10
К рассвету цирковой лагерь был наполовину свернут. Никому не хотелось оставаться, и я подумал, что, когда они будут тут проезжать в следующий раз, доктор Тэпрут найдет другое место для привала.
Черри пришла вместе со слоном, пока я ждал Снорри у калитки. Карлик вернулся на пост, и мы пытались надуть друг друга в карты. Я встал и принялся махать. Черри, должно быть, дождалась рассвета, чтобы найти дорогу обратно. Она выглядела измученной, косметика была размазана по лицу, вокруг глаз — темные пятна. Джентльмен должен притворяться, что не замечает подобного, и я поспешил подхватить девушку, когда она соскользнула со спины животного. Держать ее в руках было приятно, отпускать не хотелось.
— Благодарю, леди. — Я поставил ее на землю и попятился от грозных слоновьих бивней. Зверь страшно нервировал меня, от него пахло разоренными фермами. — Хороший мальчик! — Я похлопал его морщинистые бока и снова отошел к калитке.
— Это девочка. Нелли.
— A-а! Как ее еще могли звать?
Спасен танцовщицей верхом на слонихе. В рассказах о герое перевала Арал об этом лучше не упоминать.
Черри взяла Нелли за поводья и увела в лагерь, бросив на меня последний озорной взгляд, заставивший меня мечтать по крайней мере еще об одной ночи.
Снорри подошел чуть позже.
— Это нечто. — Он покачал головой. — Слоны!
— Ты мог бы взять одного домой.
— У нас есть мамонты! Они еще больше, но с густым мехом. Я их никогда не видел, но теперь хотел бы. — Он оглянулся на лагерь. — Я принес соболезнования матери. В таком случае сказать нечего, но лучше что-то сказать, чем промолчать. — Он хлопнул меня по плечу до боли знакомой рукой. — Нам надо идти, Ял, мы тут уже подзадержались. Или хочешь выменять лошадей?
— На что? — я вывернул карманы. — Они выдоили меня досуха.
Снорри пожал плечами.
— За этот медальон, который ты вечно крутишь в руках, дадут десять коней. Хороших.
— Я его почти не касаюсь. — Я заморгал, напоминая себе, что не надо забывать о его остром зрении. Я и сам-то не помнил, чтобы хоть раз взглянул на медальон за все время пути. — И он ничего не стоит.
Я сомневался, что даже тот старик на дороге отдал бы своего осла за медальон и серебряную крону в придачу.
Норсиец пожал плечами и собрался уходить.
— Тэпрут идет проводить нас.
Приблизился доктор Тэпрут. Казалось, на улице, без письменного стола, ему некомфортно. Рядом с ним, ведя за поводья лошадей — мерина бледной масти и буланую кобылу, шли двое. Первый был укротитель львов, которого мы видели в синем шатре Тэпрута, второй — здоровенный мужик, очевидно местный силач, претендентом на место которого сочли поначалу Снорри. Я подумал: интересно, не ожидает ли добрый доктор неприятностей?
— Тэпрут.
Снорри склонил голову. Украденный меч висел у него на бедре на странной конструкции из веревок и ремней.
— А! Путники! — Тэпрут покосился на силача, словно прикидывая, выстоит ли тот против Снорри. — На север направляетесь, гляди-ка!
Мы оба промолчали. Тэпрут продолжал:
— Гонимы злой судьбой? Той, что наполняет и опустошает могилы? Гляди-ка! — Его руки двигались, словно изображая все, о чем он говорил. — Это было бы ценной информацией. Вчера днем она очень даже окупилась бы. — Горе, написанное на его длинном лице, выглядело почти карикатурно. Меня беспокоило, что я не мог понять, значила ли что-нибудь для него смерть ребенка. — В любом случае что сделано, то сделано. — Он собрался было уходить, но остановился и снова повернулся к нам. — Нерожденный! — Тэпрут почти кричал. — Вы вызываете в мир нерожденных? Как… — Он собрался и продолжал, тон его снова был почти беззаботен. — Это скверно. Очень, очень скверно. Вам нужно уезжать отсюда. Быстро. — Он показал на лошадей, и его спутники вышли вперед, держа их в поводу. Я взял мерина. — Двадцать крон в счет вашего долга, принц. — Тэпрут едва заметно наклонил голову. — Знаю, вы не станете затягивать.
Я оглядел своего коня, похлопал его по шее, почувствовал мясо на костях. Ничего такая кляча. Снорри застыл рядом со своей лошадью, словно боялся, что она его укусит.
— Благодарю, — сказал я и вскочил в седло. Двадцать золотых — сходная цена. Чуть завышенная, но, с учетом обстоятельств, не смертельно. В седле я чувствовал себя лучше. Бог даровал нам лошадей, чтобы мы могли быстрее убегать.
— Лучше поторопитесь — вы в центре бури, юный принц, в этом нет сомнения. — Тэпрут кивнул, словно это я говорил, а он соглашался. — В этом много кто замешан, много кто приложил руку. Серая рука за тобой, черная — у тебя на пути. Поскреби поглубже — может, найдешь синюю позади черной и красную позади серой. А еще глубже? Возможно ли? Кто знает? Не я, старый циркач. Возможно, все глубже глубокого, бесконечно глубоко. Но я стар, мои глаза отказываются служить, дальше разглядеть не могу.
— Гм.
Казалось, на этот поток бреда можно ответить только так. Теперь я знал, кто обучил цирковую предсказательницу.
Тэпрут кивнул, признавая разумность моего суждения.
— Давайте расстанемся друзьями, принц Ялан. Кендеты правят Красной Маркой с незапамятных времен. — Он протянул тощую руку, и я быстро пожал ее, полагая, что ему тяжело так долго держать ее неподвижно. — Вот! — сказал он. — Мне было жаль, что ваша мать умерла, мой принц. — Я выпустил его руку. — Слишком молода. Слишком молода для клинка убийцы.
Я заморгал, кивнул и послал лошадь вперед по тропе.
— Давай, Снорри, это все равно что править лодкой.
— Сначала я немного пройдусь, — сказал он и зашагал, ведя конягу под уздцы.
Признаюсь, я покинул цирк не без сожаления. Мне нравились эти люди, сама атмосфера, и даже кочевой образ жизни не напрягал. Особенно танцовщицы. Я невольно улыбнулся. Было приятно знать, что даже такой информированный человек, как Тэпрут, чего-то не знает. Моя мать умерла от дизентерии. Я коснулся медальона сквозь рубашку. Портрет матери. Дизентерия. Внезапно мне стало неловко, улыбка исчезла с лица.
Мы выехали на главную дорогу и повернули в сторону, противоположную той, в которую двигались раньше, — это нам подсказал карлик-картежник. Мы оба молчали, покуда не добрались до кучи слоновьего дерьма, по которой впервые узнали, что цирк где-то рядом.
— Так ты не умеешь ездить на лошади?
— Ни разу не пробовал.
— И даже верхом не сидел?
Я ушам своим не верил.
— Зато съел их немало.
— Что толку-то?
— А это трудно? — спросил он, не прилагая, однако, ни малейших усилий выяснить это на практике.
— Полегче, чем прыгать на медведя… ну, мне так кажется. К счастью, я лучший наездник во всей Красной Марке и отличный педагог. — Я указал на стремя. — Ставь сюда ногу. Да не какую попало, другую. Теперь — в седло, и смотри не свались.
Обучение шло медленно, но, к чести Снорри, он таки не свалился. Я уже начал бояться, что норсиец продавит лошади бока своими мускулистыми ножищами, но в конце концов Снорри и его животина как-то договорились, изобразили натянутые улыбки и тронулись в путь.
К тому времени как солнце достигло зенита, я понял, что моему спутнику худо.
— Как рука?
— Болит, но не так сильно, как бедра, — пробурчал он.
— Может, если чуть ослабишь хватку и дашь бедной коняге дышать…
— Расскажи мне о Роне.
Я пожал плечами. Мы доберемся до границы разве что завтра вечером, и последнего километра с лихвой хватит, чтобы понять об этом месте все, что нужно. Хотя, кажется, Снорри просто хотелось отвлечься от болезненных ощущений.
— Да нечего там рассказывать. Жуткое место. Еда скверная, мужчины угрюмы и невежественны, женщины сплошь косоглазые. И все до единого воры. Пожал руку ронийцу — пересчитай пальцы.
— Но ты же там никогда не был, верно?
Он бросил взгляд назад и тут же дернулся в седле, восстанавливая равновесие.
— Ты вообще слушаешь, о чем я говорю? Что я там, по-твоему, забыл?
— Не понимаю. — Он снова рискнул обернуться. — Короли Роны основали Красную Марку, разве не так? Разве не ронийцы спасли вас от скорронского нашествия, причем два раза?
— Вот уж не думаю! — Теперь, когда он сказал об этом, я смутно вспомнил жаркие дни в Серой комнате с учителем Марклом. — Подозреваю, принц Красной Марки знает местную историю чуть получше, чем какой-то… хаульдр с промерзших склонов фьорда. — Признаться, я проспал большую часть уроков истории у Маркла, но уж такое точно не пропустил бы. — В любом случае там скверно.
Дабы сменить тему и потому, конечно, что при каждом воспоминании мое воображение населяло тени чудовищами, я ухватился за тему преследования.
— Когда я наткнулся на тебя, та трещина, что гналась за мной… Она же была порождена магией Молчаливой Сестры.
— Ты уже говорил. Заклятие, которое она наложила, чтобы перебить всех в этой вашей опере.
— Ну… оно и правда убило всех, но не думаю, что она прокляла то место именно с этой целью. Может, она не хотела уничтожать всех нас; может, у нее была своя цель, а мы просто оказались на дороге? Могло то, чего она хотела, преследовать нас до самого цирка?
Снорри поднял брови, нахмурился, потом покачал головой.
— Этот нерожденный сформировался недавно, из ребенка Дэйзи. Он не шел за нами сюда.
Уже хоть что-то.
— Но… это же не случилось ни с того ни с сего, верно? Ведь такое бывает крайне редко. Кто-то специально все устроил. Кто-то хочет убить нас.
— Ваша Красная Королева собирала истории про мертвых. Она знает, что Рагнарек пришел к нам, что близится последняя битва. Она строит планы против Мертвого Короля, и, возможно, он строит планы против нее. Мертвый Король, надо полагать, знает о нас, знает, что мы направляемся на север и тащим с собой магию ведьмы. Он наверняка знает, что мы идем к Суровым Льдам, где собираются его мертвяки. Должно быть, он хочет нас остановить.
Я, конечно, смог закрыть тему Роны, но Снорри не сказал мне ровно ничего успокаивающего. Я мысленно пережевывал все, что он рассказал, на протяжении следующих нескольких километров, и вкус этого был горек. Нас преследовали, я нутром чувствовал. То, что было в опере, шло за нами, и мы, убегая, неслись навстречу чему-то, что поставил у нас на пути Мертвый Король.
День спустя мы встретили первые образчики того типа жителей Роны, о котором я предупреждал Снорри. Караульный пост с гарнизоном из пяти ронийских вояк, притулившийся к немаленькому такому постоялому двору на границе. Караульный пост Красной Марки с четырьмя бойцами был с другой стороны заведения, и вояки обычно обедали вместе за противоположными сторонами стола, стоящего прямехонько на границе, в знак чего на столешнице была выбита ровная линия из блестящих гвоздей.
Я представился бедным дворянином — здесь никто не признал бы во мне принца Красной Марки, решили бы, что я издеваюсь, и поступили бы со мной соответственно. Конечно, я мог бы предъявить золотую крону с чеканным бабкиным профилем, изобличающим семейное сходство, но кроны-то у меня и не было. Даже серебряной. А на медяках была башня Иакс — и король Голлот, который правил до бабки и не был похож ни на свою дочь, ни на меня.
В гостинице Снорри по большей части молчал, было ясно — он неспокоен, боится, что на границу уже послали весть о его бегстве и что его могут схватить. Мы потратили оставшиеся у меня медяки на скромный ужин из капустного супа и мяса неизвестного животного, а затем въехали в Рону, которая, вопреки моим опасениям, оказалась похожа на Красную Марку, разве что местные довольно противно картавили.
Первый же городок попался нам на пути к вечеру. Это было довольно крупное поселение со скучным, но достойным названием — Мельницы. Мы не спеша ехали по грязной центральной улице, заполоненной торговцами, путниками и горожанами. Снорри подогнал коня к кузнице, наполненной звоном молотов.
— Тебе нужен меч, Ял. — Он привык называть меня «Ял», не «мой принц» или «принц Ялан», даже не «Ялан», а просто «Ял». Я не говорил ему, что это меня раздражает, зная, что он не прекратит, разве что будет при этом еще и широко ухмыляться. — Хорошо владеешь клинком?
— Получше, чем ты конем.
Снорри фыркнул, кобыла последовала его примеру. Он назвал ее Слейпнир в честь какой-то языческой клячи, и они неплохо ладили, хотя в седле он по-прежнему напоминал бревно и весил не меньше своего скакуна. Он спешился — все равно что вышеупомянутое бревно упало с козел.
— Покажешь?
Он вытащил меч и протянул его мне рукоятью вперед.
Я огляделся.
— Нельзя же просто взять и начать махаться посреди улицы, еще кого-то без глаза оставим. И то если нас прежде не арестуют.
Снорри озадачился. Можно подумать, на ледяных склонах Севера это вполне обычное дело!
— Это же кузница. — Он махнул в сторону мастерской. — Кузнецы делают мечи. Люди, надо полагать, время от времени пробуют их в деле.
И снова ткнул в меня рукоятью.
— Сомневаюсь. — Я крепко держал поводья. Кивнул на прилавок — сплошь косы, крюки, гвозди и прочие необходимые в хозяйстве вещи. — В таком городе наверняка есть свой оружейник, но явно не здесь.
— Ха! — Снорри показал на меч, висящий в глубине. — Кузнец!
Кузнец вышел на рокочущий голос Снорри — низенький, уродливый, потный, разумеется с могучими ручищами, но при этом странно напоминавший ученого-книжника.
— Здрасте.
— Я бы опробовал вон тот меч.
— Чиню для Гарсона Хоста. Убираю зазубрины, точу. Не продается, короче.
— Не зли его.
Я кивнул, давая понять, что согласен с ним.
Кузнец прикусил губу. Я уже и забыл, что ронийца хлебом не корми — дай посадить жителя Красной Марки в лужу и что простолюдины обожают гонять тех, кто познатнее их. Лучше бы я придержал язык. Снорри, конечно, чужеземец, но он хотя бы не житель соседней страны, что считается непростительным грехом.
— Не думаю, что Гарсону понравится, если я уберу пять зазубрин, а не три.
Кузнец ушел и вернулся с мечом.
Смирившись с судьбой, я спешился и принял рукоять, которой Снорри опять тыкал в меня. Так уж получилось, что фехтую я неплохо, но только если жизнь моя не подвергается опасности. В тренировочном дворе с тупыми мечами и в ватной защитной куртке я справлялся очень даже. И даже более чем. Но все эти уроки пошли псу под хвост, когда однажды, ровно один раз, мне пришлось всерьез биться с бойцами из Скоррона на перевале Арал, — тогда чистый ужас мгновенно выбросил всю учебу из памяти. Здоровые сердитые мужики на полном серьезе хотели порубить меня в капусту. Пока не увидишь разверстую красную рану, из которой торчит непонятно что, не увидишь человека изломанного и выпотрошенного, который уже точно больше не поднимется, и не выблюешь пару последних трапез на камни… В общем, считай, до этого момента ты и не знал, что значит биться на мечах, и если ты человек разумный, то больше и не захочешь. Я не помню из битвы за перевал Арал ровно ничего, кроме отдельных застывших моментов: мелькающую сталь, алые дуги, искаженные ужасом лица, то, как от меня пятится человек, захлебывающийся собственной кровью… и, разумеется, крики. Я все еще слышу их. Все остальное словно стерто из памяти.
Снорри взял свой новый меч здоровой рукой и замахнулся на меня. Я парировал. Он ухмыльнулся и снова пошел в атаку. Мы обменивались ударами несколько секунд, на шум собрался народ. Сила обычно не так важна в фехтовании, даже если биться на тяжелых мечах, как мы. Рапира — это в первую очередь скорость, но даже длинный меч — это скорость, если тебе вообще хватит сил им орудовать. Хорошо обученный мечник скорее выиграет от небольшого преимущества в технике и скорости, чем от большого преимущества в силе. Меч — это же, по сути, рычаг. Конечно, в случае Снорри и силой нельзя пренебрегать. Он делал довольно простые движения, но от блокирования у меня руки заболели, и первый же его серьезный удар едва не лишил меня оружия. Все равно было совершенно очевидно, что я бьюсь правой рукой куда искуснее, чем норсиец — левой.
— Хорошо! — Снорри опустил меч. — Очень хорошо.
Я постарался не показать, что мне приятна похвала.
— Бабка требует, чтобы вся ее родня хорошо владела боевыми искусствами. — Хочешь ты сам того или нет. Я вспомнил бесконечные тренировки во дни отрочества, руки в волдырях от деревянного меча и побои от Мартуса и Дарина, которые почему-то решили, что так и должно поступать старшим братьям.
— Оставь меч себе, — сказал Снорри. — Ты им лучше распорядишься.
Я поджал губы. Если бы только владение мечом не предполагало его использование… Разумеется, с мечом на бедре я смотрелся эффектнее. Я полюбовался игрой света на клинке. На нем было темное пятно — видимо, там, где он коснулся нерожденного. Я постарался прогнать это воспоминание.
— А ты?
По правде, собственная безопасность волновала меня куда больше.
— Куплю что-то взамен.
Он направился к кузнецу, который не скрывал разочарования от того, что не увидел, как великан-викинг делает из меня котлету.
— Ты не можешь позволить себе другой меч!
Да что он вообще мог себе позволить? Последние несколько месяцев он просидел в тюрьме, а это не слишком прибыльное занятие.
— Ты прав. — Снорри вернул меч кузнецу. — В любом случае он не продается. — Он кивнул в сторону кузницы. — А хороший топор у тебя найдется? Боевой, не такой, каким рубят дрова.
Кузнец принялся рыться в своем товаре, а Снорри снял с шеи кошель, висевший на ремешке. Я вытянул шею, чтобы разглядеть содержимое. Серебро! Никак не меньше пяти монет.
— Кого ты убил ради этого?
Я нахмурился, но скорее от мысли, что Снорри богаче меня, чем из-за того, что он мог совершить убийство и грабеж.
— Я не вор.
Снорри сдвинул брови.
— Хорошо, значит, это таки был грабеж.
Снорри пожал плечами.
— Земли викингов скудны, почва тощая, зимы суровые. И некоторые из нас отбирают у слабых. Что есть, то есть. Однако мы, ундорет, предпочитаем отбирать у сильных — у них имущество получше. На каждую ладью, отплывающую к дальним берегам, приходится не меньше десятка ближайших соседей-воров. Племена викингов по большей части тратят силы друг на друга — так было всегда.
— Ты все еще не ответил на вопрос.
— Я взял у сильного! — Снорри ухмыльнулся и принял у кузнеца топор. — Тот здоровяк, что был с Тэпрутом, когда мы уезжали. Рональдо Изумительный! Цирковой силач. — Не норсийский топор, конечно, но приличный пехотный, с треугольным лезвием и окованной железом, потемневшей от времени рукоятью из ясеня. Топор всегда считался крестьянским оружием, но этот, по крайней мере, был сделан для крестьянина, зачисленного в отряд какого-то лорда. Снорри покрутил его в опасной близости от прилавка и нас с кузнецом. — Рональдо Изумительный побился со мной об заклад, что он сильнее. И проиграл. Карлик сказал, что теперь его будут звать Рональдо Изумленный! — Снорри вскинул топор и поднес лезвие к самому уху, словно прислушиваясь. — Беру.
— Три.
Кузнец поднял соответствующее количество пальцев, будто Снорри не понимал имперского наречия.
— Да это грабеж! Три серебром за рабочий инструмент?
Но Снорри заплатил.
— Не стоит торговаться, если речь идет об оружии. Покупай — или не покупай. Аргументы прибереги до того момента, когда оно окажется у тебя.
— Надо все же добыть тебе меч. Когда финансы позволят.
Снорри помотал головой.
— Мне — топор. Мечи создают обманчивое впечатление, что ты сможешь отбиться. С топором можно разве что атаковать. Так меня назвал отец — Снорри значит «атака». — Он поднял топор над головой. — Люди думают, что от меня можно отбиться — но я бью, и они падают.
— Что за хрень эти нерожденные?
Я три дня не решался задать этот вопрос. Мы въехали в город Пентакост, проскакав от границы сотню километров. Снорри все еще ездил как бревно, но, к счастью, был и вынослив, подобно оному, и ни разу не пожаловался. Дождь застиг нас в пути и лил нам на головы минут десять, из конюшни мы вышли мокрые до нитки и теперь сидели каждый посреди собственного маленького озерца, помаленечку испуская пар перед пустым очагом таверны «Король Роны».
— Не знаешь?
Снорри поднял мокрые брови, пригладил волосы и стряхнул с пальцев воду.
— Нет. — У меня так часто бывает. Дурная привычка стирать из памяти все неприятное — я с детства так делаю. Искреннее удивление очень помогает, когда приходится сталкиваться с неприятной необходимостью. Конечно, если речь идет о выплате долгов, забывчивость может стоить переломанных пальцев. Или чего похуже. Думаю, это такая разновидность лжи — самообман. Часто говорят, что лучшие лжецы сами себе верят; тогда я вообще самый лучший, потому что повторяю ложь, покуда сам в нее не поверю до конца, никаких полумер! — Нет, не знаю.
За время наших скитаний по унылым грязным дорогам мимо бесконечных жалких хуторов я провел немало времени, вспоминая о прелестях Черри и отрадной склонности Лулы к исследованиям, но тот случай у могил… Ничего, лишь краткое воспоминание о девушке, скачущей на помощь. С десяток раз я представлял, как подпрыгивали ее груди, когда она проносилась мимо. Пришлось мокнуть на протяжении трех часов в конце трехдневной скачки, чтобы нерожденный будто бы настойчиво напомнил о себе, и я наконец спросил. Правда, решил я, всяко не окажется хуже того, что я уже начал воображать. Будем надеяться.
— Как это ты не знаешь? — повторил Снорри. Он не стукнул кулаком по столу, хотя ему явно хотелось.
Снорри оказался идеальным попутчиком для человека, не желающего зацикливаться на своих прежних ошибках. Снорри волновали его цели, устремления, любовь и опасность — и все это было впереди, а Красная Марка со своим народом, бабка и ее Молчаливая Сестра остались позади и больше не волновали.
— Как это ты не знаешь, а?
— Ну, вот как ты, например, не знаешь, сколько будет одиннадцать помножить на двенадцать…
— Сто тридцать два.
Черт!
— Меня просто интересуют более приятные вещи, Снорри. Если на этом нельзя скакать так или иначе, если оно не играет в карты и кости и не пьет вино — что мне до него! Особенно когда оно чужеземное. Или языческое. Или то и другое сразу. Но это… оно… сказало нечто, обеспокоившее меня.
— Жертва. — Снорри кивнул. — Его послали за нами.
— Кто? Ты на днях сказал, что это мог быть Мертвый Король, но, может, это кто-то другой? — Я бы, конечно, предпочел кого-то другого, ясное дело. — Какой-то некромант или…
— Мертвый Король — единственный, кто в принципе может послать куда-либо нерожденных. Они смеются над некромантами.
— Так. Этот Мертвый Король — я слышал о нем.
Снорри развел руками, побуждая меня раскрыть тему.
— Бреттанский лорд. Безбожник с Затонувших островов. — Я пригубил вино. Ронийское красное — редкая гадость, все равно что уксус с перцем. Другие страны были бы куда лучше, если бы там не болталось столько приезжих со своими пожитками, таких, как Мертвый Король.
— И все? И это все, что ты знаешь про Мертвого Короля? «Он с Затонувших островов»!
Мне казалось, что Снорри испускает пар куда энергичнее, чем прежде.
Я пожал плечами.
— Зачем какому-то бреттанцу посылать за нами чудовище? Откуда он вообще знает? Спорим, Мэрес Аллус натравил его. Шесть к десяти. Мэрес Аллус!
— Ха! — Снорри допил эль, вытер пену с усов и хотел было заказать еще, но вспомнил о нашей бедности. — Это, Ял, все равно как если минога будет приказывать киту. Этот твой Аллус — ничто. В десяти километрах за городской чертой о нем уже никто и не знает.
Принц Ял, чтоб его! Десять километров за городской чертой — и уже никто не знает, что я принц.
— Тогда зачем посылать чудовище?
— Мертвый Король и эта Молчаливая Сестра — они как кукловоды, они ведут игру по всей империи, они и им подобные, переставляют на доске королей и лордов. Кто знает, что им в конечном счете нужно? Возможно, перекроить империю и дать ей марионеточного императора, а то и смахнуть фигуры с доски и начать все заново. В любом случае нерожденный сказал, что мы несем в себе цели Красной Королевы и магию. И это верно.
Он ткнул меня пальцем в плечо, и я почувствовал неприятную трескучую энергию, пока он не убрал руку.
— Но это получилось случайно! Мы не следуем ничьим целям! Тем более бабкиным. — Разве что слепой глаз Молчаливой Сестры увидел будущее и выбрал маловероятное совпадение. Тревожная мысль. В конце концов, она воевала с мертвыми, а Снорри тащил нас вместе с ведьминой магией на Север, где его враги были в союзе с мертвяками, приплывшими на черных кораблях с Затонувших островов. — Это просто совпадение!
— Значит, может оказаться, нерожденный ошибался, и Мертвый Король тоже. Может, они, Молчаливая Сестра и этот твой хорек Мэрес, идут по нашему следу. Пусть. Посмотрим, на сколько их хватит! До Севера далеко.
— Так, — сказал я, возвращаясь к нашей теме. — Что за хрень эти нерожденные? — Я смутно помнил это слово с того времени, когда наше кошмарное путешествие еще не началось. Когда я его впервые услышал, то понадеялся, что это просто восставшие мертвецы, с которыми, учитывая их габариты, нетрудно справиться. Не то чтобы я склонен затаптывать мертвых младенцев, но это было бы нечто менее опасное, чем то, что мы видели в цирке. — И почему это такая здоровенная жуть, которую разве что слоном можно растоптать?
— Потенциал — вот что такое нерожденные. Потенциал. — Снорри снова схватился за пустую кружку, убедился, что она пуста, и поставил на место. — Тот, с которым мы столкнулись, был не так опасен, потому что пробыл мертвым всего несколько часов. Весь потенциал для роста и изменения, что есть у ребенка, — все это уходит в земли мертвых, если ребенок умирает до рождения. Там оно искажается, пропитывается горечью. Там время течет иначе, ничто не остается молодым. Потенциал нерожденного ребенка заражается древним предназначением. Есть создания, что всегда были мертвы, что обитают в стране по ту сторону смерти, и они, древние и грозные, захватывают потенциал нерожденного, стремясь родиться в мире живых. Чем дольше нерожденный остается в землях мертвых, тем сложнее ему вернуться. Ни один обычный некромант не может призвать нерожденного. Даже Мертвому Королю, говорят, удалось вызвать лишь нескольких туда, куда ему было нужно. Они — его агенты, его шпионы, способные обрести новый облик, скрыться и незамеченными ходить среди людей.
— Новые, значит, не так опасны? — Я ухватился за это и повторял, сам себе не веря, а все остальное пропустил мимо ушей. — Да оно бы разорвало тебя напополам, если бы слон вовремя не подвернулся! Давай надеяться, что больше ничего подобного не встретим, а то слоны здесь встречаются нечасто, если ты вдруг не заметил. Боже!
Снорри пожал плечами.
— Ты сам спросил.
— И уже жалею об этом. На будущее — напоминай мне не спрашивать.
Я отпил большой глоток вина и пожалел, что нам не на что напиться до бесчувствия и провалиться в блаженное беспамятство.
— Той ночью в опере что-то было.
Я не хотел об этом говорить, ну да что там, хуже уже все равно не будет.
— Этот твой демон?
Я кивнул.
— Я разрушил заклятие. — Сломал, попросту говоря. — В общем… там с нами что-то было. Демон. Он выглядел как человек — по крайней мере, тело, лица-то я не видел. Но что-то было не так. Я знаю. Я видел это так же ясно, как вижу Молчаливую Сестру, когда ее больше никто не замечает.
— Думаешь, нерожденный? — Снорри нахмурился. — И вот ты говоришь, что он нас преследует? — Он пожал плечами. — Меня больше беспокоит то, что впереди.
— Гммм. — Не беспокойся о сковородке, потому что огонь все равно горячее? Я пожал плечами, но не смог прогнать из памяти те глаза. — А если оно нас догонит?
— Будет очень скверно.
Снорри снова принялся изучать пустую кружку.
Я высунул голову на улицу, в дождь. Надвигалась буря, и уже стемнело. Что бы там ни говорил Снорри, что-то, что сильно нас не любило, шло по нашему следу. Оно называло нас «добыча». Я подхватил с пола плащ, с которого все еще капала вода. Нечего медлить.
— Конечно, ночевать под крышей хорошо, но нам пора уезжать.
Сиди на месте — и беда найдет тебя. Конечно, я не был специалистом по нерожденным, но уж в том, как надо удирать, разбирался отлично!