Глава тринадцатая
В двадцать третий раз Костеллин проснулся от взрывов, донесшихся из Иероним-сити. Сначала он не замечал их, успев привыкнуть к постоянному отдаленному грохоту. Комиссар сел на раскладушке, которую поставил прямо в кабинете. В окно пробивался солнечный свет, и новобранцы СПО уже тренировались на плацу.
Спустя сорок минут, умывшись, побрившись, позавтракав и переодевшись в чистую форму, подготовленную адъютантом, комиссар уже сидел в кабинете полковника Сто восемьдесят шестого на плановом утреннем совещании. Две недели назад об этих совещаниях узнал и генерал-губернатор, так что он тоже был тут, хотя никто его не приглашал. Сегодня полковник едва успевал принимать донесения от операторов вокс-станции и не сразу удостоил вниманием других офицеров. Но за это время Костеллин многое узнал о произошедшем ночью.
— Я так понимаю, перестрелка на севере завершилась, — сказал он.
Полковник кивнул.
— Некроны отступили в пять-девятнадцать или, скорее…
— Или, скорее, просто снова исчезли.
— Не имеет значения, — ответил полковник. — В любом случае потери противника значительны, в особенности за последний час. Поздравляю полковника Сорок второго с выигранным сражением.
— А каковы наши потери? — уточнил Хенрик.
— Этих данных пока нет, — ответил полковник.
— Приблизительно? — спросил Костеллин.
— Мы потеряли около тысячи восьмисот человек.
— Треть Сорок второго полка, — присвистнул комиссар. — Будем надеяться, некроны вернутся не скоро.
Полковник разложил на столе потрепанную карту города.
— Генералы считают, что вряд ли, — ответил полковник. — Мы столкнулись с самой сильной группировкой противника и нанесли ему поражение. Нам пришлось нелегко, но и враг истощил свои ресурсы.
— Неделю назад, — напомнил Костеллин, — вы то же самое говорили про сражение на востоке.
— Главное, что мы удержали позиции в этих сражениях, хотя враг пытался прорвать их. А значит, наша стратегия верна.
— Возможно, — добавил Костеллин, — вопрос в том, какую часть своих потерь некроны способны восстановить. Их маяк продолжает работать, несмотря на все усилия техножрецов заблокировать сигнал.
— Возможно, вы забыли, комиссар Костеллин, — сказал полковник, — что через два дня придет подкрепление.
— Я помню, — отрезал Костеллин. — Тем не менее надо пересмотреть планы по распределению частей. Взять хотя бы Сорок второй полк, туда генералы наверняка решат направить больше рекрутов.
— Не забывайте про СПО, — напомнил Хенрик. — Мобилизация и подготовка идут успешно. Я могу выделить восемнадцать или даже двадцать взводов. Их можно послать на временную поддержку Сорок второго полка и начать призыв в других городах. Единственная трудность, как я говорил раньше, — это оружие и снаряжение.
— Квартирмейстеры постараются их оснастить, — сказал полковник, — присылайте ваших людей.
— К сожалению, — добавил Костеллин, — гауссово оружие некронов мало что оставляет от жертвы. Теряя человека, мы теряем и всю его амуницию.
— Император защитит, — сказал полковник.
Костеллин не разделял этого оптимизма и понимал, что его голос на этих совещаниях звучит пессимистически. «Возможно, — подумал он, — в чем-то полковник прав». Корпус Смерти и вправду за эти недели добился успеха, сжав стальное кольцо вокруг города. Хотя полк самого Костеллина ни разу не вступил в бой, Сорок второй и Восемьдесят первый полки действительно одержали впечатляющие победы.
Комиссар даже предположить не мог, что такое возможно, но пока что некроны отступали. Однако Костеллин считал, что кто-то должен призывать и к осторожности. Кто-то должен напоминать, что Гвардия столкнулась лицом к лицу, возможно, с самой большой угрозой, известной Империуму. Даже Хенрик, как ни странно, теперь во многом разделял настроение полковника. С тех пор как губернатор отчаялся найти племянницу, он был готов пожертвовать всеми своими подданными, лишь бы выиграть войну.
— Я ожидаю доклада полковника Сорок второго, — сказал полковник Сто восемьдесят шестого, — о тактике врага в последнем бою. Еще меня интересуют свежие разведданные о новой породе некронов и о том, что мы им можем противопоставить.
Хенрик явно не понял последней фразы, и Костеллин разъяснил:
— Они впервые замечены прошлой ночью. Верхняя половина тела такая же, как и у других, но нижняя часть отсутствует. Они парят в воздухе, как призраки, и могут становиться невидимыми — до тех пор пока не подберутся ближе и не пустят в ход клинки, которые им заменяют руки. Вот тогда они становятся видимыми даже слишком.
— Предлагаю считать совещание законченным, — сказал полковник. — Вернемся к разговору, когда получим всю информацию.
Спустя два часа Костеллин услышал знакомый настойчивый стук в дверь, и в кабинет вошел Хенрик.
— Я не помешал? — спросил генерал-губернатор, без приглашения садясь в кресло.
— Вообще-то, я собирался проехаться вдоль позиций, — сказал комиссар. — Надо разнести новости о славном триумфе. Я собрал достаточно примеров героических подвигов на поле битвы с превосходящими силами врага.
— Ну да. Именно это я хотел обсудить.
Костеллин вопросительно поднял бровь, приглашая Хенрика продолжить.
— Прошлой ночью, — сказал губернатор, — я думал об атаке некронов. Все не мог взять в толк: почему в этом месте? Зачем им прорываться на севере, если они только что обескровили Восемьдесят первый полк на востоке? Полковник сказал, что это самая крупная группировка некронов из тех, с чем приходилось сталкиваться. Если бы они послали их против Восемьдесят первого, мы бы сейчас не праздновали победу.
— У вас есть теория? — спросил комиссар.
— Конечно. Может быть, просто разведка некронов сплоховала?
— Действительно. Они могли решить, что мы планируем еще одну атаку на востоке и перебросили туда свои силы.
— Но я тут посмотрел старые схемы и, прежде чем показать их полковнику, хотел бы узнать, что вы об этом думаете.
Хенрик передал Костеллину записывающую катушку, и тот загрузил ее в гололитический проектор на столе. Через секунду появилось мерцающие изображение: архитектурные планы верхних эстакад Иероним-сити. Хенрик сменил еще несколько снимков, пока не нашел нужный.
— Вот, — сказал он, проводя пальцем линию. — Так далеко продвинулся Восемьдесят первый полк, когда некроны атаковали их, а вот, — он переключился на другой снимок, — тут они атаковали Сорок второй.
Он несколько раз переключился между двумя снимками и спросил, не заметил ли комиссар в них чего-либо необычного. Костеллин покачал головой. Хенрик увеличил на первом снимке одно здание, и комиссар изумленно наклонился к голопроектору.
— А может, это лишь совпадение?
— Может, — ответил комиссар. — Но если нет… Думаю, вы правы, Хенрик. Надо немедленно доложить в штаб. Мы нашли слабое место некронов.
Кабинет полковника Сто восемьдесят шестого был забит до отказа. Вокруг стола толпились бесчисленные адъютанты, ротные командиры и пара техножрецов. Хенрика окружал небольшой контингент офицеров СПО. Посреди всего этого стоял одинокий молодой солдат. Недавно призванный, судя по тому, что он был в алой с фиолетовым форме.
— Конечно, — сказал Хенрик, раздуваясь от гордости, — как только в городе отключилось электричество, я сразу же послал разведчиков к главному генераторуму.
— Но никто не дошел, — сказал полковник. — Мы считали, что, как и другие отряды СПО, они пали жертвой некронов. Однако сегодня утром появилась новая информация.
Хенрик явно хотел прокомментировать, ему не терпелось рассказать об обстоятельствах жизненно важного открытия, но полковник быстро потерял терпение и перебил его.
— Похоже, — сказал он, — Сорок первый и Восемьдесят первый полки были атакованы, когда приблизились к вторичным генераторумам.
— Мы считали, — сказал Хенрик, — что отключение электричества было актом саботажа, призванным посеять панику среди гражданского населения и затруднить эвакуацию. Но что, если за этим стоит нечто большее? Что, если энергия перенаправляется для каких-то целей?
— Каждый раз, когда мы сталкивались с некронами, — сказал полковник, — их численность возрастала. Мы не знаем, сколько их в гробнице, не знаем, получают ли они каким-то образом подкрепление извне. В любом случае…
— В любом случае, — сказал Хенрик, — они используют для этого нашу энергию. Что, если они не смогут без нее пробудить свои войска или… использовать маяк?
— Что касается технической стороны, — произнес техножрец, — мы все были ошеломлены способностью некронов регенерировать после самых разрушительных повреждений. Возможно, расходуемая на это энергия также берется не изнутри гробниц, а извне.
Полковник вызвал гололитическую карту города.
— В Иероним-сити осталось три генераторума, — сказал он, показывая на карте эти объекты.
— А тот факт, что они невредимы, невзирая на все причиненные некронами разрушения, говорит сам за себя, — вставил Костеллин.
— С нынешними темпами Сто третий сровняет с землей этот генераторум примерно через три с половиной дня. В это время наш полк доберется до вот этого чуть более чем за два дня. Остается центральный, самый крупный, вот здесь.
— Могу я предположить, сэр, — заговорил один из ротных командиров, — что вы намерены послать отряд, чтобы разобраться с генераторумами? Если так, то моя рота хотела бы выполнить эту миссию, а я — лично возглавить ее.
— Благодарю, майор Альфа, — ответил полковник. — Действительно, таков план, и генералы попросили наш полк реализовать его. Однако наша главная задача остается прежней — удерживать блокаду города. Мне понадобятся все старшие офицеры, чтобы отразить вероятную атаку некронов, когда мы приблизимся к западному генераторуму.
— Думаю, в этом есть и светлая сторона, — произнес Костеллин, словно размышляя вслух, — это отвлечет большую часть армии некронов. Но все равно будет довольно трудно провести крупное подразделение мимо них. Они посбивали почти все флаеры СПО.
— Вот тут нам и пригодится Соресон, — вылез Хенрик, прежде чем слушатели успели расстроиться.
И взоры всех присутствующих обратились на новичка, который явно не испытал восторга от повышенного внимания публики.
— Отряд гвардейцев под моим командованием эвакуировал его из города три недели назад. Он в одиночку бился с некронами. Как вы видите, мы сразу же приняли его в СПО. А до всех этих наших бед мистер Соресон был инспектором шахт.
— Иероним-сити, — сказал полковник, — возведен над разветвленной сетью шахт и туннелей. Солдат Соресон проведет по ним нашу диверсионную группу.
— Прямо под носом у некронов, — одобрил Костеллин. — Остается только надеяться, что, когда гробница поднялась на поверхность, под землей не осталось ксеносов.
— Выход из шахт, — сказал Соресон, — находится всего в двух кварталах от главного генераторума. Если мы сможем добраться…
— К несчастью, — сказал Хенрик, — планы туннелей были потеряны при эвакуации. Но как вы только что слышали, солдат Соресон знает их как свои пять пальцев.
Гюнтер Соресон явно был гораздо менее уверен в этом, нежели генерал-губернатор.
— Не все туннели соединены между собой, — проговорил он. — Чтобы добраться до этого выхода, нам придется проломить две или три стены.
— Тонкие стены, — быстро добавил Хенрик. — Мы разрабатывали эти шахты поколениями. Даже те из них, что не соединены, проходят достаточно близко друг от друга.
— Кажется, сэр, у нас на борту «Мементо Мори» есть старая буровая машина, — напомнил один из техножрецов.
— «Термит», — вспомнил Костеллин. — Но рев его двигателей будет слышен у Золотого Трона. Однако если туннели так близко друг к другу, как говорит генерал-губернатор, то разумнее воспользоваться взрывчаткой.
— Спускайте «Термит» вниз, на всякий случай, — приказал полковник. — Тем временем вы, генерал Хенрик, могли бы обеспечить группу взрывчаткой. А солдат Соресон пусть скорректирует те карты туннелей, что у нас есть. Майор Альфа, я воспользуюсь вашим предложением: взвод гренадеров от вас и еще один из роты Гамма. А возглавит их…
Костеллин напрягся, ощутив на себе взгляд полковника.
— Комиссар, я знаю, что не могу вам приказывать. Но после наших потерь на Даске вы — самый опытный офицер полка.
Нельзя сказать, что предложение было беспрецедентным. Да и Костеллин не привык отсиживаться в штабах. Однако он предпочитал сам решать, в каких сражениях принимать участие. К тому же он не разделял присущего офицерам Крига безразличия к собственной жизни. Не говоря уже о том, что никогда раньше не сражался с некронами. «Интересно, — подумал Костеллин, — не нарочно ли полковник подстроил все это, желая избавиться от комиссара, задающего много лишних вопросов?» Как-то подозрительно он нажимал на опытность, словно намекая, что более храбрый человек уже давно был бы мертв.
— Безусловно, — продолжал полковник, — вы не откажетесь сослужить Императору хорошую службу.
— Если вы ставите вопрос таким образом, — произнес комиссар сухо, со злостью ощущая на себе взгляды офицеров, — то как я могу отказаться?
Совещание следующим утром прошло в напряжении, по крайней мере с точки зрения комиссара. Они обсуждали расчетное время задания и решили — точнее, полковник решил, — что операция начнется через два дня, когда некроны будут заняты защитой генераторума на юге от артиллерии Сто третьего полка. Костеллину предписывалось продвинуться по туннелям так далеко, насколько возможно, и ждать сигнала от полковника. Атаку планировалось провести одновременно с бомбардировкой западного генераторума. Костеллин не мог не признать, что полковник дает ему все возможные шансы на победу. Если позволит Император, он войдет и выйдет из города, ни разу не встретив противника. Но комиссар подумал, что на чудо рассчитывать не приходится.
В конце концов они все же решили взять «Термит». Хенрик еще не предоставил обновленной карты туннелей. Пришлось признать то, что Костеллин подозревал с самого начала: память Соресона была не так хороша, как утверждал генерал-губернатор. «Термит» давал больше возможностей, если вдруг группа свернет не туда, но вмещал лишь десять человек — так что большей части группы придется идти за ним пешком.
Комиссару выделили два взвода гренадеров, и полковник назначил на вечер предварительный инструктаж. Большую часть времени после полудня он провел сочиняя вдохновляющую речь, которая, как он знал, вряд ли понадобится; разбирал, чистил и смазывал цепной меч и плазменный пистолет, читая необходимые литании, чтобы успокоить их машинных духов.
Комиссар встречал рассвет, стоя на трибуне и готовясь приветствовать пополнение. Гвардейцы шеренгами выходили из десантных кораблей, безупречно экипированные, неотличимые в своих масках от любого другого гвардейца Корпуса Смерти Крига, с которым служил Костеллин. Как всегда, при посадке челнока возникли проблемы с беженцами из лагеря на холме, не без оснований подозревавшими, что чиновники и аристократы будут эвакуированы прежде них. Однако пополнение пришло на помощь арбитрам, и выступления были жестоко подавлены.
— Они производят впечатление, не правда ли? — сказал Манхейм за спиной Костеллина.
— Да. Этого я и ожидал, — согласился Костеллин. — Если не думать, через что они прошли, прежде чем сюда попасть.
— Прошу прощения? — не понял Манхейм, но комиссар в ответ промолчал.
Он вспомнил свой единственный визит на Криг девятнадцать лет назад. Тогда это казалось Костеллину хорошей идеей, способом лучше понять своих людей. Надев маску и противогаз, он вышел на обугленную и замерзшую поверхность Крига, враждебную любым формам жизни. И все-таки жизнь существовала и здесь.
Зная, что война на Криге давно закончилась, он ожидал, что экосфера хотя бы немного начала восстанавливаться. Пока он бродил под нейтральным флагом, жители Крига высовывались в своих масках из траншей, покрывших планету, словно кровавые шрамы. Взрывы снарядов оставляли в истерзанной земле новые воронки, поднимая тучи пыли в и без того непригодный для непосредственного дыхания воздух. Люди Крига все еще воевали, но уже не из-за разногласий, а чтобы доказать, что достойны умереть за Императора.
— Вы бы видели их вчера ночью! — восторгался Манхейм. — Я имею в виду мой Сорок второй полк. Чтобы бы ни бросали некроны на них, они продолжали идти. Они были несгибаемы. Даже я испугался, увидев этих ксеносов, признаюсь честно. Но гвардейцы ни разу не дрогнули, ни разу не заколебались.
— Тысяча восемьсот из них погибли, — заметил комиссар.
— Ну да. Но ведь по нашим расчетам…
— Вы ожидали потерять еще больше. Три тысячи, четыре… Но ведь все в порядке, если сражение выиграно. Допустимые потери. Это приходит раньше, чем ожидаешь. Я сам иногда делаю так же.
— Делаете что?
— Вижу в них только цифры. Ценю их жизни не больше, чем они сами. Видит Император, так проще.
— Я так не думал, — ответил Манхейм. — Некроны угрожают не только этой планете, но и всему Империуму. С ними надо сражаться.
— Посмотрите на этих солдат внимательнее, приглядитесь. Что вы видите за масками? Они только что с Крига, и что это значит? Что большинству из них четырнадцать-пятнадцать лет. И все они видели за свою жизнь только войну.
— Но это можно сказать о многих мирах смерти, — возразил Манхейм. — Хотя, конечно, на Криге условия хуже, чем где-либо, и это накладывает отпечаток.
— Да нет же, — тихо сказал Костеллин, — это мы делаем их такими.
Тем временем самый первый, самый маленький отряд гвардейцев, чьи светло-серые куртки говорили об их принадлежности к Сто третьему полку, построились и зашагали прочь под надзором своих новых офицеров.
— Возможно, тебе стоило поступить, как я, — сказал комиссар, — самому побывать на Криге. Ты бы понял, что эти люди не бесчеловечны, их обесчеловечили.
— Не думаю, что увижу разницу, — ответил Манхейм, но Костеллин вновь погрузился в воспоминания.
На этот раз память вернула его в туннель, выложенный кирпичом, с рециркулирующим воздухом. Большинство людей — женщины, многие из которых с детьми, и все они проводили жизнь в химическом оцепенении. Тут, под землей, не было необходимости в масках, но их все равно носили.
— Возможно, — сказал он, — если бы я тогда высказался… Но сейчас я уверен, что никто бы не стал слушать. Я говорил вам, еще когда мы летели сюда, что Корпус Смерти Крига — очень ценный для Империума ресурс, идеальные солдаты. Вопрос в том, какими идеалами мы готовы пожертвовать? На какие еще ужасы закрыть глаза?
— Я уверен, нам не следует задаваться такими вопросами, — напряженно ответил Манхейм.
— Если не мы, то кто? Кто осмелится сказать, что все зашло слишком далеко?
— Мне не нравится, куда вы клоните, Костеллин. Я знаю, что вы не хотели драться в этой войне, — но каковы альтернативы? Если бы мы сделали по вашему, то есть уничтожили бы планету с орбиты, — погибли бы миллиарды людей. У нас не хватало бы времени на полную эвакуацию.
— Я все понимаю, — тихо ответил Костеллин. — Просто я иногда беспокоюсь о нас. Мы сами становимся такими же бесчеловечными, как они, привыкаем к «допустимым потерям». К цифрам. Мы забываем, что за этими цифрами — жизни, пускай безрадостные и трудные, но все равно жизни. Когда-нибудь придет день, и мы сами станем цифрами — и кто тогда побеспокоится о нас?