Много дней шел Дзирт через высокие скалистые горы, стараясь уйти как можно дальше от фермерского селения и ужасных воспоминаний. Решение бежать не было здравым: если бы Дзирт чувствовал себя лучше, он понял бы, что фляжка с целебным бальзамом и возвращенный кинжал – это дар милосердия и возможный шаг к будущим взаимоотношениям.

Но от воспоминаний о Мальдобаре и от тягостного чувства вины было. не так-то просто избавиться. Городок фермеров стал просто еще одной остановкой на пути поисков дома, поисков, которые все больше и больше казались дрову бесполезными. Дзирт сомневался, стоит ли ему показываться в следующем городке, на который он натолкнется. Он слишком хорошо представлял, как это может обернуться очередной трагедией. К тому же он не принимал во внимание, что присутствие баргест-велпов было довольно необычным. обстоятельством и что если бы этих извергов не было, то его встреча с людьми могла бы обернуться совершенно по-другому.

В этот тяжелый момент жизни все мысли Дзирта вертелись вокруг одного слова, которое несмолкаемым эхом раздавалось в его голове и ранило его сердце:

«дзиррит».

В конце концов дорога привела Дзирта к широкому проходу в горах и к крутому каменистому спуску в ущелье, на дне которого ревела река, наполнявшая воздух туманом. Воздух по непонятной для Дзирта причине стал холоднее, а влажные испарения показались ему приятными. Добрую половину дня. он спускался по скалистому склону и наконец достиг берега бурной реки.

Дзирт видел реки в Подземье, но ни одна из них не могла сравниться с этой.

Ровин (так называлась река) стремительно несся по камням, выбивая в воздух мелкую водяную пыль. Вода бурлила вокруг больших валунов, перепрыгивала через кучки небольших камней, покрывая их белой пеной, и внезапно обрушивалась вниз с высоты, в пять раз превышающей рост дрова. Дзирт был зачарован этим видом и шумом воды, и кроме того, ему показалось, что здесь он сможет найти приют.

Вдоль реки образовалось несколько спокойных прудов, куда вода попадала под напором основного потока. Там собирались стайки рыб, отдыхавших после борьбы с сильным течением.

От этого зрелища в животе у Дзирта заурчало. Он встал на колени над прудом и вытянул руку для удара. Ему потребовалось несколько попыток, чтобы понять эффект преломления солнечных лучей в воде. , но дров был проворен и ловок и быстро научился этой игре. Внезапно погрузив руку в воду, он выхватил форель длиной в фут, сжимая ее мертвой хваткой.

Отброшенная подальше от воды рыба беспомощно забилась на камнях, а Дзирт вскоре поймал еще одну. Этой ночью он сытно поест, впервые с тех пор, как покинул фермерское селение, а чистой холодной воды у него будет достаточно, чтобы утолить самую сильную жажду.

Те, кто знал это место, называли его Ущельем Мертвого Орка. Впрочем, название было не правильным. Хотя в этой скалистой долине в многочисленных битвах с легионами людей полегла не одна сотня орков, но тысячи других были еще живы. Они притаились в горных пещерах, готовые нанести удар любому незваному гостю. Немногие люди приходили сюда, да и те – не от большого ума.

Простодушному Дзирту это ущелье, где с легкостью можно было добыть пищу и воду, где уютный туман защищал от неожиданно похолодавшего воздуха, показалось превосходным убежищем.

Дров проводил дни, съежившись в спасительной тени скал или маленьких пещер, предпочитая ловить рыбу и собирать дары природы в темные ночные часы. Он не считал, что ночной образ жизни – это возвращение к прошлому. Когда он впервые вышел из Подземья, то решил, что будет жить среди обитателей поверхности как обитатель поверхности, и поэтому терпел сильную боль, привыкая к свету солнца. Но теперь Дзирт больше не питал подобных иллюзий. Он избрал для своей жизнедеятельности ночь, потому что ночью его чувствительные глаза не так страдали, а также потому, что знал: чем меньше его сабля будет находиться под солнцем, тем дольше сохранится в ней волшебная сила.

Однако Дзирту не потребовалось много времени, чтобы понять, почему обитатели поверхности предпочитают дневной свет. Под теплыми лучами солнца даже холодный воздух был вполне терпим. По ночам же Дзирту часто приходилось укрываться от ударов ветра, налетавшего с крутых обрывов наполненного туманом ущелья. Зима быстро захватывала северные края, но дров, выросший в Подземье, где не было смены времен года, этого не знал.

В одну из таких ночей, когда от порывов лютого северного ветра руки дрова онемели, Дзирт понял нечто важное. Хотя они с Гвенвивар прижались друг к другу, съежившись под низким каменным выступом, он чувствовал, как его конечности охватывает жестокая боль. Закат потух уже много часов назад, и Дзирт всерьез сомневался, доживет ли он до рассвета.

– Слишком холодно, Гвенвивар, – проговорил он, стуча зубами. – Слишком холодно.

Он напряг мускулы и энергично подвигался, чтобы хоть как-то восстановить кровообращение. Затем он стал усиленно думать о прошлых временах, когда ему было тепло, пытаясь отогнать отчаяние и обманом заставить тело забыть о холоде.

Одна мысль засела в его мозгу: воспоминание о кухнях мензоберранзанской Академии. В вечно теплом Подземье Дзирт никогда не расценивал пламя как источник тепла. Прежде он видел в огне лишь инструмент приготовления пищи, источник света и мощное оружие. Теперь огонь стал для дрова предметом чрезвычайной важности. Порывы ветра становились все холоднее и холоднее, и Дзирт, к своему ужасу, понял, что только пламя костра сможет согреть его и сохранить ему жизнь.

Он осмотрелся в поисках чего-нибудь, что можно было бы поджечь. В Подземье он сжигал ножки грибов, но на поверхности такие большие грибы не росли. Зато здесь росли деревья, даже более высокие, чем грибы Подземья.

– Найди мне. ветку, – запинаясь, попросил он Гвенвивар, не зная таких слов, как «хворост» или «дерево».

Пантера с любопытством посмотрела на него.

– Огонь, – взмолился Дзирт. Он попытался. встать, но онемевшие ноги не слушались его.

Наконец пантера поняла. Она издала рычание и прыгнула в темноту ночи.

Огромная кошка чуть не споткнулась о связку сучьев и веток, лежавшую у порога.

Кто ее приготовил, Гвенвивар не знала. Дзирт, слишком поглощенный вопросом выживания, даже не поинтересовался, почему пантера так быстро вернулась.

В течение нескольких минут Дзирт безуспешно пытался высечь огонь, ударяя кинжалом о камень. Наконец он понял, что ветер не дает искрам разгореться, и перебрался в более защищенное место. Ноги болели, а слюна замерзала на губах и подбородке.

В результате его усилий сухая связка загорелась. Дзирт осторожно подул на крошечное пламя, прикрывая его руками, чтобы ветер не загасил огонек.

– Огонь занялся, – сказал эльф своему товарищу.

Келлиндил с важным видом кивнул, еще недостаточно уверенный, правильно ли он и его друзья-эльфы поступают, помогая этому дрову. Дав и остальные отправились в Сандабар, а Келлиндил вернулся прямо из Мальдобара и встретился с небольшим семейством эльфов, своими родичами, которые жили в горах недалеко от Ущелья Мертвого Орка. Воспользовавшись их опытом и помощью, эльф легко обнаружил дрова, и последние несколько недель Келлиндил и его родственники с любопытством наблюдали за ним.

Безобидное существование Дзирта не развеяло сомнений осторожного эльфа.

Ведь, в конце концов, Дзирт был дровом, существом с темной кожей и черным сердцем, как гласит молва.

Однако, заметив слабый далекий свет, Келлиндил вздохнул с облегчением.

Теперь дров не замерзнет.

Келлиндил верил, что тот дров не заслуживает такой участи.

В ту же ночь, поев, Дзирт прислонился к Гвенвивар, которая была рада тому, что их тела согревают друг друга, и уставился на звезды, ярко сверкающие в холодном воздухе.

– Помнишь Мензоберранзан? – спросил он у пантеры. – Помнишь нашу первую встречу?

Поняла ли его Гвенвивар или нет, она не подала виду. Широко зевнув, Гвенвивар свернулась возле хозяина и положила голову между вытянутых лап.

Дзирт улыбнулся и небрежно потрепал пантеру по уху. Он встретился с Гвенвивар в Магике, школе магов в Академии, когда. пантера находилась во власти Мазоя Ган'етта, единственного из дровов, которого убил Дзирт. Он постарался не думать сейчас об этом; огонь ярко горел, согревая его пальцы, и эта ночь явно не подходила для неприятных воспоминаний. Несмотря на то, что в родном городе Дзирту пришлось столкнуться с множеством ужасных вещей, он познал там и радости, а также усвоил немало полезных уроков. Даже Мазой научил его таким вещам, которые теперь помогали ему больше, чем он того ожидал. Еще раз взглянув на потрескивающий костер, Дзирт подумал, что, если бы во времена ученичества у него не было обязанности зажигать свечи, он так и не узнал бы, как добывать огонь. Несомненно, это знание спасло его от смерти.

Улыбка Дзирта быстро потухла, потому что его мысли продолжали развиваться своим ходом. Спустя несколько месяцев после того, как он усвоил этот особенно полезный урок, ему пришлось убить Мазоя.

Дзирт снова откинулся назад и вздохнул. Сейчас ему не грозила никакая опасность, никто не предлагал ему сомнительную дружбу, и, вероятно, это был самый простой период его жизни, Но еще никогда сложности существования так не подавляли Дзирта.

Через миг его покой был нарушен большой птицей-филином, с похожими на ушки хохолками перьев на круглой голове, который внезапно пролетел по небу. Дзирт рассмеялся над своей неспособностью расслабиться: за одну секунду, которая ему понадобилась, чтобы понять, что птица не представляет опасности, он успел вскочить на ноги и выхватить саблю и кинжал. Гвенвивар тоже отреагировала на появление удивительной птицы, но совершенно по-своему. Когда Дзирт внезапно вскочил и куда-то рванулся, пантера перекатилась ближе к жаркому костру, лениво потянулась и снова зевнула.

Филин бесшумно парил, подхваченный невидимыми потоками воздуха, поднимаясь вместе с туманом со дна ущелья к стене, противоположной той, по которой спустился Дзирт. В ночной темноте птица полетела к хвойным деревьям, густо растущим на склоне горы, и присела передохнуть на веревочном мосту с деревянным настилом, протянутом между самыми высокими сучьями трех деревьев. Почистив клювом перья, птица позвонила в маленький серебряный колокольчик, прикрепленный к мосту именно для таких случаев.

Чуть погодя птица еще раз позвонила.

– Иду, иду, – раздался голос откуда-то снизу. – Терпение, Ух-Ух. Позволь слепому человеку передвигаться с наиболее подходящей ему скоростью!

Словно понимая эту игру и наслаждаясь ею, филин в третий раз зазвонил в колокольчик.

На мосту показался старик с огромными щетинистыми седыми усами и белыми глазами. Пружинистой походкой он направлялся к птице. Когда-то Монтолио был знаменитым следопытом, а теперь он доживал последние годы, по собственной воле удалившись в горы и окружив себя своими самыми любимыми созданиями (в число которых не входили ни люди, ни эльфы, ни дворфы, ни представители любых других мыслящих рас). Несмотря на преклонный возраст, Монтолио оставался высоким и подтянутым, хотя годы наложили на отшельника свою печать, изогнув его пальцы так, что они стали напоминать когти птицы, к которой он теперь приближался.

– Терпение, Ух-Ух, – бормотал он.

Любой, кто увидел бы, как ловко он пробирается по ненадежному мосту, никогда не подумал бы, что этот человек слеп, а те, кто знал Монтолио, никогда не отозвались бы о нем как о незрячем. Они скорее сказали бы, что его глаза не действуют, но тут же добавили бы, что это ему ничуть не мешает. С его умениями и знаниями, а также с помощью множества друзей-животных старый следопыт «видел» окружающий мир лучше, чем большинство тех, кто обладал нормальным зрением.

Монтолио протянул руку, и большой филин немедленно взлетел на нее и осторожно примостился на рукаве из толстой кожи.

– Ты видел дрова? – спросил Монтолио.

В ответ филин издал «у-ух», а затем разразился путаной тирадой из «ухов» и «охов». Монтолио все выслушал, обдумывая каждую деталь. С помощью своих друзей, и в особенности этого разговорчивого филина, следопыт наблюдал за дровом-в течение нескольких дней, желая узнать, зачем темный эльф пришел в долину.

Сначала Монтолио решил, что дров каким-то образом связан с Граулом, вожаком здешних орков, о постепенно мнение следопыта изменилось.

– Хороший знак, – отметил Монтолио, когда филин заверил его, что дров все еще не завязал отношений с племенами орков. Граул и сам по себе был достаточно опасен, даже без таких могущественных союзников, как темные эльфы!

Однако следопыт не мог понять, почему орки не разыскали дрова. Возможно, они просто не видели его: дров старался оставаться незамеченным, он не разжигал огня (до этой самой ночи) и выбирался из убежища только после заката. Еще более вероятно, решил Монтолио после дальнейших размышлений, что орки видели дрова, но у них не хватило храбрости подойти к нему.

В любом случае следопыт воспринимал эту историю как приятное развлечение, вносящее разнообразие в повседневное хлопоты по подготовке жилища к наступающей зиме. Появление дрова его не пугало (Монтолио вообще мало чего боялся), и если дров не был союзником орков, значит, между ними мог возникнуть конфликт, за которым стоило бы понаблюдать.

– Ладно, можешь лететь, – сказал следопыт, чтобы успокоить жалобно ухающего филина. – Поймай какую-нибудь мышку!

Филин тут же взмыл вверх, поднырнул под мост и опять пролетел над ним, описав в воздухе круг, а потом скрылся в ночи.

– Только будь внимателен и не слопай мышку, которой я поручил наблюдение за дровом! – крикнул Монтолио вслед птице, фыркнул от смеха, тряхнул буйными седыми кудрями и повернулся к веревочной лестнице, прикрепленной к концу моста.

Спускаясь, он поклялся, что скоро наточит свой меч и разберется, какое такое дело привело темного эльфа в эти края.

Старый следопыт уже много раз приносил подобные клятвы.

Предупреждающие порывы осеннего ветра сменились стремительным натиском зимы. Дзирту не потребовалось много времени, чтобы понять значение серых туч, но когда в очередной раз с неба вместо дождя посыпался снег, дров испытал настоящее потрясение. Он видел белые вершины гор, но никогда не забирался достаточно высоко, чтобы рассмотреть их, и был совершенно уверен, что таков цвет камня. Теперь Дзирт с изумлением наблюдал, как белые хлопья падают в долину; они исчезали в речном потоке, но на камнях не таяли.

Когда снежный покров стал толще, а тучи еще ниже нависли над долиной, Дзирт осознал ужасную правду. Он быстро призвал к себе Гвенвивар.

– Надо найти более надежное убежище, – обяснил он утомленной пантере, которую только накануне отпустил в ее астральный дом. – И еще мы должны запастись топливом для костра.

Каменные стены ущелья по эту сторону реки были усеяны пещерами. Дзирт нашел одну, не только глубокую и темную, но и надежно защищенную высоким каменным уступом от порывистого ветра. Он вошел в нее и задержался у входа, чтобы глаза привыкли к темноте после ослепительного блеска снега.

Пол пещеры был неровным, а свод – невысоким. Повсюду беспорядочно валялись крупные валуны, а в стороне, рядом с одним из таких валунов, Дзирт заметил темное пятно-вход в другую пещеру. Он бросил связку хвороста на пол и направился к входу во внутреннюю пещеру, но внезапно остановился, одновременно с Гвенвивар почувствовав присутствие кого-то чужого.

Дзирт обнажил саблю, прокрался к валуну и выглянул из-за него. Благодаря способности видеть в инфракрасном спектре он сразу обнаружил обитателя пещеры, похожего на излучающий теплое сияние шар и значительно превосходящего по размерам самого дрова. Дзирт сразу понял, кто это, хотя и не знал, как его называть. Несколько раз он издалека наблюдал за тем, как ловко и с какой удивительной быстротой этот массивный зверь выхватывает рыбу из реки.

Каково бы ни было его имя, Дзирт не имел ни малейшего желания сражаться с ним из-за пещеры, тем более, что эта местность изобиловала подобными норами.

Но у огромного бурого медведя были, по-видимому, совсем иные соображения.

Он вдруг зашевелился и встал на задние лапы, громогласным ревом огласив всю пещеру. Его когти и зубы выглядели весьма устрашающе.

Гвенвивар, астральная сущность пантеры, знала медведя как своего давнего соперника, которого мудрая кошка всегда старательно избегала. И все-таки храбрая пантера прыгнула и встала перед Дзиртом, собираясь принять на себя нападение более крупного, чем она сама, зверя и дать хозяину возможность спастись.

– Нет, Гвенвивар! – приказал Дзирт, хватая кошку и оттаскивая ее назад.

Медведь, один из многочисленных друзей Монтолио, не набросился на пришельцев, но и не уступил своих позиций, возмущенный тем, что кто-то посмел нарушить его долгожданную зимнюю спячку.

В этот миг Дзирт почувствовал нечто необъяснимое: не то чтобы дружеское чувство к медведю, а, скорее, некое сверхъестественное понимание точки зрения зверя. Убирая в ножны клинок, он подумал, что сошел с ума, но все-таки не мог отрицать, что испытывает сопереживание, словно видит все происходящее глазами медведя.

Дзирт осторожно шагнул ближе, следя за каждым движением зверя. Медведь вроде бы удивился, но постепенно вобрал острые когти, а угрожающий оскал на его морде сменился выражением, которое Дзирт назвал бы любопытством.

Эльф медленно опустил руку в сумку и вытащил рыбину, прибереженную для собственного ужина. Он бросил ее медведю, который обнюхал подношение и проглотил, почти не жуя.

Последовала еще одна томительная минута взаимного разглядывания, но напряжение исчезло. Медведь рыгнул, опять свернулся клубком на полу и вскоре удовлетворенно засопел.

Дзирт посмотрел на Гвенвивар и недоуменно пожал плечами, не имея представления, каким о6разом ему только что удалось достичь столь глубокого взаимопонимания с животным. Пантера тоже, по-видимому, поняла скрытый смысл этого безмолвного общения, потому что шерсть на ее загривке улеглась.

В течение всего времени, пока Дзирт оставался в пещере, он никогда не забывал при дележе пищи кинуть кусок спящему медведю. Иногда, в особенности если это была рыба, медведь фыркал и пробуждался. Бодрствовал он ровно столько времени, сколько требовалось для того, чтобы проглотить пищу. Но гораздо чаще зверь не обращал внимания на еду и размеренно посапывал, видя во сне мед, ягоды, медведиц и все остальное, что снится спящим медведям.

– Он поселился вместе с Ревуном? – ахнул от удивления Монтолио, когда узнал от Ух-Уха, что дров и раздражительный медведь поделили между собой двойную пещеру.

Монтолио даже чуть было не свалился вниз, и это обязательно случилось бы, не окажись поблизости дерева, служащего опорой моста. Старый следопыт прислонился к нему, в изумлении поскребывая щетину на лице и дергая себя за усы. Он знал этого медведя несколько лет, но все-таки не был уверен, что захотел бы разделить с ним жилище. Ревун был очень вспыльчив, о чем узнали за эти годы многие из глупых орков Граула.

– Наверное, Ревун слишком устал, чтобы возражать, – сделал вывод Монтолио.

Однако он знал, что здесь замешано что-то еще. Если бы какой-нибудь орк или гоблин забрели в пещеру, Ревун растерзал бы их не задумываясь. Тем не менее дров и его пантера проводили там день за днем и даже разводили огонь в передней пещере, пока Ревун сладко посапывал во внутренней.

Будучи следопытом и зная многих других следопытов, Монтолио видел и слышал уйму странных вещей. Но до сих пор он всегда считал, что прирожденная способность мысленно общаться с дикими животными – это исключительное свойство наземных эльфов, квиклингов, хафлингов, гномов и людей, воспитанных в лесных условиях.

– Откуда темный эльф узнал о медведе? – размышлял вслух Монтолио, продолжая почесывать свою бородку.

Следопыт рассматривал две возможности: либо его знания о расе дровов недостаточны, либо этот темный эльф отличается от своих сородичей. Учитывая предыдущее необычное поведение эльфа, Монтолио остановился на последнем предположении, хотя ему очень хотелось знать наверняка. Однако с расследованием придется повременить. Первый снег уже выпал, и следопыт знал, что недолго ждать, когда снег выпадет во второй, и в третий раз, и еще много-много раз. В горах, вокруг Ущелья Мертвого Орка замирало всякое движение, когда начинались снегопады.

В последующие недели Гвенвивар не раз спасала жизнь Дзирту. Когда пантера находилась на Материальном уровне, она постоянно уходила в холодные глубокие снега, чтобы охотиться и, что еще более важно, приносить топливо для спасительного костра.

И все-таки жизнь изгнанника не была простой. Каждый день Дзирту приходилось спускаться к реке и разбивать ледяную корку, которая образовывалась на спокойной поверхности прудов вдоль берега реки, где он ловил рыбу. Путь был недолгим, но снег вскоре стал глубоким и предательски опасным: он часто сползал по склону, заключая Дзирта в свои леденящие объятия. Несколько раз окоченевший дров еле добредал до пещеры, не чувствуя ни рук, ни ног. Он быстро понял, что огонь следует разжигать перед уходом, потому что по возвращении у него не было сил ударить кинжалом о камень и высечь искру.

Даже когда живот Дзирта был наполнен и его окружали пламя костра с одной стороны и теплый бок Гвенвивар – с другой, он все равно страдал от холода и чувствовал себя совершенно несчастным. В первый раз за много недель дров начал сомневаться в правильности своего решения покинуть Подземье, а по мере того, как отчаяние возрастало, он уже не был уверен, стоило ли уходить и из Мензоберранзана.

– Я просто жалкий бездомный бедняга, – часто ныл он в те моменты, когда его охватывала жалость к себе. – Я наверняка умру здесь от холода и одиночества.

Дзирт не имел представления о том, что происходит в окружающем его чужом мире. Вернется ли в этот край тепло, которое он застал, впервые поднявшись на поверхность? Или же таков его злой рок, который, быть может, навлекли на него могущественные враги из Мензоберранзана? Это заблуждение поставило Дзирта перед нелегким выбором: оставаться ли в пещере и попытаться переждать бурю (ибо каким еще словом он мог назвать зимнюю пору?) или выбираться из речной долины и искать местность с более теплым климатом?

Если он решится уйти, то переход через горы наверняка убьет его. Но Дзирт отметил еще одно явление, совпавшее с суровой погодой: дневные часы сократились, а ночное время удлинилось. Неужели солнце исчезнет совсем, отдав поверхность во власть вечного мрака и вечного холода? Дзирту трудно было в это поверить, и он начал измерять светлое и темное время, используя песок и пустую флягу.

Его надежды угасали каждый раз, когда измерения показывали, что солнце зашло раньше, чем накануне. Вместе с сезонным ухудшением погоды ухудшалось и душевное состояние Дзирта. Он действительно был жалким существом, исхудавшим и дрожавшим от холода, когда вдруг обнаружил, что произошел зимний солнцеворот.

Он с трудом поверил в свое открытие, ведь его измерения были не слишком точны.

Однако спустя несколько дней Дзирт уже не мог отрицать то, что показывал ему падающий песок.

Дни стали длиннее.

Надежды Дзирта возрождались. С тех пор, как подули первые холодные горные ветры, он начал подозревать о существовании смены времен года. Он видел, что медведь с большим усердием начал ловить рыбу, когда погода ухудшилась, и теперь ему стало ясно, что зверь предвидел наступление холодов и старался запасти жирок, чтобы пережить спячку.

Эта догадка и открытие изменения длины дня убедили Дзирта, что морозное запустение долго не продлится.

Однако зимнее солнцестояние не принесло немедленного облегчения. Ветер стал еще безжалостнее, и снег продолжал заваливать все вокруг. Но Дзирт снова преисполнился решимости, а чтобы сокрушить упрямого дрова, одной зимы недостаточно.

Все произошло как будто в одночасье. Снега начали подтаивать, река освободилась ото льда, а переменившийся ветер принес в долину более теплый воздух. Дзирт ощутил прилив жизненных сил, возрождение надежд и освобождение от боли и чувства вины, чему он не находил объяснения. Он не мог понять, какие порывы охватили его, не знал, как называется это состояние и в чем его суть, но весна вовлекла его в свой бесконечный танец, как это случается со всеми существами на земной поверхности.

В одно прекрасное утро, когда Дзирт позавтракал и приготовился лечь в постель, из соседней пещеры появился его соня-сосед, сильно похудевший, но по-прежнему грозный. Дзирт с опаской наблюдал за медведем, раздумывая, не призвать ли Гвенвивар или достать саблю. Однако медведь не удостоил его вниманием. Он прошлепал мимо дрова, остановился, чтобы обнюхать и лизнуть плоский камень, который заменял Дзирту тарелку, а потом побрел под теплые лучи солнца, но на пороге пещеры остановился, зевнул и так сладко потянулся, что Дзирт понял: зима подходит к концу. Он понял и другое: в пещере станет гораздо теснее, потому что опасный зверь будет часто ходить туда-сюда, и решил, что теперь, с приходом более благоприятной погоды, это убежище не стоит того, чтобы за него бороться.

Дзирт ушел до возвращения медведя, но, к радости зверя, оставил ему последнюю прощальную рыбку. Вскоре дров устроился в менее глубокой и менее защищенной пещере в нескольких сотнях ярдов ниже.