Глава 15
Последующие дни были самыми беспокойными за всю истории Калибана. За необычайно короткий период поверхность и население претерпели множество изменений. Следом за Астартес на планету высадились сотни мужчин и женщин, уроженцев Терры и других миров с экзотично звучавшими названиями.
Большинство из них не являлись военными — это были гражданские: чиновники, администраторы, клерки, протоколисты и летописцы. Все они совершенно беспрепятственно рассредоточились по поверхности планеты, рассказывая о славе Терры и благородстве великих стремлений Императора. Теперь у очагов недавно образованных поселений звучали различные версии той же истории, что брат-библиарий Исрафаэль рассказывал Захариэлю.
Повествования о славе Империума и Императора стали самой распространенной темой на Калибане, вытеснив все без исключения старинные мифы и легенды.
Появились на планете и другие пришельцы — укутанные в плащи с капюшонами существа, состоящие из металла и плоти, которых называли механикумами. Эти загадочные создания были хранителями технологий Империума и часто летали над поверхностью планеты на ревущих крылатых машинах.
Кроме истории развития человечества за те несколько тысяч лет, что длилась их изоляция от Терры, местные жители узнали много нового. Пришельцы охотно делились техническими научными достижениями, отсутствующими на Калибане, и люди с восторгом перенимали новинки, доселе неведомые в их мрачном и опасном мире.
После освобождения от тирании великих зверей жители Калибана получили возможность свободно заняться усовершенствованием своего мира. При помощи новых технологий Империума они расчищали огромные пространства под сельскохозяйственные культуры, разрабатывали месторождения полезных ископаемых для производства прочных металлов и строили более эффективные заводы, поднимаясь из темных веков своего существования к светлой эпохе просвещения.
Кроме гражданских лиц на Калибане появилось много представителей воинского персонала, и вот здесь начались первые трения.
Основная часть населения Калибана приветствовала Астартес, в лице которых видела наивысшее воплощение рыцарских орденов, испокон века правивших планетой, а сами рыцари отождествляли их с героями древних легенд.
Но, как ни радовались рыцари Калибана совпадениям принципов организации Легионов и орденов, вскоре выяснилось, что различий между ними больше, чем сходства. Если рыцарские ордены получали удовольствие от разногласий и часто прибегали к вооруженным столкновениям, вместо того чтобы разрешать споры мирным путем, то Астартес объединяла общая цель и общая воля. Подобную разобщенность нельзя было терпеть, и по договору между Львом и Астартес отдельные рыцарские братства были распущены и отданы под командование Первого Легиона.
Столь решительный шаг, безусловно, не был осуществлен за один день, и преобразование не могло не вызвать недовольства, но после обращения Льва в пользу объединения рыцарей, когда он пообещал воинам новую славу на службе Императору, недовольные голоса умолкли, хотя и не все.
Еще больше трудностей возникло после появления на Калибане представителей других подразделений — солдат Имперской Армии. Проводимые Астартес испытания уже определили наиболее вероятных кандидатов на пополнение рядов Легиона, но значительное большинство жителей планеты было призвано служить Императору в армии.
До возникновения Ордена привилегией заниматься военным делом пользовались только представители знати, а имперские вербовщики проникли во все слои населения Калибана и каждому предлагали воспользоваться шансом сражаться во славу Императора в тысячах разных миров. Они обещали возможность путешествовать, посетить далекие загадочные планеты и стать частью истории.
Десятки тысяч жителей Калибана стекались на приемные пункты Имперской Армии, и рыцари недовольно ворчали, что после того, как крестьянам будет позволено принимать участие в боях, пропадет все благородство воинского занятия. Война — занятие для аристократов, а если позволить участвовать в ней людям низкого происхождения, она превратится в ужасную массовую резню.
Как только армейские экзакторы набрали достаточное количество рекрутов, по всему Калибану были организованы тысячи лагерей, где мастера муштровки и сержанты начали обучать взрослых жителей Калибана имперским способам ведения войны.
В течение невероятно короткого времени поверхность планеты из царства непроходимых лесов и замков превратилась в мир, подчиненный нуждам военной промышленности, звенящий от грохота заводских кувалд и топота ног. Население активно готовилось к войне.
Это было время великих чудес и надежд, время перемен, но никакие перемены не проходят безболезненно.
Захариэль и Немиэль не спеша обходили крепость Алдарух по наружной стене. Они широко шагали и держали спины идеально ровно. Оба, казалось, стали немного выше и держались с большей гордостью, чем накануне.
Доспехи юношей сверкали свежей полировкой, и черные пластины брони слепили глаза отраженным светом, а оружие было так тщательно вычищено, словно от этого зависела их жизнь. Не были забыты ни кожаные сапоги, ни белоснежные стихари, наброшенные поверх доспехов, и оба рыцаря, прогуливающиеся по стене, представляли собой внушительное зрелище.
— Интересные времена настали, ты не находишь? — спросил Немиэль, поглядывая вниз, на группу новобранцев, марширующих по обширному плацу, построенному механикумами к прибытию Императора.
Десятки других таких же отрядов под лучами полуденного солнца занимались строевой подготовкой, отрабатывали приемы боя, а несколько групп проводили занятия внутри крепости, что еще месяц назад даже невозможно было себе представить.
Захариэль кивнул, затем спросил:
— Разве не ты говорил, что эти дни были сплошным мучением?
— Ну, говорил. А как еще можно было назвать те дни?
— Удивительными, — ответил Захариэль. — Волнующими, захватывающими.
— Что ж, я не стану этого отрицать, брат, — согласился Немиэль. — Но разве тебя немного не тревожит, как быстро все меняется?
— Нет, — сказал Захариэль и указал на просторную площадку, расчищенную от леса. — Ты только посмотри, что с нами происходит. Мы воссоединились с Террой, о чем мечтали… Не могу сказать, как давно, но с тех самых пор, как появились первые легенды, все, чего мы так сильно желали, воплотилось в жизнь, а ты все еще сомневаешься?
— Нет, не то чтобы сомневаюсь, — взмахнул руками Немиэль в примирительном жесте. — Просто… Не знаю… Призываю к осторожности. Это ведь разумно, не более того.
— Думаю, да, — не стал спорить Захариэль, скрестил руки на груди и наклонился над парапетом.
На горизонте высоко к небу поднимались столбы дыма, и он знал, что там расчищаются громадные пространства для строительства гигантского производственного комплекса и рабочих поселений.
Несколько дней назад он съездил верхом к одному из таких сооружений и был поражен размахом работ, производимых механикумами: склоны гор разорвали глубокие шрамы траншей и тысячи акров леса бесследно исчезли, уступив место перерабатывающему комбинату.
Нравится им это или нет, но Калибан уже никогда не будет прежним.
— Да, — наконец заговорил Захариэль. — Я согласен, все происходит очень быстро, но это ради нашего же блага. Став частью Империума, мы должны посильно участвовать в Великом Крестовом Походе.
— Конечно должны, — согласился Немиэль, подходя ближе. — Но мне стыдно, что все происходит именно так.
С этими словами он показал на приземистые сооружения, разбросанные вокруг крепости: казармы, оружейные склады, столовые и ангары для военных машин. Там же стояли уродливые коробки на гусеницах, которые имперцы называли «Химерами». Эти шумные и неудобные для езды машины мгновенно превращали землю в грязное месиво.
В них не чувствовалось никакого благородства и даже само название после многих лет страхов перед подобными существами, обитавшими в темных лесах Калибана, вызывало у него смутное беспокойство.
— Не станешь же ты утверждать, что счастлив делить Алдарух с этими старыми крестьянами? Новый лорд Символ от одной этой мысли готов взорваться.
— Не стану возражать, это кажется мне немного странным, но я искренне верю, что все идет к лучшему. Ладно, разве ты не рад, что нас выбрали для финальных испытаний Астартес?
Немиэль сверкнул улыбкой, и к нему сразу вернулось все его высокомерие.
— Конечно рад. А разве я тебе не говорил, что так и будет?
— Говорил, братец, — усмехнулся Захариэль. — И ты снова оказался прав.
— Это уже входит в привычку, — не удержался от колкости Немиэль.
— Не слишком на нее надейся, — предупредил его Захариэль. — У меня такое чувство, что чем больше мы узнаем об Астартес, тем чаще можем ошибиться.
— Как это?
— Не далее как вчера я сказал Исрафаэлю, что Император подобен богу, и его чуть не хватил удар.
— В самом деле?
Захариэль серьезно кивнул:
— Да. Он взял меня за плечи и приказал никогда больше так не говорить. Объяснил, что их миссия частично состоит и в том, чтобы положить конец глупым суевериям и сказкам о богах, демонах и тому подобному.
— Они не верят во все это?
— Нет, — решительно ответил Захариэль. — Не верят сами и не хотят, чтобы верили остальные.
— Это звучит как-то ограниченно.
— И мне так кажется, — признал Захариэль. — Но вдруг они правы?
Немиэль повернулся к брату:
— Может, правы, а может, и нет, но я считаю, что каждый должен относиться к неведомому без предубеждения.
— С каких это пор ты стал таким разумным? — улыбнулся Захариэль. — Обычно ты без оглядки прыгаешь первым.
Немиэль рассмеялся:
— Да, верно, но, видимо, с возрастом я становлюсь мудрее.
— Тебе всего пятнадцать, как и мне.
— Тогда я, вероятно, более внимательно прислушиваюсь.
— К чему ты прислушиваешься? — прищурился Захариэль.
— К разговорам членов Ордена, — пояснил Немиэль. — К словам старших рыцарей.
— И что же говорят старшие рыцари? — спросил Захариэль.
— Тебе лучше послушать самому, — ответил Немиэль, и его серьезный взгляд удивил Захариэля, не раз упрекавшего брата за излишнее легкомыслие.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Сегодня ночью будет собрание. И мне кажется, стоило бы на нем присутствовать.
— А где оно состоится?
— Подходи к Монастырским Вратам Круглого Зала после вечернего колокола, и я тебе покажу.
— Звучит загадочно, — заметил Захариэль. — И предвещает неприятности.
— Пообещай, что придешь.
Захариэль задумался, прежде чем ответить, но честное выражение глаз брата помогло ему принять решение.
— Хорошо, — сказал юный рыцарь. — Я приду.
— Отлично, — обрадовался Немиэль. — Ты не пожалеешь.
Как только отзвенело эхо последнего удара колокола, Захариэль остановился у Монастырских Врат. Лампы уже потушили и сенешали, подметавшие коридоры, разошлись. По какой-то неведомой причине Захариэль предпочитал, чтобы его никто не видел, хотя о том, что его вылазка должна сохраняться в тайне, не было сказано ни слова.
Юноша не мог отрицать, что в душе сам испытывает желание принять участие в загадочной встрече, и мятежный дух не был чужд его сердцу. Монастырские Врата казались закрытыми, и Захариэль, оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, пересек проход и прикоснулся к теплому дереву створок.
Он повернул ручку и ничуть не удивился, обнаружив, что замок не заперт. Надавив плечом, он приоткрыл одну створку. Петли скрипнули, и Захариэль недовольно поморщился, а потом проскользнул внутрь и быстро закрыл за собой дверь. Прижавшись к стене, он повернулся лицом к центру зала.
Круглый Зал был освещен всего несколькими свечами, горевшими в железных канделябрах вокруг центрального возвышения. Витражные стекла таинственно поблескивали в сумрачном свете. Казалось, что глаза изображенных на них героев обращены прямо на него и обвиняют в посягательстве на их покой.
Захариэль молча попросил у них прощения и осмотрелся в поисках Немиэля. Большая часть помещения была погружена во тьму, и слабые лучи свечей не дотягивались дальше первых рядов каменных скамей.
— Немиэль? — прошептал юный рыцарь и испуганно замер, когда его голос, усиленный акустикой зала, докатился до самых дальних уголков.
Он снова окликнул брата, но темнота опять ответила молчанием. Захариэль тряхнул головой, ругая себя за согласие принять участие в этой дурацкой затее. Какую бы игру ни задумал Немиэль, пусть теперь обходится без него.
Захариэль отвернулся от каменных скамей и замер, обнаружив на центральном возвышении Немиэля.
— А, вот и ты, — с усмешкой произнес тот.
Немиэль не откинул капюшона, и его лицо скрывалось в тени. И если бы не голос и знакомый силуэт, было бы невозможно определить, кто именно находится на помосте. В руке он держал фонарь с наполовину закрытой створкой, который отбрасывал на пол зала круг теплого света.
Захариэль при виде такой театральности со стороны брата недовольно поморщился, но не стал показывать своего неудовольствия.
— Ну ладно, я пришел, — сказал он. — И что ты хочешь мне показать?
Немиэль жестом пригласил его подняться на возвышение в центре Круглого Зала, и Захариэль прикусил нижнюю губу. Подъем по ступеням означал бы, что он соглашается принять участие в задуманном мероприятии, и Захариэль понимал, что после этого пути к отступлению не останется.
— Ну же, пошли, — поторопил его Немиэль. — Нельзя заставлять собрание ждать.
Захариэль кивнул и стал подниматься по истертым ступеням туда, куда разрешалось входить только мастерам Ордена. Во время подъема он с удивлением ощутил легкое головокружение, но вскоре вступил на гладкий мрамор возвышения.
Оказавшись на одном уровне с братом, Захариэль понял, почему не увидел его сразу, как только вошел в Круглый Зал. Немиэль стоял рядом с верхней ступенькой каменной лесенки, уходящей вниз по спирали через центр Круглого Зала. Ясно, что его брат поднялся по ней из какого-то помещения, находящегося гораздо ниже, хотя Захариэль и не имел представления ни о существовании лестницы, ни о расположенных внизу потайных комнатах.
— Набрось на голову капюшон, — сказал Немиэль.
Захариэль выполнил его просьбу.
— А куда мы идем? — спросил он.
— Под Круглый Зал, — ответил Немиэль. — Во Внутренний Круг.
На винтовой лестнице было совсем темно, если не считать дрожащего огонька фонаря в руке Немиэля. Захариэль шел позади брата, и с каждым шагом вниз его беспокойство становилось все сильнее.
— Скажи мне, куда мы идем, — снова попросил он.
— Ты скоро сам все увидишь, — не оборачиваясь, отвечал Немиэль. — Мы уже почти на месте.
— А что это?
— Терпение, братец, — сказал Немиэль, и Захариэль молча проклял его уклончивые ответы.
Но он понял, что больше ничего не добьется, а потому сдержал нетерпение и продолжал спуск. К тому времени, когда они достигли дна, Захариэль насчитал более тысячи ступеней.
Винтовая лестница закончилась в зале с низким полукруглым потолком и кирпичными стенами, лишенными каких-либо украшений. Как и зал наверху, это помещение имело круглую форму и лестница пересекала его от потолка до пола. С четырех сторон со свода свисали четыре масляных лампы, а под каждой лампой стоял человек в белом стихаре с капюшоном.
Все четверо стояли совершенно неподвижно, лица скрывали капюшоны, у всех руки были сложены на груди. Захариэль не мог не заметить, что у каждого имелся церемониальный кинжал, похожий на тот, что использовался на первой процедуре вступления в Орден.
На белых стихарях людей отсутствовали какие-либо знаки различия, и Захариэль перевел взгляд на Немиэля, ожидая разъяснений.
— Это твой брат? — спросил один из присутствующих.
— Да, это он, — подтвердил Немиэль. — Я поговорил с ним и уверен, что он разделяет наши сомнения.
— Хорошо, — сказал второй. — Если нет, можно ожидать неприятных последствий.
Захариэль ощутил, как в нем разгорается гнев.
— Я пришел сюда не затем, чтобы мне угрожали, — произнес он.
— Я говорил не о последствиях для тебя, юноша, — пояснил тот, кто говорил вторым.
Захариэль пожал плечами:
— Зачем меня позвали? Что здесь происходит?
— Это собрание Внутреннего Круга, — сказал первый. — Мы намерены обсудить будущее нашего мира. Немиэль сказал, что ты пользуешься особым расположением Льва, и если это так, ты сможешь стать нам ценным союзником.
— Особое расположение? — переспросил Захариэль. — Мы с ним несколько раз разговаривали, но не стали близкими друзьями, как они с Лютером.
— Но вы оба сопровождали его в день прибытия ангелов, — произнес третий участник собрания. — И вы будете с ним рядом в качестве почетного караула, когда прибудет Император.
— Что?! — воскликнул Захариэль.
Это заявление стало для него новостью.
— Об этом будет объявлено завтра, — сказал первый участник. — Теперь ты понимаешь, почему брат пригласил тебя сюда?
— Не совсем, — признался Захариэль. — Но если вы расскажете, я внимательно выслушаю.
— Просто выслушать недостаточно. Прежде чем двинуться дальше, мы должны удостовериться, что все согласны с выбранным курсом. Подтвердив свое единомыслие, мы будем не вправе отступиться от своей цели.
— От какой цели? — спросил Захариэль.
— Не позволить Империуму отнять у нас Калибан! — энергично воскликнул третий из участников, и под его капюшоном Захариэль успел заметить резкие черты ястребиного лица и выступающий подбородок.
— Отнять у нас Калибан? — удивился он. — Я не понимаю.
— Мы должны остановить их, — сказал второй участник. — Если мы этого не сделаем, они нас уничтожат. Все наши мечты, наши традиции, наша культура — все будет разрушено и заменено лживыми обещаниями.
— Не только мы понимаем эту необходимость, — продолжил третий участник собрания. — Знаешь, я сегодня сделал выговор часовому за невнимательность на посту, а он осмелился мне перечить! Никогда не сталкивался ни с чем подобным. Он сказал, что нам теперь нет необходимости охранять стены, потому что нас защитит Империум.
— То же самое наблюдалось и в моем ордене до того, как братство было распущено, — проворчал второй. Тогда Захариэль понял, что перед ним не только рыцари Ордена, но и члены расформированных братств. — Претенденты перестали слушаться своих мастеров, только и думают, как бы пройти испытания Астартес. Похоже, весь мир сошел с ума и позабыл свое прошлое.
— Но они указывают нам путь в будущее, — возразил Захариэль.
— И это только свидетельствует о хитрости наших врагов, — заметил первый. — Представь, что бы произошло, если бы они честно заявили о своих намерениях и с самого начала дали понять, что собираются нас покорить. Тогда весь Калибан восстал бы с оружием в руках, но они действуют более осторожно, они притворяются, что намерены нам помочь. Они называют себя нашими братьями, и мы приняли гостей с распростертыми объятиями. Это хитрая стратегия. А к тому времени, когда основная масса нашего народа поймет, что происходит в действительности, будет слишком поздно что-либо менять. Нога захватчика прочно утвердится на нашей шее, подставленной нами с готовностью.
— Верно, но не следует забывать, что их поведение свидетельствует также и об их слабости, — вмешался третий участник. — Нельзя не учитывать этот фактор. Если бы они были уверены, что легко смогут завоевать наш мир, в притворстве не было бы необходимости. Нет, наши враги не столь всемогущи, какими хотят казаться. Пропади пропадом их летающие машины и Первый Легион, мы — рыцари Калибана. Мы победили великих зверей. И мы сможем выбросить вон этих проклятых захватчиков.
Захариэль не верил своим ушам. Неужели эти рыцари не слышали о Великом Крестовом Походе? Неужели они не знают о грядущей славе и чести? Разве может кто-то не захотеть принять участие в воплощении великих замыслов?
— Это полное безумие! — воскликнул Захариэль. — Как вы можете хотя бы подумать о войне против Империума? Их оружие гораздо эффективнее нашего — стены любой крепости не устоят против него и одного дня.
— Тогда мы уйдем в леса! — взревел третий участник. — Оттуда можно будет наносить молниеносные удары и отступать, пока враги не успеют подготовиться к контратаке. Вспомните слова «Изречений». «Воин должен тщательно выбирать поле для сражения, чтобы усилить собственные возможности и свести на нет усилия противника».
— Мы все прекрасно знаем «Изречения», — прервал его первый из заговорщиков. — Я пытаюсь заставить вас понять, что нам не под силу выиграть эту войну в одиночку. Мы должны настроить против захватчиков весь Калибан. Только тогда можно надеяться на победу.
— Нам необходимо создать ситуацию, в которой люди увидят истинное лицо нашего врага, — добавил второй. — Надо помочь народу заглянуть за поверхностные улыбки и сладкоречивые обещания, чтобы разглядеть скрывающееся за всем этим зло.
— Точно так думаю и я, — согласился первый. — И надо действовать быстро, пока враг еще не укрепился в нашем мире. Я уверен, пройдет некоторое время, и захватчики наверняка покажут свое истинное лицо народу Калибана. Но время не наш союзник. Нам придется ускорить события.
— Во имя Льва, что же вы предлагаете?.. — воскликнул Захариэль.
— Я хочу сказать, что нашему делу может помочь любое проявление жестокости, но оно должно быть мощным, чтобы обратить всех здравомыслящих людей против агрессоров.
— Тогда вам долго придется ждать, — усмехнулся Захариэль. — Империум никогда не пойдет на такое, и этот разговор — напрасная трата вашего и моего времени.
— Ты неправильно меня понял, юноша, — возразил его оппонент. — Я говорю, что мы должны действовать от их лица, так, чтобы каждый мог обвинить в преступлениях пришельцев.
В наступившей тишине каждый из собравшихся обдумал это заявление.
— Ты предлагаешь решиться на жестокость и обвинить в этом Империум? — заговорил Захариэль. — Немиэль, и ты с этим согласишься?
— А что нам остается, брат? — ответил Немиэль, но Захариэль заметил, что брат не чувствует уверенности в своих словах и все услышанное поразило его так же сильно, как и самого Захариэля.
— Империуму нельзя доверять, — настаивал первый заговорщик. — Нам известно, что они хотят нас поработить, а наш мир использовать в своих целях. Это бесчестные люди. А потому нам тоже придется прибегнуть к хитрости и обратить их методы против захватчиков. Огонь должно побеждать огнем. Только так мы сможем их одолеть.
— Вы говорите об убийстве наших людей, — возмутился Захариэль.
— Нет, мы говорим об их спасении. Неужели ты думаешь, что было бы лучше ничего не предпринимать? Ведь наше бездействие обрекает наших детей и грядущие поколения на рабство. Предложенный мной вариант, безусловно, может привести к гибели сотен, а может, и тысяч людей, но в перспективе мы спасем многие миллионы. И, что более важно, сохраним нашу планету, наши традиции и образ жизни, завещанный нам предками. Я спрашиваю тебя, неужели это не стоит нескольких смертей?
— Погибшие станут считаться мучениками, — произнес первый. — Принеся их в жертву, мы сохраним свободу целой планеты.
— Да, это неплохой вариант, — согласился второй. — Мученики погибнут ради свободы Калибана. Я знаю, наши взгляды сейчас не слишком популярны, Захариэль, но такая идея привлечет к нам людей, и, когда настанет время, они все встанут против захватчиков. Насилие покажет наших врагов в самом невыгодном свете и возбудит против них народный гнев.
Захариэль недоверчиво переводил взгляд с одного собеседника на другого и изумлялся, как они могли подумать, что он примет участие в их безумных планах. Из четверых собравшихся людей один до сих пор не подавал голоса, и Захариэль обратился к нему.
— А что думаешь ты, брат? — спросил он четвертого участника собрания. — Ты выслушал все эти безумные речи, но предпочитаешь помалкивать. В такое время нельзя отмалчиваться, и я спрашиваю твое мнение, брат. Более того, я требую, чтобы ты высказался.
— Я понимаю тебя, — после недолгой паузы заговорил четвертый. — Хорошо, если ты хочешь знать мое мнение, послушай. Я согласен почти со всем, что тут было сказано. Но, учитывая мощь противника, придется отказаться от правил честной борьбы. В этой войне мы не можем позволить себе проиграть, и потому придется отбросить угрызения совести и пойти на меры, которые в обычных условиях мы сочли бы безнравственными.
— Хорошо сказано, брат, — кивнул первый, — но ты хотел добавить что-то еще? Ты сказал, что согласен почти со всем. Что вызывает твои возражения?
— Один вопрос тактики, — пояснил четвертый заговорщик. — Вы говорили о необходимости спровоцировать жестокость, создать прецедент — настолько ужасный, что он сможет отвратить людей от Империума. Но я бы выбрал более прямолинейный удар.
Захариэлю показалось, что воздух в зале сгустился и стало темнее, словно даже свет бежал от произносимых здесь слов.
— Одним-единственным актом мы можем нанести вражескому духу сокрушительный удар, — продолжал четвертый из заговорщиков. — А если обстоятельства сложатся благоприятно, то один решительный шаг поможет выиграть всю войну.
— О каком акте ты говоришь? — спросил первый. — Что это?
— Это ведь очевидно, — ответил четвертый. — Вспомните один из первых уроков «Изречений» по тактике: «Чтобы убить змею, необходимо отсечь ей голову».
Захариэль мгновением раньше остальных осознал истину.
— Неужели ты говоришь о…
— Точно, — ответил четвертый. — Мы должны убить Императора.
Слова эхом отдались в голове Захариэля, но он никак не мог поверить, что услышал их. И все же, глядя на четверых людей в низко надвинутых капюшонах, он не мог не сознавать, что их намерения вполне серьезны. От такого предательского плана его затошнило и захотелось убраться отсюда как можно быстрее и дальше.
Он развернулся от собрания заговорщиков и, не говоря ни слова, начал подниматься в темноту Круглого Зала. За спиной послышались возбужденные голоса, выкрикивающие проклятия, но Захариэль не стал обращать на них внимания и продолжал подъем.
Ярость горячими углями жгла ему грудь. Как могли эти люди подумать, что он будет участвовать в их безумных замыслах? А Немиэль… Неужели его брат лишился рассудка?
Он услышал позади торопливые шаги на ступенях и протянул руку к висящему на поясе кинжалу. Если заговорщики попытаются его остановить, он встретит их наготове и с оружием в руках.
Снизу показался свет, и впереди его преследователя поднялась тень.
Захариэль вытащил кинжал и развернулся, готовясь к схватке.
Свет приближался, и Захариэль, увидев, что к нему с полузакрытым фонарем в руке приближается Немиэль, выдохнул задержанный в груди воздух.
— Постой, брат! — окликнул его Немиэль, заметив блеснувший в темноте клинок.
— Немиэль, — отозвался Захариэль, опуская оружие.
— Да, это было… чересчур решительно, — произнес Немиэль. — Как ты считаешь?
— «Чересчур» — это еще мягко сказано, — ответил Захариэль. — Название всему этому — предательство.
— Предательство?! — воскликнул Немиэль. — Мне кажется, ты придаешь разговорам слишком большое значение. Эти фанатики просто выпускают пар. На самом деле они ничего не собираются предпринимать.
— Тогда зачем они поручили тебе привести меня?
— Чтобы услышать твое мнение, как мне кажется, — рассудил Немиэль. — Послушай, до тебя же наверняка дошли слухи о роспуске рыцарских братств. Люди этим недовольны, вот они и ропщут. В любое время, при любых резких переменах находятся недовольные, которые начинают ворчать и строить планы, что они могли бы сделать.
— Но они говорили об убийстве Императора!
— Ой, брось, — рассмеялся Немиэль. — Вспомни, как часто после уроков мы говорили, что ненавидим мастера Рамиэля, и надеялись, что великий зверь его съест?
— Это совсем другое дело.
— Почему?
— Мы были детьми, Немиэль. А это взрослые воины. Это совсем не одно и то же.
— Может, и так, но они вовсе не собираются предпринимать попыток убить Императора. Это было бы самоубийством. Ты же видел, какие сильные эти Астартес, вообрази, насколько крепче и сильнее сам Император. Если он так могущественен, как о нем говорят, ему не о чем беспокоиться.
— Немиэль, дело не в этом, ты же сам все прекрасно понимаешь, — сказал Захариэль и снова начал подниматься по лестнице.
— А в чем же дело, брат?
— Если это только разговор, прекрасно, я забуду о том, что ты меня сюда приводил и что я слышал о готовящемся в стенах крепости заговоре. А если нет, я должен поставить об этом в известность Льва.
— Ты отречешься от меня из-за Льва? — обиженно спросил Немиэль.
— Если только ты не сумеешь убедить этих людей внизу прекратить подобные разговоры, — ответил Захариэль. — Все это слишком опасно и может повлечь гибель людей.
— Это всего лишь болтовня, — заверил его Немиэль.
— Тогда она должна прекратиться сейчас же! — потребовал Захариэль, поворачиваясь к брату лицом. — Ты меня понял?
— Да, Захариэль, я все понял, — опустив голову, ответил Немиэль. — Пойду и поговорю с ними.
— Тогда мы больше не будем к этому возвращаться.
— Правильно, — согласился Немиэль. — Ты больше не услышишь ни слова, я обещаю.
