Глава 3
ОТЛИЧНЫЙ ХОД
РУБ-ЭЛЬ-ХАЛИ
АРЗАШКУН
— Твоя императрица под ударом, — с усмешкой заметил хормейстер.
— Мне это известно, — ответила Сарашина и передвинула на доске фигурку из коралла, добытого в океанском мире Лаэран. — Или ты думаешь, что я впервые играю в регицид?
Немо Зи-Менг улыбнулся и покачал головой.
— Нет, конечно, я так не думаю. Но я не хочу выигрывать, воспользовавшись твоей рассеянностью.
— А ты уверен, что выиграешь?
— Как обычно.
— Только не сегодня, — ответила Сарашина, когда Зи-Менг взял своим рыцарем кастеляна и сбросил его на ковер.
Доска и фигурки, подаренные самим Фениксийцем, были поистине великолепны. Каждая фигура проработана до мельчайших деталей, у каждой свой характер, что неудивительно для примарха, прославившегося своим стремлением к совершенству. Прикосновение к этим изысканным скульптурам было не менее приятным, чем сама игра.
— Я думаю, ты ошибаешься, — возразил Зи-Менг, как только Сарашина передвинула по доске своего дивинитарха.
— Подумай еще, — сказала Сарашина и облокотилась на груду роскошных подушек, во множестве разбросанных по полу в покоях хормейстера. — Ну, видишь?
Зи-Менг наклонился над доской и, оценив расстановку фигур на доске, рассмеялся.
— Невероятно! — воскликнул он и всплеснул изящными и сильными руками скульптора.
На среднем пальце левой руки блеснуло кольцо с резным ониксом. Его переплетенные линии могли означать неизвестные символы, но, скорее всего, просто были затейливым орнаментом. Зи-Менг говорил, что купил кольцо у человека, утверждавшего, будто он прибыл из Четвертого Доминиона, но Сарашина считала, что это всего лишь очередная безвредная похвальба хормейстера. Если бы у него сохранились глаза, он наверняка бы подмигивал, рассказывая эту историю. Но его миндалевидные глазницы были плотно зашиты, а знающие люди понимали, что хормейстер был ослеплен больше ста лет назад, когда подобная практика была нормой.
Хормейстер еще раз изучил фигуры на доске, словно не веря в свое поражение.
— Я поражен кинжалом убийцы, спрятанным в бархатном рукаве. А я планировал еще много ходов, надеясь одержать легкую победу.
— Хороший игрок в регицид предвидит пять ходов, — сказала Сарашина. — А великий игрок…
— …планирует всего один ход, но это ход наилучший, — закончил Зи-Менг, перебирая тонкими пальцами пряди побелевшей бороды. — Если ты собираешься цитировать Жиллимана, окажи любезность, дай мне сначала выиграть.
— Может быть, в следующий раз, — ответила Сарашина, заметив у двери слепого сервитора хормейстера.
Это существо в белом одеянии, лишенное собственных мыслей, в ее мозгу казалось призраком, расплывчатым светлым пятном. Часть мозга сервитора, отвечающая за мышление, была удалена, и остались лишь рудиментарные навыки.
— Ты знаешь, почему я настаиваю на игре в регицид? — спросил Зи-Менг.
— Чтобы блеснуть своим мастерством?
— Отчасти, — признал он. — Но не только ради этого. Регицид учит нас терпению и дисциплине при выборе варианта, когда импульсивное решение кажется весьма привлекательным.
— Бесконечное обучение, так?
— Обучение проходит легче, если субъект не догадывается о том, что его учат.
— Ты и меня учишь?
— Думаю, нас обоих, — сказал Зи-Менг.
Сервитор внес сосуд с травяным отваром, закрытый стальным колпаком, но до Сарашины все же донесся теплый сладковатый запах.
— А как насчет твоего пристрастия к сладкому?
— Признаю, это моя слабость, — ответил Зи-Менг.
Он жестом отпустил сервитора и наполнил теплой жидкостью две чашки. Сарашина приняла напиток и осторожно отпила, наслаждаясь насыщенной сладостью.
— Сладость дает мне утешение, — с улыбкой сказал Зи-Менг. — А в такие времена надо пользоваться любым утешением, какое можно найти. Ты согласна?
— Я думала, что для этого тебе достаточно зажечь кальян, — заметила Сарашина.
— Утешения можно достичь разными путями, — ответил Зи-Менг, расстегивая пояс и позволяя одеянию упасть на пол.
У него было сухощавое и жилистое тело, но Сарашина знала, что в этих хрупких на вид конечностях таится немалая сила. Каждый квадратный сантиметр его бледной, пергаментно-сухой кожи покрывали татуировки, нанесенные при помощи иглы, которую, согласно слухам, Зи-Менг вырвал из тела окаменевшего существа, обнаруженного в мериканской радиоактивной пустыне. На полотне его плоти было изображено великое множество оберегающих символов: соколиные головы, змеи, пожирающие свой хвост, астропатические кресты, глаза и горгоноподобные лики.
Тот факт, что под давлением Имперского Кредо подобные символы вышли из употребления, ничуть не беспокоил хормейстера, поскольку он был старейшим из живущих в Городе Зрения астропатов и лучше многих других знал, как уберечься от опасностей имматериума.
Он улегся рядом с Сарашиной и с невероятной нежностью провел пальцами по ее руке. Она улыбнулась и перевернулась лицом вниз, позволяя Зи-Менгу массировать спину и снимать напряжение очередного трудного дня, полного отчаянных посланий, направляемых из залов мысли к Проводнику и далее, к намеченному получателю. Зи-Менг научился искусству массажа по книге мудрого старца, обитавшего в горах задолго до восшествия Императора и постройки венчающего мир Дворца. От прикосновений хормейстера по старым костям Сарашины разлилось исцеляющее тепло.
— Я бы не возражала, если бы ты всю ночь этим занимался, — промурлыкала она.
— И я бы так и сделал, — ответил он. — Но это не для нас, моя дорогая.
— Жаль.
— Расскажи мне о сегодняшних посланиях, — попросил он.
— Зачем? Ты и так знаешь обо всем, что прошло через башню.
— Верно, но я хотел бы услышать, что ты об этом думаешь, — сказал он, разминая болезненный узел в нижней части ее спины.
— Мы получаем запросы от миров с требованием армейских флотилий для защиты от разного рода мятежников.
— Почему же не попросить подкрепление легионов?
— Мне кажется, люди боятся. Если на сторону изменника могли переметнуться четыре легиона, за ними могут последовать и другие.
— Интересно, — протянул хормейстер, в то время как его рука не переставала разминать напряженные мышцы у нее на плечах. — Продолжай. Расскажи мне о легионах. Какие новости поступили на Терру от наших величайших воинов?
— Только отрывочные известия, — призналась Сарашина. — Некоторые легионы ежедневно запрашивают приказы, другие находятся вне зоны нашей досягаемости, а остальные, похоже, предпочитают действовать автономно.
— Скажи, почему решение космодесантников действовать самостоятельно вызывает опасения? — спросил Зи-Менг.
— Зачем ты задаешь вопросы, ответы на которые тебе и так известны?
— Чтобы узнать, известны ли они тебе.
— Хорошо, я отвечу, поскольку ты возвращаешь меня к жизни, — сказала Сарашина. — Если такую мощь, какую представляют собой легионы, однажды выпустить из-под контроля, ее трудно будет снова подчинить Терре.
— Почему?
— Считать космодесантников просто генно-модифицированными убийцами — значит сильно их недооценивать. Ими командуют очень опытные и честолюбивые лидеры. Попробовав действовать по своему усмотрению, они вряд ли захотят снова подчиняться, независимо от того, кто этого потребует.
— Очень хорошо, — кивнул хормейстер.
— Но до этого не дойдет, — продолжала Сарашина. — Хорус Луперкаль будет разбит в системе Исстваан. Даже ему не удастся устоять против семи легионов.
— Надеюсь, ты права, Аник, — сказал Зи-Менг. — Семь легионов это невероятная мощь. Сколько потребуется времени, чтобы флотилия лорда Дорна достигла Исстваана-пять?
— Уже скоро, — ответила Сарашина.
Превратности путешествия в варпе не позволяли делать более точные прогнозы.
— Тебя что-то тревожит в предстоящей битве? Я не имею в виду обычное беспокойство.
— Примарх Восьмого легиона, — призналась Сарашина.
— От Астартес Гвардии Ворона я слышал, что он воссоединился со своими воинами.
— Верно, но лорд Дорн настаивал, чтобы приказы о формировании сводной флотилии на Исстваан направлялись не Конраду Курцу, а только ротам Повелителей Ночи, которые дислоцированы в Солнечной системе.
— И это вызвало тревогу во Дворце? — как бы про себя заметил Зи-Менг. — То, что примарх воссоединился со своим легионом?
— Не только это, — сказала Сарашина. — Никому не известно, где был Курц после приведения к Согласию мира Черо.
— Это известно лорду Дорну, хотя он в этом и не признается, — ответил Зи-Менг. — Он поручил мне отправить послания лордам Вулкану и Кораксу.
— Что это за послания?
— Я не знаю, — сказал Зи-Менг. — Они составлены неизвестным мне способом, что-то вроде боевого жаргона, известного только сыновьям Императора. Остается только надеяться, что оно попадет к ним вовремя. Но хватит говорить о том, чего мы не в состоянии изменить. Расскажи мне о Просперо. Как ты думаешь, почему уже несколько месяцев с ним нет связи?
— Вероятно, Магнус все еще переживает последствия Никейского собора, — предположила Сарашина.
— Может быть, и так, — согласился Зи-Менг. — Я видел его в тот момент, когда Император огласил приговор, и никогда этого не забуду. Его обуяла невообразимая ярость, но еще сильнее была боль предательства, которую я услышал в его сердце.
— Я могу задействовать еще один хор для связи с Просперо, — предложила Сарашина.
Зи-Менг покачал головой.
— Не надо. Я уверен, Магнус вскоре сам восстановит контакт. Как бы ни был он уязвлен приговором, его любовь к отцу слишком сильна, чтобы долго оставаться в отчуждении. Ну, вот я и закончил.
Сарашина перевернулась, подвигала плечами, повертела головой и улыбнулась, ощущая, как свободно двигаются ее суставы и мышцы.
— Чем бы ни было то искусство, которому тебя научили люди гор, оно очень эффективное, — сказала она.
Зи-Менг сплел пальцы и повернул руки ладонями наружу.
— Я ведь и тебя этому научил, — с улыбкой напомнил он. — Помнишь?
— Помню. Ложись.
Сарашина поднялась, и хормейстер занял ее место, улегшись лицом вниз.
Она уселась на него верхом и начала массировать татуированную спину. Люди с соколиными головами и змеи, заглотившие свой хвост, стали вытягиваться и извиваться под ее пальцами.
— Расскажи мне о Кае Зулане, — попросил Зи-Менг. — Через шепчущие камни я чувствую его ночные кошмары.
— Их ощущают почти все обитатели башни, — добавила Сарашина.
— Его разум пострадал, Аник. Очень сильно пострадал. Ты уверена, что целесообразно тратить на него силы, чтобы спасти от Пустой горы? Великому Маяку постоянно требуются свежие головы. И теперь сильнее, чем когда-либо.
Руки Сарашины приостановили свою работу.
— Я верю в него. Он был моим лучшим учеником.
— Да, когда-то, — сказал Зи-Менг. — А теперь это просто астропат, который не передает посланий. Или не хочет ни передавать, ни принимать их.
— Я это знаю. Я поручила его заботам лучшего оракула. Думаю, ты одобришь мой выбор.
— Кто это?
— Афина Дийос, — ответила Сарашина. — У нее редкий дар исцеления поврежденного разума.
— Афина Дийос, — задумчиво повторил Зи-Менг и довольно заворчал, когда ладони Сарашины прошлись по его плечам. — Помоги ему Трон.
— Госпожа Сарашина сказала, что ты больше не можешь сформировать послание, — полным язвительного пренебрежения голосом произнесла Афина. — Это ведь основная телепатическая функция, без которой не может работать ни один астропат. Ты уже не совсем астропат, верно?
— Вероятно, — ответил Кай, стараясь не слишком пристально ее разглядывать.
— Что-то не так?
— Нет, все в порядке, просто ты не совсем такая, как я ожидал.
— А чего ты ожидал?
— Не… этого, — пробормотал он, сознавая, насколько смешон его ответ.
Сказать, что зрелище оказалось для Кая неожиданным, значило бы сильно преуменьшить его изумление. После целой ночи нескончаемых кошмаров его вызвали в одну из безымянных тренировочных келий все на том же уровне для новичков. Из всей обстановки там стояло одно кресло, и комната казалась настолько безликой, насколько это возможно.
В келье его уже поджидала Афина Дийос, и Кай мгновенно ощутил резкие грани ее личности.
Ее тело покоилось в парящем в воздухе кресле, созданном специально для ее искривленной спины и с учетом того немногого, что осталось от конечностей. Ноги Афины были ампутированы до середины бедра, левая рука безобразно сморщилась от многочисленных шрамов, а тонкий аугментический манипулятор, заменивший правую руку, нетерпеливо выбивал дробь по отшлифованному стальному подлокотнику. Лишенный волос череп покрывала кожа, напоминающая выветренные камни древних руин. Пустые ввалившиеся глазницы были закрыты искусственно нарощенной кожей, и это была единственная часть лица, не пострадавшая от ужасной катастрофы или другого несчастья, приковавшего женщину к инвалидному креслу.
— Воспользуйся своими шикарными зрительными приспособлениями и сделай снимок, — резко бросила ему Афина. — Позже на досуге сможешь налюбоваться досыта. А сейчас нам предстоит поработать. Понятно?
— Конечно. Да, извини.
— Не извиняйся, — отрезала она. — Я не нуждаюсь в твоей жалости.
Ее кресло развернулось и проплыло в другой конец кельи, а Кай воспользовался возможностью подключить медицинский фильтр и исследовать ее единственную руку. Характер повреждений кожи и плотность шрамов подсказали ему, что раны появились несколько лет назад. А коллоидные рубцы свидетельствовали, что имело место пусть частичное, но воздействие вакуума.
Афина пострадала при аварии звездного корабля.
По крайней мере, у них было что-то общее.
— Сядь, — сказала Афина, разворачиваясь лицом к единственному креслу.
Кай повиновался, и мягкое сиденье словно обволокло его тело. Датчики давления вызвали изменение формы подушек в соответствии со строением его скелета. Это было самое удобное кресло, в котором Каю приходилось сидеть.
— Тебе известно, кто я? — спросила Афина.
— Нет.
— Я Афина Дийос, оракул. Это означает, что я намерена отыскать еще оставшиеся крупицы твоих способностей и собрать их в единое целое. Если мне это удастся, ты снова сможешь приносить пользу.
— А если нет?
— Тогда ты отправишься в Пустую гору.
— Ох.
— Ты этого хочешь? — спросила Афина, прекращая барабанить аугментической рукой по подлокотнику коляски.
— В настоящий момент мне это безразлично, — ответил Кай, скрестив ноги и потирая ладонью заросшие щетиной щеки.
Безжалостно-яркий свет делал келью ужасно похожей на больничную палату. Коляска Афины повисла рядом с ним, и Кай уловил запахи антисептика и обезболивающего бальзама, покрывающего искалеченную руку. Еще он заметил золотое кольцо на среднем пальце. Включив увеличение, он рассмотрел мелкую гравировку: птица, вылетающая из расколотого яйца, окруженного языками пламени.
Афина заметила его взгляд, но ничего не сказала.
— Тебе известно, что происходит в Пустой горе? — спросила она.
— Нет, конечно, — ответил Кай. — Об этом никто не рассказывает.
— И как ты думаешь, почему?
— Откуда мне знать? Суровый обет молчания?
— Это потому, что никто из попавших в Пустую гору не возвращается оттуда, — сказала Афина. Она наклонилась вперед, и Кай с трудом удержался, чтобы не отпрянуть. — Я видела, что происходит с несчастными, попавшими туда. И мне жаль их. Они обладают даром, но его силы недостаточно, чтобы приносить хоть какую-то другую пользу. Это благородная жертва, но ее благородство не отменяет неминуемой смерти.
— Так что же с ними происходит?
— Сначала кожа трескается, как бумага в пламени, и осыпается пылью. Затем постепенно тают мышцы, и, хотя ты чувствуешь, что жизнь покидает тело, процесс остановить невозможно. Шаг за шагом исчезают мысли: воспоминания, радость, счастье, боль и страх. Все это находит применение. Маяк не оставляет от тебя ничего. Все, что составляло твою личность, высасывается, остается лишь истощенная оболочка, пустая шелуха испепеленной кожи и раскрошенных костей. Это больно, мучительно больно. И ты должен это знать, прежде чем так легкомысленно отказываться от последнего шанса сохранить жизнь, который я тебе предлагаю.
Кай чувствовал ее дыхание — жаркое, густо насыщенное запахами медикаментов.
— Я этого не хочу.
— Я так и думала, — сказала Афина и отодвинулась от Кая, шевельнув аугментическим манипулятором.
— И как же ты собираешься мне помочь?
— Как давно ты в последний раз погружался в транс восприятия? — спросила Афина.
Вопрос застал Кая врасплох.
— Я не помню точно.
— Я намерена помочь тебе избежать Пустой горы, но ты должен дать мне что-то, с чем можно было бы работать, Кай Зулан. Если ты мне хоть раз солжешь, если что-то утаишь, если дашь повод подозревать, что препятствуешь моей работе или подвергаешь опасности чью-то жизнь в этом городе, я без колебаний откажусь от тебя. Я понятно выразилась?
— Вполне, — ответил Кай, осознав, что его жизнь целиком и полностью находится в руках этой обезображенной женщины. — Я уже несколько месяцев не погружался в транс восприятия.
— Почему? Вероятно, это причиняет тебе страдания, — сказала Афина. — Ты болен?
— Немного, — признал Кай. — У меня возникает боль в суставах и все время болит голова.
— Тогда почему ты избегаешь транса?
— Потому что мне легче терпеть боль, чем ощутить то, что я почувствовал на «Арго».
— Значит, все это не связано с утратой способностей. Это хорошо. По крайней мере, мне есть с чего начать.
Кресло Афины снова скользнуло ближе, и она протянула ему свою руку. Туго натянутую сухую кожу пересекали твердые и бледные рубцы. На вид они казались влажными и лоснящимися, и Кай не сразу решился обхватить ее ладонь своей рукой.
— Я сейчас буду погружаться в транс передачи послания, — пояснила Афина. — Ты будешь следовать моим словам, но я хочу, чтобы ты сформировал картину. Ту самую, которую обычно формируешь, чтобы очистить полотно для послания, ничего нового. Я буду рядом, и мы начнем формировать картину — только это. Мы не станем ни передавать, ни принимать послания. Ты должен это уяснить, прежде чем мы начнем.
— Я все понял, — сказал Кай. — Мне это не нравится, но я понимаю.
— Тебе может многое не нравиться, но постарайся сделать это.
Кай кивнул, закрыл глаза, замедлил дыхание и прочел подготовительные мантры, которые вызывали в его сознании фантастический пейзаж. Это было легко. На такое способен любой человек, не обязательно псайкер, хотя обычный человек в результате достигнет только релаксации, не больше. Зато следующий шаг грозил осложнениями, и Кай постарался прогнать предчувствие.
— Теперь поднимайся в этот ландшафт, — скомандовала Афина.
Ее голос утратил прежнюю резкость и стал гораздо приятнее.
Кай позволил мантрам высвободить сознание из тела, и при этом ощутил легкое головокружение. Затем, словно хор из далекого театра, послышалось едва различимое пение. Астропаты в башне занимались своими делами, но в это неспокойное время трудно было ожидать чего-то другого. Башня была наполнена миллионами приглушенных голосов, и шепчущие камни не давали им смешиваться между собой. На границе имперского пространства Кай прогнал все мятежные мысли и позволил мягкому сиянию окутать его тело защищающей пеленой.
Теперь он был готов.
Он ощущал присутствие сопровождающей его Афины. Понятия верха и низа в пространстве духа не имели значения, но человеческое восприятие не может сформировать абсолютно абстрактное пространство. Каждый астропат по-своему входил в транс восприятия: некоторые окружали себя образами, соответствующими местоположению передающего телепата, другие сосредоточивали внимание на ключевых символах, общих для большинства посланников.
Кай не пользовался ни тем, ни другим методом, предпочитая создавать собственное мысленное полотно, на котором отпечатывались видения передающего телепата. Зачастую мысленная архитектура могла исказить сообщение, и угроза неверного толкования висела проклятием над каждым астропатом. Кай за все годы службы ни разу не допустил ошибочной интерпретации, но — как и всякий другой ученик в Городе Зрения — был наслышан об ужасных случаях, когда астропаты неправильно истолковывали отчаянные просьбы о помощи или посылали экспедиционные флотилии разрушать миры, чьи обитатели были верными слугами Трона.
Он ощутил тепло, и его тело покрылось испариной.
Не настоящее тепло, но достаточно реальное для этой обители видений и миражей.
Кай открыл глаза. Вокруг него на многие километры простиралась пустыня.
Над белым песком дрожал раскаленный воздух, необъятные безлюдные просторы не могли таить в себе никакой опасности. Ничто не могло потревожить пустынную даль — из этого мира были удалены абсолютно все признаки жизни.
Таким был ландшафт, появляющийся в видениях Кая с тех пор, как он вернулся на Терру.
На борту спасательного катера сильные медицинские снадобья удерживали Кая в состоянии бодрствования, но человеческий мозг не может долго обходиться без сна. В госпитале Дома Кастана на Киприосе, в первую ночь на Терре, его хрупкая психика без сдерживающих средств едва не разлетелась на множество осколков, но затем включились приобретенные во время обучения рефлексы, и Кай смог контролировать сны. Вплоть до прошлой ночи он постоянно приходил в сновидениях в это место и бродил по удивительной пустыне до самого пробуждения.
Такой сон освежал тело, но не приносил облегчения разуму.
— Это и есть твое полотно? — раздался голос.
Кай обернулся и увидел идущую к нему Афину Дийос. Длинное одеяние развевалось вокруг ее стройного тела, густые волосы золотисто-рыжего оттенка рассыпались по плечам.
— Ты выглядишь удивленным, — заметила она.
— Наверно, так и есть, — ответил Кай.
Ее нынешний облик так же изумил его, как и увиденный при первой встрече.
— Не стоит удивляться. В конце концов, это царство сновидений. Здесь можно принять любой вид, какой захочется.
— К тебе это не относится, — сказал Кай, уловив едва заметную уклончивость. — Это настоящая ты.
Афина прошла мимо Кая, и вместо химического запаха медикаментов он вдохнул аромат корицы и миндаля.
— Ты красивая, — сказал он.
Она оглянулась через плечо. На энергичном лице появилась улыбка.
— Ты добрый. Большинство людей сказали бы, что я была красивой.
— Ты должна привыкнуть к тому, что я не «большинство».
— Я в этом уверена, — сказала Афина. — Это и есть твой ландшафт видений?
— Да, это Руб-Эль-Хали, — ответил Кай.
— Мне не понятно это название.
— Оно означает «Пустое место», — пояснил Кай. — Это была пустыня Старой Терры, которая росла и росла, пока не соединилась с другой песчаной областью и не образовала пыльную котловину.
— Это мысленный ландшафт творца видений, который не хочет их видеть, — сказала Афина. — Неразумно постоянно оставаться на уровне познания, лишая подсознание возможности освободиться. Нет символизма, ничто не напоминает о реальном мире и ничто не указывает на аспект личности творца видений.
— Что же нам теперь делать? — спросил Кай.
— Продолжим исследования, — ответила Афина. — Я должна составить представление о твоем сознании, прежде чем смогу отыскать трещины.
— В Руб-Эль-Хали нечего исследовать.
— Посмотрим. Скажи, почему ты оказался здесь.
— В трансе?
— Нет, в Городе Зрения. Я читала твое личное дело. Ты был откомандирован в легион Ультрамаринов и стал служить на «Арго», фрегате с экипажем илотов, направлявшемся к юпитерианским докам для переоборудования перед отправкой на Калт. Расскажи, почему ты оказался здесь, а не на пути в систему Ультрамар.
— Я не думаю, что мы должны об этом говорить, — сказал Кай.
Далекий горизонт пустыни дрогнул, словно под поверхностью песка шевельнулось гигантское существо. Он попытался проигнорировать это явление, но безликая пустыня его видений уже изменилась, реагируя на новое вторжение.
Афина, проследив за его взглядом, заметила осыпавшийся со склона белый песок.
— Что это? — спросила она.
— Ты читала мое личное дело, — сказал Кай, стараясь не показывать испуга. — Ты должна знать, что это такое.
— Я хочу, чтобы ты сам мне сказал.
— Нет, — отрезал Кай.
Из песка показалось нечто огромное, сверкающее кобальтом и золотом, похожее на чешуйчатую спину змея, поднявшегося над поверхностью океана. Невероятное создание двигалось с грацией хищника и упорством урожденного убийцы. Спустя несколько мгновений оно скрылось под поверхностью пустыни.
— Мы здесь очень уязвимы, — спокойно заметила Афина.
— Я и сам это знаю, — резко ответил Кай.
— Ты не думаешь, что надо отыскать безопасное укрытие?
— И что ты предлагаешь? — огрызнулся он. — Мы же в пустыне.
Сердце у него уже колотилось по ребрам, а ладони взмокли от пота. Во рту пересохло, и мочевой пузырь грозил немедленно выплеснуть содержимое. Кай прикрыл ладонью глаза от слепящего солнца и окинул взглядом горизонт в поисках новых подземных хищников.
— Нет, не в пустыне, — возразила Афина. — Мы в твоем сознании, лицом к лицу с твоим страхом. Что бы здесь ни было, это часть тебя, и только ты можешь позволить им на нас напасть. Давай, Кай, ты же не забыл основные принципы психической защиты?
— Я не могу помешать им появляться.
— Нет, можешь, — настаивала Афина, беря его за руку. — Создай то, что обеспечивало тебе безопасность в прошлом.
Кай заметил блеск в песке за плечом Афины, и все мысли о когда-то усвоенных принципах вылетели у него из головы. Все затопил страх, и из-под песка послышались отчаянные вопли, словно голоса целой армии похороненных заживо людей.
— Кай, ты сможешь это сделать, — сказала Афина, оглядывая пески. — Держись за мой голос.
Она начала нараспев читать мантры, предшествующие погружению, и мерный ритм ее голоса подействовал подобно успокаивающему лекарству.
— Это видение, созданное мной. Это царство спокойствия. Я хозяин этого царства. Кай, повторяй это вслед за мной.
— Я хозяин этого царства, — повторил Кай, стараясь поверить этим словам.
В песке сгустившимся темным пятном проявился силуэт чудовища. Оно кружило под ними, поднимаясь к поверхности неторопливыми толчками металлического тела. Оно знало об их уязвимости и не спешило убивать свои жертвы.
— Говори увереннее! — прошипела Афина. — Я не больше твоего хочу видеть это создание.
— Я хозяин этого царства! — закричал Кай.
— А теперь создай для нас безопасное укрытие, — посоветовала Афина.
Кай постарался собраться с мыслями, несмотря на движущийся под ногами песок. Левиафан скользил под ними, его невероятно огромное тело, растянувшееся на километры, окружило Кая и Афину.
Он знал, что это такое, но знание только усиливало желание держаться подальше от ужасного монстра.
— Я знаю, где будет безопасно, — произнес он.
— Покажи мне, — попросила Афина.
В бесплодной пустоте своего сознания Кай медленно, камень за камнем, начал рисовать крепость из света. Вокруг них начали подниматься воображаемые башни, сводчатые корпуса, крытые сады и трехрядные галереи. Позолоченные арки, балконы и минареты, украшенные нефритом, жемчугом и янтарем, образовывали сооружение, рожденное воображением и воспоминаниями.
Это была крепость из древних времен, чудо света, которое давно прекратило свое существование.
При виде величественной крепости, чьи стены мерцали и переливались, словно были сделаны из оплавленного песка, Афина широко раскрыла глаза. Неведомая сила подняла их в воздух и перенесла на высокую башню, за сотни метров от волнующегося песка.
— Что это за место? — спросила Афина, едва закончился головокружительный полет.
Кай крепко обнял ее за плечи, оберегая от яростного ветра, грозившего сбросить их со стены.
— Это крепость Арзашкун в царстве Урарту, — ответил Кай. — Когда-то она стояла в верховьях великой реки, берущей начало в саду, где зародилось человечество.
— Она стоит до сих пор? — спросила Афина, глядя, как над дрожащими песками ландшафта видений поднимаются все новые и новые башни, стены и ворота.
— Нет, она была разрушена.
— Но ты знаешь, как она выглядела?
Кай услышал приближающийся к поверхности гул, но заставил себя сосредоточиться на вопросе Афины. Если он позволит своим мыслям вырваться за пределы крепости, они оба немедленно рухнут вниз. Он вызвал в памяти стеклянные стены колоссальной библиотеки, расположенной в окружении высокогорных лесов.
— Вскоре после назначения в Тринадцатый легион мне посчастливилось получить доступ в Хрустальную библиотеку на Прандиуме, — сказал Кай, обращаясь к прошлому, чтобы избежать настоящего. — Видела бы ты, Афина, эти десятки миллионов книг, картин и симфоний, помещенных в резонансные кристаллы, заполнившие все стены каньона. Хранитель показал мне одну из книг примарха Жиллимана, хранившуюся среди прочих томов, словно в ней не было ничего особенного. Но это невероятное произведение, какого я и представить себе не мог. Оно не отличается ни новизной идей, ни изысканной каллиграфией, зато в ней колоссальное внимание уделено деталям, недоступным для простого смертного.
— И в той книге ты увидел крепость? — догадалась Афина.
— Да. На странице, где рассказывалось о пребывании лорда Жиллимана на Терре перед отправкой его флотилии в Великий Крестовый поход. Я увидел набросок крепости, настолько реалистичный, что ощутил твердость ее камней и крепость стен. Там еще имелось примечание о путешествии в те края отца примархов и о том, что он изучил архитектуру крепости. Я тоже бывал в том районе, но от Арзашкуна ничего не осталось, даже воспоминаний. Тем не менее лорд Жиллиман представил себе крепость настолько отчетливо, словно получил планы от самого Рогала Дорна.
— Если бы только это было на самом деле, — вздохнула Афина.
Кай проследил за ее взглядом, устремленным поверх стены. У него вдруг сильно забилось сердце и закружилась голова. Из-под песка, словно кровь в молоке, стало проступать красное пятно. Пульс Кая участился, и в горле пересохло, когда он ощутил неудержимый всплеск воспоминаний. В мысли ворвался жалобный детский голос, и красное пятно тотчас увеличилось.
Невидимый охотник, нетерпеливый и возбужденный, рванулся под землей к расползающемуся багряному пятну. Под самыми стенами он вырвался на поверхность с оглушительным шумом, в блеске клинков и шипов. Призрачный корабль вынырнул из глубочайшего океана, словно охотник из засады, и тотчас с грохотом рухнул. Его борта сверкнули голубоватой сталью, золотом и бронзой. Это был покоритель миров, завоеватель, способный произвести невообразимые разрушения, и крепость из света, конечно, не могла устоять перед такой мощью.
Вслед за кораблем катилась волна десятков тысяч голосов, наполненных ужасом и болью. Призрачный корабль знал его имя, и он хотел, чтобы Кай присоединился к мертвецам, чьи кости и кровь заполнили переходы и каюты.
Кай с воплем вылетел из своего видения в тот момент, когда крепость рассыпалась осколками в виде невероятного множества ухмыляющихся лиц, черных клинков и оскаленных клыков.
Он резко открыл глаза и выпрямился в кресле. Шепчущие камни мерцали воспаленными красными огоньками, перебрасывая остатки психической энергии контакта в залы-ловушки, расположенные в подземельях башни. Кай закрыл лицо ладонями и ощутил прохладную керамику и металл аугментических глаз. Сознание было переполнено чувством вины, ужасом, отвращением и печалью, из горла, воспалившегося от криков, вырвалось сдавленное рыдание.
Слез не было, и мучительная боль не отступала.
— Это был «Арго»? — спросила Афина.
Кай кивнул. Он вдруг заметил, что до сих пор держит ее за руку, и под его напряженными пальцами на ее изувеченной коже появились красные полукружья от впившихся ногтей. Он со стыдом отдернул руку.
— Прости, — произнес Кай. — Я не хотел.
Афина прикрыла ладонью поврежденное запястье.
— Я ощутила это, — сказала она и снова взяла его за руку. — Я ощутила все, что ты чувствовал, когда они умирали. Все.
Кай разрыдался, оплакивая потерянные души обитателей «Арго».
Но горше всего он оплакивал себя самого.
