Карл Шредер
ГЕРОЙ
(Пер. Галины Соловьевой)
— Все готовы? — выкрикнул капитан Эммен. Во всяком случае, так понял его Джесси — нечего было и думать расслышать что-нибудь за воем, заполнившем небо, заставляющем вибрировать позвоночник.
Джесси кашлянул, прикрыв рот рукой. В невесомом воздухе капли крови сворачиваются в блестящие шарики и видны всем. А если их увидят, его выставят из команды.
За десять миль жужжание большого жука было монотонным гулом. В двух милях от него оно превратилось в сводящий с ума оглушающий рев. Еще ближе оборонительный механизм жука станет смертелен для человека, не снабженного средствами защиты.
Джесси сидел верхом на своем байке рядом со спасательным кораблем «Мистелл». На самом деле «Мистелл» считался бы кораблем-старьевщиком, если бы не самолюбие капитана Эммена. Дальше выстроились в ряд еще восемь бесстрашных или безмозглых добровольцев, и каждый сжимал руль бескрылого реактивного байка. «Под седлом» (на той стороне, куда протянулись ноги Джесси) был укреплен десятифутовый снаряд, купленный на черном рынке. Команда добровольцев должна была подобраться к большому жуку достаточно близко, чтобы нацелить снаряды в его шумовые глотки. Цели были крупные — органические трубы в сотни футов длиной, — но их было много, и сам жук длиной не в одну милю.
Джесси ни разу не слыхал, чтобы кто-нибудь пробрался во внутренности живого большого жука. Капитан Эммен задумал попытаться, потому что рассказывали, будто бы несколько десятков лет назад в этого жука врезался батетринианский корабль с сокровищами. Говорили, что его можно увидеть, когда солнечные лучи проникают в отверстия на правом боку жука. И говорили, что корабль остался цел.
Джесси оказался здесь не ради сокровищ. Он слышал о том же жуке кое-что другое.
Эммен рубанул рукой воздух, и остальные байки рванулись вперед. Ослабевший и не слишком ясно соображавший Джесси на секунду запоздал со стартом, но быстро стал догонять. Ребята впереди походили на мух, бодро оседлавших гороховые стручки. Их с двух сторон освещали солнца: одно далекое, красное, другое — желтое, поближе, милях в двухстах. Квадранты неба, не освещенные солнцами, казались черными безднами, уходящими в бесконечность: вверх, вниз, во все стороны.
«Мистелл» превратился в веретенце из дерева и металла, хвостовые дюзы растопырились за ним, как пальцы руки. Большой жук впереди уже вырос так, что его не охватить было взглядом; перед Джесси проплывали разные ландшафты: отвесный бок за кучевым облаком, широкая равнина спины, светившаяся янтарем под дальним солнцем. Воздух между ним и жуком полон был облаками, земляными глыбами и стаями стремительных птиц, почему-то нечувствительных к шуму. Он прибавил скорость. Мимо проносились водяные шары: то величиной с его голову, то в сотню футов в поперечнике. Здесь и там в небе темнели огромные шары жучиного помета.
Байк оглушительно грохотал, но его не слышно было за ревом жука. На Джесси был защитный костюм, в ушах затычки, на глазах толстые защитные очки, но он слышал рев всем телом, чувствовал, как вибрирует его сердце, как сотрясается кровавая каша, в которую превратились его легкие. Вот-вот подступит кашель, а тогда с ним уже не справиться.
«Вот и хорошо, — угрюмо подумал он, — может, выкашляю всю эту дрянь».
Шум стал чистой болью. У него сводило мышцы, трудно было дышать. Перед глазами все расплывалось от вибрации, однако он увидел, как один из парней впереди вдруг скрючился вдвое и свалился со своего байка. Торпеда метнулась прочь и чуть не врезалась в кого-то еще. А вот и кашель…
Слишком силен был шум, он не мог кашлять. Нервные окончания онемели, он совсем перестал дышать. Джесси понял, что жить ему остается несколько секунд. Едва он подумал об этом, как облака, сквозь которые со скоростью в сотни миль проносился байк, раздались, и прямо перед ним выросла башня четвертого рога жука.
Двигатель захлебнулся и встал. Правое стекло защитных очков лопнуло, рулевая стойка готова была сорваться с крепления, перед глазами вставала серая пелена. Справа от него расцвел ракетный выхлоп, и он сообразил, что смотрит прямо в жерло рога. Большим пальцем он ткнул в пусковую кнопку, и на него плеснуло огнем и дымом выхлопа. Прежде, чем потерять сознание, он еще успел выпустить руль байка, чтобы не переломать кости, падая вместе с ним.
Яростный вой смолк. Джесси набрал полную грудь воздуха, и стал кашлять. В воздухе расходилось кровавое облако. Хрипло отдышиваясь, он взглянул вперед и увидел, что его несет к одному из множества бугорков на спине жука. Каждый бугорок был величиной с дом. Обломленные дымящиеся рога торчали, как фантастически выветренные статуи, каждая в сотню футов. Он с испугом заметил, что один рог продолжает трубить, но сам по себе он не имел убойной силы.
Далекий «Мистелл» выпустил облако реактивного выхлопа и начал увеличиваться в размерах. «Я это сделал», — подумал Джесси. Потом серая пелена затянула все мысли и чувства, и он закрыл глаза.
Пена переливалась через край ванны. Под действием гравитации, создаваемой вращением Айтлина, пузыри, мерцая, уплывали вбок, подчиняясь кориолисовой силе, и в то же время плавно опускались. Джесси, как завороженный, следил за ними — не то, чтобы он прежде не видел мыльных пузырей, но он впервые видел, как они падают.
Они оба провинились, и теперь вместе со старшим братом Камроном отстирывали костюмы всей труппы. Джесси был только рад: ему никогда не выпадало случая поговорить с Камроном, если не считать отрывистых команд на репетиции или при выступлении. Брат был десятью годами старше, и держался особняком от семьи.
— Так и наш мир, знаешь ли, — небрежно бросил Камрон. Джесси озадаченно уставился на него. — Пузырь, — пояснил Камрон, кивая на переливчатые шары. — Весь мир — пузырь, вроде этих.
— А вот и не-ет!
Камрон вздохнул.
— Может, отец и пожалел денег на твое образование, Джесси, но меня-то он посылал в школу. Три раза. Мир Вирги — полый воздушный пузырь пяти тысяч миль в диаметре.
Один большой пузырь почти коснулся пола. Солнечный свет косо падал в окно: золотой луч далекого Кандеса, застывшего в небе над вращающимся деревянным колесом городка. Через несколько секунд луч ушел в сторону, оставив комнату в жемчужном сиянии облачных отблесков.
— Весь мир — пузырь, — повторил Камрон, — и все наши солнца сделаны людьми.
Джесси знал, что малые солнца, освещавшие сферы в несколько сотен миль, были искусственными: они как-то полетали мимо одного ночью, и он видел, что это механизм из стекла и металла. Отец назвал его «термоядерным генератором». Но величайшее из солнц, такое горячее и яркое, что ни один корабль не мог к нему приблизиться, конечно же…
— Только не Кандес, — сказал Джесси. — Только не солнце солнц.
Камрон самоуверенно кивнул.
— Даже Кандес. Только для Кандеса те, кто его построил, сделали сколько-то ключей — а мы их все потеряли. — Новый столб ослепительного сияния ворвался в прачечную. — Кандес сделали люди, но выключить его никто не может.
Пузырь в нескольких дюймах над полом вспыхивал пурпуром, зеленью, золотом.
— Глупости, — фыркнул Джесси. — Если бы весь мир был просто пузырем, получалось бы, что он…
Пузырь коснулся пола и исчез.
— Смертен, — закончил Камрон. Он встретил взгляд Джесси, и в глазах его не было смеха.
Джесси вздрогнул и вытер рот. На губах запеклась кровь. В груди все болело, сердце колотилось, он чувствовал такую слабость и тошноту, что вряд ли устоял бы на ногах, существуй здесь гравитация.
Он невесомо висел в странном лесу, словно порожденном горячечным бредом. Бледно-розовые древесные стволы разворачивали не листья, а сливались в единую плоскость, в которой здесь и там открывались большие круглые или овальные отверстия. В них виднелось небо. Деревья не коренились в комьях почвы или в камнях, как обычные рощи невесомости. Их переплетенные корни сами образовывали сплошную равнину в сотне ярдов от крон.
Свет, косо падавший сквозь дыры, освещал самую странную коллекцию живых существ, какую Джесси приходилось видеть. Мохнатые твари, похожие формой на пышки, медленно ползали вверх и вниз по стволам «деревьев», зеркальные птицы вспыхивали, попадая в солнечный луч. То, что он принял за недалекое облако, оказалось стайкой медуз. Медузы часто встречались в воздухе Вирги, но здесь они были гигантские.
Все здесь воняло, острый запах напомнил Джесси банки с консервированными органами животных, которые он видел в школе, где проучился несколько дней.
Он находился прямо под кожей большого жука. Вызвавшиеся в команду добровольцев по очереди разглядывали его в телескоп «Мистелла», дивясь на те части громадного тела, какие попадали в их поле зрения. Джесси вспомнился удивительный спинной панцирь: в нем были дыры.
Сквозь эти дыры они и разглядели нечто, что приняли за корпус потерпевшего крушение корабля. Пелена боли и слабости отступила, и Джесси, собравшись с мыслями, догадался, что корабль должен быть где-то рядом. Но где же остальные?
Он извернулся в воздухе и ухватился за какой-то корешок или лиану. Подтягиваясь вдоль тонкого жгута (под ладонями ощущалось что-то, неуютно похожее на кожу) он добрался до одного из стволов. Впрочем, на гигантском теле большого жука они были, скорее, ворсинками. Оттолкнувшись ногами от ствола, он долетел до следующего, и тем же способом стал пробираться между деревьями в сторону светлого пятна. Он так сосредоточился на движении, что не услышал пронзительного треска байка, пока тот не оказался совсем рядом.
— Джесси! Ты живой! — смех оборвался, когда размытая фигура пронеслась мимо.
Это была Чирк, ее канареечный жилет бросался в глаза среди приглушенных тонов жука. Она развернулась назад, и тогда Джесси осознал, что все равно почти не слышит ее байка: слух еще не вернулся к нему.
Чирк была на добрых десять лет старше Джесси, и оказалась единственной женщиной в команде стрелков. Может быть, дело было в том, что Джесси казался ей еще более неприспособленным, чем она сама, но, так или иначе, она привязалась к нему с первого его дня на корабле. Он ее терпел — а месяца три назад был бы польщен и радовался бы новой дружбе. Но кровь после кашля приходилось скрывать даже от нее — и их отношения оставались в официальных рамках.
— Ну как? — она зависла в воздухе в десяти футов от него и протянула руку. — Позволишь даме тебя подвезти?
Джесси замялся.
— Они нашли корабль?
— Да! — чуть ли не заорала она. — Ну, давай же! Они нас обгонят: чертов «Мистелл» тоже пробивает дыру в жучиной спине, чтобы встать рядом.
Джесси смотрел на нее и кусал губы.
— Мне не то нужно.
Он откинулся назад, покрепче прицепившись к стеблю, за который держался. Жук медлительно разворачивался, и луч дальнего солнца скользил по изумленному лицу Чирк. Она все протягивала ему руку.
— Что ты мелешь? Это же оно! Сокровище! Богатство на всю жизнь — только не тяни!
— Мне не сокровище нужно. — Чувствуя, что придется объясняться, Джесси разозлился. — Ты ступай, Чирк, ты его заслужила. Бери и мою долю, если хочешь.
Она опустила руку, заморгала.
— Что такое? Джесси, ты в порядке?
У него на глазах выступили слезы.
— Нет, я не в порядке, Чирк. Я умираю. — Он сунул палец в рот и вынул, показав ей покрасневшую подушечку. — Это уже не первый месяц. Началось еще до того, как я завербовался к Эммену. Так что, сама видишь, сокровище мне ни к чему.
Она с ужасом уставилась на него. Джесси вымученно улыбнулся.
— Вот хорошо бы, ты нашла мой байк, если видела, куда он подевался.
Она снова молча потянулась к нему. На этот раз Джесси принял ее руку. Она включила двигатель, и они рванулись в ту сторону, откуда пришел Джесси.
Когда они вырвались на простор, она повернулась в седле и хмуро взглянула на него.
— Ты пришел сюда умирать, да?
Джесси замотал головой.
— Нет еще. Надеюсь, что нет. — Он потер грудь, ощутил боль в глубине, нарастающую слабость. — Мне здесь надо кое с кем поговорить.
Чирк чуть не врезалась в один из розовых стволов.
— Кое с кем здесь?! Джесс, ты же сейчас был с нами. Ты слышал эту… песню. Ты знаешь, что здесь никто не может выжить. Потому никто и не добрался до разбитого корабля.
Он покивал.
— Не… — он кашлянул. — Не с человеком, не… — Кашель прервал его. Он переждал, сплюнул кровь. Теперь боль стояла и за глазами. Когда ему полегчало, он увидел, что они уже висят рядом с его байком, выбившим вмятину в огромной шершавой стене, перегородившей розовый лес.
Он с трудом дотянулся до рукояти руля. Прежде чем перебраться в седло, оглянулся. Чирк огромными глазами смотрела на него и явно не знала, что делать.
Он сдержал смешок, боясь снова закашляться.
— Здесь глубинный крылан. Я случайно узнал, когда моя семья выступала в Батеране. Там это попало в газеты: «Замечен крылан, проникший в большого жука!».
— Глубин… глубинный крылан? — Она словно пробовала слова на вкус. — Подожди-подожди, ты о тех, из глубин миров? О тех драконах, что таятся у края мира, подстерегая путников?
Он покачал головой, поудобней устроился на байке.
— Защитник мира. Не человек. Может, тот, что в прошлом году взорвал королевский дворец в Слипстриме. Уж об этом-то ты слышала?
— Я слышала о монстре. Это был крылан? — Обычно до нее доходило быстрее, но Джесси, учитывая обстоятельства, готов был ее простить.
Она, как видно, не спешила к честно заработанному сокровищу, поэтому Джесси рассказал ей то, что слышал сам: как адмирал Чайсон Фаннинг уничтожил флот вторжения силой в сотни крейсеров, сам потеряв всего семь кораблей. Фалконцы захватили его и пытали, выведывая, как ему это удалось, но он бежал и вернулся в Слипстрим, где сверг Пайлота, наследного монарха Слипстрима.
— Никто не знает, как он остановил флот вторжения, — сказала Чирк. — Это было невозможно.
— Верно, — кивнул Джесси, — но я узнал.
Теперь она просто должна была услышать рассказ, но Джесси не хотелось рассказывать. Он никому не рассказывал, потому что никому не доверял: не настолько, чтобы открыть величайшую тайну мира. Чирк он доверял — у нее теперь есть собственное сокровище — но рассказывать все же не хотел, потому что пришлось бы признаться, что он плакал, забившись в темный уголок Амфитеатра Райнсока, когда в него вдруг начали сходиться люди.
Джесси не один месяц слышал разговоры о Райнсоке: братьев так радовала перспектива выступать там. Джесси был младшим, и не слишком хорошим акробатом — он каждый раз видел это в глазах отца, когда промахивался мимо подхвата и уплывал в невесомом воздухе, чтобы постыдно запутаться в страховочной сетке. Джесси уже и не надеялся угодить родным, и ему, оторванному от труппы и ее интересов, становилось все более одиноко. Когда появился кашель, он пытался скрыть его, но в маленьком передвижном доме невозможно было что-нибудь утаить.
Отец, узнав, был разочарован — только и всего. Разочарован, что младший сын вздумал заболеть, а может и умереть. И Джесси изгнали из труппы — и, хотя вслух об этом никто не говорил, из труппы значило — из семьи.
Вот он и плакал в амфитеатре, где ему не суждено выступать, когда туда стали собираться одетые в черное мужчины и женщины. Открыв рот, чтобы озвучить отказ, Джесси неожиданно для себя выплеснул все, что было, как бы это ни было унизительно для него.
— Эти люди, они были ужасные, Чирк. Как съезд убийц, каждый из таких, с которыми не захочешь встретиться темной ночью. А потом самый страшный вылетел на середину и заговорил.
Мир под угрозой — вот что он сказал. Только он, и его братья и сестры, могли бы спасти его, затем и назначена эта встреча Внутренней Стражи Вирги. Джесси всегда учили, что эта стража — миф. И он всю жизнь слышал рассказы о них, о том, как они охраняют стены мира от ужасающих чудовищ и чужаков, пытающихся прокрасться извне.
— Но они были на самом деле, — рассказывал он Чирк. — И их главный напомнил, что нечто и сейчас стремится пробраться внутрь, и единственное, что сдерживает его — это Кандес. Солнце солнц излучает… он сказал «поле», которое не впускает чудовищ. Но то же поле не позволяет нам создать мощное технологическое оружие для борьбы с монстрами, если они попадут внутрь. Такое, как радар. И, имей в виду:
— Это радар позволил адмиралу Чайсону Фаннингу прорвать кольца вокруг флота формации Фалкон. Потому что Фаннинг нашел ключ к Кандесу и проник в него, чтобы на один день отключить поле.
Чирк скрестила руки на груди и недоверчиво улыбнулась.
— Верится с трудом, — сказала она.
Джесси пожал плечами.
— Верь не верь, — сказал он, — а это правда. Он отдал ключ глубинному крылану, который помог ему свергнуть Пайлота, и тот улетел… внутренняя стража не знала, куда. А я знаю.
— А! — усмехнулась она. — Вот мы и добрались до газетной статьи.
— Туда, где его никто бы не потревожил, — горячо закончил Джесси.
— И как ты собираешься… Что, сразишься с ним за ключ? — хмыкнула она. — Сдается мне, ты не в той форме, чтобы убивать драконов, Джесси. Идем со мной. По крайней мере, постараемся разбогатеть, прежде чем… — она отвела взгляд. — Ты сможешь заплатить лучшим врачам, знаешь, они…
Он покачал головой и крутанул педаль стартера.
— Этот крылан не знает о том, что я подслушал в амфитеатре. Что стены мира уже не защищают его. Что щита Кандеса не достаточно. Нам нужен ключ, чтобы отключить поле и разработать средства, способные остановить то, что рвется извне. Этот крылан прячется здесь, но он не знает, Чирк.
Байк взревел, заводясь.
— Я не могу убить дракона, Чирк! — прокричал Джесси. — Но я хотя бы передам ему известие.
Он открыл дроссель и умчался, не дав ей ответить.
Они одевались героями. Отец был в коже и золоте, ребята в огненно-красном. Мама становилась самым сказочным созданием, какое случалось видеть Джесси, он каждый раз заново влюблялся в нее. Она надевала наряд из прозрачной голубой кисеи, с перьями в четыре фута длиной, и при подходящей гравитации могла по-настоящему летать. Ее захватывали в плен дети — алые дьяволята — а отец спасал. Они выступали по всем княжествам, на фоне огромных стен вращающихся колес городов, зеленых шаров-парков и мельтешащей в воздухе толпы. В сотнях миль от них пейзаж изгибался, обходя пылающий Кандес. Чтобы затмить такое зрелище, нужно было ослеплять. И они ослепляли.
Но, сколько Джесси себя помнил, бывали часы тишины. Вечера, когда дети знали, что шуметь нельзя. Они сидели над книжками с картинками, или играли возле дома, или просто уходили на время. Молчание расходилось от мамы с папой, и понять это было невозможно. Джесси не замечал, как оно нарастало, но пришло время, когда музыка в их жизни звучала только во время выступления. Даже репетиции стали напряженными. А потом, однажды, мамы не стало.
Они перебирались из цирка в цирк, из княжеств в отдаленные владения, где от солнца до солнца были сотни миль, а ледяная тьма между ним называлась «зимой».
Джесси запомнил ночь, освещенную далекими молниями шаровидного грозового облака. Они остановились в поселке-колесе. Он даже название его забыл — просто вращающийся деревянный обруч в сорок футов шириной и в милю в поперечнике, спицы из натянутых канатов и дома для сотни-другой фермерских семей. Мамы не было уже четыре дня. Джесси вышел из гостиницы, где они остановились, и увидел, как папа, щурясь против потока встречного ветра, держась за растяжку сильной рукой, бормочет:
— Куда же она ушла?
Больше он ни слова не сказал по этому поводу, да и тогда обращался не к сыновьям.
После этого они не бывали героями. С того дня они одевались солдатами, и номер их представлял сражение.
Большой жук был полым. Это понятно само собой, такой большой предмет не мог бы двигаться собственной силой, не будь он полым. Удивило Джесси другое: как мало было у него внутри. Продырявленная спина жука пропускала солнечный свет, и в его лучах он увидел огромное округлое пространство, больше всех стадионов, на каких ему приходилось жонглировать. Бока и дно овального зала выстилал ковер деревьев, а еще пять или шесть деревьев висели в невесомости в центре, сплетясь корнями и разбросав в стороны стволы и ветви. Между ними шныряли стайки блестящих как зеркало рыбок с длинными плавниками, и на них охотились безногие алые и желтые птицы. На глазах у Джесси стайка рыб сумела пробиться в тридцатифутовый водяной шар. Миг спустя погнавшиеся за ними птицы разбили вздрогнувший шар на маленькие круглые капли. Все это происходило в полной тишине, не слышалось ни звука, хотя в воздухе, кроме крупных живых существ, полно было насекомых.
Понятно, ничто не может своим голосом заглушить рев большого жука. Потому, решил Джесси, никто и не пытается.
В воздухе стоял густой запах цветов, растений и распада. Джесси провел байк по широкой дуге вдоль стен, и на долгую минуту забыл обо всем, кроме удивления: он все-таки попал сюда! Затем, возвратившись к исходной точке, он заметил разбитый корабль и «Мистелл» Они были далеко наверху, в чем-то вроде галереи, тянувшейся по «верху» зала, под дырчатой крышей. Оба корабля казались крошечными в этом просторе, но Джесси явственно различал огоньки байков, круживших вокруг кораблей. От горестной боли в груди он едва не раскашлялся снова. Всего несколько секунд, и он был бы с ними. Хоть посмотрел бы на праздник в честь сокровища, которое и он помогал добыть.
А что дальше? Даже если они осыплют его самоцветами, жизнь на них не купишь. В лучшем случае можно повертеть на свету эти пузыри, полюбоваться немного, а потом умереть, одиноким и забытым.
Он развернул байк и отправился на разведку в дебрях жучиных внутренностей.
Джесси довелось повидать очень немного мест, где бы не было людей. На Вирге земельные участки приходилось создавать так же, как гравитацию и солнечный свет. Безлюдных мест просто не существовало, если не считать редких лесов, сцепившихся корнями и ветвями и на мили растянувшихся сплошным ковром. Он видел такой лес на границе одного княжества, где свет Кандеса был бледно-розоватым, а небо всегда отливало персиком. Та спутанная масса зелени казалась бредовым видением, вторгшимся в здравый порядок мира. Но она была ничем в сравнении с безлюдными зарослями большого жука.
Жуки были редкостью: одновременно в мире могло быть не больше нескольких дюжин. Они никогда не подлетали слишком близко к солнцу солнц, поэтому в княжествах их никогда не видели. Они жили в неустойчивом промежутке между цивилизацией и зимой, где не было постоянных солнц, где не собирались народы. И, конечно, приблизиться к ним было невозможно, поэтому, надо думать, никто еще не пролетал по такому собору со стенами из гигантских цветов, между этими неохватными древесными стволами с каплями росы величиной с дом. Несмотря на боль и усталость, Джесси понемногу впал в задумчивое спокойствие, которое для него связывалось с мгновением перед прыжком — или в воздухе, за миг до того, как отец поймает тебя за руку.
Этот душевный покой был оглушительнее всех его прежних чувств, быть может, потому что он был о чем-то, о смерти, а прежде ни одно его чувство не имело подобной основы.
Он попал в места, где из кожи большого жука вырастали гигантские соляные кристаллы, длинные геометрические тела с внутренними гранями, отливающими пурпуром и темной зеленью. И над ними дробили и преломляли свет капли росы.
Между двумя шестидесятифутовыми стеблями травы распростерлась человеческая фигура.
Джесси отключил тягу и уцепился за лиану, чтобы остановиться. Перед ним была паутина: паук, который ее сплел, был, пожалуй, больше Джесси. Но некто, или нечто, превратил паутину в произведение искусства, развесив на скрещениях нитей водяные капли размером с кулак, а то и с голову, и выложив ими фигуру человека в гордой позе, раскинувшего руки, словно собиравшегося что-то поймать.
Джесси выпучил глаза, и не сразу вспомнил, что паук может быть где-то рядом. На всякий случай выждав минуту, он продвинул байк чуть вперед, обходя паутину. Впереди были новые сети, иные футов двадцати или даже больше в поперечнике, и на каждой жидкими самоцветами выткана фигура. Несколько человеческих, птицы, цветы — и все изумительно хороши. Джесси пришло в голову, что, когда большой жук поет в полный голос, сети и капли вибрируют, очертания фигур расплываются, и они кажутся сотканными из света.
Воздушные гобелены! Он рассмеялся от удивления.
Потом он увидел то, что поднималось в шестидесяти футах впереди, и сердце у него будто споткнулось. Создание смутно напоминало человека, изваянного из ржавого метала и поросших мхом камней. Гигантские развернутые крылья нависли над верхушками травяных стеблей.
Головой служил покрытый шрамами металлический шар.
— ТЕБЕ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО!
Слова ударили в уши полуоглохшему Джесси, как встречный ветер на ободе города-колеса. Таким голосом мог бы заговорить камень. Будь здесь ребята с «Мистелла», только бы их и видели. Пожалуй, они услышали этот голос и у корабля с сокровищами.
Джесси нагнулся и демонстративно выключил двигатель.
— Я пришел поговорить с тобой, — сказал он.
— ТЫ НЕ ДОСТАВИЛ ПРИКАЗОВ, — возразил глубинный крылан. И начал отступать обратно в полость, в которой прятался, свернувшись.
— Я доставил известие! — Джесси заранее отрепетировал свою речь, снова и снова воображая себе циркового импресарио, его жесты, протяжные гласные, от которых голос становился приятным и звучным. — Насчет ключа к Кандесу!
Крылан остановился. Теперь, когда он застыл без движения, стало видно, что он весь топорщится оружием: пальцы-кинжалы, из запястий торчат стволы ружей. Крылан был боевой машиной: наполовину плоть, наполовину артиллерийская батарея.
— УТОЧНИ.
Джесси перевел дыхание и сразу закашлялся. Он с отчаянием увидел, как кровяные шарики облачком полетели в сторону крылана. Тот склонил голову, но промолчал.
Справившись со спазмом, Джесси пересказал чудовищу подслушанное в амфитеатре.
— Их главный имел в виду — то есть, мне так кажется, — что стратегия, основанная на защите Кандеса, больше не работает. Эти, извне, пробирались внутрь не меньше двух раз за последние два года. Они нашли способ.
— Мы уничтожим всех, кто войдет. — Теперь голос крылана не так оглушал, а может быть, Джесси просто оглох.
— Прошу прощения, — сказал Джесси, — но они оба раза проскользнули мимо вас. Может, кого-то вы и ловите, но не всех.
Последовала долгая пауза.
— Возможно, — наконец произнес крылан.
Джесси усмехнулся, потому что одно это слово, в котором скользнула тень сомнения, превратила его из мифического дракона в старого солдата, которому, в конце концов, может понадобиться помощь.
— Я пришел от лица человечества, чтобы просить у тебя ключ к Кандесу, — продекламировал он, вспомнив свою речь. — Мы не можем полагаться на милость солнца солнц и тех, кто снаружи. Нам пора самим выбирать свой курс, потому что прежние средства не действуют. Внутренняя стража не знала, где ты, и все равно они не стали бы меня слушать, поэтому я пришел сам.
— Внутренней страже нельзя доверять, — сказал крылан.
Джесси удивленно моргнул. Но и в самом деле, в истории адмирала Фаннинга и ключа, крылан в конце не отдал его страже, хотя и мог бы.
Крылан шевельнулся, чуть склонился вперед.
— Ты хочешь получить ключ? — спросил он.
— Я не смогу им воспользоваться. — Джесси мог бы объяснить, почему, но не хотел.
— Ты умираешь, — сказал крылан.
Это было как удар под дых. Одно дело, если бы это сказал Джесси. Он мог бы притвориться бесстрашным. А крылан выложил факт как карты на стол. Джесси бросил на него свирепый взгляд.
— Я тоже умираю, — сказал крылан.
— Ч-что?
— Потому я и здесь, — продолжал он. — Людям в это существо не проникнуть. Мое тело будет поглощено жуком, а не разрезано на куски и использовано вами. Так я думал.
— Тогда дай ключ мне, — быстро проговорил Джесси. — Я отнесу его внутренней страже. Ты знаешь, что можешь мне доверять, — добавил он, — ведь воспользоваться ключом в свою пользу я не смогу. Я еще успею передать его внутренней страже, но не доживу до возможности им воспользоваться.
— У меня нет ключа.
Джесси, моргая, уставился на монстра. Он только догадывался, что крылан, которого видели рядом с большим жуком — тот же, что встретился в Слипстриме с адмиралом Чайсоном Фаннингом. Но, конечно же, не было никаких оснований так думать. Крыланов в Вирге были тысячи, если не миллионы. Правда, их почти никогда не видели, но за последний год заметили двоих.
— Тогда все, — наконец проговорил он. За этими словами последовало долгое молчание. Джесси огляделся, подумывая, не поймать ли уплывавший байк, потом глубоко вздохнул и повернулся к крылану. — Можно попросить тебя об одолжении?
— О каком?
— Я хотел бы… остаться умирать здесь. Если ты не против.
Глубинный крылан вытянул лапу с железными когтями, затем другую, очень медленно, словно подкрадываясь. Склонил к Джесси круглую свинцовую голову, словно принюхиваясь.
— У меня есть идея получше, — сказал он. И, обхватив Джесси огромными лапами, широко разинув безгубый рот, укусил.
Когда все туловище Джесси оказалось в этой сухой пасти, он завопил. Он чувствовал, как ему раздирают грудь, выворачивают наружу легкие — странно, он чувствовал, как его потрошат, но боли не было — а потом все расплылось и затянулось серым.
Но не почернело. Он моргнул, приходя в себя и понимая, что жив. Он висел в облаке крови, среди миллионов крошечных капель, вращавшихся и плывущих вокруг него, как маленькие миры. Он опасливо ощупал грудь. Она была цела, а когда он осторожно вздохнул, не почувствовал привычной боли.
Потом он увидел крылана. Тот наблюдал за ним из углубления в плоти жука.
— Ч-что ты… где оно?
— Я выел твою болезнь, — сказал крылан. — Полевая медицина, это не возбраняется.
— Но зачем?
— Мало кто из крыланов знает, у кого из нас ключ и где он, — ответил крылан. — Я не могу передать свои сведения, Кандес глушит любую электромагнитную связь. А я теперь так слаб, что никуда не смогу добраться.
— Но я… я не?..
— Я не мог допустить, чтобы ты умер в пути. Ты теперь здоров.
Джесси никак не мог понять. Он глубоко вздохнул, еще раз вздохнул. Он понимал, что потрясение еще придет, но пока он мог думать только об одном:
— Так где тот, у которого ключ?
Крылан ответил, и Джесси рассмеялся, таким очевидным оказался ответ.
— Значит, мне нужно просто дождаться ночи и войти. Проще простого.
Крылан шевельнулся, покачал головой.
— Он не станет с тобой говорить. Не станет, пока ты не докажешь, что всецело предан делу, за которое выступаешь.
В его голосе звучало предостережение, но Джесси было не до того.
— Я докажу.
Кралан покачал головой:
— Думаю, нет.
— Ты думаешь, я обо всем забуду, заберу сокровища с того корабля, — Джесси мотнул головой назад, — и отправлюсь куда-нибудь подальше? Или, по-твоему, я заберу ключ себе, и продам тому, кто даст самую высокую цену? Знаешь, я так не сделаю. Я у тебя в долгу. Я сделаю то, что ты просишь.
Крылан все качал головой.
— Ты не понимаешь.
Он дюйм за дюймом погружался в свою нору. Джесси, кусая губу, смотрел на него. Потом оглядел прекрасные гобелены из паутины.
— Эй, — позвал он, — пока ты еще здесь, могу ли я что-нибудь сделать для тебя?
— Ты ничего не можешь для меня сделать, — пробормотал крылан.
— Не знаю. Я не так уж многое могу, — тут Джесси отломил несколько мелких стебельков странной травы, взвесил пару на ладонях. — Но кое-что я умею, и умею хорошо. — Глядя на крылана, он принялся раскручивать стебли в руках.
— Ты когда-нибудь видел, как жонглируют в невесомости?
Джесси одиноко стоял на просмоленом настиле причала. Сумки были свалены у него под ногами. Рядом никого больше не было, до ближайшей толпы сотня футов.
Причал был как бочка без крышки, шестьсот футов в поперечнике и вдвое больше в глубину. Кромка вся в узлах креплений причальных канатов, тянувшихся к далекому обручу города-колеса. Здесь, вдали от вращающегося обода, Джесси весил не больше фунта, но от отчаяния сутулился, словно под тяжелой ношей. Он был уже достаточно взрослым, чтобы самому собирать свои вещи, вот он и собирал. И он был достаточно взрослым, чтобы самому добраться до причала, но его задерживало то одно, то другое.
И он не застал корабля. Он уставился в небо, затянутое дождевыми облаками. Десятки длинных веретенообразных кораблей уткнулись носами в причальные тумбы, словно колибри, пьющие нектар из цветков. Пассажиры и члены команд перебирали руками по длинным хоботкам швартовых канатов. До Джесси доносились голоса, смех — у него за спиной стояли склады и несколько газетных киосков.
Куда же они делись?
Без него? Ответ был — куда угодно.
В эту минуту пред глазами отчаявшегося Джесси стояла одна картина: отец в костюме героя, стрелой падающий с неба, и Джесси, протянувший к нему руку, готовый к подхвату. Он всеми силами души стремился воплотить этот образ, но вместо отца на причал опустилось облако, стало просачиваться сквозь крепления, растягиваясь по ветру. В лицо полетели горизонтальные брызги. Джесси моргал и облизывал губы.
На плечо ему легла рука.
Джесси поднял взгляд. К нему склонился один из торговцев, ожидавших другого корабля. Он был в хорошем костюме, в щегольской шляпе с перьями — принадлежностью высших классов.
— Сынок, — сказал он, — ты ищешь корабль на Меспину?
Джесси кивнул.
— Они сменили причал, — сказал торговец и, подняв голову, указал вверх по изгибу дока. На секунду его силуэт окружило радужное синие: капли, выступившие на глазах у Джесси, преломляли свет. — Вон там, отправление 2:30, видишь?
Джесси кивнул и нагнулся за своими сумками.
— Счастливо, — пожелал торговец и десятифутовыми воздушными прыжками вернулся к своим спутникам.
— Спасибо, — запоздало пробормотал Джесси. Он был слишком ошеломлен. Он как в тумане, отталкиваясь кончиками пальцев, подбежал туда, где его нетерпеливо ждали отец и братья. Корабль вот-вот готов был отчалить. Понятно, они его не искали. Он односложно отвечал на их сердитые расспросы. Он только и думал о случившемся чуде: как его спас такой простой поступок незнакомого человека. В мире, должно быть, великое множество людей, которых так же просто спасти, если бы только кто-нибудь потрудился уделить им минуту.
С тех пор Джесси представят себя в мечтах не спасителем горящего города или вошедшего в штопор пассажирского лайнера. Он воображал, как видит одинокого потерянного человека, стоящего на причале или перед окном раздачи благотворительных обедов — и подходит, и, десятком слов или монетой, спасает жизнь.
Он не сумел побывать у разбитого корабля с сокровищами, потому что голосовые органы большого жука начали восстанавливаться. Джесси выбрался тем же путем, каким попал сюда — через чашу-сад в кишках жука. Уже из-под самой дырчатой спины он увидел, что корпус разбитого корабля пропал. Надо думать, его увел на буксире «Мистелл», которого тоже не было.
И поднявшись над спиной жука, Джесси нигде не увидел следа «Мистелла». Тяжелый облачный фронт — грибовидные и куполообразные массы, не меньше самого жука — надвинулся и на несколько минут закрыл одно из солнц. Возможно, где-то в них скрывался «Мистелл», но чтобы его отыскать, ушла бы чертова уйма времени. Джесси пожал плечами и развернул байк.
На всякий случай он отломил в роще, где скрывался крылан, идеальный соляной кристалл высотой ему по колено. В дороге можно будет обменять его на пищу и горючее.
Так он и сделал, когда два дня спустя добрался до окраинных княжеств и обжитого пространства. Ему удалось влиться в поток движения, стремившегося по воздуху, как кровь по артериям невидимого зверя размером с целый мир. Небо полно было солнц, и каждое силилось окрасить воздух в свой цвет. Величественно поворачивавшиеся железные колеса городов, и зеленые облака лесов купались в сиянии. Кандес, пробудившись от ночного цикла, посрамил все местные солнца, и все города, фермы и фабрики на день развернулись к солнцу солнц.
Под лучами Кандеса проходили миллиарды человеческих жизней. Отсюда были видны все княжества, Джесси мог проследить глазами изгиб необъятного пузыря многих сотен миль в поперечнике, обрисованного в небе бесчисленными городами и домами, шарами озер и дрейфующих ферм. Вблизи он мог отличить их друг от друга, вдали все сливалось в одно сплошное пространство, дуги которого сходились по ту сторону Кандеса. Ослепительное солнце солнц не позволяло увидеть антиподов — но ночью! Тогда шар был виден на просвет, полая сфера из сверкающих звезд, миллионов городов и окон окаймляла пространство, в котором солнце солнц дремало — или, если верить иным — висело в воздухе, как голодный сокол.
Пузырь не был сплошным, потому что вблизи от Кандеса существовать было невозможно, Города и леса держались поодаль, облака растворялись и озера выкипали, пересекая невидимую границу. Этот рубеж называли «антропаузой», и только ночами кремационный флот проплывал здесь со своим безмолвным грузом, да еще сборщики технического утиля рисковали охотиться за отходами нечеловеческой индустрии. Эти флоты крошечными светящимися черточками разрывали огромное черное пятно вокруг Кандеса, но благоразумные люди держались от него подальше.
Впервые в жизни Джесси был совершенно свободен среди этого человеческого тумана. Пролетая сквозь него, он совсем новыми глазами смотрел на людей, примеривая на себя роль каждого. Вот пекарь. А он бы мог им быть? А вот солдаты. Мог бы он воевать? Он пробовал на вкус то одно, то другое будущее. Иные манили к себе, хоть и представлялись бесконечно далекими, труднодоступными для бедного невежественного жонглера. Но ни одно теперь не было недостижимым.
В последнем городке перед антропаузой, где он остановился на заправку, не принимали монет, которые он получил на предыдущей остановке. Джесси променял последние остатки соли, и при этом почувствовал на себе взгляды юнцов-бездельников, следивших за ним с ближайшей сетки. Он подвинулся, чтобы заслонить собой соляной кристалл, но заправщик поднял его к свету и одобрительно присвистнул.
— Где взял?
Джесси хотел выдумать правдоподобное объяснение, но вранье всегда давалось ему с трудом. Он сторговался, заправился и отвел свой байк в тень трехсотфутовой рощи, чтобы дождаться темноты. Даже здесь стоял обжигающий зной. Воздушное марево обманывало взгляд, и он слишком поздно заметил выследившую его шайку молодых парней.
Когда чья-то рука схватила его за горло, Джесси перепугался и от неожиданности среагировал инстинктивно: они вместе с нападающим закувыркались в воздухе под изумленными взглядами остальных. Джесси вывернулся из хватки парня. В руке у того оказался нож, но теперь, когда они повисли воздухе, Джесси это не пугало. Недаром он акробат.
Всего несколько секунд понадобилось, чтобы ногами раскрутить парня и отпихнуть его на приятелей, которые, сцепившись за руки, выпрыгнули из гущи листвы. Тот же пинок отбросил Джесси в другую сторону, и он, поймав удобную ветвь, развернулся, нырнул мимо них, подхватил свой байк и ударил ногой по стартеру. Только его и видели — нападавшим достался только оскорбительный жест.
Под враждебным сверканием солнца солнц он притормозил и оглянулся. Сердце у него стучало молотом, он запыхался, но чувствовал себя отлично. Расхохотавшись, Джесси решил, не медля, продолжать путь, хотя было еще слишком рано. Он развернул байк и направил его прямо на солнце солнц.
Скоро стало ясно, что прямо к нему лететь нельзя. Байк доставил бы его на место за два часа, но задолго до того Джесси поджарился бы заживо. Добравшись до места, где, как он считал, можно уже не опасаться погони, он завис неподвижно.
Проболтавшись так двадцать минут, он оглянулся — и выругался. Между ним и антропаузой не было ни облаков, ни строений, поэтому он ясно видел маленькую точку, летевшую за ним. Очевидно, он нажил по меньшей мере одного врага, хотя, как знать, сколько их прицепилось к этому одинокому байку?
Он приоткрыл дроссель, пригнувшись за слишком низким ветровым щитком байка, чтобы хоть немного укрыться от пылающего света и жара. И через несколько минут заметил, что свет гаснет сам по себе: Кандес выключался.
Минута за минутой свет наливался красным. Гигантские сопла солнца солнц гасли одно за другим. Кандес был не одним солнцем, а целым скоплением. Каждого хватило бы, чтобы осветить жизнь целой нации, а все вместе они определяли климат и воздушные потоки мира. Конечно, на расстоянии многих миль свет рассеивался и поглощался, так что его больше не было видно, но влияние Кандеса простиралось до самой оболочки мира, где айсберги разбивались о заиндевевшую скорлупу Вирги. Нечто невидимое, неуловимое ни на ощупь, ни на вкус, исходило от него вместе с теплом и светом: поле, забивавшее энергию и мысли о любой машине, сложнее часов. Байк Джесси был едва ли не самым сложным механизмом, возможным на Вирге. И враги мира, полагавшиеся исключительно на технологию, не могли сюда проникнуть.
Поле защищало их, и за него приходилось платить. Джесси успел понять, что в числе причитавшегося ему законного наследия были знания, но знаний он не получил. Люди Вирги плохо представляли себе, как устроен мир, и совсем не представляли, как действует Кандес. Они целиком полагались на устройство, созданное их предками, и большинство уже считало его созданием природы.
Свет в небе погас, но жар остался. Он продержится еще много часов, а Джесси некогда было ждать. Он отхлебнул воды из винной фляги, подвешенной к седлу, и продвинулся к внутреннему кругу Кандеса. Последние его светочи уже тлели красными угольками, но княжества давали достаточно света. Миллионы звезд плавали, колеблясь в раскаленном воздухе, и мерцая, отражались в зеркальном совершенстве солнца солнц. Лицо обжигало, словно жаром из топки, но Джеси не побоялся воя большого жука — не струсит и теперь.
Понять бы только, где в этом облаке из десятков солнц гнездится крылан. По словам умирающего крылана, он скрылся здесь, и звучало это вполне разумно. Где то единственное место, откуда невозможно украсть ключ? Естественно, в том самом месте, куда без ключа не войдешь.
Ответ казался Джесси простым, пока он не видел Кандеса. Все небо перед ним заполнилось хрустальными гранями длиной в мили, они свободно плавали в пространстве и образовывали прозрачную сферу вокруг солнц. Сами солнца оказались сравнительно маленькими неровными шарами из стекла и металла, похожими на помятые канделябры. А вокруг них, разворачивая зеркальные крылья, подобно цветам на рассвете, кружили огромные конструкции.
Джесси по многомильной дуге обогнул солнце солнц, потом описал еще один круг. Он искал чего-то знакомого: городское колесо для гигантов, или здание с прочными стенами, способными устоять перед этим жаром. Но перед ним проплывали только механизмы, а время близилось к рассвету. Скоро нельзя будет здесь оставаться.
Глубинный крылан, с которым он говорил, был частично живым: во всяком случае, его мышцы и внутренние механизмы покрывало нечто вроде жесткой кожи. Но какое живое существо могло бы выжить здесь? Даже если эти зеркальные металлические цветы немного защищают свои сердцевины от излучения, от жара они не спасут. Он ясно видел, как из их глубины тянулся дымок.
Даже кончики этих исполинских алмазных граней были немногим холоднее температуры плавления свинца. Ничто живое здесь существовать не могло.
Значит, если крылан здесь, его с тем же успехом можно искать как в самом сердце ада, так и на краю. Отказавшись от логических рассуждений, Джесси направил байк в самый центр Кандеса.
Шесть солнц вместе. Каждое, как стеклянная диатомея двухсот футов в диаметре, с длинными отростками, торчащими во все стороны, так же как у громадных цветков на краю скопления. Между шипами шести солнц скрывалось седьмое тело — черный овал с покрытием словно из старого чугуна. На его бугорчатой поверхности поблескивали выпуклые металлические квадраты и квадраты стекла в углублениях. Джесси, приближаясь к нему, ожидал, что жар усилится, и, случись так, он бы там и погиб, однако на последних нескольких ярдах, наоборот, стало ощутимо прохладнее.
Поколебавшись, он тронул темную поверхность. И отдернул руку — она была холодной!
Должно быть, это генератор, создающий защитное поле Кандеса. То самое, что сдерживает атаки врагов. Запустив байк, Джесси обогнул овал. Со всех сторон одно и то же. И ничего, похожего на дверь. Но уже подлетая к исходной точке, Джесси заметил, как в свете далекого города что-то блеснуло за хрустальной панелью. И подлетел ближе.
Хромированный скелет глубинного крылана притулился за окном. В тусклом свете Джесси не мог разобрать помещения, в котором тот прятался, но видел, что крылан скорчился, подогнув колени чуть не к ушам. Значит, там тесно.
На этом крылане не было ни клочка плоти, однако, когда Джесси решился постучать по стеклу, тот шевельнулся.
Голова повернулась, суставчатая рука отодвинулась от лица. Джесси не видел глаз, но знал, что крылан смотрит на него.
— Впусти меня! — выкрикнул Джесси. — Мне нужно с тобой поговорить!
Крылан подвинул голову к окну, его рот раскрылся. Джесси ощутил какое-то биение — глубинную вибрацию. Он прижался ухом к холодному стеклу, и крылан повторил:
— ЖДИ!
— Это ты, да? Ключ у тебя?
— ЖДИ.
— Но мне надо… — Он сам себя не слышал за воем байка, и выключил двигатель. Звук замер — и, секундой позже, замер снова. Эхо? Нет, второй звук был совсем другого тона.
Выругавшись, он резко развернулся, скользнув рукой по граненому стеклу. Замахав руками в попытке выровняться, он увидел второй байк, выплывающий из-за изгиба гигантского механизма. В седле был один человек, черный силуэт с винтовкой.
— Ты кто такой? Чего тебе надо?
— Того же, чего и тебе, — отозвался знакомый голос. — Величайшего сокровища в мире.
— Чирк, что ты здесь делаешь? Как… как ты меня выследила?
Она подплыла ближе, и в отблеске далеких городов засветился канареечный жилет.
— Пришлось, — сказала она. — В том корабле было пусто, Джесси! Все старания и риск впустую. Эммен увел его на буксире — хоть что-то выгадал, наверно. Но команде ничего не досталось. Нас всех это взбесило, готовы были поубивать друг друга. Опасно было оставаться. Тогда я вспомнила о тебе. Отправилась тебя искать, и что же увидела? Ты жонглировал перед этим чудовищем!
— По-моему, ему понравилось, — заметил Джесси. Он надеялся, что Чирк можно доверять, но тогда зачем у нее в руках винтовка?
— Ты говорил, что хочешь передать ему сообщение. Когда ты оттуда выбрался, я проследила за тобой. Может, за доставку сообщения полагалась награда? Но ты взял курс прямо на солнце солнц, и я догадалась, в чем дело. Отдай мне ключ, Джесси.
Она направила на него винтовку.
Он сердито и испуганно рявкнул в ответ:
— У меня его нет!
Она зашипела от злости.
— Не ври мне! Тогда зачем ты здесь?
— Потому что ключ у него, — сказал Джесси, ткнув большим пальцем в окно. И увидел, как округлились глаза Чирк, когда она взглянула за стекло. Она ругнулась.
— Если ты думала, что он у меня, почему раньше не попыталась отобрать?
Она отвела глаза.
— Ну, я точно не знала, куда ты собрался. Если бы он отдал тебе ключ, то сказал бы, где дверь, так? Мне надо было узнать.
— А почему ты просто не попросила взять тебя с собой?
Она прикусила губу.
— Потому что ты бы не взял. С какой стати? Ты бы понял, что это только ради ключа. Даже если бы я… приласкалась к тебе.
Было темно, но смутно различив чувство, скользнувшее по ее лицу. Джесси понял, что совсем не знал ее. Чирк скрывала неуверенность в себе так же, как он старался скрыть кашель с кровью.
— Могла бы поговорить со мной, — сказал он. — Надо было поговорить.
— А ты мог бы сказать, что хочешь умереть один, — ответила она. — Хотя ты не умер.
На это ему нечего было ответить. Чирк ткнула винтовкой в сторону двери.
— Ну, давай же, открывай. Берем ключ и убираемся отсюда.
— Если бы я мог взять у него ключ, приказать убить тебя было бы совсем просто, — заметил он. К Джесси возвращалось то отчаянное безрассудство, которое подбило его нырнуть в большого жука. Он из чистого упрямства провоцировал ее на нападение.
Чирк вздохнула и неожиданно признала:
— Ты прав.
Она отбросила винтовку. Оба смотрели, как оружие, кувыркаясь, скрылось в темноте.
— Я плохая, и все сделала не так, — продолжала Чирк. — Но ты мне правда нравишься, Джесси. — Она беспокойно огляделась. — Просто… я не могу отступиться. Я не стану ничего отбирать у тебя, но мне нужно быть вместе с тобой, Джесси. Дай мне часть, хоть малую часть. Я никуда не денусь. Если хочешь натравить на меня своего монстра, валяй. — Она скрестила руки на груди, опустила голову, и с вызовом взглянула на него.
Он невольно рассмеялся.
— Ты ужасная негодяйка, Чирк.
Она вскинулась, но Джесси уже опять повернулся к окну. Крылан бесстрастно наблюдал за их беседой.
— Открой, — снова выкрикнул Джесси, и, уцепившись за крошечный выступ у края окна, подтянулся ухом к стеклу.
— ЖДИ!
Джесси отпустил руку и, нахмурившись, отплыл чуть в сторону.
— Что он сказал?
— Тот крылан говорил мне, что этот меня не впустит, пока я не докажу свою преданность. Я должен доказать, что не возьму ключ себе.
— И как ты собираешься доказывать?
— Ох…
Ждать.
Ночной цикл Кандеса заканчивался. Металлические цветы медленно закрывались, маленькие летучие устройства, которые они выпустили из себя, спешили снова укрыться под защитой их вольфрамовых лепестков. Повсюду вокруг них готовились к работе рокочущие сопла солнц. Скоро они вспыхнут, и их свет выжжет все, что не принадлежит к солнцу солнц. Все, кроме, разве что крылана, такого же древнего, как сам Кандес.
— И еще тот крылан сказал, что я не доставлю сообщения, — вспомнил Джесси. — Сказал, я передумаю.
Она нахмурилась.
— Почему он так сказал?
— Потому что… потому что он меня вылечил, вот почему. И потому что единственный способ передать сообщение — дождаться рассвета. Только тогда этот крылан откроет нам дверь.
— Но тогда… нам никак не успеть…
Он кивнул.
— Скажи ему. Кричи сквозь дверь, как он тебе! Джесси, здесь нельзя оставаться, это просто сумасшествие! Говоришь, тот крылан тебя вылечил? Тогда ты можешь спастись, можешь жить — как я. Пусть не со мной, и ты вправе мне не верить, но первые шаги мы могли бы пройти вместе…
Джесси качал головой.
— Не думаю, чтобы он мог меня слышать, — сказал он. — Я его-то еле слышу, а от его голоса дом может рухнуть. Если я не дождусь, сообщения мне не передать.
— Но твоя жизнь! У тебя вся жизнь…
Он старался представить ее, пока летел сюда. Воображал себя пекарем, солдатам, дипломатом, живописцем. Как ему хотелось быть одним из них, хоть кем-то. Только и нужно, что завести байк и полететь за Чирк, и какая-нибудь мечта да сбудется.
Он потянулся к своему байку. Но от ответственности, которую он по доброй воле взял на себя, никуда не убежишь. Он понял, что и не хочет бежать от нее.
— Этого никто, кроме меня, не сделает, — сказал он ей, — и у меня никогда ничего не было по-настоящему моего. Если я сейчас уйду, какая-то жизнь у меня будет… только не моя.
Она промолчала, покачав головой. Он взглянул через ее плечо на сияние огней — окон городских квартир и колес-особняков, селений и газовых факелов заводов — людской шар, и каждому угрожает что-то из-за пределов мира, может быть, уже сейчас изготовившееся к броску из холодной пустоты… И все до одного ждут, еще сами не зная об этом, что кто-то протянет им руку помощи.
Десяток слов или монета…
— Выбирайся отсюда, Чирк, — сказал он. — Солнце включается. Если ты уберешься сейчас же, может, успеешь уйти, пока оно не разогрелось во всю мощь.
— Но… — она изумленно уставилась на него. — И ты со мной!
— Нет. Давай, уходи. Видишь?
Он указал на тускло тлеющее сияние, разгоравшееся в темноте у них под ногами. — Они просыпаются. Скоро здесь будет пекло. Здесь ты не найдешь своего сокровища, Чирк. Оно все там.
— Джесси, я не могу… — Пламенное свечение расцвело под ними, потом сбоку. — Джесси? — она смотрела на него круглыми, перепуганными глазами.
— Уходи! Чирк, еще секунда, и будет поздно. Уходи! Давай!
Паника овладела ею, и она резко завела свой байк, неловко дернула его вперед, попытавшись увлечь за собой Джесси, но тот легко уклонился.
— Уходи! — Она опустила голову, открыла дроссель и стрелой метнулась прочь. «Слишком поздно, — со страхом думал Джесси. — Хоть бы не оказалось слишком поздно».
Ее байк растворился в сиянии рассвета. Джесси пинком оттолкнул свой и снова уцепился за выступ окна. Его угловатая тень легла на стекло рядом с прижавшимся с другой стороны металлическим черепом.
— Вот, я доказал! — Он ощущал, как волны энергии — тепловой и какой-то еще, более смертоносной — проникают в него из пробуждающихся солнц. — Открывай!
Крылан изогнулся и сделал что-то за краем окна. Хрустальная панель сдвинулась в сторону, и Джесси протиснулся в узкую как коробка комнатку. Окно вернулось на место, но свет и жар по-прежнему проникали в него снаружи. А больше деваться было некуда. Он и не надеялся.
Глубинный крылан склонил голову к его голове.
— Я пришел от лица человечества, — заговорил Джесси, — чтобы сказать, что старая стратегия безопасности, основанная на защите Кандеса, больше не работает.
Он рассказал крылану все, что знал, и, пока он говорил, наступил рассвет.
