Глава вторая

Иероним Тета. Мрачный мир у внешнего края Сегментума Темпестус. И достаточно юный, как отметил комиссар Костеллин. Численность населения еще не достигла девяти миллионов, а освоена лишь треть поверхности планеты.

Как многие новые миры, Иероним Тета еще богата полезными ископаемыми. Вся промышленность выстроена вокруг добычи и переработки минералов. И планета отдает львиную долю своих богатств Империуму адамантием и пласталью. Подземное хозяйство включает более двадцати тысяч станций. Тета слывет хорошо защищенным местом, поскольку Империум держит окрестности Сегментума Темпестус в ежовых рукавицах. Углубляясь в чтение инфопланшета, Костеллин отметил также, что ни сам этот мир, ни окружающие планеты не были задействованы ни в каком, даже самом малом, конфликте. «Само совершенство», — подумал он.

— Это всё, сэр?

Костеллин с удивлением посмотрел вверх. Он-то думал, что давно отослал гвардейца, доставившего сводку. На самом же деле он лишь жестом дал понять, что тот свободен, после чего погрузился в чтение. Ему следовало быть осмотрительнее. Комиссар провел почти тридцать лет — с тех пор как ему самому стукнуло тридцать — приписанным к Корпусу Смерти Крига. Если он что и выучил за это время, так это то, что солдаты Корпуса в целом намеков не понимали. Они не реагировали на жесты или эмоции, а нуждались в прямых приказах.

Гвардеец продолжал стоять навытяжку перед широким столом комиссара. Даже здесь, на контролируемом системами безопасности десантном корабле, он носил полную боевую экипировку. Угольно-серые шинель, ботинки и брюки — цвет Сто восемьдесят шестого пехотного полка Крига. Впрочем, поскольку лишь немногие полки Корпуса Смерти выбирали цвета, отличные от серого или черного, это не сильно выделяло их из толпы. Шлем, перчатки и рюкзак гвардейца тоже находились при нем, да и лазган висел там, где надо. Что выглядело совсем глупо — он по-прежнему носил противогаз. Толстый резиновый шланг соединял маску с фильтром в квадратном кожаном ранце на груди воина.

Костеллин не знал имени этого солдата. Впрочем, он не знал имени ни одного из них. Только немногие из криговцев имели имена, и все равно — редко когда они использовались внутри полка. Для комиссара они были лишь номерами на бумаге — как и для полковников и генералов, отправлявших их в бой.

Как личности они были даже меньше, чем номера.

Криг классифицировался как мир смерти, планета с ядовитой атмосферой. Как следствие, его обитатели привыкли к защитным костюмам, как ко второй коже. Несмотря на это, перед переводом в Корпус комиссар почему-то воображал, что в один прекрасный день маски будут сняты. Но он ошибся.

Маски отчуждали криговцев даже друг от друга. В отличие от других полков, в которых служил Костеллин, здесь он редко видел крепкие узы дружбы. Бойцы Корпуса Смерти учились, сражались, ели и спали плечом к плечу, но между ними не возникало ни дружбы, ни даже боевого товарищества. Полк состоял из незнакомцев, и с годами Костеллин начал подозревать, что именно в этом суть и смысл их существования.

— Да-да, это всё, — сказал он, вновь отсылая прочь безымянного и безликого солдата. В ответ гвардеец отдал честь, щелкнул каблуками и повернулся к двери. — Вот что я думаю, — произнес комиссар, остановив бойца, — вопрос: сколько людей из твоего взвода могут высадиться на планету? Я разослал по кораблю памятку. Ведь нас тут как-никак четыре полка. По-хорошему, надо бы предупредить власти Иероним Тета о том, что мы нагрянем с такими крупными силами.

Гвардеец безмолвно уставился на него, на мгновение дольше, чем комиссар мог спокойно вытерпеть. Круглые темные линзы маски скрывали глаза, придавая лицу солдата сходство с черепом с провалившимися глазницами.

— Мы останемся на борту «Мементо мори», сэр, — наконец произнес он. — На следующие шесть дней у нас запланирована серия боевых тренировок.

— Нас всех поджимает время, — возразил Костеллин. — Вообще-то, мы порядочно выпадаем из графика, так долго участвуя в кампании на Даске. Администратум немало попотел, чтобы компенсировать эту задержку.

— Да, сэр.

— Я уверен, что какие бы тренировки ни планировал ваш лейтенант, это дело добровольное.

— Да, сэр. Мы все добровольцы.

— Еще бы, — вздохнув, сказал Костеллин. Он не знал, почему он вообще о чем-то спрашивает. Его мозг напряженно работал, пытаясь найти причину, по которой он так долго задерживает этого человека. Возможно, в этот раз он поступил так из-за смущения. — Вот еще что, — вспомнил он. — Пока ты здесь. Передай майору Гамме мои поздравления в связи с его повышением. Скажи, что сразу по возвращении я с ним свяжусь и мы пройдемся по новым распределениям.

— Майору Гамме, сэр?

— Я имел в виду полковника Сто восемьдесят шестого, — поправился Костеллин. — И раз на то пошло, тебе также стоит поздравить майора Гамму — нового майора Гамму.

— Да, сэр.

Костеллин знал, что ему следует доставлять такие сообщения лично, но один раз, решил он, долг может и подождать, тем более что с шести утра у него официальный отпуск. Комиссар вернулся к своему инфопланшету, но мгновением позже оторвался от строчек, поняв, что гвардеец по-прежнему стоит в дверях.

— Спасибо, на этом все, — произнес Костеллин. — Свободен.

Солдат отсалютовал, и дверь за ним бесшумно закрылась. Комиссар поежился. В конце концов, ему бы следовало уже привыкнуть иметь дело с Корпусом Смерти. Тем не менее они все равно задевали его — отсутствием и видимых, и скрываемых эмоций, даже малейшего намека на них.

Костеллин отбросил эти мысли прочь. Пробежал глазами строчки планшета, подмечая множество деталей о Иероним Тета. Столица, Иероним-сити, сейчас наслаждалась ранней осенью. Осадков в этом году выпало меньше нормы.

Нельзя сказать, что погода много значила для Костеллина. Он собирался провести весь шестидневный отпуск в четырех стенах, в барах, ресторанах и прочих увеселительных заведениях, наслаждаясь так долго отсутствовавшим простым общением с людьми. Что лучше всего, он знал, что никого из полка, ни единого солдата Корпуса Смерти Крига не будет в радиусе тридцати тысяч километров.

Комиссар почувствовал, что палуба дрожит под ногами. Он отошел в сторону: криговцы шагали мимо него. Они маршировали в шеренгу по трое; тяжелые ботинки били об пол ритмично и четко, так что весь корабль, казалось, вздрагивал в резонансе. Взводный скомандовал «равнение налево» и приветствовал комиссара. Костеллин ответил тем же и терпеливо прождал, пока остатки взвода пройдут мимо.

Шестьсот пар пустых темных линз, уставившихся на него. Иногда Костеллину становилось интересно, что видят они при взгляде на него: седовласого узконосого старика, дожившего до возраста, которого никому из них не достичь?

Сквозь иллюминатор он посмотрел вниз, на грузовую палубу. Еще один взвод расчистил себе небольшое место для тренировки, аккуратно сложив деревянные ящики вдоль стены. Они были одеты в черное, так что должны были принадлежать к Сорок второму или Восемьдесят первому полку, точнее сказать комиссар не мог, будучи не в силах рассмотреть с такого расстояния знаки различия.

Солдаты протыкали штыками мешки с песком, на которых, как ни странно, красовались их же изображения. Костеллин как-то спросил сержанта, что это значит, а тот устало и самоуверенно пояснил, что самая большая потенциальная угроза для любой армии кроется внутри нее самой. Корабль «Мементо мори» оснастили тренажерным залом и стрельбищем, но Костеллин не был уверен, что они используются, и вовсе не собирался выяснять это в ближайшие шесть дней.

В кают-компании он не обнаружил никого, кроме другого комиссара: лысеющего мужчины со впалым щеками, которого Костеллин прежде не встречал. Офицеры Крига не брезговали есть с нижними чинами, поскольку сами вышли из этой среды. Костеллин взял миску с едой и сел напротив комиссара. Представился, услышав в ответ, что соседа зовут Манхейм и он недавно прикомандирован к Сорок второму полку. Сразу же Костеллин понял, какой станет тема разговора.

— Я отслужил на Даске полтора месяца, — сказал Манхейм. — И застал только последние этапы кампании, но мне есть что сказать. Героизм, самоотверженность, проявленные этими людьми…

— Но… — поддержал Костеллин. Он знал, что последует «но».

— Вы служили в других полках, прежде чем оказаться в этом? — сказал Манхейм осторожно.

— Катачанский четырнадцатый, — кивнул Костеллин.

— Воины Джунглей? — Манхейм был впечатлен. — Я слышал, с ними бывает трудно.

— Не то чтобы очень, — буднично сказал Костеллин, — если знать, как с ними обращаться. Я заработал их уважение и доверие, а они — мое, и более чем. В чем-то Корпус Смерти напоминает мне этих камикадзе. Они сражаются так же яростно и непоколебимо. Знаете, в целом у полков Крига самый низкий уровень дезертирства в Имперской Гвардии. Вплоть до, черт побери, нулевой отметки.

— Да, они смерти вообще не боятся, — задумчиво пробормотал Манхейм с набитым ртом.

— В общем-то, да — в хорошем смысле.

— И еще. Поймите меня правильно, они умеют уважать. Стоит мне отдать приказ, они бегут выполнять.

— Ты просто не понял еще, как к ним относиться, — догадался Костеллин.

— Когда я с ними говорю, это похоже… Никакого ответа от них. Не могу сказать, что они думают, что чувствуют. Что ими движет, Костеллин?

Костеллин натянуто улыбнулся и попробовал объяснить. Он сам задавал себе этот вопрос бессчетное множество раз. И до сих пор не нашел ответа — по крайней мере, все объясняющего. Люди Крига не обсуждали свое прошлое, стыдясь его. Однако еще тридцать лет назад Костеллин поставил себе задачу узнать все о своем новом полке, включая его историю.

Задача оказалась на удивление трудной. Большая часть истории Крига и его обитателей утрачена или, как он подозревал, безжалостно вымарана из имперских архивов. Один ужасный факт, впрочем, не подвергался сомнению. Где-то полторы тысячи лет назад Криг стал ареной ожесточенной и кровавой гражданской войны, начавшейся, когда пресыщенные Автократы, правившие планетой, объявили свою независимость от Империума.

— Конечно, — добавил комиссар, — мирные жители не все заразились этой ересью.

— Конечно, — сказал Манхейм.

— Поэтому Автократы послали свои личные армии на улицы, чтобы сокрушить любое сопротивление. Им это почти удалось.

Человека, которому пришлось стать спасителем Крига, звали полковник Юртен. Когда Автократия перешла в наступление, тот находился в городе-улье Феррограде, муштруя полк Имперской Гвардии.

Конечно, силы противника превосходили силы полковника Юртена в тысячи раз и ресурсов для ведения войны у Автократов было гораздо больше, включая контроль над защитными системами планеты. Империуму не удалось прорвать кольцо блокады и помочь лоялистам Крига. Юртен вел войну, которую не мог выиграть — по крайней мере, обычными средствами. Но в подземельях Феррограда, в секретном бункере, возведенном Адептус Механикус, полковник наткнулся на склад запрещенного к тому времени оружия: старинных орудий смерти, довольно необычных.

— Величайший герой Крига, — сказал Костеллин, — уничтожил его. Юртен решил, что раз Император не может обладать этим миром, то пусть планета не достанется никому. В праздник Вознесения Императора он взорвал эти боеприпасы в атмосфере.

Манхейм позабыл о еде. Розовый студень застыл на краю его ложки.

— Так вот почему на Криге такой воздух…

— Взрывы разрушили экосистему планеты, — подтвердил Костеллин. — Полковник угробил миллиарды, но войну это не остановило, она длилась еще пятьсот лет, но потом пришли победители.

— Корпус Смерти, — сказал Манхейм.

— Закаленные в атомном огне.

— А вы сами видели Криг?

— Один раз, — сказал Костеллин. — Всего однажды мне довелось пройтись по его поверхности. Клянусь Императором, лучше б я этого не делал.

Еще несколько минут они ели в полной тишине, Костеллин решил дать комиссару время переварить услышанное. А потом сказал более мягким тоном:

— Ищите светлую сторону. Сегодня вечером мы ужинаем в куда более приличном месте.

— Не уверен, — сказал Манхейм. — Я еще не решил, стоит ли мне высаживаться. Мой полк решил…

— Потренироваться, — понял Костеллин, — и ты чувствуешь, что должен быть с ними.

— Да, именно так.

— Но ты им сейчас не нужен. Используй свободное время, пока оно есть. Еще не скоро, поверь мне, оно у тебя появится. Департаменто Муниторум имеет привычку забывать о ежегодном отпуске для бойцов Корпуса Смерти, а они, в свою очередь, никогда на это не жалуются.

— Тем не менее, — возразил Манхейм, — мне кажется, я должен потратить время на то, чтобы узнать этих людей получше и понять, какова моя роль.

— Если мораль криговцев так высока, — иронично сказал Костеллин, — если нет проблем с дисциплиной, то вообще неясно, зачем им нужны комиссары.

— Вы, похоже, читаете мои мысли.

— Старик еще не в маразме, — улыбнулся Костеллин. — Я помню свои размышления обо всем этом. На эти вопросы вы тоже найдете ответы — по крайней мере, на часть из них. В то же время… — комиссар отодвинулся со стулом назад и поднял пустую миску.

— Я сяду на первый же спускающийся корабль, едва мы выйдем на орбиту. Советую вам сделать то же самое. Расслабиться. Поесть нормальной еды.

Костеллин повернулся и чуть не врезался в солдата Корпуса Смерти, бесшумно подошедшего сзади. Солдат отдал честь.

— Комиссары Костеллин и Манхейм, — бесстрастно обратился он. А затем сообщил то, что отпускник меньше всего хотел слышать: — Ваше присутствие требуется на мостике.

Дверь на мостик украшало изображение черепа двухметровой высоты, но краски уже поблекли от старости и кое-где обсыпались. Костеллин заметил, что Манхейм поежился от жуткой картины, и улыбнулся. Все пространство вокруг капитанского трона было заполнено военными весьма высокого ранга, включая двух генералов в черном и командиров всех четырех полков. Костеллин приветствовал нового полковника Сто восемьдесят шестого кивком головы. Лицо в маске повернулось в сторону комиссара — и только.

Как всегда, небольшая армия сервиторов копошилась по краю круглого помещения, производя некие действия с руническими консолями, встроенными в стены, украшенные деревянными панелями. Костеллин радовался уже тому, что корабль покинул варп-пространство и мутант-навигатор вернулась в свои покои. В ее присутствии он всегда начинал нервно почесываться. Комиссар глядел на гигантский гололитический экран, но видел лишь несколько далеких светящихся точек в бесконечной черноте, сквозь которую пролегал путь корабля.

Комиссар, конечно же, знал Рокана; низкорослый коренастый капитан развернулся на троне, приветствуя новичков. Костеллин обменялся с ним коротким приветствием и познакомил с Манхеймом, пока собравшиеся ждали комиссаров Восемьдесят первого и Сто третьего полков. Голоса отражались эхом от стен. Наконец, когда все собрались, один из генералов начал без всяких предисловий:

— Мы получили коммюнике из Департаменте Муниторум, — объявил он. — Ситуация на Иероним Тета развивается в сторону, требующую внимания.

Сердце Костеллина дрогнуло. Генерал взглянул на Рокана, который замешкался, не будучи уверен, что ему стоит брать слово. Наконец капитан решился:

— Кажется, у планетарного губернатора некие трудности — восстание на нижних уровнях или вроде того.

— Мы тут при чем? — спросил Костеллин.

— Сам не знаю, — сказал Рокан, пожав плечами. — Я тоже в первую минуту так думал. Иероним Тета — недавно заселенный мир, относительно мирный. Молодежь скорее пошла бы в шахтеры, чем в солдаты. Потом я решил, что губернатор Хенрик просто паникует на пустом месте. Может быть, это просто первый раз, когда у него возникли настоящие проблемы с низами. Хенрик кажется услужливым и…

— Есть признаки причастности ксеносов, — перебил его генерал, — кое-что заставляет предположить наличие чужаков или влияние их технологий.

— Пока что это всего лишь слухи, — подчеркнул Рокан, — или нам так говорят, не знаю. Кажется, там может твориться то, о чем командование Флота не желает распространяться. Мне встречалось и упоминание об одном артефакте, вызвавшем общий переполох. Я могу еще раз зачитать все послание, если хотите.

— Каковы приказы? — спросил полковник Сто третьего.

Ему ответил второй генерал:

— Поскольку наш корабль ближайший к точке, мы продвигаемся к Иероним Тета, как и предполагалось. Поэтому все отпуска отменяются. Командир Сорок второго полка и его комиссар встретятся по прибытии с губернатором, чтобы лучше оценить ситуацию.

— Нам предписано в ближайшие две недели встретиться с десантным кораблем «Божественное правосудие», — добавил первый генерал, — и взять пополнение. Теперь мы должны передать им, чтоб двигались в нашу сторону, как только смогут. Капитан, это в вашем ведении.

— Полковник Сорок второго доложит нам о событиях за последние планетарные сутки, — решил второй генерал. — К тому времени все полки следует привести в боевую готовность, подготовив к десанту.

После этого оба генерала вышли из помещения мостика, и четыре полковника последовали за ними. Капитан Рокан расслабился в кресле, явно обрадованный тем, что они ушли. Он поймал на себе взгляд Манхейма и одобряюще подмигнул.

— Добро пожаловать на борт, — сказал он.

— Костеллин, меня все это не радует, — нахмурился Манхейм, когда комиссары тоже покинули мостик и вышли в коридор. — Все эти тайны… С какой стати Имперской Гвардии ввязываться в то, что выглядит как чисто локальное дело для Сил планетарной обороны?

Костеллин думал так же.

— Генералы скажут нам только то, — сказал он, — что нам предписано знать. И только когда решат, что время настало. Кстати, вы ведь хотели понять, зачем Корпусу Смерти комиссар? Вы уже близки к разгадке.

— Что вы имеете в виду? — спросил Манхейм.

— Сегодняшнее собрание. Заметьте, генералы послали вас и полковника. На Тету вас будет сопровождать с полдюжины помощников, включая пару майоров. Вспомните, как неуютно чувствовал себя капитан Рокан в окружении старших чинов Крига, а ведь ему давно пора бы привыкнуть.

— Тут еще Хенрик… — смекнул Манхейм.

— Губернатор Теты рад будет увидеть дружелюбные лица. Да хотя бы просто лица. Теперь это ваша работа, Манхейм — по крайней мере, ее главная часть. Вы в первую очередь дипломат. Вам придется наводить мосты между Корпусом и местным губернатором, мирными жителями, Адептус Механикус, а порой и с другими подразделениями Имперской Гвардии.

— Я понимаю, — задумчиво произнес Манхейм, — кто-то должен прокладывать путь, чтобы они могли делать свою работу. Но я все равно не пойму, почему они такие… такие… Эти маски, и черепа, и странная атмосфера на судне.

— Для Корпуса, — сказал Костеллин, — смерть — это образ жизни.

— Это надо понимать как «конченые отморозки»?

— Такова реальность. Как вы сами уже могли наблюдать, они не боятся смерти. Наоборот, они ей только рады. Умереть, служа Императору, — их главная жизненная цель. И этот настрой их военачальники, конечно, совершенно не склонны менять.

— И что, это относится ко всем и каждому?

— Попробуйте как-нибудь поговорить с гвардейцем Крига. Вы обнаружите, что у него нет надежд, мечтаний или желаний. Ничего, кроме его приказов и готовности к смерти. По его мнению, ничего другого не существует. Он просто ходячий мертвец.

— Но почему?

— Люди Крига, — объяснил Костеллин, — до сих пор несут наказание за грех своего мира. Эту вину они впитали с молоком матери. Их учат, что они должны искупить вину восставших предков. Но их планета — радиоактивная адская дыра. На Криге нет индустрии, агропромышленности — ничего, чем они могли бы оплатить долг тысячелетней давности перед Императором. У них нет ничего, кроме детей, — и они с радостью отдают их.

— Но наверняка, — сказал Манхейм, — эти дети в такой же степени потомки полковника Юртена, как и мятежных Автократов?

— Так и есть, — подтвердил Костеллин, когда они дошли до развилки коридоров, откуда разойдутся по своим кабинетам, — и это вторая часть нашей работы, Манхейм. Это вторая причина, почему Корпусу Смерти Крига нужны люди вроде нас. Поскольку иногда, в отдельно взятые моменты, их надо попридержать, чтоб не зашли слишком далеко.