26

Я тащился в хвосте, сгибаясь под тяжестью поклажи. Казалось, Снорри решил, что нам вот прямо необходимо каждому дотащить до Суровых Льдов по нескольку булыжников. Туттугу неуклюже топал рядом, тяжело дыша.

— Ну и чего, приложил мазь?

Он кивнул, продолжая передвигаться походкой человека, забывшего вовремя посетить уборную.

— Жжется, зараза.

— Это горчичное семя.

По здравом размышлении оказалось, что надо бы семена фенхеля, но я решил, что сейчас об этом упоминать уже не стоит.

Я поправил заплечный мешок, но так стало еще хуже.

— Что, Туттугу, предвкушаешь, как ты обагришь топор кровью врага?

Мне было необходимо понять, что творится в голове у викинга. Единственным шансом на спасение было понимание того, что движет этими людьми.

— Честно? — Туттугу покосился на остальных: первая пара близнецов обогнала нас по склону метров на двадцать.

— Ну давай для начала честно, а если окажется, что это как-то совсем неудобоваримо, можно будет и приврать.

— Честно… Я бы лучше остался в Тронде с большой миской печени с луком. Поселился бы там, рыбачил, женился бы.

— А обагрить топор?

— Боюсь до усрачки. Единственное, что не дает удрать с поля боя, — это мысль о том, что все остальные бегают быстрее и что меня при таком раскладе быстренько заколют в спину. Лучше уж встретить врага лицом к лицу. Если бы боги даровали мне ноги подлиннее… я бы сбежал.

— Гммм. — Я пристроил поклажу поудобнее, насколько это вообще было возможно. А то уже легкие разболелись от натуги. — Тогда зачем ты поперся на эту гору?

Туттугу пожал плечами.

— Я не такой храбрый, как ты. Но другого выхода нет. Это мой народ. Я не могу их покинуть. А если все ундорет действительно перебиты… кому-то нужно за это заплатить. Пусть я даже не хочу быть тем, кто вытрясет из них эту плату, — они должны ответить.

Мучительный подъем по склону горы сподвиг меня на дальнейшие поиски предлога избежать всего этого. Я стиснул зубы и с грехом пополам догнал Снорри, шагавшего впереди.

— Этот твой Сломай-Весло, он же типа полководец, важный человек, да?

— Сломай-Весло знаменит, он из клана Хардасса. — Снорри кивнул. — Сторонников у него много, но он не правит в Хардангере. Его скорее боятся, чем любят. Есть в нем что-то пугающее. Когда он смотрит на кого-нибудь, ему трудно сопротивляться, энергия Свена увлекает людей за собой, но стоит ему отвернуться — снова вспоминаются причины ненавидеть его.

— Но тем не менее… — Я остановился, чтобы перевести дыхание. — Тем не менее не собирается же он торчать годами в крошечной крепости посреди ледяной пустыни? Для такого человека это странно. Трудно представить, чтобы он сидел на месте.

— В Тронде мы не только скупали меха, Ял. — Снорри оглянулся на отстающих. Точнее, на отстающего — Туттугу. — Тронд — лучшее место на Севере для того, чтобы узнать, что происходит. Слухи прибывают на ладьях. Свен Сломай-Весло устраивает набеги по всему побережью. Кланы Вайландер и Крассис в Отинсфьорде, Ледяные ярлы в Мьянарфьорде и Хорост на Сером берегу — все пострадали, и серьезно. Много убитых и пленных. По последним сообщениям, они добрались до Уулиска. Там Свену нечего искать, кроме дороги к крепости, где он будет зимовать. Лед запирает весь Север на долгую-долгую ночь. Все замирает и ждет весны. Сломай-Весло чувствует себя в Черном форте в безопасности. Мы дадим ему урок и покажем, что это не так.

На это мне было нечего ответить, помимо того, что из меня и ученик-то никакой, не то что учитель.

Мы продолжали путь, километр за километром, по безжалостным склонам гор, поднимающихся от моря к самому небу. Усталость навалилась, утягивая в темную бездну. Я ворчал по поводу тяжелой поклажи, покуда не иссякли силы даже для этого. Несколько раз хотелось выкинуть меч, просто чтобы не тащить его на себе. Наконец я впал в забытье и переставлял ноги, мысленно прокручивая картины прошедшего вечера, особенно с участием Астрид и Эдды. Внезапно меня осенило: человек, который вошел, опустил капюшон и тут же выскочил, его копна черных волос, седеющих на висках…

— Эдрис! — Я остановился. — Снорри! Этот засранец Эдрис Дин был там. В городе!

Снорри повернулся и поднял руку, давая всем знак остановиться.

— Я тоже видел его и еще с десяток людей из Хардангера. Собственно, это было одной из причин нашего спешного ухода. Красные викинги весьма влиятельны в Тронде.

Отряд поджидал нас с Туттугу.

— Лагерь разобьем здесь, — сказал Снорри. — И будем нести дозор на случай, если еще кто-нибудь пожалует.

Спать в горах — жуть жуткая, но надо признать, что вынести это намного легче в толстом меховом спальном мешке, обшитом тканью и кожей, защищающими от ветра. Снорри и его товарищи потратили деньги не зря, и спали мы неплохо.

С утра мы наскоро перекусили черным хлебом, холодной курятиной, яблоками и прочей провизией из Тронда. Вскоре нам придется обходиться галетами и сушеным мясом, но пока что мы ели как короли. По крайней мере, как обедневшие короли, которых каким-то чудом занесло на склон горы.

— Какого хрена Эдрис приперся в Тронд? — спросил я, озвучивая вопрос, на который у меня с вечера попросту не хватило сил.

— То, за чем мы гонимся, точнее, то, что нас влечет, усыпало наш путь препятствиями. — Снорри жевал хлеб так яростно, будто это было сырое мясо на кости. — За всем этим стоит Мертвый Король, и он собирает людей, живых и мертвых. Людей особого рода, вроде Сломай-Весла и этого Эдриса.

— Значит, Эдрис погонится за нами?

Я надеялся, что нет. Он меня пугал больше, чем можно было представить. Что-то в нем не давало мне покоя. В Эдрисе было нечто, свойственное людям вроде Мэреса Аллуса, — скрытая угроза, которая, случись ей выйти наружу, будет гораздо опаснее обычной жестокости.

— Скорее, попытается обогнать нас. — Снорри сглотнул, встал и потянулся так, что у него кости захрустели. — Он направляется в Черный форт или, возможно, сначала в подледные шахты. Если Эдрис их там предупредит, наши шансы невелики.

Ну, у нас в любом случае не было шансов, но это мнение я оставил при себе. Возможно, если Эдрис и правда их предупредит, остальные поймут, что предприятие безнадежно, и угомонятся.

— Хорошо, но… — Я тоже встал и закинул мешок на плечо. — Все же объясни мне, зачем эта жуть из Красной Марки тащится тысячу километров, а то и больше, до какой-то богом забытой дыры во льдах.

— Я много чего не знаю, Ял. Сейджес сказал кое-что, хотя это может оказаться ложью. Скилфа могла сказать больше…

— Что? Когда?

Я ничего такого не помнил.

— А она не говорила с тобой? — Снорри поднял бровь.

— Как же, говорила — ты сам слышал. Какой-то бред про моего двоюродного деда Гариуса и про то, что я думаю членом. Жуткая старая карга, у которой крыша совсем поехала.

— Я имел в виду… без слов. — Он нахмурился. — Она все это время говорила у меня в голове.

— Гммм. — Я подумал, стоит ли верить голосам в голове у Снорри вер Снагасона. Похоже, у него там собралась целая компания, и кто знает, сколькими голосами может говорить Аслауг? Или возможно, Баракель сделал все, чтобы слова Скилфы не достигли меня, — хотя я сомневался, что эта избирательная глухота соответствует моим интересам. — Я не знал. Расскажи мне.

— Нерожденных трудно призвать. Очень трудно. Лишь изредка это получается, если совпадут условия, место, время и обстоятельства.

— Да это-то все знают!

Я, правда, слышал в первый раз.

— И поэтому они так разбросаны.

— Да.

— Но приказ Мертвого Короля, касающийся Суровых Льдов… Работа, которую там выполняют его прихвостни — сбор нерожденных со всех уголков земли в одном месте. Возможно, когда твой друг в опере попал под удар и сбежал, он бросил задание, с которым был туда направлен, и отправился на общее собрание на Север. Или же он с самого начала собирался туда отправиться после Вермильона, а уж зачем он оказался там, в данном случае не столь важно.

— А-а! — Вашу ж мать! — Но твоя жена в Черном форте, да? А нерожденные — под Суровыми Льдами? Да? Значит, нам с ними не придется пересекаться, верно?

Снорри ответил не сразу, лишь зашагал дальше.

— Да?

— Мы возьмем Черный форт.

Я попробовал вспомнить, что Снорри рассказывал в таверне в Ден-Хагене. Сломай-Весло сказал, что сын его в безопасности. Вот и все. Еще он уболтал Снорри так, что тот схлопотал дубинкой по затылку.

Вокруг меня норсийцы поднимали с земли заплечные мешки и отправлялись в путь. Я уже почувствовал легкое натяжение: проклятие, привязывающее меня к Снорри, начинало действовать.

— Клал я на это!

И я зашагал вперед.

Настоящий Север именно таков, каким Снорри его знал по опыту, а я представлял по невежеству. Сначала кажется, что это один сплошной подъем, потом — чередование спусков и подъемов, какое-то торопливое, стремящееся непонятно куда. Воздух холодный, разреженный, кишащий насекомыми, жаждущими крови. Если вдыхать сквозь зубы, можно хотя бы рассчитывать, что не наглотаешься их. Но чем выше забираешься, тем этих тварей становится меньше.

По большей части здесь голые скалы. В чуть более высоких местах — голые скалы, покрытые остатками зимнего снега. С высоты видны горы, горы и опять горы, меж которых ютятся озера и сосновые леса. Я вовремя внял совету Туттугу и обмотал свои сапоги кроличьими шкурками и кожей тюленя из заплечного мешка. Все это и толстые шерстяные носки позволили мне хотя бы не отморозить пальцы. Однако было ясно, что по мере продвижения на север станет только хуже, на высокогорье Ярлсон ветер с континента колет, как ножи.

Мы постояли в укрытии на вершине хребта, пока Снорри и Арне обсуждали маршрут.

— Эйн, это же ты, да?

Я судил по шраму у глаза.

— Ага.

Близнец с наибольшей ожидаемой продолжительностью жизни улыбнулся.

— Как так вышло, что Снорри тут командует? Ты же наследник ярла Торстеффа, да?

Я не собирался подрывать авторитет Снорри, разве что если вдруг Эйн сможет отдать ему приказ прервать поход, что казалось мне при любом раскладе маловероятным. Но, как принца, меня весьма удивляло, что человек, которому принадлежало по праву рождения каких-то несколько акров каменистой земли на склоне горы, командует местной аристократией.

— Вообще-то у меня семь старших братьев. Две тройни и еще Агар, отцовский наследник. Впрочем, может статься, они все уже мертвы. — Он поджал губы, словно пробуя эту мысль на вкус. — Но Снорри — воин ундорет. О его ратных подвигах слагают песни. Если Эйнхаур и пиршественные залы моего отца сгорят, от моей власти останется лишь пепел. Лучше пусть в последний поход нас ведет человек, который действительно смыслит в военном деле.

Я кивнул. Если у нас нет другого пути, тогда Снорри и правда лучшая кандидатура на место того, кто приведет нас к горькому концу. В любом случае, однако, мне было неприятно думать, что рангом можно вот так легко пренебречь. Может, для сыновей ярла среди снегов это нормально, но в теплой Красной Марке принц — всегда принц. Меня это в известной мере утешило, как и то, что рассвет давно миновал, а значит, Баракель не мог испортить мне настроение своим ценным мнением касательно принцев.

К вечеру второго дня мы увидели среди гор исполинское творение Зодчих. Огромная дамба перегораживала долину, она была выше любой башни и настолько толста, что по ее верху могли в ряд проехать четыре повозки, а внизу явно еще толще. Должно быть, когда-то она сдерживала широкое озеро, хотя с какой целью — непонятно.

— Стойте!

Я устал, а руины были отличным предлогом, чтобы остановиться.

Снорри спустился по склону, хмурясь, но дал нам передохнуть несколько минут, покуда я удовлетворяю свое аристократическое любопытство. Удовлетворил я его сидя, позволив своему взгляду блуждать по долине. Под дамбой из толщи скалы выходили огромные каменные трубы, видимо позволявшие некогда контролировать поток воды, но зачем — опять же неясно. Сооружение масштабом соответствовало горам, и люди на его фоне казались муравьями. Сквозь трубы могло бы пройти несколько слонов, да еще и для ездоков осталось бы место. Здесь нетрудно поверить в рассказы северян про ледяных великанов, которые создали мир и знать не желали о людях.

Я сидел на заплечном мешке рядом с Туттугу и глядел на долину, мы оба жевали яблоки, которые он достал из своей поклажи, сморщенные, но все еще по-летнему сладкие.

— Значит, все имена викингов что-то да значат. Снорри — это «атака», Арне — «орел», близнецы просто пронумерованы…

Я умолк, давая Туттугу возможность самому предложить объяснение, наверняка какое-нибудь героическое. Если имена, что там дают, неизменно попадают в точку, Туттугу должно значить «робкий толстяк», а Ялан — «удирающий с воплями».

— Двадцать.

— Чего?

— Двадцать.

Я покосился на близнецов.

— Боже мой! Бедная твоя матушка…

Туттугу осклабился.

— Да нет, это не имя, данное при рождении, а прозвище. На пиру у ярла Торстеффа по поводу победы над Ходдофом из Железных Холмов было состязание, и я выиграл.

— Состязание?

Я нахмурился, не в силах вообразить, как Туттугу вообще может одержать победу.

— Состязание едоков.

Он похлопал себя по животу.

— Ты съел двадцать… — Я попытался представить, двадцать штук чего именно может осилить один едок. — Яиц?

— Почти. — Он потер свои подбородки, заросшие рыжей щетиной. — Цыплят.

Прошло четыре дня вместо намеченных двух, когда мы наконец увидели с высоты хребта сверкающую гладь Уулиска, а за нами простирались долгие километры гор. Снорри показал на черную точку у берега.

— Эйнхаур.

Отсюда я ничего не мог сказать о том, какая участь постигла это место, разве что у причалов явно не было рыбацких лодок.

— Смотри.

Арне показал дальше на фьорд, в сторону моря. Там была ладья. С места, где мы стояли, она казалась маленькой, словно детская игрушка. У носа — красная точка. Нарисованный глаз?

— Эдрис и его дружки из Хардангера, я полагаю, — сказал Снорри. — Нам нужно поторопиться.