ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Когда он вышел из трамвая в деловой части города, уже темнело. В окнах коммерческой недвижимости горел свет, на улице зажглись фонари. Над крышами, как неоновые лестницы, светились пурпурные силуэты стеклянных мачт.

Неоновые лестницы, у которых отсутствовали ступени.

Фальк чувствовал себя довольно хорошо, несмотря на различные опасения. Это ощущение можно было определить как возбуждение. Перед ним открывалась действительно заманчивая возможность, и, даже если она ни к чему существенному не приведет, можно было бы состряпать вполне жизнеспособный репортаж.

Он пошел по улице, мимо с шумом проезжали трамваи. Уличные информационные экраны кратко передавали последние новости о происшествии в Леттсе. Разговор шел о программе метеоритной защиты, финансируемой из фондов налогоплательщиков.

Классическое неверное направление.

Он зашел в «ПроФуд» и заказал кофе. Ожидая заказа, он глядел в окно, выходящее на темнеющую улицу, и размышлял о своих опасениях.

В отношении Клиш он испытывал, с одной стороны, вину, с другой — ответственность. Совсем не похоже на него. Ему не нравилось ее подавленное состояние, и, хотя, в конце концов, это она втянула его в дело, он чувствовал себя так, словно украл ее место.

Он всегда настороженно относился ко всяким играм в корпоративных теневых зонах, и на этот раз, разумеется, было такое же неудобное соседство, но именно оно и привлекало его в этой истории.

Если АП расколет их, его аккредитацию аннулируют. От такой раны его карьера никогда не сможет оправиться.

Вся операция казалась безрассудной. Если кто-то и смог бы воплотить ее в жизнь, так только «ГЕО», но предчувствие подсказывало полный провал или, в лучшем случае, весьма жалкую реализацию тех чудес, которыми хвастался Эйуб. И опять-таки получался неплохой материал: корпоративные махинации, несчастный случай, злорадство по поводу страданий других.

Он вдруг понял, что мешало ему в полной мере насладиться ситуацией, — взгляд Андервуд, когда она смотрела на его обнаженный костлявый бледный торс. И ее тон, каким она перечислила его недостатки Апфелу. Презрение, которое он, пожалуй, переживет. И еще отвращение.

Жаль.

Он добрался до своей съемной квартиры и отпер дверь. Под лампочкой тут же закружились жуки. В подъезде пахло готовящейся едой, в квартире было холодно. Он допивал уже вторую порцию квазивиски, когда раздался звонок. И не от девушки в зеленой куртке. Сначала прибыла еда на вынос — вьетнамские слоеные корзиночки с кухни полулегального отеля дальше по улице.

Минут через десять приехала улыбающаяся Нома. Она прихватила с собой бутылку игристого вина.

— Что-то сделали уже? — спросил Фальк.

— Ничего, — заявила она.

— Да уж, действительно, лучше, чтобы вы вообще ничего не делали.

Нома прошлась по его квартире.

— Уютно, — заметила она.

Фальк уже было собирался возразить ей, что это полная дыра и он активно ищет что-то получше, но вовремя вспомнил, где жила она.

Она налила стакан вина — разумеется, квазивина, хотя обернутая фольгой пробка со стоппером были настоящими.

— Когда мы займемся нашим делом? — спросила Нома.

— Я же говорил, придется подождать, и надо сделать все по-умному.

— Так вы за весь день ничего не сделали?

— Похоже, одним днем здесь не обойтись, — ответил он, распаковывая доставленную еду. Запахи теплой снеди поползли по комнате, стирая «ароматы» отсыревшего ковра и промерзшей штукатурки.

— Кое-что, правда, наметилось, — объяснил он, — поэтому сейчас разумнее подержать крышку закрытой. Материал отличный и может привести к чему-то еще более грандиозному. Мы же не хотим сами себе все испортить.

Она взяла тарелку и принялась за еду.

— Так расскажите же мне, — попросила она.

— Пока не могу.

— Вы хотите украсть у меня этот материал, да, как последняя скотина?

— Нет. Сегодня днем я осторожно навел несколько справок, и они привели меня в одно очень интересное место. Давайте еще немного подождем. Может быть, неделю.

— Неделю? Вы что, издеваетесь?

— Неделя — это не так уж и долго. Для такого отличного материала.

— Насколько отличного? — спросила она.

— Не знаю, хороший или плохой результат он даст, но незамеченными мы оба не останемся в любом случае. Предоставьте это дело мне. Оно весьма деликатное. И здесь нельзя рисковать.

Она задумалась, поигрывая вилкой и изучающе разглядывая его, будто снимала с него мерку. Только вот для нового костюма или для гроба — тут он не был уверен.

— Я обязательно подключу вас. — Он старался говорить как можно убедительнее. — И вы станете полноценным участником. При подаче такого материала потребуются разные точки зрения. Мы сорвем хороший куш. История с болидом и куда это все ведет.

— Расскажите мне.

— Не могу.

Нома тяжело вздохнула.

— Я могу опубликовать этот материал, — заметила она.

— То есть?

— Я поговорила кое с кем из доверенных лиц.

— Какого черта! — взорвался он, раздраженно отставив тарелку на поднос. — Что я говорил вам? Одну простую вещь! Что я говорил вам?

— Да расслабьтесь, Фальк, я же не дурочка. Я никому не сказала, о чем этот материал. Я просто связалась кое с кем из художественных редакторов, чтобы провентилировать, так сказать, в теории. Джилл Версейлс из агентства «Рейтер» весьма сообразительный. Просто в принципе.

— Джилл Версейлс — это хорошо, — признал Фальк.

— Видите? Я тоже не бездельничала. Небольшое, но тщательно проработанное основание. И я не коснулась ни одного момента из тех, что мы с вами обсуждали.

Он кивнул, но в ее взгляде он прочитал нетерпение. Не важно, что аккуратна она была, что была осторожна, от нее веяло интересом Версейлса и, без сомнения, других. Запах их голода, запах денег. Теперь, когда в обозримом будущем замаячила оплата, ей хотелось, чтобы этот день наступил скорее. Для нее неделя превратилась в целую вечность. Ей хотелось наличных денег, известности, стремительного продвижения по службе, и все благодаря ее репортажу.

Неделя была целой вечностью. Чтобы сократить это время, она была готова согласиться на сырой, неотработанный материал. И сделать все необходимое, чтобы забросить свой материал куда-нибудь на задворки сети. От мысли, что ее могут обойти, она страдала, как от физической боли. Этого она не могла допустить.

— Дайте неделю, — тихо повторил он. — Одну неделю, и материал станет еще лучше, вы даже не представляете насколько.

— Вы обещаете, Лекс Фальк?

Мелодично звякнул его сэлф. Он отвернулся от девушки, чтобы принять вызов. Это была Клиш, грустная и невозмутимая. Она сказала, что, может быть, поговорит с ним позже. И тут же отключилась. Он огляделся в поисках Номы.

Недостаток прозвищ, связанных с каким-то аксессуаром или предметом одежды, заключается в том, что со временем, по мере того как вы узнаете человека, они становятся все менее и менее подходящими. Для него ее имя уже начало затмевать ее прозвище.

Больше он не мог думать о ней, как о девушке в зеленой куртке, еще и потому, что увидел ее обнаженной.

Это была уловка. Ее способ удержать Фалька в игре. Он проснулся посреди ночи, все еще чувствуя остатки возбуждения, к которому уже начало примешиваться тошнотворное головокружение от слишком большого количества выпитого игристого вина и квазивиски. Вскоре состояние опьянения выветрится совсем, и он, как и раньше, останется один на один со своими болями и недостатками. Его ожидало, скорее, не воспоминание о ее мягком, неприкрытом восторге, но жалость, которую он прочитал в ее взгляде. Как и у Андервуд. Она старалась скрыть ее, но получалось плохо. Он служил средством достижения цели, таким же, как в прошлом другие бывали для него. Возможно, это происходило уже не раз, но сегодня он узнал об этом впервые.

Она спала. Он встал и, подойдя нетвердой походкой к окну, посмотрел на свое отражение. Парень вроде того, что стоит среди отраженных городских огней, не подцепит девчонку вроде той, что лежит у него в постели, если ей от него ничего не нужно.

Он нашел свой стакан и выпил немного квазивиски, пытаясь вернуть возбуждение, но было слишком поздно. «Вот один из тех поворотных моментов, — думал он, — которые бывают, может, всего четыре-пять раз в жизни. Они меняют твою жизнь, показывают, что ты уже не тот, что раньше, и убеждают, что ты уже никогда не станешь таким снова, и выбрасывают тебя на обочину дороги жизни».

Он чувствовал себя разбитым. Он уже давно не был тем привлекательным парнем, способным очаровать любую и стать хозяином любого положения. Его тошнило от одной мысли, что он все еще делает те же телодвижения и выглядит полным кретином.

Звякнул его сэлф.

Фальк понял, что это был звонок. Именно звонок разбудил его. Он прошел в ванную, чтобы не потревожить Ному. Из зеркала на стене на него смотрел осунувшийся придурок с затуманенным взглядом.

— Слушаю.

— Лекс, это Клиш.

— Сколько сейчас времени?

— Не важно.

— Сколько?

— Не важно, Фальк. Необходимо, чтобы ты немедленно приехал.

— Достало, — ответил он, бедро опять начало болеть. — Позвони мне утром. Договоримся о времени…

— Фальк, необходимо сейчас. Ситуация изменилась — все развивается слишком быстро. Если хочешь поучаствовать, давай немедленно сюда.