это копия, — сказала я.

— Нет, капитан флота, это не копия, — ответила Фосиф, явно довольная. Служанка поставила коробку на пол между нами и отступила. Фосиф наклонилась, подняла крышку. Внутри расположился чайный сервиз — термос, двенадцать чашек, ситечко. Всё из золота, украшенного изысканными, извивающимися сине-зелеными узорами.

Я все еще держала в руке чашу с ручкой, из которой пила, и теперь подняла ее. Калр Пять услужливо приблизилась и взяла ее, но не отошла. Я этого и не подразумевала. Встав со своего места, я присела на корточки рядом с коробкой.

Внутренняя сторона крышки также была с позолотой, хотя две полоски дерева семи сантиметров в ширину, расположенные сверху и снизу, показывали, что она покрывает. На золотом листе имелась гравировка. На нотаи. Я могла ее прочесть, однако сомневалась, что кто-нибудь еще из присутствующих был способен это сделать. Несколько старых кланов (семейство Сеиварден в том числе), а также несколько кланов помоложе, находившие эту идею романтической и притягательной, заявляли о своем происхождении от предков-нотаи. Некоторые из них поняли бы, что это за надпись; возможно, смогли бы прочесть одно-два слова. Лишь немногие дали себе труд действительно выучить этот язык.

— А что здесь написано? — спросила я, хотя, конечно, уже знала.

— Это мольба к богу Вардену, — ответила капитан Хетнис, — и благословение владельцу.

Варден — это твоя сила, Варден — это твоя надежда, и Варден — это твоя радость. Жизни и процветания дочери семейства. В связи со счастливым и заслуженным событием.

Я подняла взгляд на Фосиф.

— Где вы это взяли?

— Ага, — ответила она, — итак, Хетнис была права, вы — знаток! Я бы ни за что не заподозрила, если бы она мне не сказала.

— Где, — повторила я, — вы это взяли?

Фосиф хихикнула.

— И весьма целеустремленный, но я это уже знала. Я купила это у капитана Хетнис.

Купила его. Эту древнюю, бесценную вещь практически невозможно представить себе в качестве дара. Мысль о том, что некто берет за нее некую сумму денег, тоже абсурдна. По-прежнему сидя на корточках, я повернулась к капитану Хетнис, которая на мой незаданный вопрос сказала:

— Владелице нужны были деньги. Она не хотела продавать это сама, потому что… ну представьте, что кто-нибудь узнает, что вам пришлось продать что-нибудь такое. Поэтому я устроила ей сделку.

— И также получила свою долю, — вставила Раугхд, которую, как я подумала, вовсе не радовало то, что ее затмил чайный сервиз.

— Верно, — подтвердила капитан Хетнис.

Даже малая доля той суммы была, должно быть, ошеломляющей. Это — не из тех вещей, которыми обладают отдельные личности, разве что номинально. Ни один живущий, хоть сколько-нибудь действующий клан не позволил бы отдельному своему члену отчуждать подобное. Тот чайный сервиз, что я видела, когда была новеньким десантным кораблем, которому не исполнилось еще и десяти лет, не принадлежал отдельной личности. Он был частью оснащения кают-компании «Меча», и его вынесли, когда мой капитан наносила визит, чтобы поразить ее. Тот сервиз был фиолетово-серебряным и перламутровым, а в надписи упоминался другой бог. Там говорилось: «По поводу счастливого и заслуженного продвижения по службе. Капитан Сейморанд». И дата — за полвека до установления господства Анаандер Мианнаи, до того как этот сервиз был взят на память о поражении его владельца.

Я была уверена, что нижнюю часть надписи на крышке коробки, стоящей передо мной сейчас, срезали, что фраза «В связи со счастливым и заслуженным событием» — лишь начало предложения.

Никаких признаков среза не было видно — края золотой части крышки выглядели гладкими, дерево под ними — неповрежденным. Но я не сомневалась, что кто-то удалил ее, срезал полоску снизу и вернул на место то, что осталось, расположив так, что стало непохоже, будто часть надписи убрали.

Этот сервиз не передавали веками потомки некоего капитана — эти потомки никогда не удалили бы имя предка, который оставил им такую вещь. Имя можно удалить, чтобы скрыть происхождение сервиза, и, даже поврежденный, он стоил очень дорого. Можно скрывать происхождение из чувства стыда — любой, кто увидел бы его, смог бы догадаться, какой клан оказался вынужден расстаться с таким сокровищем. Но большинство кланов, которые обладали подобными вещами, имели другие, лучшие способы извлекать выгоду из такого имущества. Клан Сеиварден, например, принимал дары и деньги в обмен на экскурсии к тому древнему плененному челноку нотаи.

«Краденый антиквариат» — так сказала лейтенант «Меча Атагариса». Но я не представляла себе ничего подобного.

Добавьте еще тот отсек для хранения. «Хлам». Все надписи удобным образом скрыты — как на этом сервизе.

Капитан Хетнис считала важным разместить свой корабль возле Призрачного шлюза. Кусок хлама возрастом, вероятно, больше трех тысяч лет, появление которого здесь, возле Атхоека, было совершенно невероятным, вылез из Призрачного шлюза. Фрагмент челнока нотаи.

Капитан Хетнис заработала уйму деньжищ, продав нотайский чайный сервиз, почти столь же старый, как, вероятно, тот отсек челнока. Где она его достала? Кто удалил имя его первого владельца и почему?

Что находится на другой стороне Призрачного шлюза?