Лучшие зодчие Кхемри постарались обеспечить покойному царю Хетепу удовлетворение любой его потребности в загробном мире. Они построили в Великой пирамиде специальные погреба для хранения высоких кувшинов с зерном и сушеной рыбой, засахаренными финиками, вином и медом. Там были комнаты с роскошной мебелью и сундуки кедрового дерева, набитые богатыми одеяниями. В одной комнате положили связку мумифицированных соколов и любимый лук царя на случай, если ему захочется поохотиться в райских лугах. В других помещениях его ждали мумифицированные кони и большая колесница, сделанная из бронзы и позолоченного дерева.

Имелась даже низкая длинная комната, где стояло превосходное речное судно с мумифицированными гребцами, — вдруг царь пожелает поплавать по Реке Смерти?

Но самая лучшая комната из всех была построена над царскими погребальными помещениями, в самом центре Великой пирамиды. Архитекторы создали великолепный тронный зал со вздымающимися вверх колоннами и плитами полированного мрамора. В дальнем конце зала размещалось возвышение, и на нем располагался одинокий трон, изготовленный не из дерева, а из темного полированного обсидиана. По бокам трона стояли статуи Птра и Джафа — с суровыми лицами, но приветственно поднятыми руками.

Между колоннами по обеим сторонам тронного зала разместили статуи других богов: Неру и Асаф, Гехеба и Тахота, всех богов Неехары, и каждый из них ждал появления души покойного царя, потому что трон на возвышении предназначался не для Хетепа, а для Усириана, зловещего бога преисподней.

Именно в этот тронный зал Хетеп придет на суд богов. Если он прожил добродетельную жизнь, ему позволят уйти на золотые поля рая. А если нет — Усириан ввергнет душу царя в воющие просторы преисподней, где ему придется страдать вечно. Ну, или до того времени, когда жрецы погребального культа сумеют призвать обратно его душу и вернуть царя в мир живых.

Именно здесь Нагаш собирал своих союзников числом более сорока и, сидя на черном троне Усириана, расшатывал и без того ненадежные устои правления своего брата. Если Архана, Раамкета и остальных молодых людей и смущало святотатство некроманта, им все же хватало ума не говорить об этом вслух. Кроме того, он сдержал свое слово, и все они стали очень богатыми и могущественными людьми.

Прошло три года с тех пор, как они внесли свои имена в список заговорщиков на улице Медников, и за это время ужасная чума пронеслась по самым известным домам Кхемри. Болезнь в буквальном смысле слова растворяла свои жертвы изнутри за какие-то дни, иногда — недели. Чтобы исцелиться, храмам Асаф и Тахота отдавали целые состояния, но все, что могли сделать жрецы, — это чуть-чуть продлить агонию. Никто из пораженных чумой не выжил, а лекари так и не сумели понять, как она передается. Болезнь не коснулась ни рабов, ни стражей, ни чиновников — опасности подверглись только люди благородного происхождения. За исключением тех, чьи имена были записаны на папирусе Нагаша.

Смерть собирала свою дань, знатные дома пустели, и многие важные посты при дворе Тхутепа оказались свободными, в том числе и такие, которые столетиями занимали члены одной и той же семьи. В конце концов у впавшего в отчаяние царя не осталось выбора — ему пришлось отдавать эти посты тем, кто еще откликался на приглашение появиться на большом приеме. Удача изменила Кхемри. Про Живой Город забыли все посланники, вспомнив о нем лишь раз, пять лет назад, когда они крайне ненадолго явились сюда, отдавая дань уважения при рождении сына Тхутепа, Сухета.

— Как идут дела с торговлей? — осведомился Нагаш, подперев подбородок сложенными домиком руками и изучая собравшихся.

Жаровни в большом тронном зале горели, протянув длинные пальцы света к высоким колоннам. Каменные боги отбрасывали зловещие тени на мраморные плиты пола. Между союзниками некроманта бесшумно расхаживал Кефру, предлагая желающим прохладительные напитки.

Шепсу-хур взял кубок вина с деревянного подноса проходившего мимо жреца. Тхутеп назначил его на должность Мастера Врат, и теперь он отвечал за взимание пошлин с купеческих караванов, приходивших в Кхемри и покидавших его. Сюда включались корабли, следующие из Зандри, и суда с зерном, приходящие с юга, из Нумаса.

— Цены на базаре выросли почти вдвое, — ответил он, отхлебнув вина. — Зерно, специи, бронза: торговцы из других городов очень усложняют нашу жизнь.

Некромант кивнул.

— Работа Зандри, — объявил он. — Царь Некумет прижимает нас. Он убедил остальных царей повысить цены, чтобы задушить нашу торговлю. — Нагаш повернулся к Раамкету. — И контрабанда наверняка увеличилась раз в десять.

Раамкет скрестил на груди свои толстые руки. Этого дородного аристократа назначили Мастером Наказаний, и теперь он отвечал за городскую стражу. С помощью Нагаша Раамкет очень быстро воспользовался своей властью, чтобы заодно установить контроль над городскими преступными шайками.

— Разбойники в порту и в районе южных ворот занялись очень бойким ремеслом, — фыркнул он. — Собираются отдавать товары торговцам на базаре за половину нормальной цены. В наши дни это очень выгодная сделка, а разбойники здорово наживутся.

Нагаш покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Скажи, пусть продают свои товары по тем же ценам, что и чужеземные торговцы.

Раамкет нахмурился:

— Они об этом и слышать не захотят!

— Не захотят слышать, избавь их от ушей, — отрезал некромант. — Когда придет время Тхутепу отдать свою корону, будет… предпочтительнее, чтобы население поддержало его свержение. — И повернулся к Архану. — В каком настроении сейчас простой народ?

Архан дождался, когда к нему подойдет Кефру, взял кубок, одним большим глотком выпил сразу половину и сердито посмотрел на остаток. Став Мастером Рекрутов, он отвечал за ежегодную перепись и обеспечивал исполнение обязательной ежегодной общественной повинности каждым взрослым горожанином. В военное время он также станет предводителем копейщиков, входящих в основной корпус армии Кхемри.

— Ходят слухи, как ты и хотел, — сказал он. — Боги будто бы наказывают знатные дома за то, что те позволили Тхутепу потерять превосходство Кхемри. Потребовалось не слишком много усилий, чтобы заставить народ повторять это.

Шепсу-хур задумчиво глотнул вина.

— Если люди начнут думать, что чуму наслали боги, — произнес он, — не кинутся ли они прямиком в объятия жрецов? Мне казалось, мы этого не хотим.

Нагаш холодно улыбнулся:

— Они могут отдавать жрецам все свои деньги и преданность заодно, если хотят, — все равно святые люди не в состоянии остановить чуму. — Некромант подался вперед на своем черном троне. — Время Тхутепа на троне Сеттры истекает. Люди волнуются. Еще несколько недель голода и лишений, и они решатся свергнуть моего брата. А мы пока должны восстановить силы и приготовиться к еще одной, последней вспышке так называемой чумы. На этот раз она распространится среди городского купечества. Этого должно быть достаточно, чтобы разжечь беспорядки. — Нагаш махнул рукой, отпуская всех. — Завтра новолуние. Возвращайтесь в полночь со своими жертвоприношениями, прочитаем Заклинание Жатвы.

На этом аудиенция закончилась. Аристократы допили вино, поставили кубки на мраморный пол и без единого слова вышли из зала. Спустя несколько мгновений в нем остался один Кефру, старательно собиравший кубки на деревянный поднос. Нагаш внимательно всмотрелся в своего слугу.

— Ты чего-то недоговариваешь, — произнес он.

Кефру помотал головой:

— Я не знаю, о чем ты, хозяин.

— Я сужу по тому, как старательно ты избегаешь моего взгляда, — холодно сказал некромант. — Не оскорбляй меня жалкими попытками отговориться, Кефру. Это глупо.

Плечи юного жреца задрожали. Он немного помолчал, собираясь с мыслями, поставил деревянный поднос и выпрямился.

— Я боюсь, что ты становишься слишком дерзок, хозяин, — сказал он. — Тхутеп не слепец и не дурак. Исчезновения привлекают все больше и больше внимания. Твои так называемые союзники дюжинами хватают людей на улицах для твоих ежемесячных ритуалов…

— Архан и остальные должны познакомиться с зачатками искусства некромантии, чтобы быть для меня полезными, — прорычал Нагаш, пресекая дальнейшие объяснения, — а проклятие требует очень много силы, чтобы поддерживать его все время оборота луны. — Некромант раздраженно поерзал на троне. — Энергия исчезает слишком быстро.

— Но риск… — начал Кефру, беспомощно разведя руками. — И союзники твои стали чересчур дерзкими. Хватают первую попавшуюся жертву, а у многих есть семьи, и их исчезновение замечают. Я точно знаю, что люди ходят в храмы и требуют официального расследования. Это только вопрос времени — рано или поздно богатый купец или несколько скорбящих семей заплатят жрецам достаточно, и те всерьез этим займутся. А уж потом пройдет совсем немного времени, и все дойдет до царя.

— И что? — рявкнул Нагаш. — Мы последние три года постепенно лишали царя власти. Знатные семейства почти вымерли, и мои люди контролируют все жизненно важные функции города. Я вот думаю, что пора придумать способ повернуть расследование нам на пользу и представить жрецов как толпу продажных, сующих нос не в свое дело болванов. — Тут Нагаш увидел, как побледнел Кефру, и сильно подался вперед. — Ага. Теперь я понимаю, в чем дело. После всего, что мы узнали, после всего, что сделали, ты до сих пор боишься жрецов!

— Нет… нет, они тут ни при чем, — заикаясь, ответил Кефру. Его землистое лицо исказилось от страха. — В этом мире я не боюсь никого, кроме тебя, хозяин, но как же быть с богами? Мы обманывали Джафа и Усириана, лишив их не одной дюжины человеческих душ. Должно быть, гнев их воистину велик.

— И все-таки они ничего не делают, — презрительно бросил Нагаш. — И знаешь почему? Потому что мы восстали, чтобы лишить их власти. Мы постигаем тайны жизни и смерти, Кефру. А если не останется страха и угрозы их суда, боги утратят свою власть над человечеством.

— Да. Да, я все это понимаю, — сказал молодой жрец, и его шрам подчеркнул страдальческое выражение лица. — Но мы пока не бессмертны. Смерть все еще поджидает нас, а после нее — божественный суд. Мы… мы делали ужасные вещи, хозяин. И в учении Усириана нет преисподней достаточно страшной, чтобы расплатиться за наши преступления.

— Оставь это мне, Кефру, — холодно произнес Нагаш. — Всему свое время. А пока мы должны сосредоточиться на том, чтобы отнять у Тхутепа корону. Ты меня понял?

Кефру неохотно кивнул.

— Я понял, хозяин. — Он быстро поклонился и снова вернулся к своему занятию, собрал винные кубки и пошел к боковому проходу, ведущему в нижние уровни, где находились усыпальница Хетепа и кабинет Нагаша. Уже дойдя до колонн на северной стороне зала, Кефру вдруг остановился.

— Еще одно, хозяин, — сказал он. — Твои гости за последние несколько дней здорово преуспели в изучении гробницы. Думаю, Ашниэль почти нашла выход. Поставить новые западни?

Нагаш откинулся на спинку трона. Лицо его было задумчивым.

— Это тоже оставь мне, — бросил он.

Жаровни в большом тронном зале Великой пирамиды не потушили. В течение почти четырех часов после полуночи они тлели, испуская приглушенный красный свет, придававший огромному помещению зловещий кровавый оттенок. Красноватые отблески на каменных колоннах едва достигали высоты человеческого роста и растекались лужицами на широких ступенях тронного возвышения.

В холодном воздухе воцарилась тишина, которую нарушал лишь едва слышный шорох могильных жуков.

Потом послышался негромкий звук, похожий на шелест кожи о камень, и шипение, лишь слегка напоминающее человеческую речь.

Тени у колонн на северной стороне зала сгустились, в них зашевелилось что-то темное. Снова послышался свистящий шепот, будто там переговаривались змеи. Потом гибкая тень скользнула из тьмы и вышла на середину тронного зала. Вверх поднялись бледные руки и скинули черный капюшон, открыв резкие черты лица Ашниэль, ведьмы-друкии. Она медленно покрутилась на месте, словно пытаясь определить расположение тронного зала в пирамиде и понять, близка ли свобода.

Через несколько мгновений к Ашниэль присоединились ее соплеменники. Друтейра тоже откинула капюшон, и ее белые волосы рассыпались по узким плечам. Ее красивое лицо превратилось в напряженную маску. В руках она сжимала самодельный кинжал из обломка обсидиана. Следом за ней хромал Мальхиор, негромко ругаясь себе под нос. Из его левого бедра торчал дротик, и после каждого шага на мраморном полу оставались блестящие лужицы крови. Очевидно, Ашниэль не так хорошо разобралась в многочисленных западнях гробницы, как ей хотелось.

Трое друкаев сошлись вместе и о чем-то зашептались, видимо, спорили, куда идти дальше. И тут из темноты послышался холодный голос, эхом отразившийся от стен и пригвоздивший их к месту.

— Вы уже совсем близко, — произнес Нагаш из темноты, окружавшей черный трон.

По камню зашелестела одежда — некромант поднялся на ноги и медленно спустился по ступеням вниз, в красноватый свет. В левой руке он держал Посох Веков, темные глаза не отрывались от варваров. Нагаш улыбался, но в его улыбке не было и намека на веселье.

— Подсказать, куда идти дальше? — спросил он, указывая на дверь в дальнем конце зала. — Когда дух умершего царя предстанет перед судом и будет допущен в рай, он сможет покинуть Великую пирамиду и отправиться в загробную жизнь. Поэтому зодчие построили там длинный коридор с уклоном вниз, чтобы облегчить переход.

Ашниэль кинула на некроманта взгляд, исполненный неподдельной ненависти.

— Жаль, что духу не требуется настоящая дверь, — прошипела она. — Коридор этот чисто символический и заканчивается тупиком. — Она выпрямилась в полный рост и презрительно усмехнулась, глядя на некроманта. — Я провела очень много времени, читая о причудливых погребальных обрядах твоего народа. — Ведьма повернулась и показала на тень у южной стены зала. — Там должна быть еще одна дверь, ведущая в верхние помещения. А за ней — коридор наружу.

Нагаш насмешливо склонил голову.

— Коридор ждет, ведьма. Все, что стоит между тобой и свободой, — это я. — Он широко развел руки. — Победи меня своим колдовством, и можешь уходить.

Мальхиор, хромая, шагнул к возвышению.

— И в чем подвох? — словно выплюнул он. Но движение было обманным — быстрее, чем можно заметить, колдун вскинул вверх руку и зашипел. Целый поток мелодичных слов заставил воздух перед ним затрещать от магической силы.

Нагаш отреагировал не колеблясь. Он взмахнул Посохом Веков и произнес клятву отречения в тот самый миг, когда из пальцев Мальхиора вырвался луч бело-синего света. Разрушительное заклинание устремилось к Нагашу, но замерло на полпути, столкнувшись с контрзаклинанием некроманта, и исчезло с оглушительным грохотом.

Отдельные завитки магической энергии все же достигли Нагаша, и он сменил тактику. Выкинув вперед руку с открытой ладонью, он выкрикнул свое заклинание. Пыхнуло жаром, воздух между некромантом и друкаями пронизали стрелы мерцающего огня. Варвары попятились, отражая магические стрелы встречными заклятиями. Стрелы прожигали мраморные плиты, на них оставались расплавленные воронки, а от высоченных колонн отлетали куски.

Ашниэль зашла слева от Нагаша, прокричала еще какое-то нечестивое заклинание и швырнула из пригоршни поток шипящей тьмы. Нагаш быстро направил его в сторону своим встречным заклятием. Тьма ударила в Посох Веков, с громовым ревом пронеслась мимо некроманта, угодила в черный трон Усириана и расплавила его, превратив в дымящуюся лужу.

Мгновение спустя Мальхиор ударил Нагаша копьем энергии, попав некроманту в бок. Нагаш сумел лишить заклятие основной силы, но оставшаяся впилась ему в ребра, словно львиные когти. Мантия запылала.

Некромант пошатнулся, взревел и изрек целый поток слов. Пламя, лизавшее мантию, начало затухать и снова запылало неистовыми языками, но уже вокруг Ашниэль. Ведьма с легкостью отсекла от себя этот поток энергии.

Внезапно Нагаша окружил водоворот теней, из него вынырнула бледная фигура, протанцевала мимо некроманта, и его руку пронзила мучительная боль. Нагаш резко повернулся, но Друтейра уже ускользнула, с полным ненависти смехом исчезнув в магической тьме. Кровь струей лилась из раны, нанесенной кинжалом ведьмы.

Воздух в зале дрожал, насыщенный магической силой. Из мантии тьмы, в которую закуталась Друтейра, вырвался еще один колдовской поток, и левый бок Нагаша взорвался болью — заклинание задело его бедро. Некроманта развернуло, как детскую игрушку, он едва не упал с возвышения, тяжело рухнув на правый бок, но это спасло Нагаша от сверкающих стрел, выпущенных Ашниэль.

Верховный жрец заставил себя не думать про боль, терзавшую его и пытавшуюся лишить разума. Друкаи, безусловно, были больше искушены в колдовстве, нежели он, но некромант надеялся, что без неукротимой магии — они называли ее ветрами магии — друкаи слабы, и он с легкостью сможет отразить их чары. Теперь-то ясно, что варвары рассказали ему далеко не все, что знают сами. Однако у Нагаша были и собственные тайны.

Чернильная тьма снова сомкнулась вокруг него. Не пытаясь отразить ее встречными заклинаниями, некромант обеими руками сжал посох и стал дожидаться, когда во тьме мелькнет бледная кожа.

Друтейра, словно танцуя, опять приближалась к Нагашу сквозь тьму, заходя сбоку. Он позволил ей подойти поближе и замахнулся посохом. Ведьма это заметила и хотела отскочить в сторону, но некромант схватил ее за правую лодыжку, резко дернул и ударил. Визжа, она упала и покатилась вниз по ступеням возвышения.

Нагаш приподнялся на одно колено и прокричал заклинание, разогнавшее тени, как дым. Горло саднило, тело дрожало от напряжения. Он тотчас же ощутил давление воздуха и выставил перед собой Посох Веков. Спереди и сбоку его ударили потоки силы, огненные когти впились в лицо, а двойной удар, сотрясший тело, оглушил некроманта. Грудь разрывала мучительная боль, словно железные пальцы вонзились глубоко в плоть.

Некоторое время Нагаш балансировал на краю беспамятства, но удержался исключительно усилием воли и поискал взглядом раненого Мальхиора — тот все еще стоял в центре тронного зала. Сжав правый кулак, некромант начал читать заклинание.

Нагаш знал, что зазубренный дротик, воткнувшийся в бедро колдуна, смазан ядом — страшным, истощающим ядом, сейчас струившимся по жилам друкая. Но колдун каким-то образом все еще мог сражаться, несмотря на страдания. Однако сейчас некромант усилил их вдесятеро. Друкай застыл, не дочитав заклинания, мышцы его напряглись. На губах колдуна показалась пена; он упал и начал корчиться на изуродованных плитах пола. И тогда из пальцев некроманта стремительно вырвались обжигающие стрелы, располосовавшие тело друкая, как ножами. Кипящая кровь хлынула на пол, и тело колдуна замерло.

Однако Нагаш еще не покончил с Мальхиором. Произнеся Заклинание Жатвы и поглощая душу колдуна, он ощущал вкус крови. Жизненная сила Мальхиора хлынула в него, как ледяная река, успокаивая боль от ран и наполняя жилы энергией.

Друтейра лежала у подножия возвышения, скрючившись от боли. Она приземлилась на правую руку, теперь согнутую под странным углом. Зарычав, Нагаш ткнул в ведьму пальцем и выкрикнул злобное заклинание. Друтейра вскинула вверх здоровую руку и попыталась прочитать встречное заклинание, но сила некроманта накрыла ее, как песчаная буря. На бледной коже ведьмы появились капли крови, их становилось все больше, яростный магический ветер извилистыми лентами срывал плоть с ее костей. В мгновение ока от дикарки остались одни лохмотья, и только внутренности разлетелись кровавым веером над дымящимися костями. Нагаш снова прочитал Заклинание Жатвы и поглотил жизненную силу ведьмы.

Поток обжигающей силы ударил в некроманта, но Нагаш едва ощутил его, благодаря энергии, полученной от души Друтейры. Он повернулся к Ашниэль, все еще стоявшей у южной стены зала, и выпустил в нее магические стрелы. Ведьма отреагировала на его атаку с пугающей скоростью, отражая одни стрелы и растворяя другие. В зале с треском разбивались камни, вокруг друкии взвивались клубы пыли, но Ашниэль даже не задело.

Завизжав, ведьма нанесла удар сама. Нагаш почувствовал, как возвышение у него за спиной закачалось и стало рушиться. Он направил всю свою волю на камни, черневшие у него на глазах и сливавшиеся в одно целое, как утроба зияющей ямы. Некромант прокричал встречное заклинание, вложив в него всю полученную энергию, и заставил камни снова обрести твердость.

И прежде чем Ашниэль успела предпринять новую атаку, Нагаш выпустил в нее еще один поток стрел. И на этот раз она отразила их почти небрежно. Зал сотрясали все новые и новые удары, в воздухе свистели острые, как клинки, обломки камней.

Ашниэль пошатнулась, одарив некроманта злобной усмешкой.

— Умно, человек, — прокричала она, — но эти двое по сравнению со мной были любителями. Твои атаки хоть и мощные, но неуклюжие, а энергия уже кончается. Я же могу бесконечно отражать твои заклинания и, когда ты выдохнешься, сделаю из твоей кожи пару новых перчаток.

Лицо Нагаша исказилось от ярости, он опять начал читать заклинание. Дикий ревущий ветер поднялся вокруг некроманта и устремился вниз, к ведьме. Ашниэль вскинула вверх руки, и ветер просто закружил вокруг нее. Плиты пола у нее под ногами разлетались на кусочки, ветер подхватил и вихрем закружил обломки камней.

— Видишь? — захохотала она. — Твои чары меня не тронут.

Нагаш сделал глубокий вдох. Сила, полученная от душ друкаев, уже иссякала. Горло болело, словно разорванное.

— А почему ты решила, что они были направлены на тебя? — прохрипел он.

Улыбка Ашниэль исчезла. Глаза настороженно сощурились, она зашипела, как рассерженная кошка, резко повернулась и увидела потрескавшиеся и разбитые ноги Асаф, богини любви.

В замешательстве ведьма повернулась обратно к Нагашу, и в этот самый миг каменная голова богини величиной с колесницу обрушилась на нее, раздавив друкию всмятку.

Нагаш прочитал Заклинание Жатвы в последний раз и выпил жизненную силу Ашниэль. Боль утихла, сменившись холодным блаженством торжества.

Некромант осмотрел сцену битвы. В воздухе висела завеса пыли, пронизанная красноватыми отблесками угасающего света жаровен.

— Спасибо за урок, — произнес Нагаш, улыбнувшись.