Глава девятая

Его медленное движение по пустоши длилось уже часы.

Осторожно продвигаясь по сантиметру, с макушки головы до когтей ног выкрашенный в серый цвет глины, с длинноствольной, древнего вида бластой, в несколько слоев замотанной тряпьем, он полз на брюхе сквозь мерзлую грязь по местности, которую среди презренных хумми было принято называть нейтральной полосой. Медленно, подобно орку-ловцу, вооруженному палкой-хваталкой и охотящемуся за сквигом, он каждый раз, едва переместившись на дюйм, снова застывал в ожидании. Переместился на дюйм — и замер. Переместился на дюйм — и замер. И так снова и снова, всегда с опаской, что его добыча за ним наблюдает.

Далеко впереди что-то блеснуло, и он остановился. Абсолютно уверенный, что один из караульных хумми его заметил, он весь напрягся, в любую секунду ожидая ощутить боль от прожигающего плоть лазерного луча или услышать выстрел дробовика, однако ничего из этого не случилось. Он лежал не шелохнувшись, пока по прошествии нескольких минут не убедился, что все обошлось и можно вновь продолжить опасное путешествие. Медленное движение возобновилось: дюйм за дюймом, по мерзлой грязи, неуклонно в сторону своей цели.

Наконец где-то на середине нейтральной полосы он достиг края небольшой воронки. Некоторое время он ее разглядывал. Затем, подчиняясь внутреннему инстинкту, который и сам вряд ли смог бы себе объяснить, нырнул вниз. Оказавшись вне зоны видимости противника, он стал двигаться намного живее и, проворно вскарабкавшись на противоположную стену воронки, начал сквозь оптический прицел бласты искать себе цель. Сначала он не увидел ничего. Но затем, когда на некотором расстоянии заметил, как высунулась из земли голова в подбитой мехом каске, он понял, что инстинкт его не подвел. Он нашел себе жертву.

Дыша через нос и избегая резких движений, которые могли бы спугнуть добычу, он прицелился сквозь свою оптику и стал плавно нажимать пальцем на спусковой крючок бласты. Когда он делал это, приятная теплота разлилась у него по телу до самой макушки и ясная, отчетливая мысль пришла ему в голову.

Если он произведет этот выстрел, вожак будет доволен…

— Не стоит принимать близко к сердцу то, что сказал Давир, салажонок, — успокаивал его Булавен. — На самом деле он так не думает. Это у него просто такая манера общаться.

Заступив в караул, Булавен стоял сейчас на стрелковой ступени рядом с Ларном и окидывал взглядом просторы нейтральной полосы. К тому времени остальные гвардейцы, расположившиеся под ними на дне траншеи, уже притихли. Завернувшись, как в одеяло, в еще одну шинель и натянув шарф на большую часть лица, Давир дремал, привалившись спиной к запасным топливным канистрам для огнемета. Сидящий рядом с ним Учитель не издавал ни звука, погрузившись в чтение пожелтевших страниц какой-то потрепанной, зачитанной до дыр книги. Лишь Зиберс производил некоторый шум. Было видно, как, сидя на дне траншеи, он затачивает оселком края своей саперной лопатки. Низкий скребущий звук, который производило трение камня о металл, зловеще соответствовал тем враждебным взглядам, что время от времени бросал молодой гвардеец в сторону Ларна.

— Да, салажонок, это хороший трюк, — одобрительно заметил Булавен, увидев, как Ларн смотрит на Зиберса. — Если ты заточил края своей саперной лопатки, — считай, у тебя есть отличное оружие на случай ближнего боя с орком. Уж точно лучше, чем штык. Конечно, нужно быть осторожным, чтобы не заточить края слишком остро. Иначе лопатка треснет, когда тебе придется окапываться.

— И часто у вас такое случается? — спросил его Ларн, невольно вздрогнув при воспоминании о своей недавней схватке с гретчином. — Ближние бои с орками, хотел я сказать.

— По возможности стараемся, чтобы не очень часто, — ответил Булавен, похлопывая выступающую часть громадного огнемета, что стоял рядом. — По мне так если убивать орков, то лучше уж с помощью моего старого доброго друга. Хотя иногда, когда орки навязывают нам ближний бой, тут уж ничего не поделаешь… Тогда приходится использовать все, что только под руку попадет: лазпистолет, нож, саперную лопатку… Но тебе, салажонок, не стоит уж так беспокоиться. Ты держись меня, Учителя, Давира… — и все будет в порядке.

— Простите меня, Булавен, — возразил здоровяку Ларн, — но все это не слишком вяжется с тем, что вы говорили раньше…

— Эх… я же тебе сказал, салажонок: не стоит принимать это близко к сердцу, — ответил Булавен. — Давир и сам не слишком верит в то, что порой говорит. Просто у него такая манера — время от времени выплескивать на людей свое раздражение, а тут ты ему подвернулся… Между нами говоря, я думаю, это из-за того, что он такой коротышка… Знаешь, любит порассуждать… Думает, это придает ему значимости. Поверь, тебе надо выбросить все это из головы, словно никогда не слышал.

— А пятнадцать часов? — спокойно спросил Ларн. — Как быть с этим?

В ответ Булавен умолк, и на несколько мгновений его широкое простодушное лицо неожиданно приобрело почти глубокомысленное выражение. Затем, после некоторого раздумья, он заговорил снова:

— Знаешь, салажонок, порой о некоторых вещах лучше не задумываться. Порой лучше просто иметь веру…

— Веру? — переспросил Ларн. — Вы хотите сказать, веру в Императора?

— Да… Или нет. Может быть… — Слова Булавена вдруг стали такими же неуверенными и задумчивыми, как и выражение его лица. — Я уже не знаю, салажонок. Когда я только стал гвардейцем, я верил во много разных вещей… Верил в генералов. Верил в комиссаров… Больше всего я верил в Императора. В людей из первых двух категорий теперь я точно больше не верю. А что касается Императора… Знаешь, во всей этой мясорубке порой очень трудно разглядеть Его милосердие к людям. Но человек ведь должен во что-то верить… Так что — да. Как ни странно, да, я все еще верю в Императора. Я в Него верю. А также я верю в сержанта Челкара. Эти двое, собственно, и составляют два главных пункта моей веры.

— Но есть и еще кое-что, салажонок… — после некоторой паузы продолжил Булавен. — И это кое-что не менее важно, чем вера. Надежда! Понимаешь, в этом Давир не прав. У человека должна быть надежда, иначе он все равно что уже мертвый. Она так же важна для нас, как воздух, которым мы дышим. Поэтому запомни, салажонок, как бы плохо ни шли у тебя дела, какими бы беспросветными они тебе ни казались, ты ни в коем случае не должен переставать надеяться. Поверь мне, будешь надеяться — все у тебя будет хорошо.

Сказав это, Булавен снова умолк, а Ларну вдруг пришел на память его разговор с отцом, который в последнюю ночь перед отъездом состоялся в подвальной мастерской их фермерского дома. «Доверься Императору», — наказывал тогда ему отец. И вот теперь Булавен советует ему довериться надежде… Хоть в сердце своем он и понимал, что и тот и другой вполне хорошие, искренние советы, но от вида пустынного сурового ландшафта на душе у него становилось все тревожнее.

Над пустошью вдруг раздался одиночный выстрел, звук которого после почти полной тишины показался Ларну неестественно громким. Машинально ища укрытие, юноша спрыгнул со стрелковой ступени на дно траншеи, но, как оказалось, для того только, чтобы повалиться на Давира, заставив коренастого коротышку мгновенно проснуться и разразиться потоком грязных ругательств.

— Чертова задница маршала Керчана! — взревел Давир, спихивая с себя Ларна. — Нет, у нас никак нельзя соснуть часок, без того чтобы какой-нибудь идиот не спрыгнул на тебя в сапогах! Ты что, салага, спутал меня со своей мамочкой? Захотел, чтоб тебя приласкали? А ну, вали от меня к черту!

— Был выстрел, Давир, — объяснил Булавен, который все еще стоял на стрелковой ступени и, пригнув голову, осторожно выглядывал поверх бруствера. — Со стороны нейтральной полосы. Снайпер, я думаю. Вот потому салажонок так и среагировал…

— Ну знаешь ли, пусть он реагирует, как хочет, только не прыгает на меня, — проворчал Давир и, схватив лазган, встал рядом с Булавеном, как волк в поисках добычи озирая просторы нейтральной полосы. — Так… снайпер, говоришь? Ну-ка, Учитель, передай мне бинокль. Сейчас мы посмотрим, можно ли его засечь…

Уже через несколько мгновений Учитель с Зиберсом присоединились к Давиру и Булавену на стрелковой ступени. Затем, передав бинокль Давиру, Учитель оглянулся через плечо и встретился взглядом с Ларном, который стоял у него за спиной на дне траншеи.

— Тебе стоит подняться и посмотреть на это, салажонок, — сказал он. — Важно, чтобы ты знал, как обращаться со снайпером.

Заняв свое место на ступени рядом с Учителем, Ларн видел, как другие гвардейцы всматриваются в просторы нейтральной полосы, стараясь заметить малейшие изменения в хорошо знакомом им ландшафте. Но вот взгляд Давира остановился на воронке от взрыва метрах в трехстах от их траншеи, и волчий оскал сменился широкой, довольной улыбкой.

— Там… — произнес он тихо. — Я его вижу. Пригните головы — этот маленький ублюдок-гретч уже высматривает себе цель для следующего выстрела. Он, между прочим, далеко не из самых способных. Хоть он и выкрасил себя с головы до ног, чтобы слиться с грязью, но, видимо, ему забыли сказать, что не стоит снайперу дважды стрелять с одной и той же позиции.

Как будто в ответ на его слова раздался еще один выстрел, и слева, метрах в трех от их окопа, снайперская пуля выбила из почвы комок грязи.

— Ха! Да он к тому же и стрелок неважный, — ухмыльнулся Давир, передавая бинокль стоящему рядом Булавену. — Черт, думаю, не написать ли нам письмо оркам с жалобой на некомпетентность гретчина, которого они выбрали себе в снайперы. Уж этот такой мазила, что на него и заряда лазгана жалко.

— Это, салажонок, еще одна из множества существующих здесь опасностей, — стал объяснять Ларну Учитель. — Время от времени орки снабжают какого-нибудь своего наиболее уравновешенного гретчина длинноствольной винтовкой и отправляют его на нейтральную полосу как снайпера. Конечно, гретчины едва ли когда-нибудь славились своей меткостью и в большинстве случаев представляют для нас лишь досадную помеху, но устранять ее все-таки нужно. К сожалению, это означает, что кому-то из нас сейчас придется выступить в роли приманки.

— Я голосую за салажонка, — заявил Зиберс, со злой усмешкой глядя на Ларна. — Он все равно погибнет, а кто знает, вдруг гретчу повезет.

— Как мило с твоей стороны сразу записать его в добровольцы, — опять ухмыльнулся Давир, прижав приклад лазгана к плечу и направив его ствол в сторону подозрительной воронки. — Особенно сейчас, когда, если мне память не изменяет, именно твоя очередь быть приманкой для снайпера. Так что заткни свой поганый рот и милости прошу из траншеи. Позаботься также о том, чтобы у гретча была куча возможностей в тебя выстрелить. Чтобы стрелять наверняка, мне нужно ясно видеть цель.

Невесело пробормотав себе что-то под нос, Зиберс взял лазган и положил ладони на бруствер ближайшей к нему окопной стены. Подарив Ларну на прощание полный ненависти взгляд, он подтянулся на руках и выпрыгнул из окопа. Как только его ноги коснулись земли, Зиберс очертя голову бросился бежать. Низко пригнувшись, выписывая зигзаги, он рванул в сторону ближайшего стрелкового окопа и, как только смог, бросился в глубину спасительного укрытия.

— Нет, — пробормотал Давир, не переставая сквозь оптику прицела вглядываться в воронку. — Он так и не высунулся. Возможно, наш приятель умнее, чем мы думали. Или, может, он подумал, что Зиберс для него слишком костлявая и невзрачная цель? Как бы то ни было, а возможности выстрелить я не получил.

— Зиберс! Еще раз! — крикнул Учитель, махнув рукой в сторону соседнего окопа.

Изобразив на лице крайнее недовольство, что было видно даже на расстоянии, Зиберс повторно выпрыгнул из окопа и, снова петляя, побежал к следующей линии траншей.

— Он шевельнулся, — сообщил Булавен, глядя на воронку в бинокль. — Похоже, заглотнул наживку.

— Спокойно, — прошипел Давир. — Ты меня отвлекаешь…

Затем медленно, так что это едва можно было заметить, он надавил на спусковой крючок; в тишине раздался отчетливый одиночный щелчок, и лазерная винтовка выстрелила.

— Ты попал в него! — ликующе воскликнул Булавен, передавая бинокль Ларну. — На, салажонок, взгляни. Ты видел? Он попал в него!

— Конечно попал, — спокойно подтвердил Давир.

Затем он щелкнул затвором и поставил лазган на предохранитель. Хищная улыбка вновь исказила его лицо.

— И должен вам сказать, это был замечательно меткий выстрел, уж поверьте мне на слово!

Глядя в бинокль, Ларн старался увидеть нечто в воронке, но сначала на однообразном сером ландшафте не смог разглядеть и следа гретчина. Затем он все же его увидел — маленькую красную точку на сером валуне у самого края воронки. Желая рассмотреть ее получше, юноша навел в бинокле резкость и сразу же понял, что ошибся. То, что он принял за валун, на самом деле было головой гретчина, а красная точка оказалась мозгами твари, которые медленно вытекали из дыры в его расколотом черепе и тонкой струйкой сползали на землю. Мерзкая тварь была мертва, и единственным свидетельством ее смерти было это красное пятнышко на фоне всепоглощающего серого цвета здешнего мира. Яркое цветовое пятнышко посреди серой пустоши.

— Видел, салажонок, как действовал Зиберс? — спросил Булавен. — Видел, как он, пригнувшись, бежал зигзагами от одного окопа к другому, чтобы не дать гретчину как следует прицелиться?

— Да, видел, — сказал Ларн, почувствовав что-то недоброе в той серьезности, с какой здоровяк обращался к нему сейчас; его слова прозвучали так, будто Булавен предупреждает его о чем-то. — Но почему ты спрашиваешь?

— А как ты сам думаешь, салажонок? — хмыкнул Давир. — Да потому, что Зиберс был сейчас настолько добр, что показал тебе, как это все надо делать. В следующий раз, когда мы засечем снайпера, придет твоя очередь быть приманкой.