Глава 14

Вечер быстро опустился на базу Бэлкар. Когда танк «Последние молитвы-II» добрался до моторного парка, где ему был обещан долгожданный ремонт, небо стало абсолютно черным. Вульфе поблагодарил молодого водителя тягача, расспросил его о местоположении казарм, а затем повел экипаж в столовую. Несмотря на наступившую темноту, найти ее оказалось несложно. Улицы крепости уже освещались электрическими лампами. Провода и толстые кабели тянулись вдоль улиц и свисали с крыш зданий. Мощность ламп была небольшой. По ночам освещение специально оставляли тусклым, не желая привлекать внимание бродячих орочьих банд. Ранее в этот день отряды Двести пятьдесят девятого полка механизированной пехоты под руководством полковника ван Холдена и Восьмого механизированного полка Реннкампа занялись уничтожением зеленокожих мародеров. Взвод моторазведки, патрулируя на «Шершнях» невысокие холмы на севере, заметил скопление орков в сорока километрах от базы. Позже эти разведчики повели отряды «Бронированного кулака» в атаку. Столкновение было коротким и кровавым, но главное, что никто из врагов не уцелел. Даже один убежавший орк мог привести к имперскому лагерю огромную орду. А «Экзолон» пока пытался избегать полномасштабных действий на передовых позициях. Командование отчаянно уклонялось от всего, что могло отсрочить успешное завершение операции, а осада крепости надолго затянула бы экспедицию.

Механизированным отрядам, сражавшимся с мародерами, удалось сделать нечто необычное: они привезли с собой двух живых орков. Естественно, оба были ранены и искалечены, но кадийцы, оценив их отвагу и нечеловеческое упорство, сохранили им жизнь. Пленение зеленокожих оказалось трудным делом. Раненые орки часто становились более опасными.

Вульфе услышал об этом в столовой, пока доедал куски мясного брикета и запивал их теплой, но изумительно чистой водой. Он покачал головой. Брать орков в плен? Похоже, офицер, командовавший отрядами «Бронированного кулака», был юнцом, пускавшим пыль в глаза. Вульфе не повез бы зеленокожих на базу. Он расстрелял бы их на месте. Комендант Бэлкара решил извлечь из ситуации выгоду — судя по всему, для повышения боевого духа личного состава. Он велел установить на площади у восточной стены две стальные клетки. Солдаты, рассказавшие сержанту эту историю, считали, что захваченные ксеносы могли впоследствии стать хорошей приманкой.

Когда Вульфе поужинал, ему сообщили, что танкисты Десятой роты хотели пойти к клеткам, чтобы посмотреть на чужаков. Наверное, ван Дрой собирался внушить новичкам, что орки не такие ужасные, какими они казались в бою. Люди говорили, будто зрелище униженных врагов снижает страх перед ними. «Какая чушь, — подумал Вульфе. — Чем ближе ты подходишь к оркам, тем отчетливее понимаешь, насколько они опасные и жестокие».

Несмотря на прежние обещания воздать благодарность духу машины его танка, он понял, что на ритуалы у него сегодня не хватит времени. Заглянув в казармы, он договорился с экипажем встретиться у клеток, а затем отправился на поиски ван Дроя. Перед тем как пойти в офицерскую столовую, Вульфе привел свою одежду в относительный порядок — что было непросто, учитывая предыдущий поход через пустыню. Чуть позже он зашагал к одноэтажному зданию из светлого песчаника. У дверей, отмеченных соответствующим глифом, стоял угрюмый скучающий караульный.

— Мне нужно повидаться с лейтенантом ван Дроем, — обратился к нему Вульфе.

Боец кивнул, попросил подождать и зашел в столовую, чтобы получить согласие лейтенанта. Через минуту он снова вышел на крыльцо и пропустил сержанта внутрь. Войдя в помещение, Вульфе первым делом обратил внимание на низкий потолок с потрескавшейся штукатуркой и на красный пол с большими проплешинами кафельных плиток, где проглядывал голый бетон. Над длинными столами висели жужжавшие и мигавшие флуоресцентные лампы. После тусклого дня Голгофы их яркий свет слепил глаза. Осмотревшись по сторонам, сержант решил, что это место почти ничем не отличалось от солдатской столовой. Интересно, подумал он, а кормят здесь вкуснее?

Прежние обитатели крепости разрисовали стены здания обычными образами, будоражившими их жалкие умы: клинками, черепами и физиономиями странных богов. Орочьи надписи — невразумительные каракули — были так плохо воспроизведены, что он мог лишь догадываться об их смысле. Интендантская служба постаралась избавиться от них, но глифы и рисунки зеленокожих виднелись повсюду. Проходя по широкому проходу, Вульфе видел свежую штукатурку на стенах и плакаты Департаменто Муниторум. По приказу комиссаров на колоннах разместили стенды с перечнем малых наказаний. Один из плакатов у стойки с холодными закусками гласил: «Убедись, что враг мертв!» На нем изображался здоровенный кадийский воин, разбивавший прикладом голову поверженного орка. Надпись внизу убеждала: «Вышибить мозг орку — наилучший способ добиться наилучшего результата».

Орк на постере выглядел чертовски маленьким. Вульфе не встречал таких зеленокожих. Но художник, без сомнения, был талантлив. Его рука угадывалась и на других плакатах, большинство из которых демонстрировали правила почтительности к Императору и его представителям во властных структурах — политических и теологических. Остальные образчики наглядной агитации предлагали краткие напоминания Адептус Механикус о надлежащем уходе за стандартной полевой экипировкой.

Вряд ли офицеры нуждались в подобной информации. Кадийские сержанты строго следили за экипировкой бойцов. Тем не менее плакатов не хватало. Стены многих зданий базы оставались покрытыми орочьей иконографией, а это, по закону Императора, считалось распространением ереси среди солдат, каким бы ни был срок их пребывания на данной территории.

Просторный зал гудел от сотен голосов. Люди принимали пищу, беседовали друг с другом и не обращали внимания на озиравшегося сержанта. Вскоре Вульфе заметил ван Дроя, сидевшего слева за дальним столом. Лейтенант находился в компании других офицеров Восемьдесят первого бронетанкового полка. Подойдя к столу, Вульфе удивился тому, какими усталым выглядит его ротный. У остальных офицеров был такой же изнуренный вид. Голгофа никому не давала поблажек.

— Сержант Вульфе прибыл по вашему приказанию, сэр, — отсалютовав, доложил сержант.

Люди, сидевшие за столом, приподняли головы.

— Вольно, Вульфе, — с набитым ртом ответил ван Дрой.

Сержант покосился на тарелку лейтенанта и увидел там темный кусок мясного брикета. Все тот же холодный и жесткий продукт. «Значит, пища у офицеров ничем не отличается от нашей, — подумал он. — Такой же рацион, как у солдат». Это наблюдение не доставило ему удовольствия. Он не стал бы завидовать лейтенанту, будь у того на тарелке что-то лучше мясного брикета.

— Присаживайся, Оскар. — Ван Дрой указал подбородком на пустой стул рядом с собой.

Вульфе с сомнением посмотрел на других офицеров. Многие были заняты пищей и разговорами с соседями. Некоторые приветствовали его улыбками и дружелюбно кивали. Сержант увидел среди них капитана Имриха — правую руку Виннеманна, готового возглавить полк, если старый тигр когда-нибудь откажется от поисков возмездия.

— Я не хотел бы навязывать свое общество капитану и его товарищам, сэр.

— Вы не помешаете нам, сержант, — усмехнулся Имрих. — Садитесь. Только не воспринимайте мои слова как приказ. За этим столом вы не найдете самодовольных элитарных засранцев. Я прав, джентльмены?

Его коллеги-офицеры согласились, хотя некоторые менее охотно, чем другие. Вульфе благодарно кивнул капитану и сел за стол, прямой, как доска. Имрих с усмешкой покачал головой.

— Мы уже встречались, сержант, — сказал он. — На борту «Руки сияния». Помните?

— Да, сэр.

— Перед тем чертовым бегством с Палмероса вас послали на задание. — Взглянув на недоуменные лица офицеров, он пояснил: — Дело Кардхейма. — Затем он снова повернулся к сержанту: — Ужасное задание. Времени оставалось мало, и вы не должны были вернуться назад.

«Чертовски верно, — сердито подумал Вульфе, вспоминая людей, которые отдали в тот день свои жизни. — Мы и не вернулись бы». Впрочем, в этом не было вины Имриха.

Очевидно, капитан почувствовал его настроение.

— На нас тогда оказали огромное давление сверху. Чиновники из Официо Стратегос оставались непреклонными. Полковник Виннеманн поначалу отказался от выполнения задания, но никто не принял в расчет его возражений. Интересно, дошли ли до семей погибших их посмертные награды? Медали малинового цвета, второго класса, верно?

Вопрос адресовался не Вульфе, а ван Дрою. Лейтенанту пришлось проглотить кусок мяса, прежде чем ответить капитану. Его лицо помрачнело.

— Вы имеете в виду сержантов Кола и Страйбера? Никаких медалей, сэр. Хотя я подавал рапорт шесть раз. Стратеги проводили ту операцию под грифом «Взгляд в небо». Официально утверждалось, что ее вообще не было. Все обычные каналы отрицали ее существование.

Улыбка Имриха исчезла.

— Пора привлечь Стратегос к ответу! — со злостью прошипел капитан. — Сколько имперских героев погибло невоспетыми в песнях из-за чертовых указов этих карандашных ублюдков! А разве сержант Вульфе не заслужил медаль за выполнение их задания? Знали бы они, через что он прошел!

— Капитан слишком добр, — рассеянно заметил Оскар.

Он думал не о медали, а о призраке, которого увидел в тот день. «Через что я прошел? Да вы и половины не знаете».

Какой-то офицер решил повернуть беседу в другом направлении:

— Награды будут сыпаться градом, когда наш генерал впишет свое имя в учебники истории.

Это был лейтенант Хал Кейсслер — крепкий парень с густыми бровями и глубоко посаженными глазами. Он командовал Второй ротой и считался в полку третьим человеком после полковника Виннеманна и капитана Имриха. Вульфе недолюбливал его. Хотя Кейсслер являлся опытным боевым командиром, его любовь к дисциплине часто граничила с откровенным садизмом. Впрочем, ленты и бляхи на его груди были честно заслужены в сражениях.

Настроение Имриха тут же изменилось. Он саркастически рассмеялся:

— Мы знаем, Хал, как тебе и твоим ребятам нравятся награды. Но я не понимаю, почему ты медлишь? Если твоя рота отправится сейчас за «Крепостью величия», ты сможешь вернуть ее на базу к завтраку. Они даже пришлют за тобой космический корабль.

Офицеры захохотали. Вульфе вежливо хмыкнул, не желая привлекать к себе внимание. «К черту ваше олово, — подумал он. — Если Страйбер и Кол не получили свои награды, значит, медали достались кому-то другому. Клянусь взорванным Оком! Парни служили Золотому Трону с храбростью и честью. Они отдали за него свои жизни».

Пока офицеры добродушно шутили и подсмеивались друг над другом, Вульфе наклонился к ван Дрою.

— Извините, что отвлекаю, сэр, — тихо обратился он к лейтенанту. — Зачем вы хотели видеть меня?

Ван Дрой в тот момент прислушивался к шутке одного из собеседников. Когда он посмотрел на Вульфе, улыбка сошла с его лица.

— Маркус заболел.

— Раймес? — переспросил застигнутый врасплох сержант.

В их последнюю встречу Маркус выглядел вполне здоровым. Хотя он, как и все остальные, был тогда в маске и очках.

— Раймес сейчас в госпитале. Он держался из последних сил. Хотел довести свой экипаж до безопасного места. Но как только мы прибыли на базу, болезнь свалила его.

— Что с ним?

— Последствия «взвеси», — ответил ван Дрой. Он отпил глоток воды и опустил стакан на стол. — Кроме того, болезнь вызвала у него сильную аллергию. Он не может командовать танком в таком ужасном состоянии.

— На сколько он выбыл из строя? На дни? На недели?

Ван Дрой с укором посмотрел на Вульфе:

— Я не собираюсь приукрашивать ситуацию, Оскар. Последствия воздействия «взвеси» неизлечимы. Речь идет о неминуемой смерти. Ты видел, что происходило с парнями, которые заболевали во время перехода через пустыню. Ты слышал, что говорили медики Стромма. В Бэлкаре оборудовали хороший госпиталь, но Маркус умрет, если его не увезут с этой чертовой планеты. И он не один такой. Почти все койки заняты больными солдатами. А сколько еще на подходе! — Лейтенант указал пальцем на тыльную сторону ладони Вульфе: — Не притворяйся, что тебя не беспокоят изменения цвета кожи.

Вульфе взглянул на свои пальцы. Их красный оттенок стал еще более заметным.

— Я одного не понимаю, сэр, — сказал он. — Голгофа столетиями была миром Механикус. У них тут жили миллионы рабочих. Как они справлялись с болезнями?

— Если будет возможность, я спрошу об этом у техножрецов. И если они ответят мне, я дам тебе знать, старина. Возможно, с тех пор изменился здешний климат. Или они каким-то образом изолировали свои фабрики и поселения. Я думаю, их города в основном находились в полярных зонах. Сейчас об этом трудно говорить.

Сержант уловил оттенок злости в голосе ван Дроя. Они с Раймесом были закадычными друзьями еще до того, как Вульфе познакомился с ними.

— Мне жаль, что Раймес заболел, — сказал Вульфе. — Я помолюсь Императору, чтобы Маркус уцелел. При помощи святых и нашей удачи мы можем найти танк Яррика за несколько дней. Тогда больных поднимут на корабль. Я навещу его в госпитале.

— Нет, Оскар, — возразил ван Дрой. — Он не хочет этого. Будем уважать его волю.

Вульфе не знал, что сказать.

— Завтра ожидается прибытие де Виерса, — продолжил лейтенант. — Он прилетает в Бэлкар. Берген сказал, что генерал не будет тратить время впустую. Он сейчас находится в постоянном контакте с комендантами аванпостов. Техножрецы наконец наладили кабельную систему связи. Я не совсем понимаю, как она работает, но ее надежность выше, чем у вокс-коммуникаторов. В любом случае, генерал хочет, чтобы к его прибытию все части «Экзолона» были готовы к походу. То есть у нас в запасе остается лишь четырнадцать часов. Насколько серьезна поломка твоей машины?

— Танку нужны новый радиатор, замена топливных шлангов и фильтров. Плюс море любви от техников и жрецов, сэр. После этого машина будет в порядке. Я думаю, что за восемь-девять часов управимся.

— Хорошо. Однако меня сейчас заботит не только состояние танков. — Ван Дрой снова посмотрел на сержанта. — Послушай, мне очень жаль, но я вынужден забрать у тебя капрала Хольца.

Вульфе показалось, что ему дали пощечину.

— Хольца? Вы, наверное, шутите, сэр! Он единственный, кто может управляться с пушкой. Вы уже забрали у меня Весса. Неужели нет других экипажей? Может, там найдете кандидатов?

— Во всем виновата война, сержант, — с внезапным пылом заговорил ван Дрой. — Теперь, когда Маркус выбыл из игры, ты мой старший помощник. И ты должен понимать, что это означает. Команду «Старой костедробилки» собирали из резерва перед самым варп-переходом. Они — «свежее мясо». У Хольца есть боевой опыт. Он годами не вылезал из спонсона. К тому же у него жесткий характер. Молодым ребятам нужен командир, который проведет их через все испытания.

«Проклятье! — подумал Вульфе. — Не думаю, что Хольц захочет быть командиром…»

— Давайте, я буду командовать танком Раймеса, — предложил он лейтенанту. — У меня больше опыта, и я справлюсь с экипажем новичков. Хольца поставите вместо меня. Ему будет легче с людьми, которых он знает.

Ван Дрой покачал головой:

— Я думал об этом. Честно говоря, твой экипаж нетипичный. Мне просто не хочется употреблять обидные слова. Пока ты у них в куполе, они действуют, но если у них будет другой командир…

— Нетипичный?

— Для начала ты получил водителя, которого многие бойцы считают проклятым. Они по-прежнему называют его Счастливчиком Мецгером. Парню будет чертовски трудно изменить свою репутацию после того, как он раз за разом оставался живым, теряя один экипаж за другим.

— Все это в прошлом, — возразил Вульфе. — Его «проклятие» не убило меня. Разве не так?

— Надеюсь, у тебя к нему иммунитет. Но есть еще Сиглер.

— А с ним что не так?

— Кончай, Оскар. Он жутко искалечен. Ты знаешь, на что похоже его лицо. Мало того что новому командиру будет с ним тяжело, так и для Сиглера твой уход окажется огромной потерей. Единственная причина, по которой твой экипаж функционирует как гордость полка, это сила, которую ты даешь парням одним своим присутствием. Лично я уверен, что под командованием другого человека их боевой настрой будет полностью утрачен.

Сержант молча обдумал слова лейтенанта. Сиглер после взрыва, повредившего его мозг, цеплялся за Вульфе, как утопающий за соломинку, как моряк за обломок мачты в бушующем океане. В его личной вселенной произошло так много перемен, что сержант стал одной из нескольких констант, оставшихся от прежней жизни. Что он почувствует без друга, который раньше присматривал за ним? Ван Дрой прав.

— Обещаю тебе, что ты получишь лучшего стрелка, какого мы только сможем найти в резервных командах, — продолжал лейтенант. — Я уже присмотрел одного паренька из взвода Мюнтца. Хорошие баллы на стрельбах. И думаю, он прошел неплохую выучку. Его не отправили на передовую только потому, что поймали на аморалке. Ничего серьезного, уверяю тебя. Комиссар Слейт отхлестал парня плетью, и всё. Но ведь и ты не был ангелом в его возрасте. Он тебе понравится.

Вульфе все еще сердился за Хольца, но он не мог оспаривать решение командира.

— У этого бойца есть имя, сэр?

Ван Дрой откинулся на спинку сиденья.

— Многие танкисты называют его Горошком. Слышал о нем?

— Горошек? — с подозрением спросил Вульфе. — Какого черта они его так называют?

— Я не буду раскрывать тебе все тайны, — усмехнулся ван Дрой. — Иначе вам не о чем будет поговорить. Он ожидает тебя в третьей казарме. Найдешь его там. И не забудь сообщить новости Хольцу.

— Это будет неприятный разговор, — мрачно проворчал сержант.

— Для тебя или для него? — поинтересовался лейтенант. — Поверь мне, Оскар! Хольц расцветет, как площадь Скеллас на День Императора. Сам прикинь. Если он справится с новыми обязанностями, то получит звание сержанта в конце экспедиции.

Вульфе никогда не задумывался об амбициях Хольца, но многие бойцы мечтали о сержантских лычках. В основном это было связано с привилегиями. Хольц определенно обрадуется увеличенному рациону табака и алкоголя… если, конечно, пройдет проверку.

Когда ван Дрой хотел отпустить сержанта по своим делам, за столом в дальней части зала вспыхнула ссора. Коренастый, седовласый и краснолицый мужчина в форме полковника вскочил на ноги и стукнул кулаками по столешнице. Стул упал за его спиной.

— Я не желаю следить за своим языком. Прашт, ты не мой командир! Пора кому-то откровенно высказать, что чувствует весь «Экзолон».

За их столом сидело пять человек. Четверо из них смущенно оглядывались по сторонам, как будто хотели пересесть на другие места. Пятым был половник Прашт — командир Кадийского сто восемнадцатого полка кадийских стрелков, человек крупной комплекции, с черными глазами и аккуратно постриженной бородой. Он спокойно встал и сделал шаг к сердитому коллеге.

— Успокойся, фон Холден, — заговорил он, примирительно взмахнув руками. — Ты же не хочешь неприятностей. Подумай о своих людях. Что они скажут, увидев тебя в таком виде? Давай спишем твои слова на легкое опьянение и забудем о них. Я не могу позволить, чтобы ты говорил, как…

— Как кто?! — негодующе воскликнул фон Холден. — Как человек, который знает правду и смеет говорить о ней? — Он повернулся и окинул затуманенным взором встревоженных людей за другими столами. — У кого из вас хватит наглости отрицать чистую правду? — рявкнул он. — Где ваше чертово единство? Ведь каждый из вас чувствует то же самое! Я знаю, о чем говорю! Мы должны сражаться на Армагеддоне! Вот где мы могли бы принести реальную пользу. Не здесь! Не в этой тошнотворной заводи! Наши солдаты умирают от пыли и клещей. И Трон знает от чего еще. А все ради куска металла, за который раньше никто не дал бы и кучи дерьма. Прошло сорок лет. Де Виерс мог бы…

— Мог бы что? — донесся резкий и громкий голос.

Вульфе повернул голову и увидел в дверном проеме высокую фигуру генерал-майора Бергена, по обе стороны которого стояли два комиссара. Его сердце пропустило удар, когда он узнал в одном из них Слейта. Кое-кто в полку клялся, что ничего не боится. Но эти хвастуны бледнели от страха, когда встречались лицом к лицу с человеком, которого за глаза называли Дробителем. Он был полковым комиссаром у Виннеманна и вызывал общую ненависть у личного состава всей дивизии. Впрочем, слово «ненависть» казалось Вульфе сильным преуменьшением.

«Клянусь Оком! — подумал он. — Карьере полковника пришел конец. Открытый бунт на глазах у комиссаров? Не хотел бы я оказаться на его месте».

— Прошу вас, полковник, продолжайте, — сказал Берген, войдя в зал и сняв фуражку.

Свет ламп искрился на его медалях и золотых эполетах. Комиссары молча следовали за ним, словно пара бойцовых псов, готовых броситься в атаку.

— Я с радостью передам генералу ваши рекомендации для незамедлительного рассмотрения.

Покрасневший фон Холден открыл рот от изумления и в отчаянии посмотрел на Прашта в надежде на его поддержку. Но его друг не стал лезть в петлю. Он сел на стул и сделал глоток воды из стакана.

Увидев генерал-майора в зале, Вульфе почувствовал себя крайне неловко. Несмотря на радушие капитана Имриха, он находился там, где ему не полагалось быть. Он нарушил бы субординацию, если бы стал свидетелем выволочки уважаемого и награжденного орденами полковника. Однако никакого наказания не последовало. К всеобщему удивлению, генерал-майор подошел к фон Холдену, поднял с пола его стул и вежливо предложил ему присесть за стол. Безмолвный фон Холден, вероятно, расценил это как затишье перед бурей. Он уселся, не отрывая взгляда от генерал-майора.

Вульфе осторожно посмотрел на Слейта. Выражение лица комиссара оставалось бесстрастным. Его взгляд был направлен вперед. Если он и заметил сержанта за офицерским столом, то никак не показал свое недовольство. Возможно, он ожидал намека от генерал-майора или какого-то знака, чтобы вцепиться в фон Холдена и разорвать его на куски. В отсутствие такого знака Дробитель лишь сжимал и разжимал стальные пальцы. Вульфе знал, что это действие вошло у комиссара в привычку. Наверное, он совершал его даже во сне.

Ван Дрой повернулся к нему и прошептал:

— Тебе лучше убраться отсюда, Оскар. Займись делами, о которых мы говорили.

— Слушаюсь, сэр. Я с радостью покину это место.

Сержант встал и тихо попрощался с офицерами, сидевшими за столом:

— Хорошего вам вечера, господа.

Некоторые — в том числе капитан Имрих — улыбнулись ему на прощание. Вульфе отсалютовал и, повернувшись, зашагал к двери. Он с облегчением покинул офицерскую столовую и напряженную атмосферу, царившую там. Сержант знал, что среди офицеров попадались хорошие люди. Но как же они усложняли простые дела! К счастью, рядовые и сержанты могли говорить со своей ровней откровенно. Они даже могли подраться, и им не нужно было тревожиться о линиях крови, семейной чести и карьерных штучках. Вот почему братство солдат низших рангов делало жизнь в Гвардии более сносной. Во всяком случае, Вульфе так думал, пока не появился Ленк.

Парень не давал ему покоя. Ублюдок спас его жизнь, но он был противоположностью всему тому, что Вульфе ценил и уважал в армейской службе. Ленк вел себя как хвастун и обманщик. Оскар чувствовал в нем запах бессердечия. Рано или поздно им предстояло разобраться друг с другом. Это было неизбежно.

Сержант подумал о новом стрелке — о Горошке. Так ли он хорош, как говорил ван Дрой? Сойдется ли он с Мецгером и Сиглером? Лейтенант не зря упоминал, что они представляют собой нетипичный экипаж. Тихо выругавшись, Вульфе направился к казарме С.

— Горошек. Почему его так называют? Надеюсь, это не то, о чем я думаю.

Солдат ожидал его у входа в казарму, с вещами, собранными в холщовую сумку. Он сидел на бетонной ступени, покуривал палочку лхо и рассматривал красную пыль под своими ногтями. Подходя к нему, Вульфе пытался оценить характер парня. Судя по гладким щекам, ему было около двадцати стандартных лет. Форма висела на костлявой фигуре. Закатанные рукава красной полевой туники открывали татуированные руки. Возможно, тату означали какие-то гангстерские символы кадийского города, в котором прошла жизнь мальчишки, но Вульфе впервые видел такие. И он не удивлялся этому. В огромных переполненных ульях, откуда набирались люди «Экзолона», существовали тысячи банд.

— Горошек? — остановившись перед танкистом, спросил сержант.

— А вы — Вульфе?

Парень говорил высоким голосом и мягко растягивал гласные. Судя по произношению, он вырос в Каср Фером.

— Я сержант Вульфе! Ты можешь называть меня просто сержантом или сарджем. А если назовешь как-нибудь иначе, я выбью тебе зубы.

Горошек вскочил на ноги, бросил палочку лхо на ступеньку крыльца и раздавил ее каблуком ботинка. Он был на голову ниже Вульфе. Чтобы встретить взгляд командира, ему приходилось смотреть снизу вверх.

— Так точно, сержант. Клянусь Троном, я не хотел проявить непочтительность. Не хотел пойти с неправильной ноги. Я просто нервничаю.

Вульфе кивнул. По крайней мере, парень был честным.

— Почему тебя прозвали Горошком?

— Это из-за моего имени, сэр. Я Миркос Бин. А бин — это боб или горох. Понимаете?

Вульфе облегченно улыбнулся.

— Неужели вы подумали, что я порчу воздух в башне? — спросил юноша. — Нет, ничего подобного, сержант. Хотя не обещаю, что буду пахнуть только свежим мылом. Я ведь все-таки человек.

— Могу гарантировать, что наш экипаж не убьет тебя за первый выброс газов, — сказал Вульфе. — Хотя во время последних маневров в танке пахло так плохо, что никто не заметил бы лишней вони. Ты быстро научишься дышать через рот. — Взглянув на испуганное лицо Горошка, Вульфе рассмеялся: — Не бойся, Горошек. Мои парни заботятся друг о друге. Это первое правило. Сейчас тебе предстоит нелегкое знакомство с ними. Постарайся понравиться им. Лейтенант сказал, что ты хороший стрелок. Он думает, что ты вольешься в наш экипаж.

Как Вульфе и предполагал, лицо мальчишки посветлело:

— Лейтенант так сказал?

— Он не дал бы мне плохого солдата. Оба моих последних стрелка стали командирами танков. Если будешь стараться, то же самое случится и с тобой. Теперь бери сумку и иди за мной. По пути мы оставим ее в казарме А.

Миркос перекинул сумку через плечо и зашагал рядом с Вульфе.

— По пути куда, сардж? — спросил он.

— Сходим посмотреть на орков.

К тому времени, когда Вульфе и Горошек приблизились к клеткам, там собралась большая толпа. Солдаты толкались, надеясь занять места с хорошим обзором. Два лейтенанта из Триста третьей роты кадийских стрелков пытались навести порядок. Какое-то время Вульфе высматривал Мецгера, Сиглера и Хольца, но народу было слишком много. К счастью, появились два других сержанта, которые начали зазывать своих людей в казармы:

— Веселье закончилось, девочки!

— По койкам на второй скорости! Кому не ясно?

Около двадцати ворчавших солдат протиснулись сквозь толпу и вместе с сержантами зашагали по темной улице, устеленной песком. Воспользовавшись брешью, открывшейся в рядах людей, Вульфе и Миркос с помощью локтей и плеч пробились в середину сборища.

«Как много суеты, — подумал Вульфе. — Как будто я не видел тысячи таких чудовищ». Но он продолжал проталкиваться вперед, пока не оказался рядом с Сиглером и Хольцем. До клеток оставалось несколько рядов.

— А вот и вы, — сказал он. — Где Мецгер?

— Пошел прогуляться, — ответил Сиглер. — Сказал, что это чертовски глупое зрелище.

Вульфе повернулся к Миркосу и с улыбкой произнес:

— Теперь ты должен догадаться, что Мецгер — самый умный парень в нашем экипаже.

— Я могу обидеться, — нахмурившись, пригрозил Сиглер.

— Я тоже, — возмутился Хольц.

— Ладно, хватит шуток, — приструнил их Вульфе.

— Что за паренек в твоем кильватере? — подозрительно прищурился Хольц.

— Это Горошек, — объявил сержант. — Он часто портит воздух в башне.

— Эй! — запротестовал юноша, но, взглянув на Вульфе, засмеялся.

— Хольц, мне нужно поболтать с тобой, — сказал сержант. — Давай пройдемся. Горошек, оставайся с Сиглером.

— Так точно, сардж, — отозвался парень.

Вульфе и Хольц выбрались из толпы, отошли к ветхому складскому зданию и прислонились спинами к щербатым кирпичам. Хольц потянулся к карману на бедре. Он вытащил «дымок» и зажал его между губами. Вульфе решил говорить с ним без обиняков:

— Тебя переводят в другой экипаж. Ты будешь командиром танка, Питер. Ван Дрой попросил меня сообщить тебе об этом.

Палочка лхо выпала изо рта Хольца.

— Ты решил посмеяться надо мной?

— Нет.

— Клянусь Оком! — прошептал Хольц. — Моя собственная «коробка»? Ты хочешь сказать, что тот паренек займет место у пушки?

— Выходит, что так. Его выбрал лейтенант. Мальчишка выбил много очков на тестовых стрельбах. Наверное, хороший стрелок. Но речь сейчас идет не о нем, а о тебе.

Хольц нервно хохотнул.

— Каждый может хорошо отстреляться на учебных курсах. Другое дело — стрельба в бою. Что, если он получит «веселуху»?

Вольфе тоже тревожился об этом. Он знал дюжину экипажей, которые, приняв новичков, чуть позже наблюдали, как те страдали «веселухой» — нервным срывом, сопровождавшимся сильными судорогами и спазмами. Медики говорили, что приступ вызывался грохотом пушки и ударами тяжелых вражеских снарядов по броне машины. Если танкист приобретал «веселуху», он становился бесполезным на полях сражений. На восстановление уходило несколько лет жизни. Большинство солдат уже не возвращались на службу.

— Ты не слушаешь меня, Хольц. Забудь о Горошке. Я его обучу. Он будет хорошим стрелком. Давай поговорим о тебе. Как насчет того, чтобы командовать танком?

— А о чем тут говорить? Покажи мне человека в нашем полку, который не хотел бы командовать своей «коробочкой»!

Что-то в голосе Хольца насторожило сержанта.

— Кончай, Питер. Некоторым людям больше нравится исполнять приказы, а не отдавать их подчиненным. Иногда мне и самому хотелось бы…

— О каком танке идет речь? — спросил Хольц. — И почему теперь?

— Танк Раймеса «Старая костедробилка». Хорошая и прочная машина. Отличные служебные записи. Раймес заболел от последствий «взвеси». Серьезно заболел. Ван Дрой сказал, что замена будет постоянной. Он обещал, что, если ты справишься с обязанностями, тебе дадут сержантское звание.

Хольц пригнулся, поднял с земли палочку лхо и сдул с нее красную пыль. Затем сунул ее в рот.

— Раймес, — проворчал он. — Проклятье! Я лучше заменил бы кого-нибудь другого. Его экипажу это не понравится. Вряд ли они окажут мне теплый прием.

— У них там одни новички. «Свежее мясо». Они недолго служили с Раймесом. Ты справишься. Им нужен командир с большим боевым опытом. Человек, который проведет их через будущие сражения. Если не ты, то кто с этим справится?

Хольц промолчал. Он был поглощен своими мыслями.

— Короче, твой новый экипаж располагается в казарме А, — продолжил Вульфе. — Тебе не придется далеко нести свои вещи. Завтра на базу прибывает генерал де Виерс. У тебя осталось мало времени, чтобы познакомиться с парнями. Вероятно, завтра мы уже отправимся в поход, поэтому тебе лучше поговорить с ними прямо сейчас.

Хольц кивнул, не в силах справиться с нервами. Одна сторона его лица, похожая на раздавленного грокса, оставалась неподвижной, но Вульфе, наловчившийся в чтении другой половины, знал, что чувствует Хольц.

— Просто никогда не забывай, что опыта у тебя больше, чем у них, — сказал он стрелку. — Ты командир. Из-за решений командира молодые танкисты либо продолжают жить, либо умирают в первом же бою.

— Я в курсе. Никакого давления. Только шутки и советы. Я ценю твое доверие, сардж. Если ты уже закончил, я пойду в моторный парк. Попрощаюсь с «Последними молитвами» и представлюсь новой «девочке».

— Хороший план, — похлопал друга по плечу Вульфе.

Он вернул Питеру салют и пожелал ему всей удачи в галактике. Хольц быстро зашагал в направлении моторного парка. Командовать людьми всегда было нелегко, но с новичками дело осложнялось вдвое. Приходилось заботиться и о жизни членов экипажа, и о сохранности боевой машины. Такая ноша тяжелым грузом давила на плечи. Иногда Вульфе завидовал своим подчиненным. Он помнил свободу, которую солдаты получали на нижней ступени карьерной лестницы, где кто-то принимал за тебя все решения. Отличное место при хороших командирах. Примерно так же Вульфе доверял теперь ван Дрою, а тот, в свою очередь, полковнику Виннеманну. Однако цепочка команд шла гораздо выше. Генерал-майор Берген имел хорошую репутацию, но насколько она была оправдана? Трудно судить о подобных вещах. Офицеры генштаба оставались слишком далекими от простых солдат.

Тем не менее Вульфе знал, что Питер Хольц столкнется с большими трудностями. По крайней мере, в первые несколько дней. Он либо выплывет, либо утонет. Тут все было просто.

Сержант направился обратно к хохотавшим у клеток солдатам. Толпа теперь заметно поредела. Многие бойцы уже разошлись по казармам. Ему почти не потребовалось усилий, чтобы пробраться в первые ряды, где он нашел Миркоса и Сиглера. Те дружески обсуждали существ, сидевших перед ними в клетках. Свирепость пойманных орков впечатляла, учитывая их жалкое состояние. Ксеносов не только посадили в стальные клетки, но и укоротили их ноги до взлохмаченных обрубков. Они рычали и плевались в мелких и слабых людей, стоявших перед прутьями. Горошек в пылу насмешек сделал шаг вперед. Вульфе тут же схватил его за воротник и притянул к себе.

— Не так близко, парень. Это очень опасно.

Новый стрелок выглядел разочарованным и даже немного рассерженным. Но он молча отступил назад, встав в линию с остальными. Сержант с отвращением осмотрел зеленокожих. Первый орк был немного крупнее второго. Оба существа выглядели так же отвратительно, как те их сородичи, которых Оскару когда-то впервые довелось увидеть. Их кошмарные черты с тех пор запечатлелись в его памяти. Тонкие носы, глубоко посаженные глаза и широкие челюсти с острыми как бритва клыками. Твердые темно-коричневые шкуры были покрыты красной пылью и многочисленными трещинами. На массивных плечах виднелись пятна шелушившейся кожи. Тела казались такими же высохшими, как пустыня. «Значит, Голгофа не щадит и этих тварей тоже», — подумал Вульфе. Странно, но он не увидел на них чертовых клещей. Интересно, почему паразиты не трогают орков?

Его первый выход на поле сражения состоялся при операции на Фаэгосе-II, куда вторглись орды ксеносов с Мутных Звезд. После той битвы прошло двадцать лет. Менялись звездные сегменты, названия миров, а он по-прежнему сражался с тем же врагом, теряя друзей при каждой схватке. Иногда казалось, что все усилия человечества, вся пролитая кровь и выигранные битвы ничего не стоят. Разве они получили какое-то преимущество? Разве их достижения изменили расклад галактических сил?

Опасные мысли, предупредил себя Вульфе. Если каждый гвардеец усомнится в необходимости своих действий, Империум развалится и погибнет. Конечно, он влиял на расклад. Он склонял весы галактической истории. В течение своей жизни Вульфе убил тысячи врагов человечества. Если каждый гвардеец уничтожит столько же орков, зеленая волна однажды обернется вспять. Ему хотелось верить в это. Он действительно верил! И это была его борьба. Интересно, сколько людских потерь приходилось на одну победу, отмеченную в книгах по истории?

Рассматривая одного из двух орков, он встретил взгляд существа и не отвел глаза в сторону. Чудовище сочло это вызовом. Орк с ревом начал биться о прутья клетки. Он хрипел, шипел и выл на какой-то тарабарщине, которая, по мнению сержанта, была его языком. Ходили слухи, что комиссар Яррик мог понимать их звериную белиберду. Однако Вульфе ни разу не встречал людей, способных общаться с орками. Вряд ли кто-то научился бы воспроизводить такие противные и ужасные звуки. Нечто подобное могли бы издавать лесные хищники, терзая свежий труп. Но в орочьей речи угадывался грубый синтаксис. Вульфе не сомневался, что слышит разумный язык.

Из-за яростных движений раны темнокожего орка снова открылись и начали кровоточить — впрочем, очень медленно. Сочившаяся кровь казалась вязкой и густой. То есть она быстро сворачивалась. Вульфе понял, что это было вызвано малым количеством доступной воды. Такой механизм выживания сохранял баланс жидкостей в организме. Однако пустынная жизнь наделила зеленокожих и другими эволюционными дарами. Орки, сидевшие в клетках, сильно отличались от тех чудовищ, которых он видел раньше. Они выглядели тонкими и жилистыми по стандартам ксеносов, хотя по-прежнему превосходили людей в размерах и силе. Вульфе счел их более опасными и быстрыми.

Когда он хотел уйти, забрав с собой Миркоса и Сиглера, кто-то крикнул из задних рядов:

— Дайте дорогу! Немедленно освободите путь, чертовы придурки!

Вульфе тут же узнал этот холодный скрипучий голос. Он понял, что к ним приближается Дробитель — еще до того, как увидел остроконечный пик черной шапки, перемещавшийся среди солдатских кепок и шлемофонов. Дробитель яростно проталкивался к клеткам.

— Комиссар Слейт, — отдав салют, произнес Вульфе. — Пришли посмотреть на экспонаты?

— Отставить, сержант, — прошипел комиссар, покосившись на лычки Вульфе. — Я пришел сюда, чтобы прекратить эту чушь!

Откинув полу длинного плаща, Слейт вытащил из кобуры на бедре большой болт-пистолет. Его движения были плавными и хорошо отработанными. Вульфе догадался, что произойдет. Он быстро отступил в сторону. Один из лейтенантов Триста третьей стрелковой роты начал протестовать:

— Кончайте, комиссар. Зачем портить всеобщую забаву? Пусть наши солдаты посмотрят на беспомощных врагов, посаженных в клетки. Это поднимет их боевой дух. Неужели вы не понимаете выгоду от такого зрелища?

Дробитель даже не взглянул на говорившего. Прицелившись в более светлого орка, он нажал на курок аугментическим пальцем. Раздался громкий выстрел. Вульфе хотел посоветовать своим парням отступить назад, но было слишком поздно. Болт пробил в черепе чудовища черную дыру размером с монету, затем сдетонировал и оросил ближайших людей грязными брызгами крови и мелким крошевом мозгового вещества. Солдаты, прикрытые телами своих невезучих товарищей, громко захохотали. Безголовое тело орка упало на пол клетки.

Увидев гибель сородича, темный орк начал безумно размахивать руками. Гвардейцы, стоявшие в передних рядах, попытались нырнуть в толпу. Слейт спокойно повернулся к нему и повторил процедуру казни. Последовал еще один выстрел, и воздух снова наполнился кровавым туманом. Вернув болт-пистолет в кобуру, Дробитель обратился к солдатам с речью:

— Будь прокляты ваши глаза! Вы забыли о принципах нетерпимости, которые установлены в имперском вероучении? Возможно, несколько ударов хлыста помогут вам вспомнить о них?

Толпа широко раздвинулась перед ним, когда он двинулся прочь от клеток, продолжая взывать к солдатам:

— Не жди любви от чужаков и не дари им сострадание!

— Проклятье! — выругался один из лейтенантов Триста третьей роты, вытирая носовым платком испачканную кровью тунику. — В каком полку служит этот болван? Я сочувствую парням, страдающим от рук такого комиссара.

— Это мой полк, лейтенант, — мрачно ответил Вульфе. — Восемьдесят первый бронетанковый.

— Полковника Виннеманна? — спросил другой офицер. — Пусть Трон поможет вам, сержант! Вы получили плохого надзирателя. И многих он уже отправил на тот свет?

Вульфе покачал головой:

— Старому Дробителю нравится наказывать солдат, но полковник обычно отговаривает его от убийств. Хотя, должен признаться, альтернатива не лучше. Своими побоями он увечит людей.

— А почему вы прозвали его Дробителем? — полюбопытствовал первый лейтенант.

— Разве вы не заметили, сэр? — удивился Вульфе. — Его руки. Искусственные конечности. Несколько лет назад он потерял руки в пасти карнотавра. Но Слейт не изменился. В первые месяцы кампании на Палмеросе он поймал дезертира и устроил демонстрационную казнь. Парню было девятнадцать. «Свежее мясо». Солдат увидел, как погиб его кузен, и сбежал с поля боя от страха. Комиссар Слейт раздавил ему череп одной рукой. Раздавил, как яйцо.

Офицеры нахмурились и покачали головами.

— Парни из Двести пятьдесят девятой механизированной роты будут недовольны, — заметил один из лейтенантов. — Это они поймали орков. Только они имели право убить их.

— Можете расходиться! — прокричал второй офицер, обращаясь к ворчавшей толпе. — Смотреть больше не на что.

Солдаты пошли прочь, унося с собой атмосферу обиды и разочарования. Плененные враги отвлекали их от укусов клещей, чихания и кашля, вызванного пылью. Вульфе, задержавшись немного, взглянул на обезглавленные тела чужаков. Сиглер и Горошек безмолвно ожидали его неподалеку.

«Этого недостаточно, — подумал Вульфе. — Не важно, скольких мы убьем. Этого недостаточно. Они будут вторгаться в наш космос. Мы направляем отряды и изгоняем их из одного мира, а они уже грабят людей за нашими спинами. Найдем ли мы выход из тупика? Сможем ли когда-нибудь сделать нечто большее, чем сражаться за собственное выживание?»

Он провел кончиками пальцев по шраму на горле. Куда ушла его вера? На борту «Руки сияния» Вульфе обращался к исповеднику Фридриху, и тот укреплял его дух. С этим человеком он мог говорить откровенно. Фридрих был моложе сержанта, но он обладал спокойствием и мудростью, которым завидовал Вульфе. Хотя он не смог бы пить так много, как священник.

По пути к казармам ему вдруг захотелось повидаться с исповедником. Однако было уже поздно. Их, скорее всего, разбудят на рассвете. Генерал де Виерс не даст им отдыхать. Это вполне соответствовало планам Оскара. Самыми тяжелыми этапами солдатской жизни были периоды отдыха: слишком много времени для размышлений, когда боец начинает замечать мелкие и незначительные вещи. Даже закаленные стоики теряли контроль над собой. Примером мог служить полковник фон Холден. И он был не единственным. Инакомыслие в среде офицеров не считалось чем-то особенным. Повсюду возникали ссоры. Возрастало количество инцидентов, связанных с пьянством. Некоторые гвардейцы тянулись к менее законным развлечениям. И прежде чем ты что-то замечал, комиссары уже наказывали людей слева и справа.

Он не мог дождаться момента, когда Восемнадцатая группа армий придет в движение. Ничто не очищало ум так, как подготовка к битве.