Глава 36
Пракс
Пракс запомнил тот момент, когда его «осенило» первый раз. Или он был не первым, но прежние он просто позабыл. Он учился на втором курсе, ему только что исполнилось семнадцать, и он сидел посреди лаборатории генной инженерии. Сидел среди стальных столов и центрифуг и мучительно пытался понять, почему получает негодные результаты. Он перепроверил расчеты, перечитал дневник опыта. Такую серьезную ошибку не представлялось возможным объяснить плохой техникой, тем более что техника у него была хорошая.
А потом он заметил, что один из реагентов хирален. По-видимому, вместо того чтобы генерировать состав в лаборатории, его взяли из естественного источника и вместо однородных левых получили смесь зеркально симметричных молекул, из которых половина была неактивна. Поняв это, Пракс расплылся в улыбке.
Опыт провалился, но он понял причину провала, и это стало победой. Он жалел лишь об одном: что так долго не видел того, что было ясно с самого начала.
Четыре дня после рассылки обращения он почти не спал. Он читал комментарии и письма, приложенные к пожертвованиям, на некоторые отвечал, задавал вопросы незнакомым жителям разных уголков системы. Он упивался пролившимися на него добротой и щедростью. Двое суток он вовсе не спал, наслаждаясь чувством, что наконец делает что-то полезное. А когда задремал, ему приснилось, что Мэй нашлась. И теперь, когда он увидел ответ, оставалось только жалеть, что не нашел его раньше.
— У них было время утащить ее, куда вздумается, — сказал ему Амос, — не рви жилы, док.
— Могли, — признал Пракс, — могли, если у них был при себе запас медикаментов для нее. Но дело не в ней. Вопрос в том, откуда они пришли.
Собирая совет, Пракс долго не мог решить, где его устроить. Даже для маленькой команды «Роси» комната Амоса была тесна. Он подумал о корабельном камбузе, но там еще возились с ремонтом техники, а Пракс хотел поговорить без свидетелей. Кончилось тем, что он, проверив, сколько еще поступило на счет, снял с него денег на аренду комнаты в клубе.
Теперь они были наедине друг с другом, а за окнами экранами во всю стену чуть заметно поворачивались гигантские строительные уолдо, вспыхивали и замирали маневровые ракеты, создавая узор, таинственный, как незнакомый язык. Об этом Пракс тоже никогда не задумывался, пока не попал на Тихо: чтобы компенсировать движение манипуляторов, прикрепленных к станции, требовалась постоянная работа маневровых ракет. Везде и всюду все кружилось в тихом танце и создавало рябь в пространстве.
Здесь, в комнате, между белыми столиками и креслами из противоударного геля, плыла тихая лирическая мелодия, звучал низкий, ласковый голос певца.
— Откуда? — переспросил Алекс. — Я думал: они с Ганимеда.
— Лаборатория на Ганимеде не годилась для серьезных экспериментов, — возразил Пракс, — к тому же их стараниями Ганимед превратился в зону боевых действий. Они не стали бы делать ничего такого, если бы вели там основные работы. Это была полевая лаборатория.
— Я тоже стараюсь не гадить там, где ем, — согласился Амос.
— Ты живешь на космическом корабле, — напомнил Холден.
— И все-таки не гажу на камбузе.
— Справедливо.
— Словом, — продолжал Пракс, — есть основания допустить, что они действуют с более надежной базы. И эта база расположена в системе Юпитера. Где-то поблизости.
— Я опять за тобой не успеваю, — сказал Холден. — Почему именно поблизости?
— Время транспортировки. Мэй с хорошим запасом лекарств может отправляться куда угодно, но она крепче… тех существ.
Холден поднял руку, как школьник на уроке.
— Так, если я тебя правильно понял, ты говоришь, что тварь, которая вломилась на мой корабль, швырнула в меня пятисоткилограммовый контейнер и чуть не прогрызла стенку к реактору, — более хрупкая, чем четырехлетняя девочка без иммунитета?
Пракс кивнул. Его пронзила стрела горя и ужаса. Ей уже не четыре. День рождения Мэй был месяц назад, а он пропустил эту дату. Ей уже пять. Но горе и ужас стали для него привычными спутниками. Пракс отстранил от себя эту мысль.
— Я объясню. Организм Мэй не сопротивляется внешним воздействиям. В этом-то и состоит ее болезнь, если подумать. Целый ряд явлений, свойственных нормальному организму, у нее не работает. А теперь возьмите одно из этих существ вроде того, что было на корабле.
— Тот гад показался мне весьма активным, — вставил Амос.
— Нет, — ответил Пракс. — То есть да, но нет. Я подразумевал биохимическую активность. Если Стрикланд, или Мерриан, или кто он там на самом деле, использует протомолекулу для перестройки человеческого организма, они накладывают одну сложную систему на другую. Результат получается нестабильным.
— Предположим, — сказала Наоми. Она сидела рядом с Амосом, через стол от Холдена. — Откуда такой вывод?
Пракс нахмурился. Он не подготовился к такому множеству вопросов. То, что для него было очевидно, другим даже в голову не приходило. Их лица выражали откровенное недоумение.
— Ладно, — сказал он, — попробуем по порядку. На Ганимеде появилось нечто, начавшее войну. И еще там была секретная лаборатория, сотрудники которой по меньшей мере знали об атаке заранее.
— Принято, — сказал Алекс.
— Хорошо, — продолжал Пракс. — В лаборатории мы увидели следы протомолекулы, мертвого мальчика и людей, готовившихся к отлету. И что-то опередило нас и убило их всех.
— Эй, — воскликнул Амос, — ты думаешь, этот самый гад и пробрался на «Роси»?
Пракс проглотил просившееся на язык слово «очевидно», заменив его другим: «возможно».
— Возможно, — сказал он. — И в первой атаке, по-видимому, участвовал еще один такой.
— Значит, из клетки вырвались двое? — спросила Наоми, но Пракс видел, что она сама уже почувствовала ошибку.
— Нет, потому что о первом они знали заранее. Второй вырвался, когда Амос забросил к ним гранату. Первого освободили намеренно. Но не в этом дело. А дело в том, что они используют протомолекулу для перестройки человеческих тел, но не способны надежно ее контролировать. Вложенная ими программа дает сбои.
Пракс кивнул, словно надеялся, что кивок поможет им уследить за цепью рассуждений. Холден покачал головой, подумал и тоже кивнул.
— Мина, — сказал он.
— Мина, — согласился Пракс. — Даже не предвидя, что второе существо освободится, они снабдили его мощным взрывным устройством.
— А, понял! — воскликнул Амос. — Ты думаешь, они знали, что он рано или поздно сойдет с рельсов, и приготовились его взорвать, когда отобьется от рук?
В глубине пространства на корпусе недостроенного корабля сверкнул сварочный аппарат, и вспышка резко высветила оживленное лицо пилота.
— Да, — сказал Пракс, — хотя это могло быть и дополнительное оружие, и груз, который существу надлежало куда-то доставить. Я считаю, что это было предохранительное устройство, и, возможно, так оно и есть, но существует множество других вариантов.
— Пусть так, однако оно оставило его у нас, — напомнил Алекс.
— У него хватило времени выделить из себя мину, — ответил Пракс. — Понимаете? Оно сознательно перестроилось, чтобы удалить заряд. Оно не пыталось подорвать «Роси», просто оставило мину и ушло.
— А раз оно додумалось это сделать…
— У него хватило ума распознать угрозу, — кивнул Пракс. — Не представляю пока, каким образом. Оно может обладать разумом или подключаться к Сети, или это у него модификация иммунного ответа.
— Понятно, Пракс. Итак, предположим, протомолекула способна со временем вырываться за отведенные ей рамки и разбойничать по собственной воле. Что это нам дает? — спросила Наоми.
«Дождался!» — подумал Пракс и перешел к тому, с чего собирался начать.
— А то, что, где бы ни располагалась их главная лаборатория — на которую они не станут напускать одно из этих созданий, — она должна быть достаточно близка к Ганимеду, чтобы добраться до него, пока тварь не сорвалась с цепи. Я не знаю, долго ли они способны ее сдерживать, и готов поспорить, они сами не знают. Так что чем ближе, тем лучше.
— Спутник Юпитера или секретная станция, — сказал Холден.
— В системе Юпитера невозможно держать станцию в секрете, — заметил Алекс. Слишком там тесно. Кто-то что-то да заметит. Черт, пока люди не добрались до Урана, здесь собиралась вся дальняя астрономия. Появись что-то в космосе — все обсерватории разорутся, что им заслоняют картинку.
Наоми постучала пальцами по столу словно капли конденсата падали в металлических трубах.
— Тогда напрашивается Европа, — сказала она.
— Это Ио, — уже с нетерпением проговорил Пракс. — Я потратил немного денег на изучение закупок ариламинов и нитроаренов, необходимых для исследования мутаций. — Он замялся. — Это ничего? Что я потратил деньги?
— Они для того и собраны, — успокоил его Холден.
— Так вот, мутагены, которые начинают действовать только после активации, тщательно контролируются, потому что возможно их использование в военных лабораториях, но тому, кто работает с биологическими каскадами и контролем системы, без них не обойтись. Большая часть их поставлялась на Ганимед, постоянные поставки шли и на Европу. И, проследив их, я не смог вычислить конечного получателя. Потому что с Европы их отсылали через два часа после получения.
— На Ио? — спросил Холден.
— Ио нет в списке, но пересылка туда контейнера должна была соответствовать требованиям безопасности Земли и Марса. Очень дорого. А контейнеры, доставленные на Европу, возвращались поставщику за счет транспортной компании, расположенной на Ио.
Пракс перевел дыхание. Это было вроде как тянуть зуб, зато он, кажется, перечислил все, что если не доказывало, то хотя бы основательно подкрепляло его вывод.
— Та-а-ак. — Амос растянул это слово чуть ли не на три слога. — Значит, враги на Ио?
— Да, — сказал Пракс.
— Чтоб тебя, док! Не мог сразу сказать?
Тяга давала полную g без примеси кориолисовой силы, привычной по станции Тихо. Пракс сидел на койке, согнувшись над ручным терминалом. На пути к Тихо бывали моменты, когда его хоть как-то развлекали только голод и тоска. Внешне и сейчас ничего не изменилось. Каюта осталась такой же тесной, все так же гудел и пощелкивал воздухоочиститель. Исчезло только одиночество. Пракс ощущал себя центром огромной человеческой Сети, объединенной с ним одной целью.
«Доктор Менг, я видела передачу о вас, и я с вами сердцем и молитвами. К сожалению, не могу послать денег, потому что живу на базовом, но я упомянула о вас в листке церковных новостей. Надеюсь, вы найдете свою доченьку живой и здоровой!»
Пракс составил стандартный ответ всем доброжелателям и подумывал установить фильтр, который распознавал бы такие письма и отвечал на них автоматически. Остановило его то, что он не придумал пока, какие параметры задать программе, а поблагодарить хотелось каждого. Кроме того, на «Росинанте» ему все равно нечего было делать.
«Я пишу вам потому, что, возможно, могу помочь вам в поисках дочери. С ранней молодости мне являются во сне мощные предчувствия. За три дня до того, как посмотрел передачу Джеймса Холдена о вас и вашей дочери, я видел ее во сне. Она находилась на Луне в очень маленьком темном помещении и была испугана. Я пытался утешить ее, и я не сомневаюсь, что вам суждено найти ее на Луне или на близкой к ней орбите».
Конечно, Пракс отвечал не всем.
Путь до Ио должен был занять немногим больше времени, чем до Тихо. Возможно, даже меньше, поскольку на этот раз никакое порождение протомолекулы не разнесет им грузовой отсек. Стоило Праксу подумать об этом подольше, у него начинался зуд в ладонях. Он знал, где Мэй — или где она была. С каждым часом она становилась ближе, и каждое очередное поступление на благотворительный счет давало ему еще немного силы. Возможно, скоро кто-то сообщит, где находится и чем занимается сейчас Карлос Мерриан.
Несколько раз Пракс проводил переговоры: обычно в формате видеозаписей, пересылаемых от собеседника к собеседнику. Он поговорил с брокером с Цереры. Тот отслеживал торговые пересылки и оказался очень милым человеком. Пракс обменялся несколькими видеозаписями с консультантом-психологом с Марса, но оборвал контакт, когда заподозрил, что женщина на него нацелилась. Целая школа — добрая сотня ребятишек — прислала ему запись своего хора на испано-французском диалекте: они пели про Май и про ее возвращение.
Умом Пракс сознавал, что ничего не изменилось. По-прежнему велика была вероятность, что Мэй нет в живых или что он ее больше не увидит. Но когда такое множество людей непрерывно уверяют, что все будет хорошо, что они надеются, что все хорошо, что они его поддерживают, — отчаяние почти невозможно. Вероятно, это сказывался эффект групповой поддержки. Явление, свойственное некоторым видам зерновых культур: больное или поврежденное растение можно переместить поближе к здоровым и оно выправится, даже если оставить его на прежней почве и воде. Да, там действуют химические агенты, но человек — животное общественное, и когда с экрана тебе, заглядывая прямо в душу, улыбается женщина и говорит как раз то, что ты хочешь услышать, не поверить ей почти невозможно.
Пракс понимал, что это эгоизм, но это действовало как наркотик. Он уже не подсчитывал поступающих средств, потому что уверился: на полет до Ио им хватит. Холден вручил ему счет на расходы и подробный прайс-лист, но Пракс так верил капитану, что взглянул только на итоговые суммы. Убедившись, что средств достаточно, он перестал думать о деньгах и все свое время и внимание отдал переговорам.
Он слышал спокойный разговор Алекса и Амоса из камбуза. Да, люди и в космосе живут группами. Знакомые голоса напоминали о присутствии себе подобных и утешали его не хуже, чем чтение сообщений.
«Я четыре года назад потерял сына и все же не способен представить себе, каково вам сейчас. Жаль, что не могу сделать для вас большего».
В списке значилось еще несколько десятков сообщений. По корабельному времени была середина дня, но Пракса вдруг одолел сон. Он подумал, не вздремнуть ли, прежде чем дочитывать до конца, но решил все же просмотреть всё, никому пока не отвечая. Алекс рассмеялся. Амос поддержал его.
Пракс открыл пятое сообщение.
«Ты псих, псих, псих долбаный, и если мы встретимся, клянусь, я сам тебя убью. Таких, как ты, надо затрахивать насмерть, чтобы знали, каково это».
Пракс задохнулся. Под ложечкой заболело, как после сильного удара. Он удалил сообщение. За ним выскочило другое, а затем еще сразу три. И дальше целая дюжина. Ужаснувшись, Пракс открыл одно из новых.
«Надеюсь, ты сдохнешь!»
— Откуда? — обратился он к терминалу. — Откуда такой непрерывный поток злобы и ненависти? — Он понял, открыв следующее письмо, к которому прилагалась ссылка на программу новостей.
Он послал запрос по ссылке, и через пять минут на побелевшем экране появился логотип крупного земного канала новостей и название программы: «С пылу с жару».
Логотип погас, и его место заняло лицо Николы. Пракс потянулся к управлению со смутной мыслью, что монитор случайно переключился на личные сообщения, но в душе он уже понимал, что это не так. Никола облизала губы, отвела глаза, затем снова посмотрела в камеру. Выглядела она усталой. Изможденной.
«Меня зовут Никола Мулко. Я была замужем за Праксидиком Менгом, за тем человеком, который обратился к вам за помощью в поисках дочери… Моей дочери, Мэй».
По ее щеке ползла слеза, и Никола ее не вытирала.
«Чего вы не знаете… чего никто не знает: что Праксидик Менг — чудовище в человеческом облике. С того дня, как я ушла от него, я пыталась вернуть свою дочь. Я знала, как он измывался надо мной, но не думала, что он причинит вред ей. Но друзья, оставшиеся на Ганимеде, известили меня, что…»
— Никола, — сказал Пракс, — не надо. Не делай этого.
«Праксидик Менг — жестокий и опасный человек, — сказала Никола. — Я, мать Мэй, думаю, что после моего ухода он насиловал ее психику, чувства и тело. И что ее „исчезновение“ с Ганимеда скрывает тот факт, что он наконец убил ее».
Слезы свободно текли по щекам Николы, но ее глаза и голос были мертвыми, как залежавшаяся рыба.
«Я никого не виню, кроме себя, — сказала она. Я не должна была оставлять мою девочку…»
