Глава двадцатая
Два вора и сыщик

Темнота восстанавливает нас. Несколько мгновений мне кажется, будто меня рисуют на бумаге, а затем очертания обретают плоть. И я снова могу видеть.

На меня уставился Кот. Он стоит на задних лапах в ботфортах, на голове — широкополая шляпа, на широком ремне висит крошечный меч. У него неживой взгляд, и я понимаю, что глаза действительно стеклянные, в них поблескивают золотистые искорки. Кот начинает порывисто двигаться: он снимает шляпу и с механической точностью отвешивает поклон.

— Добрый день, господин, — произносит он с пронзительным мурлыканьем. — С возвращением вас.

Мы находимся в главной галерее дворца. На позолоченных стенах висят картины, на потолке сверкают хрустальные люстры. Широкие окна выходят на итальянскую террасу, залитую золотистым предзакатным светом, отчего все предметы отливают янтарем. Я сижу на полу, и мои глаза на одном уровне с головой Кота. Кое-что радует: моя нога снова стала целой. Как и ле Руа, я в костюме, созданном древним портным, — с фалдами, бронзовыми пуговицами, немыслимо зауженными рукавами и гофрированной рубашкой. Но Кот кланяется не мне, а ему. И револьвер все еще остается в его руке.

Я напрягаю мышцы для прыжка, но ле Руа действует быстрее. Он бьет меня по лицу рукоятью револьвера, и, как ни странно, боль кажется здесь более ощутимой, чем в реальном мире. Я чувствую, как металл рассекает скулу до самой кости и едва не ломает ее. Во рту появляется привкус крови.

Ле Руа пинает меня носком ботинка.

— Уберите это создание, — говорит он. — И найдите что-нибудь переодеться.

Кот снова кланяется и хлопает лапами. Хлопок почти не слышен, но снаружи раздаются шаги, и дверь открывается.

Я с трудом сажусь на полу и сплевываю кровь под ноги ле Руа.

— Мерзавец, — бросаю я. — Я приготовился и к этому. Здесь есть ловушки, о которых ты не знаешь. Скоро увидишь.

— Это всего лишь жалкая уловка, недостойная ни одного из нас, — говорит ле Руа. — Будь благодарен, что я предпочитаю оставить тебя при себе. Как далекое воспоминание.

Он взмахивает револьвером, и сильные жесткие руки поднимают меня и волокут по полу. Восковые фигуры: мужчина с пышными усами, одетый по моде начала двадцатого столетия, и незнакомая мне женщина в платье горничной. У обоих стеклянные глаза и желтоватые, грубо вылепленные восковые лица. Я пытаюсь сопротивляться, но не в силах устоять перед их механической мощью.

— Отпустите меня! — кричу я. — Ваш господин не он, а я! — Но револьвер в руке ле Руа перевешивает все мои аргументы. — Ублюдок! Давай драться один на один!

Слуги тащат меня по коридору, по обе стороны которого располагаются открытые двери. Здесь их целые сотни, а внутри безмолвные восковые фигуры, медленно разыгрывающие сцены из жизни. Они полны смысла: молодой человек в тюремной камере читает книгу. Темная палатка, в углу сидит женщина, она что-то напевает себе под нос и готовит еду на жалком костерке. Я замечаю обнаженную фигуру с лицом Раймонды, играющую на рояле медлительными и неуклюжими восковыми пальцами. Все это мертвые механические куклы, и я внезапно понимаю, что значит стать далеким воспоминанием.

Но начинаю вопить, лишь оказавшись в мастерской с формами для литья, чаном расплавленного воска и множеством острых инструментов.

Снова происходит разрыв реальности. Когда все заканчивается, Исидор все еще держит за руку Пиксил и моргает, чтобы восстановить зрение. В воздухе пахнет пылью и воском. Они находятся в помещении, напоминающем комнату для пыток, но с высокими окнами, выходящими в сад. Вор привязан к длинному столу, а над ним склонились сказочные персонажи: волк в женской одежде, усатый мужчина и горничная в костюме, относящемся к древней истории Земли. В лапах и восковых руках они держат острые изогнутые ножи.

Пиксил бросается вперед. Ее меч со звоном вырывается из ножен и без труда рассекает воск и медь. В воздух взлетает лохматая голова, из пронзенного затылка мужчины выскакивают металлические пружины и шестеренки. Восковые куклы валятся на пол. Затем Пиксил приставляет кончик меча к горлу вора.

— Не двигайся, — говорит она. — Это меч из Царства. Как ты понимаешь, он отлично подходит для этого места.

— Я только хотел вас поблагодарить, — хрипит вор. Он усмехается Исидору. — Мистер Ботреле. Рад вас видеть. Мы уже встречались. Жан ле Фламбер, к вашим услугам. Но ваша спутница — это очевидно — имеет надо мной явное превосходство.

— Что здесь происходит? — спрашивает Исидор.

— Неприятно признавать, но это место находится под контролем криптарха — ле Руа. — Он прищуривается. — А как вы сюда попали? Ах да, кольцо зоку. Удивительно, насколько полезными порой могут оказаться привычки клептомана… Берегитесь!

Исидор оборачивается. Мимо двери проскальзывает какое-то пушистое существо.

— Ловите его! — кричит вор. — У него ваше кольцо!

Они наступают, говорит «Перхонен». Я больше не могу их сдерживать.

Миели ощущает удары летающих фобоев по поверхности корабля, чувствует, как истощается его броня.

— Уходи отсюда.

Корабль поднимается, и Миели видит, как вал фобоев накатывает на стену растерянных Спокойных-воинов и захлестывает ее. Миели провожает взглядом удаляющийся корабль и снова сосредоточивается на стрельбе по контролируемым криптархами Спокойным.

Спокойный-конструктор желтого цвета сбил ее на землю, выпустив облако технологической пыли, которая на время блокировала микровентиляторы крыльев. Спокойные-воины упрямо атакуют ее и Раймонду, не позволяя им приблизиться к черному шпилю.

— Фобои прорываются к городу! — кричит Миели наставнику, и, несмотря на пыль, несмотря на серебряную маску, видит на ее лице отчаяние.

Она замедляет время и снова смотрит на город глазами «Перхонен».

Защитная сфера вокруг колонии зоку рассеивается. Оттуда вырывается стая завывающих призраков из мерцающего света, алмазов и других драгоценных камней. Они обрушивают на толпы фобоев потоки когерентного излучения, рассекают наступающий вал, словно пустоту, и двигаются так быстро, что невозможно уследить взглядом. За ними летят сгустки греческого огня — самовоспроизводящегося оружия на основе нанотехнологии, и по бурлящим толпам распространяются круги пламени.

Что же побудило их изменить решение? Но раздумывать некогда.

— Вперед! — кричит Миели Раймонде. — У нас еще есть время!

Стиснув зубы, она извлекает ку-клинок и устремляется на преграждающую путь группу Спокойных.

Девушка-зоку обрезает веревки и освобождает меня. Сыщик уже унесся в погоню за Котом, и я устремляюсь вслед за ним. Кота нигде не видно, но я, словно безумец, мчусь в том направлении, куда он бежал, минуя все новые механические куклы-воспоминания.

А потом я вижу его: в небольшой комнате на одноногом столе из темного дерева стоит простая коробочка, в которой могло бы поместиться обручальное кольцо. Камера Шредингера. Она выглядит так же соблазнительно, как и двадцать лет назад, когда я обнаружил ее в колонии зоку и не смог устоять. Я осторожно вхожу в комнату и беру ее, опасаясь ловушки. Но ничего не происходит, и я, зажав находку в кулаке, возвращаюсь в коридор.

Сыщик и девушка-зоку уже возвращаются.

— Жалко, — говорит сыщик. — Мы его не нашли.

— Вы это ищете? — спрашивает Жан ле Руа.

Теперь он выглядит иначе — моложе и больше похож на меня. У него черные волосы, гладкое лицо и тонкие, будто нарисованные усики. На нем черный галстук, белые перчатки и плащ, как будто перед вечерним выходом в город. В руке трость. Вокруг головы кружится россыпь камней зоку, отливающих зеленью и голубизной. Но усмешка осталась прежней.

Он поднимает вверх кольцо — серебряный ободок с голубым камнем.

— Не стоит беспокоиться, вам оно больше не понадобится.

С видом заправского фокусника он взмахивает рукой, и кольцо рассыпается облачком светящегося порошка.

— Вы можете остаться здесь в качестве моих гостей. — Он стряхивает с лацкана невидимую пылинку. — Мне кажется, я отыскал тело, в котором буду ходить. Пора покончить с этим соперничеством.

Девушка испускает пронзительный крик и прежде, чем я успеваю ее остановить, замахивается своим мечом на ле Руа. Он неуловимым движением руки поворачивает набалдашник трости, и на конце ярко вспыхивает клинок. Ле Руа парирует ее выпад, потом пригибается и наносит ответный удар. Кончик клинка зловещим цветком выходит из ее спины. Девушка падает на колени. Сыщик устремляется к ней, пытается поднять, но я уже знаю, что все кончено.

Ле Руа подталкивает ее упавший меч кончиком своего клинка.

— Отличная игрушка, — говорит он. — Но моя лучше.

Он, вытаращив глаза, смотрит на сыщика, как будто только что его заметил.

— Тебя здесь не должно было быть, — тихо произносит он. — Что ты тут делаешь?

Сыщик глядит на него снизу-вверх. По его щекам текут слезы, но глаза сверкают гневом.

— Мистер ле Руа, — решительно произносит он. — Я здесь для того, чтобы арестовать вас за преступления против Ублиетта, и именем Революции приказываю немедленно передать мне ключ от вашей экзопамяти…

— Нет, нет, — он опускается на колени рядом с сыщиком. — Ты все не так понял. Я думал, что ты всего лишь обращенное против меня воспоминание. Я не желал этого. — Он смотрит на девушку. — Мы можем вернуть ее, если ты хочешь. А мой ключ, вот он, возьми. — Он роняет трость и что-то ищет в кармане. — Вот, он твой. — Он вкладывает что-то в руку сыщика. — Возьми. Я отошлю тебя обратно. И это будет правильно — принц унаследует королевство…

Сыщик бьет его по лицу. Ле Руа вскакивает на ноги, подбирает трость и нацеливает на него клинок. Потом встряхивает головой.

— Хватит.

Он взмахивает оружием, и сыщик, окутанный яркой вспышкой, исчезает.

— Ты ломаешь все свои игрушки, — говорю я, поднимая меч Царства. — Хочешь сломать и меня?

Меч, отзываясь на мое прикосновение, показывает базовую структуру всего, что находится здесь. Это малое Царство, виртуальный мир, служащий интерфейсом для окружающего нас пико-механизма. Я — программный алгоритм, содержащий всю информацию о материи тела, демонтированного дворцом. И в моем животе, словно призрак, светится голубоватая точка…

— Мальчик не сломан, — отвечает ле Руа, прищурившись. — Он благополучно перемещен. Он перехитрил тебя. Через сотню лет я его навещу.

— Я не собираюсь тебя благодарить, — говорю я. — И он прав: ты должен заплатить за все, что натворил.

Он с усмешкой салютует мне своей тростью.

— Тогда приведи приговор в исполнение, если сможешь. Давай покончим с этим.

Он встает в фехтовальную позицию, и с его лица на меня смотрят мои глаза.

Я обеими руками поднимаю меч и погружаю лезвие себе в живот. Боль ослепляет. Меч пронзает программный алгоритм, которым я стал.

И выпускает на волю архонта.

Он вываливается вместе с моей кровью и внутренностями, вместе с потоком информации. И распространяется на стены и пол дворца. Они становятся стеклянными. Прозрачная стена тюремной камеры отделяет меня от Жана ле Руа, а я, заложив основу новой Тюрьме «Дилемма», начинаю смеяться.

Стреляя, Миели едва не попадает в вылетевшего из черного шпиля сыщика. Часть темной шероховатой поверхности внезапно превращается в обнаженное тело молодого человека и вываливается наружу. В следующее мгновение Раймонда оказывается рядом с ним и помогает сыщику подняться.

— У него Пиксил, — бормочет Исидор.

Они добрались до основания башни всего несколько минут назад. Ее материал похож на псевдоматерию, какую Миели видела только возле остатков Вспышки. Башня состоит не из атомов и молекул, а из чего-то более тонкого — из кварковой материи или пространственно-временной пены.

Миели, окликает ее «Перхонен». Я не уверена, что там безопасно. Внутри что-то происходит. Гамма-излучение, странные импульсы фонтаном…

Поверхность башни на мгновение покрывается рябью, и в следующее мгновение она становится похожей на затемненное стекло, холодное и прочное. Напоминает Тюрьму. Он освободил архонта.

Миели опускает оружие и прикладывает руку к стене башни. Материя раскрывается и принимает ее словно в любящие объятия.

Архонт счастлив. Новые воры, новые дела, новые игры, которые предстоит создать на твердой почве, где его разум разрастается в тысячи раз. Кто-то прикасается к нему: оортианская женщина, беглянка, вернувшаяся в его объятия. Он позволяет ей войти. От нее пахнет корицей.

Исидор страдает. У него новое, непривычное тело, а внутри не утихает боль от гибели Пиксил. Но ему некогда задуматься над этим, потому что он внезапно узнает все.

Экзопамять необъятным морем окружает его, прозрачная, как тропический океан. Спокойные, Достойные, наставники: каждая когда-либо возникшая мысль, каждое воспоминание. Все они доступны ему. Это самая прекрасная и самая ужасная картина из всех, что ему доводилось видеть или ощущать. История. Настоящее: ярость, кровь и огонь. Спокойные-атланты, впавшие в безумие и остановившие город. Люди, сражающиеся, словно марионетки, ключи, кнопки и шкалы в их головах, внедренные его отцом, перестали действовать как отлаженный механизм.

Исидор обращается к людям посредством Голоса и призывает их вспомнить, кто они есть на самом деле. Спокойные возвращаются к защите противофобойных стен. Стычки прекращаются.

И город медленно, шаг за шагом, возобновляет свое движение.

Я наг. Я не открываю глаз. Передо мной на полу лежит оружие. И скоро мне придется поднять его и решить: стрелять или не стрелять.

Звон разбитого стекла кажется музыкой, словно прекрасный звук нарушения законов. Вихрь, налетевший с потолка, бросает в меня мелкие осколки. Я открываю глаза и вижу Миели, отмеченный шрамом ангел в черном с распростертыми крыльями.

— Я надеялся, что ты придешь, — говорю я.

— И сейчас ты скажешь мне, что ты Жан ле Фламбер и покинешь это место, когда сам решишь это сделать?

— Нет, — отвечаю я. — Не скажу.

Я беру ее за руку. Она обнимает меня. Хлопают крылья, и мы уносимся вверх сквозь стеклянное небо, прочь от оружия, воспоминаний и королей.