— Женевьева Дьёдонне, — представил ее Борегар. — Полковник Себастьян Моран, бывший член Первых бангалорских пионеров, автор «Тяжелой игры в Западных Гималаях» и один из самых великих негодяев, еще не встретившихся с виселицей…

«Новорожденный» в экипаже оказался злобным на вид дикарем, которому явно жал вечерний костюм, усы его воинственно топорщились. Будучи «теплым», он, скорее всего, мог похвастаться темным загаром человека, большую часть жизни проведшего в Индии, но теперь больше походил на гадюку с ядовитыми мешками, набухшими под подбородком.

Моран проворчал нечто похожее на приветствие и приказал им залезать в экипаж. Борегар засомневался, но потом отошел в сторону, пропуская Женевьеву вперед. Она поняла, что это умный ход. Если полковник захотел бы причинить им вред, то стал бы присматривать за мужчиной, которого считал за угрозу. «Новорожденный» не счел ее достойной соперницей из-за юного облика, но, если бы дело дошло до схватки, Дьёдонне могла разорвать его на части.

Женевьева села напротив Морана, Борегар занял место рядом с ней. Полковник постучал в крышу, и кэб тронулся. От движения мешок с черным капюшоном рядом с ним покачнулся вперед, его пришлось выровнять и откинуть назад.

— Друг? — спросил Борегар.

Себастьян хмыкнул. Внутри оказался человек, то ли мертвый, то ли без сознания.

— Каков будет ваш ответ, если я скажу, что там истинный Джек-Потрошитель?

— Предполагаю, мне следует принимать вас всерьез. Я так понимаю, вас привлекает только по-настоящему опасная охота.

Моран осклабился, обнажив выступившие из-под усов тигриные клыки:

— Охота на охотников. Это единственный спорт, достойный обсуждения.

— Говорят, Квотермейн и Рокстон лучше вас обращаются с винтовкой, а русский, который пользуется татарским боевым луком, так и вовсе самый лучший.

Полковник отмел сравнения:

— Они все «теплые».

Моран протянул крепкую руку, удерживая неуклюжий сверток:

— В этой охотничьей поездке мы сами по себе. Круг ничего о ней не знает.

Борегар задумался.

— Прошел уже почти месяц с последнего дела, — продолжил полковник. — Дерзкий Джек весь вышел. Может, перерезал себе горло собственным ножом. Но для нас этого недостаточно, так ведь? Если мы хотим, чтобы все стало как прежде, с Джеком надо покончить.

Они уже подъехали к реке. От Темзы в воздухе появился острый, гниловатый привкус. Вся грязь города плыла вниз по течению и распространялась по семи морям. Мусор из Ротерхайта и Степни отправлялся к Шанхаю и Мадагаскару.

Моран схватил черный колпак и сдернул его с бледного, окровавленного лица.

— Друитт, — произнесла Женевьева.

— Монтегю Джон Друитт, как я полагаю, — сказал полковник. — Ваш коллега с очень необычными ночными привычками.

Это было неправильно. Левый глаз человека заплыл от набухшей крови. Его очень сильно избили.

— Полиция подозревала его в самом начале расследования, — заметил Борегар, удивив Дьёдонне, — но вычеркнула из дела.

— У него была возможность, — принялся объяснять Моран. — Тойнби-Холл находится фактически в центре между местами убийств. А Друитт подходит под популярный образ странного джентльмена с причудливыми маниями. На самом деле никто — прошу прощения, мэм, — не верит, что образованный человек работает среди шлюх и попрошаек из христианской доброты. И никто не будет возражать, если Друитт возьмет вину за убийство нескольких проституток. Он же у нас не королевских кровей, так ведь? На момент преступлений у него даже алиби нет.

— У вас, по-видимому, есть близкие друзья в Скотланд-Ярде?

Моран еще раз сверкнул своей плотоядной улыбкой:

— Так я могу поздравить вас и вашу подругу? Вы поймали Джека-Потрошителя?

Борегар взял длинную паузу и задумался. Женевьева пришла в замешательство, осознав, сколь многое от нее скрывают. Друитт попытался заговорить, но из-за разбитого рта слов его было практически не разобрать. В экипаже стоял густой запах пролитой крови, и у нее пересохло во рту. Она слишком долго не кормилась.

— Нет, — ответил Борегар. — Друитт не подходит. Он играет в крикет.

— Как и еще один негодяй, которого я могу назвать по имени. Это не мешает ему быть грязным убийцей.

— В этом случае мешает. Утром после второго, четвертого и пятого убийства Друитт находился на поле. После «двойного происшествия» он сделал пятьдесят пробежек и взял две калитки. Мне кажется, едва ли он смог бы достичь таких результатов, всю ночь преследуя и убивая женщин.

Выводы не произвели на Морана большого впечатления:

— Вы становитесь похожи на этого проклятого детектива, которого сослали в Чертов Ров. Сплошные улики, доказательства и дедукция. Сегодня Друитт совершит самоубийство, наберет полный карманы камней и решит поплавать в Темзе. Думаю, тело немного побьет о берег, пока его найдут. Но прежде чем он совершит сей поступок, Монтегю оставит признание. А его почерк будет чертовски походить на тот, которым написаны эти дурацкие письма.

Моран заставил Друитта кивнуть.

— Не пройдет, полковник. Что если настоящий Потрошитель начнет убивать снова?

— Шлюхи умирают, Борегар. Это часто случается. Найдем еще одного Потрошителя, мы всегда можем найти еще одного.

— Позвольте предположить. Педаченко, русского агента? Полиция подозревала его, правда, недолго. Сэра Уильяма Галла, врача королевы? Доктора Барнардо? Принца Альберта Виктора? Уолтера Сикерта? Португальского моряка? Так просто вложить скальпель в чью-то руку и заставить сыграть роль маньяка. Но убийства это не остановит…

— А я не думал, что вы такой привередливый, Борегар. Вы не против служить вампирам или… — резкий кивок в сторону Женевьевы, — ухаживать за ними. Может, вы и «теплый», но остываете с каждым часом. Ваша совесть позволяет вам служить принцу-консорту.

— Я служу королеве, Моран.

Полковник расхохотался, но после того, как лезвие вспыхнуло в темноте кэба, выяснил, что меч Борегара прижат к его горлу.

— У меня тоже есть знакомый серебряных дел мастер, — сказал Борегар. — Как и у Джека.

Друитт свалился с сиденья, и Женевьева поймала его. Судя по стону, он явно серьезно пострадал.

Глаза Морана светились красным во мраке. Посеребренная сталь клинка уверенно держалась в воздухе, ее кончик упирался в Адамово яблоко полковника.

— Я собираюсь обратить Друитта, — сказала Женевьева. — Он слишком сильно пострадал, другими средствами его не спасти.

Борегар кивнул, рука его не дрогнула. Дьёдонне прокусила себе ладонь и подождала, пока не нальется кровь. Если Монтегю сможет выпить достаточно, пока она будет опустошать его, то превращение начнется.

Она никогда не имела потомства. Отец-во-тьме верно послужил ей, и она не станет расточительной дурой вроде мургатройда Лили или лорда Годалминга.

— Еще один «новорожденный», — фыркнул Моран. — Мы должны были действовать более осторожно, когда все началось. В этом деле замешано слишком много чертовых вампиров.

— Пей, — уговаривала она Монтегю.

Что Женевьева знала о Джоне Друитте? Как и она, он был обыкновенным практикантом без образования, не доктором, но владевшим некоторыми медицинскими знаниями. Она даже не понимала, зачем человек со столь маленьким доходом и положением захотел работать в Тойнби-Холле. Он не был одержимым филантропом, как Сьюард. Или религиозным человеком, как Бут. Женевьева принимала его как должное, как еще одну полезную пару рук; теперь же ей придется взять на себя ответственность за него, возможно, навсегда. Если он превратится в монстра, как Влад Цепеш или даже как Себастьян Моран, это станет ее виной. И на ней будут смерти всех тех людей, которых, возможно, убьет Друитт. Он ходил в подозреваемых. Даже если Монтегю невиновен, в нем все равно было что-то, отчего он походил на Потрошителя.

— Пей, — сказала она, выдавив слово изо рта. С запястья капало красное.

Женевьева поднесла руку ко рту Друитта. Резцы выскользнули из десен, и она опустила голову. Аромат крови Монтегю ударил ей в ноздри. Дьёдонне содрогнулась и поняла, насколько сильна ее жажда. Если она сейчас не выпьет крови, то умрет. Она прикоснулась запястьем к разбитым губам мужчины. Тот отпрянул в сторону, дрожа.

— Нет, — прохрипел он, отказываясь от ее дара, — нет…

Судорога отвращения прошла по его телу, и он умер.

— Не каждый хочет жить вечно, — заметил Моран. — Жаль.

Женевьева протянула руку и тыльной стороной ладони ударила полковника по лицу, сбив трость Борегара. Глаза Морана сузились, и она поняла, что он ее боится. Голод не прошел, и вампирша позволила красной жажде подняться изнутри. Она не могла пить мертвую жидкость Друитта. Даже не могла осушить Морана из-за его второсортной или третьесортной крови. Но зато могла облегчить разочарование, содрав мясо с его лица.

— Отзовите ее, — брызгая слюной, прошипел Себастьян.

Одной рукой она держала его за горло, а вторую отвела, сведя пальцы в одну точку, острые когти собрались в пучок наконечником стрелы. Будет так легко проделать дыру в голове Морана.

— Не стоит того, — сказал Борегар. Каким-то образом его слова прорвались сквозь багровую ярость, и Женевьева сдержалась. — Может, он и червяк, но у него есть друзья. Друзья, с которыми тебе явно не захочется ссориться. Друзья, которые тебя уже тревожили.

Ее зубы скользнули обратно в десны, а заостренные ногти уменьшились. Она все еще ощущала кровавый зуд, но взяла себя в руки.

Борегар убрал меч, а Моран приказал кучеру остановить кэб. Полковник, чью самоуверенность «новорожденного» разорвало в клочья, дрожал, когда они сошли вниз. Капля крови бежала из его глаза. Чарльз вложил клинок в трость, а Моран повязал шарф вокруг проколотой шеи.

— Квотермейн бы даже не дернулся, полковник, — заметил Борегар. — Доброй ночи, и передайте мои наилучшие пожелания профессору.

Моран отвернулся, спрятав лицо в тени, кэб отъехал от тротуара и рванул в туман. Голова Женевьевы кружилась. Они вернулись туда, откуда начали. К «Десяти колоколам». В пабе сейчас было тише, чем когда они ушли. Около дверей слонялись женщины, проплывая в тумане за прохожими.

Рот Женевьевы болел, а сердце стучало молотом. Она сжала кулаки и попыталась закрыть глаза.

Борегар протянул запястье к ее рту.

— Вот, возьми то, что должна.

От благодарности у нее ослабели ноги. Она чуть не упала в обморок, но потом разогнала туман в голове, собравшись с силами, сосредоточившись на своем желании.

— Спасибо.

— Да не за что.

— Не будь так уверен.

Женевьева укусила его нежно и взяла так мало, как только возможно, чтобы облегчить красную жажду. Его кровь струйкой побежала по горлу, успокаивая, давая силу. Когда все закончилось, она спросила его, не в первый ли раз он кормит вампира, и Чарльз кивнул.

— Не так уж и неприятно, — заметил он вполне обычным голосом.

— Это можно сделать менее формально, — сказала она. — Со временем.

— Доброй ночи, Женевьева, — произнес Борегар, отворачиваясь, и ушел в туман, покинул ее, оставив со своей кровью на губах.

Она знала столь же мало о Чарльзе Борегаре, сколько и о Друитте. Он никогда не говорил ей, почему так интересуется Потрошителем. Или почему продолжает служить вампирской королеве. На секунду Женевьева испугалась. Вокруг нее все носили маски, а под ними могло скрываться…

Что угодно.