ПЕСОК И МЕТАЛЛ
— Все началось на безымянной планете, — говорит человек со шрамами…
…У безымянного солнца, в безымянном районе вдали от Разлома. Дурное начало, ведь чего можно ждать от безымянных мест, кроме неприятностей? Дурное место для поломки, дурное место, чтобы там вообще появляться, — удаленное от торговых путей, на редко используемой обходной тропе Электрической авеню, известной как Паучий проулок. Но это было именно то место, куда занесло ветхий и разваливающийся на ходу бродячий грузолет. Когда терять уже нечего, можно много чего обрести, а тайные тропинки Периферии всегда богаты уловом.
И по меньшей мере одно обстоятельство объединяет подобные медвежьи углы: сюда галактика прибивает всяческий хлам и старье.
Один из таких кусков хлама — независимое торговое судно «Нью-Анджелес», стартовавшее с Уродца и направлявшееся в Йеньйеньское скопление с грузом медикаментов и экзотического продовольствия для тех, кто не мог их производить самостоятельно. Старье же находилось здесь куда дольше. Насколько давно, не знал никто.
Имели место быть оговоренные в контракте сроки доставки, неустойка и эксплуатационная смета. Сюда же корабль попал по причине последней, принесенной в жертву первым. Что-то взорвалось, не важно, что именно, и «Нью-Анджелес» снесло в боковой канал и сублиминальную тину.
…И альфвены действительно не годятся для того, чтобы плестись на ньютоновских скоростях. Всего один резкий рывок сквозь космическую материю, чтобы соскользнуть со взлетной платформы Электрической авеню и не превратиться в выброс Черенкова, еще немного усилий для прохождения системы на параболической скорости — и после такого корабль, конечно, задымил и посыпал искрами. Здесь, у черта на куличках, его не могли остановить ни Космический Транспортный Контроль, ни магнитно-лучевые подушки, так что экстренное торможение заставило «Нью-Анджелес» напрячься до предела. Двойные альфвены орали, словно грешники в аду, пока судно наконец не вышло на спокойную ньютоновскую орбиту.
По милости физики, каждое ответвление Электрической авеню привязано к своему солнцу, но нет никакой гарантии, что к этому солнцу прилагаются планеты, по крайней мере полезные. Пока корабль сбрасывал скорость, нарезая круги вокруг небесного тела, команда пристально изучала звездную систему, нервно высчитывая параллакс, пока… Вот! Планета! Резкое ускорение, чтобы выровнять траектории; и медленное, долгое ползанье в ньютоновском пространстве, за время которого члены команды могли всласть наобвинять друг друга в случившемся.
Планеты подобного рода называют марсообразными: это был небольшой мирок с бескрайними песчаными равнинами и приземистыми серыми холмами, среди которых время от времени дули исключительно западные ветры. Здесь они были шквальными, но сам воздух оказался настолько разрежен, что от ярости бурь оставались лишь слабые отголоски. Приборы кружащегося вокруг планеты корабля обнаружили песок и железо, а при наличии кремния и тяжелых металлов человек мог починить практически все что угодно. Была сформирована десантная группа, ее оснастили экскаватором и молекулярным ситом и отправили вниз на шлюпке, в то время как инженеры и палубные офицеры, пребывая в нетерпении, остались ждать наверху.
Главный инженер Нагарай Хоган беззаботно коротал время за развлечением, основанным на законах вероятности, — к вящей радости своего помощника, который находил эти законы весьма гибкими.
Гораздо более обеспокоенным был капитан Амос Январь, который, словно в своего рода противоположность гребцу каноэ, проводил время не плывя по течению, а, наоборот, нагоняя волну перед собой. Он являлся точкой, в которой фокусировалось давление бюджета и графика, а затем перенаправлялось на команду — хоть последствия этого и казались чуть заметнее ветерка на планете внизу. Январь обладал внешностью самой что ни на есть обманчивой, поскольку был суровым человеком с мягкими чертами лица. Кто бы воспринял всерьез сказанное им? Губы слишком полные, щеки слишком пухлые, а морщинки от смеха слишком явные. Они неприкрыто контрастировали с резкостью, частой в его голосе.
Иногда наступает момент, когда фатализм побеждает логику и даже подминает сам здравый смысл, и команда «Нью-Анджелеса» достигла этой точки — возможно, достигла ее давным-давно. Они могли работать над починкой быстрее, но к чему спешка, если впереди ждет только новая поломка?
— Потому что корабль не уложится в срок поставки, — кипятился Январь.
Микмак Энн, его старший помощник, полагала, что раз жители Йеньйеня были вынуждены выписать лекарства аж с самого Уродца, то едва ли они станут возвращать груз из-за того, что получат его слегка несвежим.
Январь, доселе наблюдавший за корабельным обзорным экраном, обернулся к ней, и его ангелоподобное лицо вспыхнуло от гнева.
— Наземная группа сменила место раскопки!
Энн сверилась с местоположением добывающей группы.
— Двести двойных шагов к западу — юго-западу, — подтвердила она. Старший помощник не видела в этом проблемы, в отличие от капитана, который любил точность во всем. — Уверена, у них была причи…
— Они роют не в том месте! Денситометр массы показал, что руда ближе всего к поверхности вот тут! — Его палец уткнулся в проекцию карты на экране. — Больше толка, меньше работы.
— Меньше работы было бы, — напомнила она ему, — если бы требуемую деталь сняли с другой части корабля. Как советовал Хоган.
— Снять с корабля! Да, отличная идея! — воскликнул Январь, и на мгновение Энн почти поверила, что так оно и есть, — настолько радостным было его лицо. — И через какое-то время, — продолжал капитан, — глядишь, у нас и корабля-то для ремонта не останется.
Энн подумала, что в таком случае и ломаться будет нечему, но решила держать свои мысли при себе.
— Кто-то должен задать им взбучку, — не унимался Январь. — Хоган не может вечно резаться в карты.
Энн вздохнула и отвернулась.
— Ладно… сейчас я…
Но Январь остановил ее:
— Нет, останешься здесь, будешь следить за обстановкой. Слаггер доставит меня на планету в гичке.
Старший помощник, которая в этот момент уже поворачивалась к рации, а никак не к шлюпбалке, заколебалась. Похоже, Амос решил, что тут нужно личное вмешательство. Не лучшая затея. По радио его звонкий и резкий голос сполна мог передать всю важность дела. Но доставленный им лично — ни в жизнь.
Слаггер О’Тул посадил гичку возле шлюпки, и Январь выбрался из люка даже раньше, чем под ней успел остыть песок. Именно для таких планет кожкостюм подходил лучше всего. Воздух был разреженным и холодным, но интеллект костюма мог накапливать его в количестве, достаточном для дыхания. Респираторы мешали говорить, и из-за них голос приобретал писклявые нотки — не самый лучший вариант, учитывая обстоятельства.
Шагая по равнине, Январь отметил, что рабочая группа переместила экскаватор и сито на пологую гряду, граничившую с песчаным морем. Заметив приближение гички, все бросили работу, чтобы поглазеть на прибытие капитана. Еще одна соломинка на горб личного верблюда Января. Неужели они считают, что могут околачиваться тут вечно?
Экскаватор рыл в наносном слое чуть ниже трещины в массиве хребта. В кабине, полуобернувшись в кресле, ждала Мэгги Барнс. Двигатель лениво гудел на холостых оборотах. Время от времени инсоляторы немного поворачивались, следуя за движением местного солнца. Мэгги — она предпочитала, чтобы ее называли Мэгги Б., — была приземистой женщиной плотного телосложения с далеко не по-женски развитыми плечами. Ее кожкостюм был небесно-синим, но эта синева принадлежала иному небу из почти позабытого мира. Здесь же небо выглядело таким блеклым, что казалось почти белым.
Тираси, системотехник, высокий, сухопарый, со взглядом трупа, ждущего бирку, стоял у плавильни, скрестив руки. Молекулярное сито уже отсеяло требуемый кремний — работа с песком не доставляла больших проблем — и ждало теперь более тяжелых металлов. Иногда техник вносил незначительные изменения в настройки, словно боялся, что иначе что-то пойдет наперекосяк. Палубный матрос Мгурк ждал, опершись на воткнутую в песок лопату и положив подбородок на руки. Его тускло-красный кожкостюм почти сливался с окисленным песком, а капюшон был затянут так плотно, что из-под него виднелись только очки и дыхательная маска.
При виде бездельничающей команды Январь рассердился пуще прежнего и поприветствовал их визгом:
— Вы должны были копать вон там! — и указал на необъятную и безликую пустыню.
Мэгги Б. понятия не имела, зачем явился капитан. Энн ничего ей не сообщила, а «Нью-Анджелес» уже скрылся за горизонтом. Причин для появления Января могло быть множество, самая вероятная из них — Хоган наконец победил лень и нашел другой способ добыть металл, поэтому больше нет надобности держать группу на поверхности планеты. Новость о том, что она копала не в том месте, оказалась настолько неожиданной, что женщина едва не расхохоталась.
Это, должно быть, шутка, не так ли?
Нет, похоже, что нет. Она перешла к первой линии обороны.
— Там все зудит!
Зудит! Именно. Воздух был слишком разрежен, чтобы ветер, несущий песчаные облака, обладал большой силой, но из-за нескончаемого песочного града по кожкостюму чесалось все тело.
— Чесотка, значит, — протянул Январь, подозревая подвох.
— А тут от ветра нас закрывает утес.
— Но руда здесь залегает глубже!
Сейчас это могло означать только то, что работы прибавится, а также потребуется время для возвращения на прежнюю позицию, чтобы начать все заново. А яма была уже наполовину вырыта.
— Нет никакой чертовой разницы, где копать! — огрызнулась Мэгги.
Почему-то никому даже в голову не пришло, что, если бы не было разницы, где копать, Мэгги не передвинула бы экскаватор. На самом деле разница была, и притом огромная. Но все прояснилось гораздо позднее. Сейчас же, по правде говоря, просто что-то подсказало Мэгги, что нужно переместиться.
— Не трать мое время, капитан, — отрезала женщина и, словно чтобы придать вес сказанному, опустила ковш экскаватора.
Новое погружение — и зубья ковша издали характерный, почти музыкальный скрежет, от которого заныли зубы. Даже Мгурк встрепенулся, задрав подбородок, и уставился в яму. Под слоем песка виднелось что-то тусклое и металлическое.
— Вот и руда, — с тихим удовлетворением произнесла Мэгги и одарила Января победным взглядом.
— Должно быть, метеорит, — предположил Тираси. Но Январь сразу понял, что это не так. Слишком близко к поверхности. И где кратер от столкновения?
— Какая разница? — пожала плечами Мэгги и снова занесла ковш. И вновь тот же звук. Мгурк склонил голову набок, прислушиваясь.
— Оно гладкое, — отметил Январь, когда удалось различить проступившую поверхность.
— Это чертов механизм, — предположил Тираси, который к тому времени уже отошел от плавильни и стоял на коленях у края ямы. Мэгги Барнс спрыгнула с экскаватора и подошла к нему.
— Чепуха! — отрезал Январь. — Реки могут запросто источить так камень.
Тираси сделал широкий жест рукой.
— Ты где-то тут видишь реки? — вопросил он. — Здесь вода не течет уже миллионы лет. Не, эта штука точно искусственная.
Системотехник снял с пояса для инструментов плоскогубцы и постучал ими по предмету. Тот зазвенел глухо и пусто, а эхо было слышно дольше, чем следовало.
— Джонни! — взвизгнул Январь. — Неси лопату и разрой его немного. Джонни? Джонни! — Он огляделся, но Мгурка нигде не было видно. — Куда делся этот лодырь?
Справедливый вопрос, учитывая, что на много лиг вокруг не было ничего, кроме пустыни. Джонни питал настоящее отвращение к труду и проявлял поразительную изобретательность в способах отлынивания от него; но где он мог спрятаться в радиусе нескольких миль?
Январь настроил общий канал на своей рации.
— Джонни, тащи сюда свою ленивую задницу и помоги копать!
В ответ он услышал статический шум — всплеск помех, отдаленно похожих на голос. Казалось, еще немного — и будут различимы слова.
С гички ответил О’Тул. Внезапное возбуждение группы на месте раскопок привлекло его внимание.
— Джонни сейчас идет к ’рещине, — сказал он им. — Что там у вас?
Ответила Мэгги Барнс:
— Мы нашли артефакт предтеч!
А чем еще он мог быть — механический предмет, погребенный под песком в забытом мире? Творения человека удивительно разнообразны и не являются редкостью, но, как правило, возле них можно найти и самих людей. Здесь же не было никого.
— Цыплят по осени считают, — проворчал Январь. И вот сейчас его облик Санта-Клауса в кои-то веки не вводил в заблуждение. Здесь могли таиться несметные богатства, и он это понимал не хуже остальных. Тем не менее осторожность заставила его добавить: — Не всякий артефакт предтеч…
Но он уже говорил только с ветром. О’Тул спускался по лесенке гички, а Тираси спрыгнул в яму, чтобы смести песок с погребенного предмета.
— Большой, — бормотал системотехник. — Какой большой.
«Слишком большой, — подумал Январь, — судя по раскопанной части. Шлюпки не поднимут его, даже если будут тянуть сообща».
— Не всякий артефакт предтеч, — снова начал Январь, — приносил деньги своим открывателям. Дом Чань очень долго владел Уроборосом, но так и не сумел заставить его заработать. После смерти Чаня Мирслафа его продали как экзотическую диковинку за половину тех средств, которые потратили на исследования.
— Эй! — воскликнул Тираси. — Эта штука прозрачная!
— А Скальный Калейдоскоп на Алабастере вообще находится посреди открытой равнины, видимый за многие лиги, так что Планетарный Совет даже не может его оградить и взимать плату за посещение. — Январь вздохнул и скрестил руки на груди.
— Что ж, кэп, — протянула Мэгги Б., показав тем самым, что все же его кто-то слушал, — мы этого не узнаем, пока не поймем, что это такое, верно?
Спустившийся с гички О’Тул обошел яму, присвистывая и время от времени удивленно восклицая. Этот крупный, широкоплечий мужчина с толстыми крепкими пальцами передвигался неожиданно ловко и грациозно, даже после того — особенно после того — как успел опрокинуть пару-тройку кружек пива.
— Так что не стоит радоваться, прежде чем выясним, что это такое, — сказал Январь. — Сколько артефактов предтеч на поверку оказались пустыми залами или остовами зданий?
— На Меграноме есть целый город, — припомнила Мэгги. — И похоже, его создали как единую структуру, без какого-либо шва или стыка. В детстве мы лазили там и играли в руинах, воображая, что предтечи еще в городе, прячутся за каждым углом. — Она рассмеялась, а затем резко, встревоженно обернулась и обвела взглядом пустыню. — Интересно, куда они делись? Я о предтечах.
Январь пожал плечами:
— Какое нам дело? Это неважно.
— Мы звали их «народом песка и металла». Никто не знает почему. Так что причина, по которой нас сюда за’сло, немного странная, не находишь?
— Чушь! — отмахнулся Январь. — Они сгинули задолго до того, как люди впервые вышли в космос.
О’Тул закончил обход ямы и вернулся к ним.
— Не верь этому, кэп, — сказал он. — Ходят истории. На Ди Больде, в Мире Фрисинга и особо на Старом Сакене. Черт, да в половине м’ров есть истории о пре’течах.
Мэгги Б. закивала:
— Кой-какие старые легенды уже такие старые, что их и забыли-то почти.
Январь фыркнул:
— Мифы, ты хотела сказать. Легенды, басни. Слыхивал я их. Если хотя бы две из этих легенд описывали одних и тех же существ, если бы две такие истории хотя бы логически увязывались между собой — то они стали бы первыми в своем роде. Мы не знаем, где обитали предтечи и как давно. Мы не знаем, правили ли они этим сектором галактики или просто скитались по нему. Вероятно, на каждый случай найдется своя байка.
— Люди не могут примириться с необъяснимым, поэтому рассказывают истории и слагают песни. Реально же находили только артефакты. Живьем предтеч никто не видел.
— Может, они даже не форма жизни в обычном понимании, — предположила Мэгги Б. — Может, они были фторопластовой формой жизни, или кремниевой, или вообще чем-то, что мы даже представить себе не можем.
— Кремниевой, да? — повторил О’Тул. — Даже не слышал о такой. А может, они и не проп’дали ник’да. Может, они пр’сто рассыпались, и… — он обвел рукой безбрежную пустыню, — и эт’ все, что от них осталось.
Усиливающийся ветер кружил песок, поднимая и закручивая песчинки, отчего казалось, что они танцуют.
— А может, — отозвался из ямы Тираси, — ты спрыгнешь сюда, Слаг, и поможешь мне откопать эту чертову штуку!
Тираси всегда знал, чем задеть О’Тула, — и ему это удавалось, среди прочего, путем сокращения его прозвища. Они были полными противоположностями внешне, но близкими по духу и тем самым отталкивали друг друга, подобно испуганно отшатнувшемуся человеку, узревшему себя в кривом зеркале. Временами они спорили, чье прозвище круче — Слаггер или Бойцовый Билл, и вопрос до сих пор оставался неразрешенным. Слаггер был настоящим бугаем, а Бойцовый Билл — вертким ужом. Пилот спрыгнул к системотехнику, и они вместе принялись вручную откапывать артефакт.
Январь покачал головой.
— У Мгурка есть лопата. И куда он запропастился? Мэгги, копни еще вокруг этой штуки. Узнай, насколько она большая, и, может, ты все же отыщешь руду.
Последние слова были сказаны с сарказмом, чтобы напомнить группе о том, зачем вообще они высадились на этой захолустной планете. Артефакт никуда отсюда не денется, а если они не проведут ремонт, то и «Нью-Анджелес» тоже.
Мэгги отъехала чуть назад и принялась искать край артефакта. Ковш опустился слишком резко и ударил по погребенному под песком предмету. Он зазвенел, словно огромный медный колокол, немного приглушенно, но достаточно громко, чтобы мужчины в яме зажали уши. Январь, высматривавший тускло-красный кожкостюм Мгурка, заметил, как вибрирует и осыпается песок в полулиге от них — именно там, где детектор массы выявил «рудное скопление», ближе всего залегавшее к поверхности.
Внезапно Январю подумалось, что этот артефакт представляет собой цельный город, погребенный под песком и охватывающий всю планету, и что Тираси с О’Тулом будут откапывать его вечно, сметая песок дюйм за дюймом.
— Нужно отыскать Джонни, — неуверенно произнес он, а затем быстро умолк, поскольку из-под песка донеслось три гулких, лязгающих удара.
Тираси и О’Тул вздрогнули и начали спешно вылезать из ямы. Мэгги изобразила на груди символ колеса и прошептала: «Сохрани нас Буд!» Через пару секунд лязг повторился.
— Ты врубил его, — сказал О’Тул системотехнику.
— Или ты, — ответил Тираси.
Он принялся торопливо сметать с предмета песок, расчищая пространство. Затем, прикрывая глаза ладонями, Тираси прижался лицом к прозрачной поверхности.
— Я что-то вижу. Там силуэты или тени. Неровные, уродливые. Не могу разобрать… А-а-а! — Он в панике отполз назад. — Одна пошевелилась! Это они! Вот куда они делись! Спаси меня святой Альфвен! — Тираси стал карабкаться из ямы, но О’Тул схватил его за руку.
— Насчет «уродливого» ты не ошибся, — сказал он, указывая пальцем вниз.
И там, изнутри прижимаясь лицом к поверхности, был Джонни Мгурк, колотивший лопатой по стенке.
Конечно, вход скрывался в тени расщелины южного разлома — сгусток мглы в темноте.
К тому времени «Нью-Анджелес» уже снова появился над горизонтом, и Январь рассказал Микмак Энн о находке. Капитан предупредил помощника, чтобы она ничего не говорила Хогану и Мэлоуну, дабы те, привлеченные шансом легкой наживы, не покинули корабль и не спустились на планету в плашкоуте.
Январь считал, что хотя бы одному из команды следовало остаться для охраны входа. Просто на всякий случай. На случай чего именно, он и сам не мог толком сказать, что ничуть не поспособствовало повиновению группы. Они сочли, что капитан хочет лишить их законной доли сокровищ, которые в их воображении уже успели достигнуть поистине Мидасовых размеров. Окончательно все разрешилось, когда у входа появился Мгурк.
— Ей, все, пошли-пошли, вы, — сказал он на своем отвратительном терранском жаргоне. — Гилди, сахбы. Спускайте корабли, сюда. Мы богаты, все.
И все поспешили за ним.
Январь вошел внутрь последним, шаги остальных уже успели стихнуть вдалеке, когда он достиг того места, где пещера превращалась в туннель с гладким полом. Он миновал огромный белый участок стены высотою в три человеческих роста и шириною в две вытянутые руки. Январь едва придал значение столь любопытным размерам, прежде чем его, словно молнией, оглушила мысль, что на самом деле это край выдвижной двери, скрытой в толще скалы. Да, с другой стороны прохода виднелся точно такой же паз. Дверь могла целиком перекрыть вход. Январь был впечатлен. Цельная, прочная дверь.
И к тому же из податливой пастилы.
Нет, не из пастилы, решил он, ради эксперимента надавив на нее, но из какого-то очень упругого материала. Январь нажал, и дверь прогнулась. Он убрал руку, и дверь восстановила свою форму. Эластичная деформация. Капитан надавил изо всех сил, и рука погрузилась по локоть. Дверь поддастся резаку или буру таким же образом, догадался он. Прямо материал «джиу-джитсу»: сильный в податливости.
Стоило Январю прекратить нажим, как дверь выгнулась обратно, вытолкнув руку с той же силой, которую он приложил, и едва не вывихнув ему плечо. «Действительно, материал „джиу-джитсу“, — подумал капитан, потирая предплечье. — Резаками, бурами, лазерами и взрывчаткой лучше здесь не пользоваться. Дверь поглотит всю энергию, а затем вернет ее». Конечно, его терзало любопытство, но не до такой же степени.
Наверняка то, для чего была необходима подобная защита, обладало огромной ценностью. Амос потер руки в предвкушении богатств, ждущих его внизу.
И все же кое-что не давало Январю покоя. Столь надежная дверь предназначалась для того, чтобы не впустить даже самого настырного исследователя. Капитан представить себе не мог, как тщедушному Джонни Мгурку удалось отодвинуть ее в сторону. Может, замок попросту сломался за минувшие эоны, а систему создали так, чтобы в случае неисправности она открылась автоматически.
Но зачем непреодолимой преграде система аварийного открытия?
Капитан продолжил спускаться, и вскоре грубый камень стен сменился гладкой светлой керамикой. Стены пронизывали тонкие бледно-желтые прожилки, но были они декоративными или служили какой-то цели, он сказать не мог. Здесь вычурно волнистые, там резко угловатые, они могли сочетать в себе функции украшения и чего-то еще либо не были ни тем ни другим. Но если они призваны украшать, подумалось ему, то, должно быть, глаза предтеч куда лучше различали цвета, нежели человеческие.
Или у них были плохие дизайнеры.
Коридор вился по спирали, и некая причуда здешней геометрии напрочь отсекала голоса команды. На радиочастотах царило молчание, шипение статики усиливалось и слабело через неравные промежутки времени, словно змея, пытавшаяся заговорить. Сухой воздух, непрерывный песчаный ветер… планета походила на громадный шарообразный сгусток статической энергии.
Наконец он достиг помещения, которое откопал экскаватор. Сквозь прозрачный потолок лились тусклые лучи солнца. Это был овальный зал серо-зеленого цвета, украшенный волнистыми линиями более темного оттенка. Казалось, стены застыли в бесконечном вращении. Был ли подобный эффект предназначен для красоты, задумался Январь, или для того, чтобы сбить людей с толку? Но уж если технологии предтеч оставались неизученными, то их эстетические предпочтения были абсолютно непостижимы.
По всему пространству помещения на разном расстоянии друг от друга из пола бесшовно поднимались одиннадцать пьедесталов. Все они, кроме одного, были невероятно тонкими, и все, кроме четырех, пустовали. В отдельном зале, вход в который напоминал распустившиеся лепестки прекрасного белого лотоса, изящной выпуклой дугой изгибался двенадцатый пьедестал, также пустой. И посреди всей этой невидали, обмениваясь радостными возгласами, стояла его команда.
В дальнем конце зала, сбоку от вершины овала, зияла полуоткрытая пористая дверь. Сквозь этот проем Январь разглядел уходящий в темноту длинный тусклый коридор.
— Сам попробуй поднять эту чертову штуку, раз считаешь себя таким сильным! — привлек внимание Января вызов Билла Тираси, брошенный О’Тулу. Четверо членов команды стояли перед первым пьедесталом, на котором балансировало угольно-черное яйцо размером с кулак.
Яйцо казалось стеклянным, но тусклым, и свет не мог проникнуть в него — предмет был гораздо плотнее, чем позволяли предположить его размеры. Внутри поблескивали мириады крошечных точек. Словно свет, стараясь пронзить бездонную черноту, просто сдался и разбился на фотоны.
О’Тул особо не раздумывал. Усмехнувшись, он взялся за яйцо и попытался его поднять. Мышцы великана напряглись, глаза полезли из орбит. Яйцо даже не сдвинулось с места. Он хмыкнул, ухватился двумя руками, но артефакт все равно остался неподвижным.
Хоть баланс и был настолько хрупким, что казалось, оно вот-вот покатится, этого не произошло. Попытки потянуть, а затем и толкнуть яйцо также не увенчались успехом.
Тираси нахмурился.
— Тяжелее, чем кажется, да, приятель?
Злость О’Тула только усилилась.
— Его точно привинтили к черт’вой подставке.
— Спорю на твой годовой оклад, — сказал Тираси, — что эта штука из нейтрония. Сжатая материя… — Он вздохнул. — Только представь, сколько на этом можно заработать! Любой, кто разгадает ее секрет, сказочно обогатится!
— Тогда ему придется поселиться тут, — произнес Январь, и остальные встрепенулись, не заметив, как он вошел. — Во всей Периферии не сыскать корабля, который поднимет яйцо из нейтрония.
— Яйцо большое-большое, — сказал Мгурк.
— Не-а, — передразнил его О’Тул. — Яйцо маленькое-маленькое.
— Это яйцо, полное галактик, — ответил Мгурк. — Да-да.
— Ладно, — сдался О’Тул. Но Тираси нахмурился и, поскольку он был техническим специалистом и всегда имел при себе целый арсенал разнообразных удивительных инструментов, достал увеличитель и принялся с его помощью изучать яйцо.
— Черт меня подери! — спустя пару секунд отозвался он. — Эти светящиеся точки состоят из миллионов совсем крохотных огоньков. — Он увеличил разрешение прибора. — Они размером с молекулу и объединены в спирали и скопления, похожие на галактики. У тебя отличное зрение, Джонни.
Мэгги Б. одолжила увеличитель и взглянула на яйцо.
— Верно, народ. Наверное, эти предтечи были глазастыми, как Джонни, раз они могли любоваться чем-то, что так сложно разглядеть.
— Если у них вообще были глаза, — заметил Тираси. — Может, они наслаждались этим другими органами?
Мэгги Б. почесала затылок.
— Итак, что это такое? Музей, галерея искусств?
С самыми прочными дверьми со времен сотворения мира? Январь предположил, что это место — не галерея, а скорее хранилище, в котором сберегались бесценные сокровища. Самые значимые реликвии империи предтеч? Конечно, если у предтеч были империи, или богатства, или реликвии. Всего четыре предмета, один из которых слишком тяжел, чтобы его забрать. Но строение уходило вглубь, в море песка, и могло уводить в самые недра планеты. Где-то внутри комплекса их могли ждать неисчислимые сокровища.
И у них могла уйти вся жизнь на их поиски.
Январь повернулся к ближайшему пьедесталу и оглядел то, что на первый взгляд казалось покоящимся на ребре блекло-красным бруском высотой с расстояние от кисти руки до локтя и шириной в ладонь. В список многочисленных предметов, которые могли считаться на этой планете диковиной, песчаник, по мнению Января, не входил. В отличие от Полуночного Яйца — так они окрестили первый артефакт — эта штука походила на обычную каменную пластину с немного скошенными, на человеческий взгляд, пропорциями. Но с другой стороны, что делало одно сочетание высоты, длины и ширины приятным глазу, а другое нет? Предтечи могли воспринимать этот объект с иной точки зрения и считать его самым прекрасным предметом из всех. Капитан дотронулся до камня. Удивительно, но поверхность, которая на первый взгляд казалась шершавой и грубой, оказалась гладкой и холодной.
— А может, — предложил О’Тул, — раз нам не поднять черт’ву штуку, просто отколем от нее кусок? Даже скол сделает нас бог’чами.
— Ей, — отозвался Мгурк. — Ты-друг, не ломать его. Не алмазы, это. — Терранин поднял левую руку к лицу и трижды помахал ею из стороны в сторону. Жест этот, как знала вся команда, означал крайнее негодование.
О’Тул сжал кулаки.
— Ост’новишь меня, Джонни? Ты и какая-то там Управляющая Компания?
— Джонни, — вмешалась Мэгги Б., — если это не алмазы, тогда что?
О’Тул закатил глаза. Как будто терранин мог знать!
— Галактики, — ответил матрос. — Вся Вселенная в шаре. История, в детстве рассказать в Закутке Абалона. Король Каменная Стена хотел все-все галактики, гилди. Так что его бхисти ученые-валлахи сжать Вселенную маленькой-маленькой. Каменная Стена боялся ее тронуть. А если разбить, Вселенной конец. — Мгурк ткнул пальцем в О’Тула. — Ты отколоть, ты разбить небо. Большая беда. — И с этими словами он закрыл голову рукой.
— А-а-ах! Эти черт’вы байки яйца выеденного не стоят. — О’Тула совсем не впечатлила история о вымышленном короле предтеч. Впрочем, от пьедестала он отошел.
Январь удивленно приподнял бровь.
— Целая Вселенная в крошечном шаре? Неудивительно, что он такой тяжелый.
Тираси фыркнул.
— Как же! Он слишком легкий, чтобы вместить Вселенную. Понятия не имею, какие истории ходят в Терранском Квартале на Абалоне, Джонни, но это бред.
Мгурк пожал плечами:
— Пукка-рассказ. Шар, как в истории.
Мэгги Б. поджала губы:
— Как может Вселенная находиться в шаре, который сам находится во Вселенной? Это как найти «Нью-Анджелес» в трюме «Нью-Анджелеса»! Это невозможно… — Она заколебалась, пытаясь подыскать подходящее слово, чтобы выразить всю глубину своего «невозможно». — Это невозможно топологически!
О’Тула передернуло от отвращения.
— Я думал, мы пришли за кладом, а не обс’ждать сказки и черт’ву фил’софию. П’шли, Билл, нужно проверить еще три штуковины.
Тираси бросил последний взгляд на Полуночное Яйцо, полюбовался светившимися в глубине огоньками и спрятал увеличитель.
— Если мы не можем его забрать, то уже неважно, что это такое, — сказал он, будто оправдываясь, и последовал за пилотом к следующему пьедесталу. Мгурк пробормотал что-то о лисах и винограде, но что именно — Январь не уловил.
Капитан собирался последовать за остальными, когда заметил, что брусок из песчаника свернулся в полуспираль. Охваченный любопытством, Амос поднял его с пьедестала — камень оказался легким и приятным на ощупь — и попытался распрямить. Но брусок был твердым как скала и не поддался. И все же он незаметно изменил форму, словно танцор, повернувший торс, не двигая при этом ногами.
Чем бы ни был этот брусок, он больше не двигался. Капитан усилил чувствительность сенсоров кожкостюма, но они не выявили признаков движения в штуковине. Январь почувствовал облегчение от того, что камень не пытается извиваться у него в руке.
Следующий артефакт после недолгого обсуждения они нарекли Скользуном. Он выглядел как кусок синего коралла с неровными отростками и углублениями. Размером он был с человеческую голову. Подобно Полуночному Яйцу, Скользун будто бесконечно расширялся: каждый отросток, каждое углубление при увеличении выявляло новые отростки и углубления.
— Фрактал, — одним словом описала его Мэгги Б. Поскольку она была на корабле астрогатором, а Электрическая авеню представляла собой фрактальную сеть, ей поверили на слово.
Этот артефакт им тоже не удалось сдвинуть. Но не из-за веса, а потому что на него не действовала сила трения. Им не удалось схватить фрактал ни руками, ни клещами даже после того, как его присыпали песком, который они занесли в зал вместе с собой. Как могло нечто настолько неровное быть таким скользким?
— Чушь какая-то! — пожаловался Тираси. — Если трение на него не воздействует, то как он удерживается на пьедестале?
Мэгги Б. пожала плечами.
— Точно так же, как на соседнем пьедестале стоит целая Вселенная.
«Розыгрыш, — подумал Январь, с растущим раздражением наблюдая за их потугами. — Разве они забыли, что им еще корабль ремонтировать?» Скользун мог на поверку оказаться розыгрышем точно так же, как и Полуночное Яйцо. Яйцо было крошечным, но при этом огромным. Фрактал — неровным, но гладким. Являлось ли это место хранилищем розыгрышей предтеч? Подборкой подушек-пердушек и наручных жужжалок?
Даже двери здесь были удивительные: мягкие и податливые — и при этом абсолютно несокрушимые.
Ни Мэгги Б., ни Джонни не могли припомнить ни одной легенды о предтечах, где упоминалось бы что-либо похожее на Скользуна; а остальные члены группы родились в мирах, где таких легенд и вовсе не было или, по крайней мере, о них не говорили вслух.
— Да какого черта! — выругался Тираси, наконец признав свое поражение в попытках ухватить Скользун. — Какой смысл в сокровище, — он переждал всплеск статического шума на радиочастоте, — если даже прибрать его не можешь?
Ответом ему стал болезненный вскрик О’Тула, который, держась за правую руку, отскочил от третьего артефакта.
— Сукинсын! — заорал он. — Сукинсын, сукинсын, сукинсын!
— Тебя и с первого раза было слышно, — засмеялся Тираси и потянулся к золотистому предмету, покоящемуся на белоснежном пьедестале. — Но это мы и раньше о тебе знали… Ах ты, чертов сын чертовой суки! — Пришла очередь Тираси, пританцовывая, баюкать руку.
Мгурк насупился.
— Эй, эта штука — Будмаш-Лотах.
Мэгги Б. поджала губы.
— Я бы к нему не прикасалась, кэп.
Январь наклонился поближе, чтобы изучить артефакт. Тот имел форму диска, разделяющего сплющенную сферу. Сатурноид — вот как его можно было описать одним словом. Многие газовые гиганты были сатурноидами, и некоторые из них обладали довольно внушительными кольцами. Январь задался вопросом, мог ли предмет оказаться сжатым газовым гигантом. По крайней мере, он не будет таким же тяжелым, как Полуночное Яйцо…
Был ли этот артефакт в действительности сделан из металла или нет, но его поверхность выглядела холодной и металлической и была гладкой, блестящей и золотой. Казалось, он светился изнутри, и в нем перекатывались желтые, красные и оранжевые волны.
— Похоже на пламя, — заметил Январь. — Он обжег вас? — спросил капитан у мужчин, но очередная вспышка статики исказила его слова. — Он обжег вас? — повторил Амос снова, когда шум утих.
О’Тул первым пришел в себя:
— Словно миллионом свечей опалило руку.
Тираси достал из сумки пирометр и передал его Мэгги Б., которая приступила к изучению поверхности объекта.
— Температура окружающей среды, — объявила астрогатор.
Значит, предмет был скорее холодным, чем горячим.
— Он будто бы пылает изнутри, — начал размышлять вслух Январь. Но этот огонь — всего лишь химическая реакция. Для того чтобы гореть вечно, ему требовалось бы постоянно поглощать материю. Конечно, если только эта «чаша» — не остов изначального артефакта. Внутри, разноцветно переливаясь, происходили химические реакции, и огненные всполохи могли быть следствием этих реакций. Но артефакты, возможно, находились здесь невероятно долго; почему реакции до сих пор не угасли?
Его назвали Будмаш-Лотахом, что, по словам Джонни, на терранском диалекте означало: «злокозненная медная чаша».
Январь сдался. Он не понимал природы этих предметов. Амосу в жизни не встречалось ничего такого, с чем их можно было сравнить. Каждый артефакт был по-своему прекрасен, но объединяло их только то, что ни один из них нельзя было передвинуть.
«Вот почему остальные пьедесталы пусты», — вдруг понял капитан. Что бы здесь раньше ни находилось, это наверняка забрали. Но когда? И кто? Оставив… что именно? Коллекцию… недвижимости? Земля, вода, огонь…
Январю стало интересно: что за непреодолимая сила их удерживала?
— Эй, — позвал всех Мгурк, — идите-идите, смотрите-взгляните.
Терранин стоял возле пустого пьедестала и медленно водил над ним рукой.
— Что еще? — недовольно спросил Тираси после того, как они с О’Тулом подошли ближе.
Мэгги Б. обернулась к капитану, который продолжал стоять как вкопанный.
— В чем дело? — поинтересовалась она.
Январь переждал рычание статики.
— Чего-то недостает.
— Святой Альфвен! — воскликнул Тираси, и О’Тул повернулся к капитану. — Это же чертов призрак!
— Нужно смотреть под определенным углом, — пояснил Тираси, когда к ним присоединились Мэгги и капитан. — Джонни, отойди. Свет должен… вот, видите?
Январь сосредоточенно кивнул. Он разглядел клубящиеся на коричнево-красном фоне желтоватые облака, словно кто-то вырезал кусок оранжевого неба глубиной во много лиг и поместил на пьедестал.
— Это цельнограмма, — догадался он.
— Да? — брезгливо поморщился Тираси, разглядывая показания своего индикатора. — Проецируемый образ с собственной массой? — Он показал Январю результат. — И с температурой, и… — сунув руку в изображение, — с текстурой. Холодный, гладкий, но я чувствую, что внутри пусто.
— Ты чувствуешь, — уточнила Мэгги Б., — но не можешь дотронуться.
Тираси кивнул.
— Словно стараюсь ухватить дым.
— И п’чему я ни черта не удивлен? — бросил О’Тул. Ответом ему была очередная вспышка статики.
Вход во второй зал находился рядом с пьедесталом, и Январь лениво потрогал один из мягких пористых листов, опоясывающих проем. Похоже, он был из того же материала, что и дверь в хранилище.
И только тогда Тираси и О’Тул заметили в руке капитана брусок песчаника.
— Вот так-так, — протянул О’Тул, бросив на него сердитый взгляд. — И ты собираешься лишить нас доли за единственный трофей, который мы можем отсюда вынести?
Январь удивленно посмотрел на свою руку. Брусок так удобно лежал в ладони, что он уже и забыл, что держит его. Камень теперь стал толще на углах и слегка изогнулся дугой — а Амос не ощутил ни малейшего движения.
Поразительная штуковина. Поразительная не только в сравнении с красотой других предметов, но также в сравнении с их неподвижностью. Кукушка в гнезде. И почему ее не забрали, когда расхищали хранилище?
Тираси пихнул пилота в бок:
— Жадный козел! Пошли, Слаг, осмотрим другие залы. Может, в следующем что-нибудь отыщем.
Внезапно Января осенило. Эти мясистые «листья» были не просто декоративными лепестками вокруг входа во второй зал, а остатками еще одной двери из «пастилы».
Что-то пронзило дверь, и ее ошметки загнулись наружу, подобно кускам нарезанного пирога. Судя по расположению лепестков, дверь прорвали изнутри. А в том зале не было ничего, кроме пустого пьедестала.
— Погодите! — крикнул он, и, к его удивлению, мужчины остановились и выжидающе обернулись. Январь снова посмотрел на разорванную дверь. Что же покоилось на пьедестале, отгороженном от остальных артефактов? Непреодолимая сила? Как долго дверь сдерживала ее? Тысячелетия? Вечность? Но в конечном итоге она не выдержала. Где эта сила сейчас? Она не могла покинуть планету, это точно. Нет, она должна быть где-то в этом мире.
Ждет попутного корабля.
— Ты совершенно прав, Билл, — сказал он. — Где-то в комплексе могут храниться другие реликвии, но все, что мы знаем, что туннель… — Амос указал на полуоткрытую дверь в конце зала, то ли завороженный темнотой прохода, то ли в ожидании, что оттуда хлынет нечто непреодолимое. — Но все, что мы знаем: что он ведет лишь к тупику глубоко внутри планеты. Почему-то это кажется естественным. Но нам следует немедленно выбираться с планеты.
О’Тул почесал за ухом и бросил боязливый взгляд на коридор.
— Точн’, кэп, — сказал он. — Но я не хочу ух’дить отсюда с пустыми руками.
Отсутствие возражений крайне удивило Января.
— Что-то происходит, — произнес он. — Слышите статические помехи на комм-каналах? Они становятся сильнее. Близится шторм, притом мощный. Смотрите. — Ему отчаянно хотелось, чтобы они поняли. — Нам не вынести отсюда все, но мы и так сможем подзаработать. Подумайте, сколько нам отвалят за то, чтобы поглазеть на это. Людям придется проходить через туннель, так что мы сможем взимать плату. Но… — и тут голос капитана стал тише, настойчивее, — мы должны уходить немедленно. У нас нет припасов, мы не можем остаться и разведать весь комплекс. Нужно застолбить планету, чтобы позже вернуться и сделать все, как полагается.
Мэгги Б. в задумчивости поджала губы.
— Как думаешь, кто нам позволит ее застолбить?
Январь сделал глубокий вдох.
— Межзвездная Торговая Компания… — Он сделал паузу, ожидая бурю негодования, но затем, когда таковой не последовало, затараторил: — МТК — чертова стая шакалов, а корабли вроде нашего лишь подбирают за ней объедки, но мы можем заключить с ними сделку. Если мы объявим, что собираемся провести сейсмические исследования, составить карту комплекса, упорядоченно обследовать сектор за сектором и документально зафиксировать находки, нам понадобится куда больше денег, чем несчастный «Анджелес» заработает за всю нашу жизнь.
На секунду в комнате воцарилось молчание. Первой заговорила Мэгги Б.:
— Ладно. До Йеньйеня у нас будет время, чтобы подумать, как защитить свои права.
Тираси кивнул.
— И мы сможем показать им эту штуку, — он указал на брусок из песчаника, уже успевший в руке Января принять форму буквы S, — и видеозаписи, которые мы тут сделаем.
— Но если мы п’кажем им этот камень, — предупредил О’Тул, — нужно быть чертовски ’сторожными, иначе они отнимут его. Им хватит даже одн’го этого камня.
Такое единодушное согласие оказалось для Января столь неожиданным, что он помолчал еще секунду, ожидая возражений. Затем Джонни Мгурк воскликнул:
— Чоп и чель, сахбы. Пошли, гилди. Хатт, хатт! Большой дхик! — И проворный коротышка повел их обратно в туннель.
Январь думал, что главная дверь уже закрылась и они оказались внутри в плену, но она все еще находилась в пазу. Все пятеро, щурясь от света, высыпали из разлома и обнаружили, что начало темнеть.
Сквозь усиливающийся шум статики капитан услышал голос Энн Микмак:
— … ответь! …орит «Анджелес»… Ян…! О…ть, Амо…!
Январь щелкнул по передатчику.
— Улучшить качество, — трижды повторил он. Интеллект корабля мог создать разборчивое предложение, соединив фрагменты, исказившиеся из-за статических помех.
— Амос! — произнес воссозданный голос Энн. — К вам приближается сильный шторм. Он возник к востоку от вас, и с тех пор мы отслеживаем его… Там молнии. Много молний. Много больших молний. Никогда не видела подобного. Он движется прямиком на вас. Амос, выбирайтесь оттуда немедленно!
Они уже добрались до места раскопок. Мэгги Б. принялась было заводить экскаватор, но Январь остановил ее.
— Оставь его! — крикнул он. — Ты слышала Энн. При таком давлении ветер не будет сильным, но песок может забить дыхательные маски. И молнии…
Теперь он его слышал. Гром, подобный грохоту копыт. Следом за ним — равномерный бой литавр, глубинный рокот, похожий на тяжелую поступь великана. С востока надвигались черные пылевые облака, и в них, будто фейерверки, полыхали молнии. Тучи словно кипели, катясь прямо на них. Джонни припустил к шлюпке.
— Шторм-шикар! — завопил он. — Хатт, хатт!
— Закрой хлеборезку, дурень терранский! — крикнул О’Тул, пронесшись мимо Мгурка к гичке. Тираси отстал, отказываясь выбрасывать молекулярное сито.
— Брось его, — приказал Январь. — Брось и беги к шлюпке.
Системотехник кинул свое драгоценное устройство на песок и рванул вперед. Когда О’Тул и Январь добрались до гички, Мэгги уже разогревала двигатели шлюпки. О’Тул ухватился за люк и забрался внутрь. Январь остановился у подножья лестницы и оглянулся. Тираси и Мгурк как раз задраивали шлюпку. Он кивнул и быстро залез в гичку.
— Подумаем о траектории потом, — сказал он О’Тулу, упав в кресло второго пилота. — Взлетай! Быстро!
Так Слаггер и сделал.
Оба челнока достигли стратосферы, едва успев обогнать надвигавшийся грозовой фронт. Под ними сверкали молнии. Но часть бури все же прорвалась сквозь тропопаузу — для остального мира мрачные грозовые тучи казались клубящимися дымовыми гигантами. Громадная облачная стрела рванула вверх, в космос.
О’Тул выругался.
— Выше, Слаггер, — взмолился Январь. — Выше и быстрее. Пусть даже кончится топливо. Если придется, Энн подберет нас на лихтере.
— Так точн’, кэп. — С пилота градом катил пот. Казалось, его пальцы оставляли вмятины на штурвале. — Мы идем с востока на запад, а эт’ не лучший путь; но мы обг’няем песчаные тучи. Я не за с’бя волнуюсь, а за шлюпку — она медл’нее нашей гички.
— Где они?
— Пока все хорошо. — О’Тул протяжно вздохнул и, казалось, чуть расслабился. — Но именно так сказал Визер Хоттлмейер, пролетая чер’з вт’рой этаж, а летел он с девятого.
Молния синевой озарила обзорный экран. Гичка содрогнулась, одна панель заискрила и отключилась.
— В нас попало? — закричал Январь, вжимаясь в кресло под давлением в два Джи. — Нас задело?
О’Тул положил свою медвежью лапу на ладонь Января, задев при этом песчаник.
— Не волнуйтесь, дор’гой кэп, — и Январь успокоился, почувствовав себя на удивление уютно. Он знал, что способности пилота не подведут их. — Ага, вот и шлюпка! — торжествующе закричал О’Тул, проткнув пальцем призрачно-зеленые схематичные образы сенсорного дисплея. — Хей, при’м. Как вы там?
— Хей, на связи, — ответила Мэгги. — Тут натуральный дурдом, Слаггер. Я думала, что молния сдерет с корабля всю краску и оставит автограф. Черт, может и оставила. Шторм уже под нами. Похоже, нам удалось, ты, чертов Пэдди! Осталось только найти «Анджелес».
— Верн’, — согласился О’Тул, — эту басню и внукам будет не стыдно расск’зать.
— У меня и детей-то пока нет, — рассмеялась Мэгги.
— Тогда нам надо эт’ исправить!
Пилот и астрогатор задали челнокам команды найти «Нью-Анджелес», просчитать траектории, а также доложить о предполагаемом времени полета, расходе воздуха и топлива. Когда двигатели выключились и гичка вышла на низкую орбиту, О’Тул ухмыльнулся и повернулся к Январю.
И улыбка погасла.
Слаггер сжал кулаки, и его передернуло.
— Пусть она шутит, но я видел, как близко ударила молния. — Он втянул воздух сквозь зубы. — Эт’ ненормально, кэп. Этот шторм. Он шел с востока на запад, прот’в ветра. Так-то, сэр. Я о таком не слых’вал прежде. Мож’т, сухая планета способна ген’рировать мощный стат’ческий заряд, но, Иессус, кэп, эт’ буря была больше планеты.
Январь опустил взгляд на артефакт предтеч у себя в руке. Тот был закручен вокруг своей оси, словно винт. Амос приказал оставить экскаватор и молекулярное сито, но не бросил брусок. И он казался весьма приятным, стоило к нему привыкнуть.
— Похоже, туристов нам с’да не завлечь.
Январь нервно рассмеялся.
— Во имя богов, да. Но может, у нас получится продать этот… танцующий камень, чтобы купить новое оборудование взамен брошенного. Похоже, Хогану все же придется снять нужную деталь с другой части корабля. Не думаю, что на планету стоит возвращаться.
— Иессус, нет! Я ск’рей вернусь на Новый Эрен ждать Большого Удара. К т’му же от об’рудования нич’го не осталось: ни от экск’ватора, ни от игрушки Билла. Нич’го, окромя пепла. Спорю, шторм не испортил Полуночное Яйцо, Скользун и тот г’ршок — как его там яз’чески назвал Джонни?
— Будмаш-Лотах.
— Вот-вот. Без п’нятия, п’чему Джонни не г’ворит на черт’вом галактическом, как остальные.
— Не думаю, что шторм навредил им, этим Неподвижным Предметам. И, Слаггер, сомневаюсь я, что эта буря была естественной. Видимо, предтечи сотворили нечто ужаснувшее их и спрятали это навеки, но…
Гичка, сделав полный круг, снова прошла над местом высадки, но сквозь обзорный экран капитан не увидел ничего, кроме черной вихрящейся массы, скрывшей четверть планеты. Может, шторм уже слабел и рассеивался. Кто знает.
— Но? — напомнил О’Тул.
— Но даже вечность не беспредельна. — Январь расслабился в ремнях безопасности и, потирая гладкий песчаник, порадовался тому, что они сбежали от непреодолимой силы.
