Глава шестая

— Что это за место? — спросил Раек, настороженно разглядывая резкие тени, пересекающие поверхность астероида. Снайперскую винтовку он перебросил за спину и сейчас держал перед собой болтерный пистолет, готовясь открыть огонь, если хоть что–нибудь шевельнется.

— Просто безымянный кусок камня, — ответил Иктинос.

За спиной капеллана возвышался колоссальный диск Тиранкоса — заслоняющая космическую бездну громада бурлящих голубых и зеленых газовых пятен. Все вокруг отбрасывало резкие, отчетливые тени в жестком, болезненно–ярком свете местного солнца, чьи лучи не встречали здесь сопротивления атмосферы. Раек и Иктинос находились на поверхности одного из многочисленных астероидов, круживших на орбите Тиранкоса. На этом естественном спутнике был построен завод по переработке в топливо газов, выкачиваемых с гигантской планеты. Астероид был достаточно мал, и горизонт обрывался непривычно резко; поверхность усеивали иглы газоприемников и громоздкие цилиндры перерабатывающих модулей. Неподалеку от космодесантников виднелся глубокий неровный провал, похожий на след укуса некого огромного зверя, обнаживший металлическое нутро планетоида.

— Что здесь могло понадобиться старому ордену?

— Возможно, что ничего. Наша задача и состоит в том, чтобы разобраться.

Раек опустил пистолет и припал на колено, чтобы приложить ладонь к красно–черному камню. Парень был прирожденным разведчиком, легко приспосабливающимся к любым условиям. Даже глухой шлем и герметичная скаутская броня не могли ему помешать почувствовать окружающую его среду. Присутствуй на астероиде враги, Раек точно бы знал, где они затаились. Он даже смог бы предсказать траектории, по которым полетят их пули. Этот скаут перемещался незаметно даже под беспощадным, ослепительным светом Обсидиана, в чьих лучах купался астероид.

— Наличествует гравитация, — доложил Раек. — Как минимум две трети стандартной терранской. Следовательно, машины продолжают работать. Но здесь давно уже никто не появлялся.

Иктинос подошел поближе к одному из газозаборников, чтобы разглядеть его внимательнее. Спутник был утыкан иглами, предназначавшимися для того, чтобы высасывать из верхних слоев атмосферы Тиранкоса сырье, которое в последствии перерабатывалось в топливо или другие материалы. Иглы оказались сильно изношенными — конечно, ржавчины здесь быть не могло, но металл разрушался от длительного воздействия солнечной радиации и столкновений с атмосферой планеты–гиганта.

— Вполне возможно, здесь еще осталось топливо, — произнес Иктинос. — Можно попытаться дозаправить «Сломанный хребет».

— Не исключено, — отозвался Раек, — но вот это мне очень не нравится. — Скаут кивнул в сторону кратера, уходившего под землю на краю горизонта. — Это не попадание метеора, не последствия боя. Скорее, все выглядит так, словно эту яму просто выкопали.

— Тем более мы должны все проверить, — сказал капеллан, начиная удаляться от стоящего за его спиной «Громового ястреба».

Воронка уходила глубоко в кору астероида, и дно ее исчезало в непроницаемой тьме, куда не проникал даже жесткий свет Обсидиана. Ее стены проходили прямо сквозь этажи перерабатывающей фабрики. Повсюду виднелись обломки техники и оплавленные валуны. Вглубь спускалась каменная лестница, которая, казалось, ни к чему не крепилась, но просто висела в пространстве.

— Антиграв, — произнес Раек. — Кто–то построил все это специально. Кто–то вырыл этот котлован и спрятал что–то на дне.

Прежде чем шагнуть на первую ступень, скаут вновь взял пистолет на изготовку, чтобы успеть ответить на любую угрозу. Лестница оказалась вполне надежной. За Раеком последовал и капеллан, чье аугментированное зрение позволяло разглядеть, как неровная уродливая поверхность астероида сменяется отполированной гладью каменных стен.

— Трон небесный, — тихо прошептал Раек. Он увидел предупреждающий символ, возвышающийся возле лестницы и предостерегающий нарушителей от дальнейшего спуска. Знак подвергся коррозии, но перепутать было невозможно. Перед космодесантниками висело изображение золотой чаши — герб Испивающих Души.

— Капеллан?

— Идем дальше, сержант.

Раек продолжил спускаться во тьму. Вокруг открывались потрясающие виды. Весь астероид был выпотрошен изнутри и заполнен восхитительными колоннадами и арками, парящими в воздухе. Все это выглядело так, словно кто–то разобрал сотню древних храмов и в хаотичном порядке разместил их убранство в этой искусственной пещере. Элементы конструкции постоянно перемещались и перестраивались, двигаясь вокруг центральной точки астероида, где находилось строение из золота и обсидиана, напоминающее гробницу. Направление гравитации неожиданно изменилось, как только Раек пересек незримую границу, и стена вдруг стала полом. Теперь гробница возвышалась над его головой, опоясанная концентрическими кругами постоянно изменяющихся этажей.

Повсюду виднелись изображения чаши. Была здесь и имперская аквила. Оба символа сопутствовали друг другу, пока Сарпедон не отрекся от Империума, а орден не оказался обречен на изгнание. В пространстве проплывали вырезанные в камне лица — должно быть, изваяния Испивающих Души былых дней… они проявлялись на фоне замерших батальных сцен, выглядевших как изображения давних, проигранных орденом битв.

— Что тебе известно? — спросил Раек.

— Я проверил архив ордена, прежде чем мы покинули «Сломанный хребет», — ответил капеллан. — Ни единого упоминания ни о Тиранкосе, ни о подобном святилище.

— Я спрашивал не об этом, — произнес скаут.

Иктинос повернулся к Раеку, устремив на того взгляд

из–под глухого забрала. Сержант был шокирован. Конечно, он весьма старательно это скрывал, но все же было заметно, что на него давит неизвестность.

— Капеллан, — продолжил скаут, — зачем Сарпедон привел нас сюда? Мы ведь тоже боевые братья, пусть и не видели войны, расколовшей орден. Мы заслуживаем правды.

Прежде чем Иктинос успел ответить, в пространстве летающего храма что–то зашевелилось. Улучшенное зрение космодесантников позволяло разглядеть внезапных гостей во тьме громоздких каменных блоков столь же явственно, как и солнечным днем. Пистолет Раека нырнул в кобуру, и в ту же секунду в его руках оказалась снайперская винтовка — отточенные в боях рефлексы заставили скаута выбрать более удобное оружие.

По стенам забегали огни прожекторов. Заблестело серебро корпусов. Сквозь пластины покрытых облупившейся золотой и пурпурной краской доспехов проступала серая мертвая плоть. Загорелись красным огнем линзы глаз. Покинули свои чехлы болтеры и мечи. Стражи усыпальницы были повсюду.

— Боевые сервиторы, — произнес Раек, наблюдая за тем, как все новые и новые тени отделяются от храмовых блоков.

Подобные облаку стальной саранчи, они устремились к космодесантникам, движимые гудящими антигравитационными приводами. Меж колонн заметались красные лучи детекторов движения и тепла.

— Похоже, кто–то не обрадовался нашему появлению, — заметил скаут.

— Нет, — откликнулся Иктинос. — Кто–то желает проверить нашу доблесть.

Бой уже начинался; на двух десантников из–за каменных блоков обрушился ураган лазерных залпов. Раек метнулся в сторону. Иктинос извлек крозиус и плазменный пистолет.

— Похоже, старый орден полагает, что ему еще есть что нам сказать, — спокойно произнес капеллан, когда Раек открыл ответный огонь.

Вожак испустил рев, и орда двинулась вперед. Звери, населявшие джунгли, разбегались перед армией; даже самые могучие хищники паниковали, заслышав воинственные крики орков и грохот многочисленных сапог. Орда, впитавшая в себя прибывшее с орбиты подкрепление, теперь могла похвастаться и примитивной бронетехникой, чьи гусеницы оставляли широкие прорехи в молодой поросли. Шагающие машины, вооруженные массивными пушками, заменяющими им руки, и похожие на огромные стальные бочки, месили грязь болот, управляемые безумными, жаждущими войны орками. Под ударами плетей погонщиков рычали боевые звери, состоящие, казалось, из одной лишь зубастой пасти и желудка. Многие и многие тысячи зеленокожих шли в наступление, в детском восторге перед грядущим кровопролитием размахивая оружием и стреляя в воздух.

Многие из бойцов заменили зубы грубыми золотыми протезами или же нанесли на тела боевую раскраску. Другие нацепили похожие на черепа маски, или же потрясали самыми огромными и пугающими пушками, какие только смогли раздобыть, либо были обвешаны охотничьими трофеями, представляющими собой завяленные куски тел поверженных врагов. Каждый воин нес знак, отмечающий его принадлежность к тому или иному клану… но, сказать по правде, в этих джунглях кланов не было. Вожак создал единую армию из тех, кто на мирах туманности Гарона резал друг другу глотки. Теперь же они были одной ордой, сплотившейся ради войны. Только в ней орки были готовы отбросить все свои слабости и показать, на что способны.

Вожак, впервые с того момента, как спустился на Неверморн, позволил жажде крови овладеть им. Разразившись воинственным ревом, он зашагал впереди своей армии, потрясая огромной механической клешней, рыча и испуская струи пара из поршней, внедренных в его тело. Как и все прочие зеленокожие, он был прирожденным убийцей, созданным орочьими богами ради завоевания Галактики и уничтожения всякого, кто осмелится встать на его пути.

Подобно горному потоку орда вливалась в овраг. Среди густых зарослей постоянно попадались гниющие растения и останки животных, сорвавшихся с отвесных склонов в доходящую до пояса жижу. Над головами орков арочным сводом изгибались корни деревьев и скользили в темноте ядовитые змеи. Но зеленокожее воинство продолжало идти и идти; оно было слишком сильно, чтобы отступить, испугавшись каких–то джунглей. Боевые машины опрокидывали стволы вековых деревьев, оставляя в грязи глубокие колеи. Путь смогли осилить не все — орки гибли, исчезая в трясине и становясь жертвами хищников. Но эти потери были всего лишь каплей в бескрайнем зеленом океане.

Войско возглавлял сам вожак, решительным шагом направлявшийся к далеким холмам. Там орки могли закрепиться и навести порядок в своих рядах перед последним кровавым броском к побережью. Вообще, орки были слишком увлечены мыслями о смертоубийстве и погромах, чтобы озадачиваться стратегическими вопросами, но вожак отличался от них. И только благодаря ему зеленокожие могли предать огню города Хирогрейва и завоевать Ванквалис.

Рядом пал орк… убитый выстрелом из снайперской лазерной винтовки. По густой листве забегали огоньки прицелов. Раздался кашляющий звук, всколыхнулась трава, и еще один боец рухнул в грязь, лишившись половины головы.

Они были здесь. Люди. Но на сей раз человечков не могли спасти ни закованные в сталь громилы, ни даже сами фальшивые боги. Вожак взревел, подобно взбешенному зверю, каким он, впрочем, и был, и зеленокожие устремились в атаку.

— Хладнокровно и быстро, Испивающие Души! — прокричал Люко, когда орда ксеносов возникла из черно–зеленой утробы джунглей. Он чувствовал их запах — вонь гниющего мяса и порохового дыма, запекшейся крови и немытых тел.

Рядом с Люко стоял Грэвус, сжимая в деформированной руке топор, вокруг которого потрескивало силовое поле. Люко и сам уже изготовил к бою свои энергетические когти, с кончиков которых срывались синеватые электрические дуги.

— Смотри не потеряй голову, брат, — предостерег Грэвус. — Ты должен только выманить их на нас. Одна нога там, другая — здесь. Не стоит пытаться перебить их всех в одиночку.

— Не бери меня на слабо, — хищно осклабился Люко. — А не то я вырежу всех этих ксеносов лишь затем, чтобы преподать тебе урок.

Но времени для дальнейшей перепалки уже не оставалось. Из–за деревьев, скрипя суставами и извергая пар, вышла боевая машина, в три раза превышающая рост обычного человека. Она вскинула руку и окатила склоны пулеметным огнем, вынуждая отряды Люко и Грэвуса залечь. Вторую руку машине заменяла завывающая циркулярная пила. Она попыталась дотянуться до ближайшего космодесантника и попутно срезала высокое дерево, цеплявшееся кроной за полог джунглей.

— В укрытие! — рявкнул Грэвус, спасаясь от града пуль и падающих с неба обломков. — Этой гадиной займутся стрелки! Убивайте зеленокожих!

Его отряд быстро собрался вокруг командира, ощетинившись ревущими цепными мечами, и подобно водопаду обрушился на темный поток наступающих орков. С влажным хрустом клинков, вонзающихся в плоть, штурмовики схлестнулись с зеленокожими, и ксеносы, не ожидавшие подобной бойни, бросились врассыпную.

— Огонь! — прокричал Люко.

Хотя приказывать не было нужды — весь тактический отряд уже вскинул болтеры, проделывая опаленные дыры в корпусе боевой машины. Огромная стальная лапища опустилась на землю, перемалывая ногу брата Зальраса, и Люко подхватил товарища, чтобы оттащить в сторону… но только привлек внимание твари. Пока машина разворачивалась, командир тактического отряда успел разглядеть на ее цилиндрическом корпусе грубые рисунки: стилизованные орочьи черепа и сжатые кулаки, знаки боевых побед и геральдические символы кланов. На длинных кожаных шнурах, обмотанных вокруг ног металлического чудища, были прицеплены зубы и гниющие отрубленные руки. Пила обрушилась вниз, и Люко едва успел отпрыгнуть вместе Зальрасом, прежде чем лезвие прочертило в земле глубокую борозду.

Космические десантники отличались от простых людей отнюдь не только ростом и мощной броней. Главным было то, что настоящим воином Астартес никогда не овладевал страх. Страх способен затуманить рассудок обычного человека, вынуждая того совершать безумные поступки — подставлять спину врагу, пытаться спрятаться, искать несуществующего противника… Но разум космодесантников было не столь просто обмануть. Несомненно, они знали это чувство, но оно никогда не могло завладеть ими всецело. Они научились подавлять свой страх и управлять им, никогда не позволяя, чтобы он захватил власть над их помыслами. Люко понимал, что сейчас куда безопаснее не пытаться удрать, а вступить с противником врукопашную, где броня и сила дают наибольшее преимущество. Поэтому он просто прокатился под стволом массивного пулемета и полоснул по сочленению ноги машины когтями–молниями. Его пальцы опалил жар плавящегося металла, но десантник заставил себя не отдергивать руку.

Клинки резали сталь так же легко, как обычный меч — плоть.

Машина зашаталась, гневно скрежеща механизмами. Люко едва успел отпрыгнуть, когда на него вновь упала увенчанная пилой лапа, отхватив кусок от наплечника. Капитан прокатился по грязи, ломая ветви мелкого кустарника и, повинуясь инстинкту, скользнул за ствол массивного дерева. В то же мгновение раздался грохот выстрелов, и во все стороны брызнули щепки и сок.

Ломая ветви и обдирая листву, сверху упали воины отделения Грэвуса, с чьих мечей все еще капала орочья кровь; пышущие жаром прыжковые ранцы унесли штурмовиков прочь от разгневанных ксеносов, жаждущих отмщения за павших собратьев. Сам Грэвус прокрутил в воздухе кульбит и приземлился за спиной боевой машины, на корпусе которой осталась глубокая прорезь, проделанная его топором.

Люко выкатился из укрытия и вновь набросился на стальную махину, погрузив когти в ее ноги настолько глубоко, что почувствовал, как лопаются и рвутся скрытые под броней сухожилия. Машина застонала, выбивающиеся из сил двигатели выпустили облако пара…

Капитан вонзил когти в бок железного гиганта и начал подтягиваться, взбираясь все выше на корпус; энергетическое поле искрилось, вспарывая бронированную обшивку. Чтобы добраться до самого верха и отрубить голову, которая, искря, обрушилась в болото, Люко понадобились все силы.

Машина начала заваливаться, извергая огонь и дым из поврежденных двигателей. Люко спрыгнул в жижу; так же поступил и водитель — вымазанный в саже орк с разорванной грудью, бешено сверкающими глазами и безумной улыбкой на морде. В руке ксенос сжимал связку взрывчатых шашек, к которым был примотан детонатор. Зеленокожий выдрал предохранитель и расхохотался, глядя на космодесантника.

Однако неожиданно выросший за спиной орка Грэвус схватил тварь могучей рукой. Вновь взревел прыжковый ранец, и сержант взмыл к своду джунглей, унося с собой обезумевшего ксеноса. Вложив всю свою невероятную силу, Грэвус размахнулся и зашвырнул противника прямо в неровные ряды приближающихся зеленокожих, где тот и взорвался, унося с собой жизни десятков собратьев, разбросав вокруг обломки деревьев и оторванные конечности.

Когда с боевой машиной было покончено, Люко заставил себя подняться. Его отряд продолжал бой, и даже брат Зальрас, прислонившись к стволу перерубленного дерева, расстреливал зеленокожих, разбегавшихся от залитой кровью поляны, где недавний взрыв уничтожил многих их товарищей. Орки валились один за другим, но на место погибших тут же вставали новые, чьи глаза пылали жаждой мщения.

Люко оглянулся на Грэвуса. Тот с головы до ног был вымазан орочьей кровью. Пока капитан сражался с военной машиной, штурмовики устроили бойню тем зеленокожим, которые пытались вскарабкаться по стенам оврага. Прыжковые ранцы позволяли обрушиться на головы врагов, нанести колоссальный урон и уйти, не попав в окружение.

— Что ж, мне не пришлось убивать их всех самому, — улыбнулся Люко. Такая благодарность за спасение была вполне в его стиле.

— Полагаю, мы привлекли их внимание, — заметил Грэвус.

— Отводим парней, — приказал Люко. — Отделение! Огонь на подавление — и отходим!

Испивающие Души растворялись в лесу, прикрывая свой отход плотным заградительным огнем, срезавшим листву с деревьев.

На место каждого павшего орка становились двое, а то и трое — перешагивавших мертвое тело и продолжавших рваться в бой. Люко отводил свое отделение обратно вверх по склону, истощая первые ряды противника, замедляя натиск, и хоть орки и извергали неистовые проклятия, момент уже был упущен. Зеленокожие продвигались все медленнее, перебираясь через трупы своих же собратьев. И те, кто вырывался вперед, становились отличными мишенями для людей Люко, расстреливавших орков из болтеров.

— Работайте! — взревел капитан. — Шквальный огонь!

Тактическое отделение припало к земле. Бойцы Грэвуса взмыли ввысь на прыжковых ранцах, уносясь к излому холмов.

— Искупление! — пробасил голос, принадлежащий человеку, которого, как слышал Люко, называли Троксом, — офицеру, возглавлявшему один из флангов штрафного легиона. — Ищите его в глазах ксеносов! Вырвите его из их окровавленных лап!

Повсюду вокруг засверкали, подобно грозе, алые всполохи лазерных выстрелов. Триста солдат 901–го, расположившиеся вдоль склона, дружно открыли огонь. Лучи срезали с деревьев кору, листья и ветви; передовые отряды орочьей армии пали в мгновение ока, их обожженные трупы, лишившиеся рук и ног, валились в болотную грязь. Зеленокожие пытались ответить, и по склону заплясали фонтанчики земли, взбитой их выстрелами, но ксеносы не имели возможности прицелиться и действовали неэффективно. Несколько солдат штрафного легиона погибли, но эти потери не значили ничего.

Бойцы Люко продолжали отстреливаться, лежа на земле под лазерным шквалом и пробивая бреши в рядах пытающихся карабкаться по склону орков. Пару раз солдаты 901–го промахивались, но броня космодесантников была создана руками одних из лучших в Галактике мастеров, поэтому попадания из гвардейских винтовок, смертельные для незащищенного человека, оставляли только темные росчерки на доспехах, выкрашенных в цвета Испивающих Души.

— Уничтожим грязь, отвратную взору Императора! — завывал Троке, в порыве фанатизма ухитрявшийся перекричать даже грохот выстрелов. Его ручной гранатомет рявкнул, и среди орков прогремел взрыв, от которого во все стороны полетел смертоносный град серебристых игл.

Заговорил тяжелый болтер, и вскоре приближающаяся орда полностью скрылась за завесой дыма и взрывов; в воздухе повис туман от кипящей крови и раскаленной земли. В дымке маячили смутные силуэты — особенно огромный и свирепый орк вел за собой закаленных в боях ветеранов, намереваясь обрушиться на порядки 901–го. Пока десантники Люко перестраивались, располагаясь среди бойцов штрафного легиона, отделение Грэвуса упало с небес, чтобы замедлить продвижение зеленокожих. Поднялся и опустился огромный топор, и предводитель орков рухнул, рассеченный практически надвое.

— Люко на позиции! — прокричал капитан в вокс. — Удерживаем фланги! Мы завязали бой и не даем им прорваться!

— Отменная работа, капитан, — ответил ему голос Сарпедона. — Не позволяйте им прорваться. Если надо, прогибайте линию, но не дайте им уйти! Основные силы уже на подходе.

Черная вода, подобно поту, каплями скатывалась со стен тюрьмы. На «Сломанном хребте» хватало мест, где можно было держать заключенных, — по правде говоря, почти любой из кораблей, составлявших «скиталец», имел собственную тюремную палубу, а некоторые и вовсе, казалось, состояли из одних лишь камер да помещений для пыток. Многие из этих кораблей казались пугающе чуждыми, в то время как другие были вполне заурядно мрачными и прозаичными, со свисающими со стен кандалами и отверстиями в полу, предназначенными для стока крови. Тюрьма, сейчас использовавшаяся Испивающими Души, представляла собой просто аналог земных заведений — огромное помещение, отделенное от остального корабля усиленными переборками и бронированными дверьми, с тускло освещенными, в потеках ржавчины коридорами, охраняемыми автоматическими турелями. Кое–где в углах до сих пор валялись почти истлевшие в прах серые кости, свидетельствовавшие о том, что корабль был полон узников в тот момент, когда его поглотил варп, но теперь здесь была заточена одна–единственная живая душа.

В последнее время брат Тейланос размышлял о том финальном моменте, когда безумие чуждого людям пространства варпа прокатилось ядовитым облаком по этим коридорам. «Сломанный хребет» знал множество таких историй — в странно искривленных темных углах таились многочисленные кошмары, а коридоры помнили ужас узников и их вопли, чье эхо, казалось, до сих пор блуждало среди почерневших от времени стальных стен.

Думать об этом было опасно. Даже мысли о подобных вещах представляли угрозу. Они разрушали сознание. Впрочем, весь «Сломанный хребет» был сплошной моральной угрозой, и если бы не сила воли Испивающих Души, их разум подвергся бы порче и погиб. Но ордену хватало духа, чтобы противостоять этому тлетворному влиянию. Крики давно умерших людей могли погубить простых солдат, но не космодесантников. Испивающие Души были слишком сильны.

Когда острый нож вонзился в туго переплетенные мышцы его гортани, Тейланос успел поддаться слабости и вообразить, будто варп вновь овладел тюремными коридорами, будто серебристые пальцы безумия вновь просочились в реальность и готовятся утянуть его в Имматериум.

Затем клинок скользнул сквозь плоть и погрузился в основание мозга. Последнее, что увидел Тейланос, — кричащие лица узников былых времен, приветствующих его как своего нового собрата.

Нисрий выдернул нож из шеи Тейланоса и позволил трупу упасть на палубу. Скаут казался слишком бледным и чрезмерно тощим для того, чтобы состоять в Космическом Десанте, да еще и глаза его постоянно бегали от одного предмета к другому.

Тидей опустился на колено и осмотрел зияющую рану на шее убитого собрата — аугментированная кровь уже запеклась по ее краям.

— Этот готов, — привычно коротко произнес Тидей. — Другие есть?

— Я больше никого не ощущаю, — отозвался Нисрий. Он обладал даром ясновидения и со временем, вполне вероятно, мог даже научиться предсказывать будущее — исключительно редкий талант… и чрезвычайно опасный. Обучение Нисрия продвигалось довольно медленно по сравнению с прочими кандидатами в библиарии, поскольку уж слишком необычен и рискован был его дар, но скаут уже видел грани пространства–времени, что позволяло ему действовать быстрее, чем допускают законы физики. — А если кто и есть, то вряд ли мы скоро с ними столкнемся.

— Тогда надо торопиться, — сказал Тидей. — Скамандр?

Лексиканий Скамандр прикрывал их со спины на тот случай, если скаутов засекут другие Испивающие Души, приставленные охранять тюрьму. Несмотря на то что он уже удостоился права носить полные доспехи космического десантника, Скамандр оставался человеком Тидея. К слову сказать, лексиканий так же являлся псайкером, но если дар Нисрия был утонченным и сложным, то Скамандр владел вполне простым искусством. Он был пирокинетиком, о чем явственно говорили следы ожогов вокруг глаз и на щеках. Его глаза обрели темно–красный оттенок, а из сочленений брони постоянно вырывался дымок.

— Все чисто, — произнес лексиканий. — Отойдите.

Скамандр подошел к входу одной из камер. Ее дверь

представляла собой массивную металлическую плиту, почерневшую за прошедшие века, но способную простоять еще не одну тысячу лет. Псайкер приложил к ней руку в бронированной перчатке, покрытой потемневшей, вспучившейся волдырями краской, и сталь под ладонью, зашипев, начала раскаляться, приобретая вишневый оттенок. Лицо Скамандра посуровело, а из глаз полыхнуло призрачным огнем — в то же время броня на его спине начала покрываться инеем, а вода, капающая с потолка, обратилась в лед. Чтобы создать жар, пирокинетик должен был откуда–то черпать тепло, и он черпал его из собственного тела, источая вовне мертвенный холод, пока металл плавился и расступался под его рукой.

Внутри камеры на скамье, выступающей из стены, сидел один–единственный пленник. Увидев, как рушится дверь, он поднялся. Тусклый свет коридорных ламп упал на его лицо — это был Евмен, по приказу Сарпедона лишенный доспехов и заточенный здесь.

— Все готово? — спросил узник, когда дверь окончательно расплавилась.

Скамандр отошел назад, тяжело дыша, и пламя, рвавшееся из его глаз, сменилось серым налетом льда.

— Не совсем, сержант, — приблизился Тидей.

— Где Раек? — помрачнел Евмен.

— Отозван для изучения сигнала бедствия, поступившего с Тиранкоса. Он улетел вместе с капелланом.

Неожиданно Евмен мрачно улыбнулся:

— Что ж, это нам только на благо. Будь Иктинос на борту, нас ждали бы неприятности. Вам пришлось кого–нибудь убить?

— Одного, — ответил Тидей.

— Его исчезновение скоро заметят, — произнес Евмен. — Действовать надо быстро. И обязательно связаться с поверхностью. Есть новости оттуда?

— Зеленокожие продолжают давить. Сарпедон уже скоро отдаст приказ.

— Стало быть, мы должны покончить с этим до того, как он это сделает. — Евмен кивнул Скамандру. — Рад видеть тебя, скаут. Как дела в либрариуме?

— Я уже лексиканий, — ответил все еще не пришедший в себя псайкер. — Тирендиан возлагает на меня большие надежды.

— Как и на меня, — сказал Евмен. — Нисрий, поблизости никого?

— Из тюремного корабля мы выберемся без проблем, — ответил провидец, чьи постоянно моргающие и бегающие глаза выдавали, что он всматривается в невидимые псионические потоки. — Дальше мне не увидеть.

— Зато вижу я, — ответил Евмен, выбираясь сквозь дымящуюся оплавленную дыру, созданную талантом Скамандра. — Я даже знаю, чем все закончится. Предупредите остальных. Мы начинаем. Нисрий, займись этим. Скамандр, останешься со мной. В первую очередь следует нанести удар по мостику.

Орда рвалась через Змеящуюся лощину, обрушиваясь на высоты за ней, подобно приливной волне. Солдаты 901–го, расположившись по краям оврага, расстреливали орков и тем самым направляли их к каменистому склону, выходящему к холмам, которые вздымались над густой зеленью джунглей.

Испивающие Души и наиболее боеспособные подразделения 901–го предпринимали диверсионные вылазки, чтобы разделить приближающиеся вражеские части. Перекрестным огнем Люко и Грэвус положили сотни орков, пока на другом краю оврага Салк обустраивался на замшелых камнях, служивших центром сбора для всего 901–го. Число уничтоженных зеленокожих уже не поддавалось подсчету, но еще многие и многие тысячи ксеносов продолжали штурмовать холмы. Линия обороны штрафного легиона прогнулась, но выдержала; Испивающие Души стояли насмерть, хотя и понимали, что ведут всего лишь второстепенные бои, мало влияющие на конечный исход сражения. Настоящая битва должна была развернуться тогда, когда орки достигнут высот.

— Открывай огонь, Лигрис! — взревел Сарпедон, сбрасывая вниз очередного орка.

— Да, командор, — отозвался Лигрис с орбиты. — Орудия готовы к бою. Удар будет нанесен в течение ближайших минут.

Сарпедон взмахнул психосиловым посохом, разрядив накопленный запас психической энергии в грудь пытавшемуся подобраться к нему со спины орку.

Отряд командора удерживал самую первую из возвышенностей, откуда можно было увидеть всю Змеящуюся лощину и плотную зеленую реку ксеносов. Этот естественный коридор был полностью забит толкающимися орками, стремящимися овладеть высотой, которую сейчас удерживали люди Сарпедона. Стоя на заросших мхом камнях, Испивающие Души опустошали боезапас болтеров, проделывая огромные дыры в телах тех орков, которые пытались вскарабкаться наверх.

Склон был не слишком высоким, а орки оказались чрезмерно настойчивыми — пока один из них падал вниз с простреленной головой, второй поднимался еще чуточку выше. Кроме того, орда не забывала обстреливать и Испивающих Души — тысячи стволов беспорядочно палили, наполняя воздух вокруг десантников горячей шрапнелью.

— Они прорываются! — крикнул Каррайдин, мастер–наставник новобранцев, командовавший отрядом скаутов и недавно обращенных бойцов ордена, оборонявших позиции 901–го и склоны, — Удерживайте их! Всем стоять! Во имя Дорна и Императора, имейте мужество заслужить право носить символ потира на своих наплечниках!

— Скоро заработает артиллерия, — крикнул в вокс Сарпедон, сбрасывая со склона очередного орка. Ксеносы подобрались на расстояние удара мечом, и Испивающие Души уже готовились вступить в рукопашную схватку за вершину. — Не позволяйте им подобраться к ванквалийцам. Нам нужен каждый стрелок!

Командор нанес удар одной из лап, пригвоздив орка к камню, прежде чем снести твари голову навершием посоха. В ту же секунду через труп собрата перебрался еще один ксенос, но его сбросили в зеленые заросли три точных и быстрых выстрела одного из новичков Каррайдина.

Сарпедон уже собирался поблагодарить молодого десантника, когда снизу донесся яростный, пугающий вой кого–то огромного. Натиск орков неожиданно усилился, заставляя Испивающих Души отступить; зеленокожие начали бросаться прямо на болтеры и мечи, задавливая космодесантников телами. Сам магистр разил направо и налево, но в конце концов был вынужден откинуться на задние лапы и попятиться от склона, чтобы не оказаться в окружении. Теперь орки были повсюду — заслуженные ветераны с уродливыми мордами, практически теряющимися за многочисленными шрамами — настоящее воплощение силы и жестокости.

Но за их спинами возвышался подлинный монстр. Он был огромен; он был выше не только любого орка на Неверморне, но и любого своего сородича, каких Сарпедон встречал в жизни. Его тело было наполовину заменено механикой, а в глазах полыхала ненависть, которая, как сразу понял командор, ни капли не походила на обычную звериную ярость других зеленокожих. Нет, она была очень и очень давней… столь же въевшейся в его плоть, как и застарелые шрамы. И о могуществе этого существа во многом говорило то, как оно легко разбрасывало других орков, прорываясь к Сарпедону.

Но магистр и сам был чудовищем. Вонзив когти всех своих лап в щели камней, он присел и, точно копье, выставил перед собой посох. Взревев, подобно взбешенному быку, вожак пригнулся и бросился в бой, но Сарпедон стоял неподвижно.

Механическая лапа рассекла воздух со звуком падающего метеора. Командор же практически не сдвинулся с места, уходя от удара, но его увенчанный аквилой посох, на который орк налетел всем своим весом, прочертил глубокую рану в брюхе противника.

Посох этот был вырезан из весьма редкой психоактивной древесины и позволял проводить через себя большие объемы запасенной ментальной энергии. Стоило Сарпедону сосредоточиться и нацелить это оружие, как плоть противника рвалась в клочья, а душа отлетала. Именно так магистр поступил и сейчас, вложив в удар все глубинные силы своего разума до последней капли, пронзая внутреннюю суть звериной души вожака ослепительно–белым раскаленным копьем.

Но, как оказалось, это существо обладало такой силой воли, с какой Сарпедон никогда прежде не сталкивался,

и копье просто сломалось. Орк выдернул посох из раны и обхватил магистра механической лапой. Испивающий Души едва успел подставить руку и не позволить клешне сомкнуться; из поршней твари забил пар. Для человека Сарпедон обладал исключительной силой, но вожак, казалось, состоял из одних лишь мышц и ярости, и командор понимал, что рано или поздно стальные пальцы сомкнутся и сокрушат его ребра.

Один из поршней неожиданно лопнул; локтевое сочленение орочьей лапы взорвалось дымом и огнем. Тиски тут же ослабли, и Сарпедон вложил все свои силы, чтобы попытаться разжать металлическую клешню и вырваться. Вожак разгневанно взревел и, размахнувшись, отбросил командора. Предводитель Испивающих Души пролетел по воздуху, сшибая ветви, потом врезался в дерево и покатился по земле, стараясь посохом зацепиться хотя бы за что–нибудь.

Наконец его падение остановилось, и Сарпедон быстро поднялся на все свои ловкие лапы. Он слышал, что вожак уже снова бежит к нему. Теперь магистру предстояло сражаться непосредственно в джунглях, покрывавших подножия холмов, и где–то совсем рядом, за его спиной, была ванквалийская артиллерия. Отступать дальше было нельзя; оставалось только держать позицию. Этот орк оказался одним из немногих, чья физическая мощь превышала его собственную, и Сарпедон понимал, что может проиграть в открытой схватке. Поэтому он прибег к Аду.

Вожак был уже близко, и от его поступи сотрясались деревья. Сарпедон успел попробовать на вкус силу воли этого существа и знал, что тварь не напугает такой грубый прием, какой поверг в дрожь зеленокожих под стенами Райтспайра. Но вожак должен был чего–то бояться. Как и любое разумное существо. Где–то в Галактике определенно имелось нечто такое, что повергнет в ужас гигантского орка, заставит того отвлечься на достаточный срок, чтобы Сарпедон успел покончить с ним.

Ксенос жаждал заполучить Ванквалис. Ему нужен был этот мир. Но если планеты вдруг не станет, все будет потеряно. Вот чего боялся вожак — поражения. Пожалуй, это было одной из немногих вещей, которых боялся и сам Сарпедон.

Ад вырвался из души магистра, сотрясая ветви деревьев, но джунгли тут же испарились, уступив место голой выжженной земле. Солнце покинуло небеса, а всякая жизнь — планету. Теперь и для Сарпедона, и для вожака Ванквалис представлял собой просто пустынный, никому не нужный мир, где во все стороны, сколько хватало глаз, простиралась мертвая твердь, озаряемая лишь светом осуждающих звезд. Ад превратил Ванквалис в награду, не стоящую борьбы, в место, где тысячи зеленокожих погибнут зря, став надгробным памятником глупейшей неудаче вожака.

Гигантский орк был уже совсем рядом, когда Ад заставил его узреть ужасную истину о том, сколь бессмыслен крестовый поход зеленокожих. Именно в этом и нуждался Сарпедон. Нащупав надежную опору задними лапами, он оттолкнулся и бросился в атаку. Два гиганта столкнулись с грохотом, подобным грому.