Глава первая
ВОССТАНИЕ ЗОЙКИ
Разницу между торговлей и войной находят лишь те, кто не смыслит ни в том ни в другом.
Из инаугурационной речи Иеронимо Сондара, Дом Сондар
Сирены взвыли, хотя до смены оставался целый час, если не больше.
Жители города-улья замерли как один. Люди отрывались от работы, миллионы глаз сверялись с часами, широко распахивались в изумлении. Смолкли разговоры, хотя кто-то пытался шутить, чтобы скрыть напряжение. Дети заплакали. Часовые с Куртины засыпали командные станции Главного хребта вокс-запросами с требованиями подтверждения и уточнения. Смотрители и управляющие на фабриках и заводах пытались вернуть подчиненных к работе, это у них не очень получалось. Проверка, не иначе? Или ошибка. Еще мгновение — и сирены снова умолкнут.
Но сирены не затихали.
Где-то через минуту разразились воем и сигналы оповещения в центральном районе. Вскоре к вою присоединились гудки фабрик по всему нижнему улью, в доках и трущобах за рекой. Зазвучали даже огромные церемониальные горны на вершине Базилики Экклезиархии.
Улей Вервун кричал на все голоса.
Повсюду вращались мигалки, внешние жалюзи автоматически закрывались, блокируя окна. Информационные экраны потухли, стерев мерцающие линии прогнозов погоды, температуры, курса валют, сводок новостей и текущих показателей производства. Через несколько секунд по всем экранам побежала одна строчка: «Пожалуйста, сохраняйте спокойствие».
В залитых огнями залах Первой Вервунской литейной, в основном районе обработки руды, к западу от Террикона, — конвейеры, груженные необработанными камнями, прогрохотали к отвалу, и сработала аварийная остановка. Над хранилищем главной плавильни начальник производства Эган Сорик встал из-за заваленного бумагами стола и прошел к витражному окну кабинета. Он смотрел на огромный замерший цех, не веря собственным глазам, затем натянул рабочую куртку и вышел на мостки, вглядываясь в тысячи толпящихся внизу рабочих. Ворр, его помощник, заторопился следом, и звон его тяжелых металлических башмаков о решетки мостков влился в общую какофонию гудков и сирен.
— В чем дело, шеф? — выдохнул он, подходя к Сорику и вытаскивая трубки респиратора изо рта.
Сорик покачал головой.
— В пятнадцати тысячах кубов потерянной продукции, вот в чем гребаное дело! И это только начало!
— Что вы думаете? Неисправность?
— По всему улью сразу? Включи мозги! Неисправность?
— Ну а что тогда?
Сорик помолчал, задумавшись. Приходящие на ум объяснения ему не нравились.
— Молю Императора, только бы не…
— Что, шеф?
— Зойка… Зойка снова идет войной.
— Что?
Сорик презрительно оглянулся на своего помощника и потер лоснящийся лысый лоб расшитой золотом манжетой.
— Ты новости вообще читаешь?
— Только прогноз погоды и результаты матчей, — пожал плечами Ворр.
— Ты идиот, — заключил Сорик. «И слишком молодой, не помнишь», — подумал он. Проклятье, да он сам был юнцом, но отец его отца рассказывал ему о Торговой войне. Значит, то, что было девяносто лет назад, — не случайность? Неужели опять? Но новостные пикты пестрели этим последние несколько месяцев: Зойка молчит, Зойка сворачивает торговлю, Зойка возводит бастионы и размещает войска вдоль северных стен.
Такой тревоги не поднимали со времен Торговой войны. Это факт.
— Будем надеяться, что ты прав, Ворр, — сказал он. — Давай надеяться, что это хренова неисправность.
В Коммерции, главном торговом районе, к северу от Главного хребта, в тени Колонны Щита глава гильдии Ворлина Эмчандасте пытался успокоить покупателей, но сирены заглушали его. Свита уходила, уводя караваны слуг и носильщиков, делая гневные звонки по вокс-связи и — ничего не оставляя: ни подписанных контрактов, ни многообещающих записок, ни тем более денег.
Ворлин схватился за голову и выругался. Его прохладный расшитый шелковый наряд внезапно показался жарким и тяжелым.
На его крик явились телохранители: Менкс и Трор, крупные короткошеие мужчины в расписанных белым комбинезонах, с гребнем гильдии Ворлина, вытатуированным на щеках. Лазпистолеты были наготове, пустые бархатные потайные кобуры торчали из широких рукавов.
— Свериться с базами данных и каналами связи Администратума! — выплюнул Ворлин. — Возвращайтесь с объяснениями или не возвращайтесь совсем!
Они кивнули и вышли, проталкиваясь сквозь толпу суетящихся торговцев.
Ворлин прошел обратно в свою личную приемную за торговым залом, проклиная неумолкающие сирены.
Последнее, что ему сейчас было нужно, — это перерыв в торговле. Он затратил месяцы и львиную долю сбережений гильдии Ворлина, укрепляя торговые связи с благородным домом Йетч и четырьмя ординарными домами. Вся работа пропадет впустую, если торговля — и оборот средств — замедлится. Весь план может сорваться. Такие потери подкосят гильдию — его могут даже лишить значка и торговых прав.
Ворлина трясло. Он взял графин с латунного стола и уже собирался плеснуть себе крепкого джойлика десятилетней выдержки, чтобы успокоить нервы. Но остановился. Вернулся к рабочему столу, открыл ящик геноключом, который носил на тонкой цепочке на запястье, и достал небольшой игломет.
Убедившись, что оружие заряжено и готово к использованию, он вернулся к напитку. Он откинулся в кресле, потягивая выпивку, и разглядывал свой значок — символ ранга — с гребнем Ворлина и ярким орнаментом. Он ждал, сжимая оружие.
Сирены не умолкали.
На станции С4/а царила паника. Кадровые рабочие и поденщики, из тех, кто подрядился на временную работу в торговом районе, штурмовали транспорт, катившийся по зубчатой канатной дороге. Вагоны выдвигались как в сторону Наружных трущоб, так и к Главному хребту, забитые людьми настолько, что не всегда смыкались двери.
Толпа на платформе, вздрагивающая от каждого взвизга сигналов тревоги, становилась все более беспокойной с очередным переполненным вагоном, который грохотал мимо, не останавливаясь. Киоск торговца новостными пластинами опрокинули.
Ливи Коли, жена рабочего, тоже запаниковала. Волна тел оттеснила ее от колонн атриума станции. Она не ослабляла железной хватки на коляске, так что за Йонси не надо было волноваться, но она потеряла из виду Далина.
— Мой сын! Вы не видели моего сына? — умоляюще спрашивала она обезумевшую толпу, окружавшую ее. — Ему всего десять! Милый мальчик! Светленький, в папу!
Она схватила за рукав проходившего мимо служащего гильдии. Богатый, щедро украшенный шелковый рукав.
— Мой сын… — начала она.
Телохранитель члена гильдии оттолкнул ее ржаво-оранжевой плетью. Он предостерегающе сдвинул чехол с оружия, уводя хозяина прочь.
— Руки прочь, скотина, — вырвалось из его усиленной воксом глотки, резко и без эмоций.
— Мой сын, — повторила Ливи, пытаясь вытолкнуть коляску из человеческого потока.
Йонси безмятежно смеялась, укутанная в шерстяное одеяльце. Ливи перегнулась через навес коляски, чтобы приласкать дочь.
Но мысли ее путались. На нее налетали люди, толкая коляску, она с трудом удерживалась на месте. Что же творится? Почему все это произошло в тот единственный день месяца, когда она отправилась в Коммерцию за покупками? Гол хотел новые холщевые рукавицы. От погрузки руды на руках волдыри.
Так просто. И вот — началось! А она так и не купила рукавицы…
Ливи почувствовала, как слезы покатились по щекам.
— Далин! — позвала она.
— Я здесь, мам, — раздался слабый голосок, едва различимый сквозь вой сирены.
Ливи обняла десятилетнего сына с таким пылом, словно больше не собиралась отпускать никогда.
— Я нашла его у западного выхода, — добавил чей-то голос.
Ливи подняла взгляд, не размыкая объятий. Девушке на вид было лет шестнадцать. Шлюшка из Наружных трущоб, с клеймами и пирсингом трущобной банды.
— Но он в порядке.
Ливи быстро осмотрела мальчика, проверяя, не ранен ли.
— Да… Да, он в порядке. Ты ведь в порядке, Далин, да? Мама здесь…
Ливи взглянула на трущобную девку.
— Спасибо тебе. Спасибо за…
— Да все нормально.
Девушка провела рукой, унизанной кольцами, по выбеленным волосам.
Девушка напрягала Ливи. Эти клейма, серьги в носу. Метки банды.
— Да, да… я у тебя в долгу. Но сейчас нам надо идти. Держись за руку, Далин.
Девушка шагнула наперерез коляске, когда Ливи попыталась повернуть.
— И куда вы? — спросила она.
— Не думай меня останавливать, трущобная! У меня нож в сумочке!
Девушка отступила, улыбаясь.
— Не сомневаюсь, я просто спросила. Вагоны переполнены, а лестница — не место для женщины с ребенком и коляской.
— О.
— Может, я могла бы помочь решить проблему с коляской?
«И забрать мою кроху… забрать Йонси к тем тварям, как поступают отбросы вроде тебя в наружных трущобах там, за рекой!»
— Нет! Спасибо, но… Нет! — рявкнула Ливи и оттолкнула бандитку коляской. Она потащила сына за собой, все больше поддаваясь панике.
— Просто хотела помочь, — пожала плечами Тона Крийд.
Течение реки было слабым, и густая пена с каменной крошкой медленно плыла по водам Хасса. Портовый рабочий Фолик отвел свой обшарпанный, покачивающийся паром «Магнификат» от северного берега и двинулся к главным пристаням, что должно было занять восемь минут. Дизельный мотор скрежетал и кашлял. Фолик сбавил обороты и лавировал между баками с отходами, продвигаясь по искусственному каналу. Серые речные птицы с крючковатыми розовыми клювами вспархивали с ящиков гомонящей тучей. По левому борту «Магнификата» каменные сваи двухсотметрового Хасского виадука бросали на воду длинные холодные тени.
Проклятые сирены! Что там случилось?
Мясорубка сидел на носу, высматривая новые препятствия в реке. Он махнул Фолику, и тот медленно двинул паром правым бортом, качая волной обломки и буйки.
Фолик разглядел толпы на пристани. Огромные толпы. Он ухмыльнулся.
— Ох и нагреем мы руки на этом, Фол! — прокричал Мясорубка, отматывая просмоленный фал от кат-балки.
— Да похоже, — пробормотал Фолик. — Главное — успеть потом потратить…
Мерити Часс примеряла длинные платья у портного, когда раздались первые сигналы тревоги. Она замерла, уставившись на собственное бледное перепуганное лицо в зеркале. Сигналы звучали издали, почти что жалобно здесь, в Среднем хребте, хотя и местные сирены вскоре подключились. Из прихожей портного вбежали ее служанки и помогли ей надеть ее собственное платье.
— Говорят, Зойка собирается воевать! — сказала служанка Франсер.
— Прямо как раньше, во времена Торговой войны! — добавила служанка Уолт, затягивая корсаж.
— Меня учили лучшие преподаватели улья. Я знаю о Торговой войне. Она стоила улью больше крови и денег, чем какое-либо другое событие в его истории! Что здесь смешного?
Служанки, сделав книксен, отошли от Мерити.
— Солдаты! — хихикнула служанка Уолт.
— Красивые, изголодавшиеся — будут здесь! — пискнула служанка Франсер.
— Заткнитесь вы, обе! — приказала Мерити. Она затянула муслиновое фишю на плечах и заколола булавкой. Затем взяла свою кредитную палочку с палисандрового столика. Хотя палочка была инструментом, дающим ей доступ к личному счету в сокровищнице дома Часс, она была выполнена в виде покрытого узорами изящного кружевного веера, которым Мерити и взмахнула у себя перед лицом, распахнув.
Встроенный ионизатор тихонько зажужжал. Служанки потупились, давясь радостным хихиканьем.
— Где портной?
— Прячется под столом в соседней комнате, — сообщила Франсер.
— Я сказала, что вам нужно вызвать транспорт, но он отказывается вылезать, — добавила Уолт.
— В таком случае это учреждение больше не насладится благосклонностью благородного дома Часс. Мы сами найдем транспорт, — заключила Мерити. Высоко подняв голову, она вывела хихикающих служанок из увешанного коврами холла, и занавески сами отодвинулись, выпуская их в благоухающую изысканность Променада.
Гол Коли опустил кирку и снял налобный фонарь. Руки кровоточили и горели. Воздух почернел от каменной крошки, как от дыма. Гол набрал полный рот изотоника из питьевой трубки и перестегнул ее на воротник.
— Что за шум? — спросил он Трага Верэса.
Траг пожал плечами.
— Похоже на сигнал тревоги где-то наверху.
Забой глубинной шахты № 17 находился глубоко под акведуками и подъемными колесами огромного шахтерского района. Гол и Траг находились на глубине шестнадцати сотен метров под поверхностью.
Мимо них, так же глядя вверх и тихо переговариваясь, прошла еще одна рабочая бригада.
— Какие-то учения?
— Должно быть, — отозвался Траг. Они с Голом отшатнулись, когда цепь груженных рыхлой смесью тележек прогремела мимо них по грязной колее. Где-то неподалеку задребезжала бурильная машина.
— Ладно… — Гол занес кирку и замер. — Я волнуюсь за Ливи.
— Она будет в порядке. Поверь мне. А нам еще до нормы далеко.
Гол взмахнул киркой и вгрызся в камень. Как же ему хотелось, чтобы скрип и скрежет его орудия заглушили отдаленные сирены.
Капитан Бан Даур остановился, чтобы застегнуть свой двубортный форменный мундир и поправить кожаную портупею. Он заставил себя сохранять спокойствие. Как должностное лицо он должен был знать о любых тренировках, да и об учебных тревогах его обычно предупреждали. Но сейчас все взаправду. Он чувствовал.
Он взял перчатки и шипастый шлем и вышел из казармы. Коридоры крепостной стены Западного Хасса были переполнены военными. Все в синей униформе и шипастых шлемах Вервунского Главного, регулярной армии города. В общей сложности пятьсот тысяч — войска, плюс еще семьдесят тысяч союзных войск и бронетанковых дивизионов, могучая сила, заполонившая Куртину и форты улья Вервун. Полк имел достойное наследие и хорошо зарекомендовал себя в течение Торговой войны, со времен которой он был утвержден как регулярное формирование. Когда Имперская Гвардия объявляла мобилизацию, улей Вервун отбирал для них бойцов из числа своего сорокамиллиардного населения. Из Вервунского Главного никто никогда не переводился. Это была пожизненная служба, карьера. Однако, хоть их предки и сражались когда-то, ни один из солдат нынешнего состава Вервунского Главного пороха еще не нюхал.
Даур отдал несколько приказов, чтобы пресечь суету, воцарившуюся в коридорах. Он был молод, всего двадцати трех лет, высок и хорош собой, происходил из хорошей семьи Среднего хребта, и солдатам он нравился. Видя, что их командир спокоен, они как будто и сами немного расслабились. Хотя спокоен он был только внешне.
— Поднять дежурные посты! — распорядился Даур. — Ты! Где твое оружие?
Солдат пожал плечами.
— Я побежал, когда услышал… Забыл его, сэр…
— Дуй назад и найди его, бестолочь! Три дневных наряда вне очереди… когда все это закончится.
Солдат умчался.
— Так! — выкрикнул Даур. — Давайте-ка сделаем вид, что нас все-таки чему-то учили. Каждый из вас знает, где и что должен сейчас делать, — так вперед! Во имя Императора и во славу родного улья!
Даур направился вверх, вытаскивая автопистолет и проверяя обойму.
Капрал Бендас встретил его на лестнице. У Бендаса в руках был инфопланшет, а над губой — нелепые усики.
— Я говорил тебе сбрить это, — бросил Даур, беря планшет и просматривая его.
— Мне кажется, они… смотрятся лихо, — ответил Бендас с чувством, поглаживая усы.
Даур не обратил на него внимания, читая сводку. Они поднялись на верхушку башни мимо быстро сбегавших вниз солдат. На площадке они миновали капрала, раздававшего автоганы с настенного держателя шеренге ожидающих военных.
— Итак? — начал Бендас, когда они двинулись вверх по последнему пролету к вершине форта.
— Слышал слухи? Якобы Зойка опять затеял Торговую войну?
— Слухи подтверждаются?
Даур с кислой миной вернул пластину.
— Нет. Здесь вообще ничего не говорится. Это просто диспозиция от Штаба домов в Хребте. Всем подразделениям занять позиции, протокол «Гамма-сигма». Орудия на Стене и в фортах привести в боевую готовность.
— Там так сказано?
— Нет, я выдумал. Да, там так сказано. Орудия поднять, но не заряжать до дальнейших распоряжений Штаба домов.
— Это ведь плохо, да?
Даур пожал плечами.
— Что значит «плохо»?
Бендас помолчал.
— Я…
— Плохо — это растительность у тебя на лице. А что происходит — я не знаю.
Они вышли на продуваемую ветрами площадку с бойницами. Артиллерийские команды выводили на позиции три зенитные батареи: гидравлические поршни поднимали корпуса орудий с креплений, расположенных на вершине башни. Автопогрузчики выкатывались из лифтов. Остальные войска расположились в затянутых сеткой дотах. Всюду раздавались приказы и отзывы.
Даур прошел к краю и осмотрелся. За его спиной огромный, размытый дымкой силуэт Главного хребта упирался в хмурое небо, словно гранитная вершина, мигающая миллионами огней. Справа от него сверкали воды Хасса, окруженные мрачными силуэтами доков и — на другом берегу — наружных трущоб. Перед ним — изгибы огромной адамантиевой Куртины змеились к востоку от дымовой завесы плавильных заводов и темной громады Террикона, двадцатью пятью километрами далее лепившегося к окраине города.
К югу — наросты наружных трущоб, облепивших стену, темные краны и зубчатые колеса шахтерского района и рельсы главной южной железной дороги, тянувшейся вдаль. За краем улья тусклые грязно-зеленые луга упирались в горизонт. Видимость была средняя. Дымка искажала расстояние. Даур установил треногий скоп и всмотрелся. Ничего. Блеклое, зеленое, безысходное ничто.
Он сделал пару шагов назад и осмотрел вал. Одно из зенитных орудий было поднято лишь наполовину, военные с руганью пытались освободить гидравлические подъемники. В остальном все было готово.
Капитан поднял трубку вокс-передатчика, который нес за ним солдат.
— Даур говорит. Всем постам Западного Хасса. За дело.
Младшие офицеры действовали быстро и точно. Даур испытывал неподдельную гордость. Его подчиненные смогли выполнить протокол «Гамма-сигма» чуть менее чем за двенадцать минут. Крепость и западная часть Стены ощетинились оружием. Наготове были и орудия, и люди.
Он глянул вниз. Установили непокорное последнее орудие. Радостные возгласы артиллеристов, завывая, унес ветер, и команда подключила подгрузчик снарядов к орудию.
Даур переключился на другой канал.
— Даур, Хасский западный, Штабу домов. Мы дислоцированы. Ждем ваших распоряжений.
На огромной площади Маршалов, прямо внутри Куртины, рядом с вратами Иеронимо Сондара, грохот двигателей трех сотен танков сотрясал воздух. Ряды огромных танков «Леман Русс», выкрашенных в синий цвет Вервунского Главного, вхолостую жгли горючее. Все больше машин с лязганьем проталкивалось на площадь из ангаров позади казарм Южного улья.
Генерал Виголайн из Первой бронетанковой Вервунского Главного спрыгнул со своего помоста, пристегнул кожаный шлем и подошел к комиссару. Виголайн отдал честь, вытянувшись по струнке.
— Комиссар Каул!
— Генерал, — отозвался Каул. На площадь его только что привез штатный лимузин — огромная черная машина, удалявшаяся сейчас следом за своим мотоциклетным эскортом. С ним прибыло еще двое: комиссар Лангана и кадет-комиссар Фоскер.
Каул был высоким и тощим человеком и вид имел такой, словно носил черную фуражку и долгополый мундир имперского комиссара не по своей воле. Болезненно желтоватая кожа обтягивала череп, беспокойно бегали светло-ореховые глаза.
В отличие от Ланганы и Фоскера Каул был иномирцем. Старший комиссар был имперским гвардейцем, которого отрядили присматривать за Вервунской регулярной армией в качестве уступки ее затянувшемуся существованию. Каул тихо ненавидел свою должность. Его многообещающая карьера с Фадайхинским Пятым зашла в тупик несколько лет назад, и вот — против его воли он назначен сюда нянчиться с этой игрушечной армией. Теперь наконец-то представилась возможность как-то прославиться, что могло бы оживить его покрытые пылью надежды.
Лангана и Фоскер были из улья, оба из честолюбивых ординарных домов. Форма выдавала разницу их положений. Вместо двуглавого орла на застежке они носили кирку — эмблему УКВГ, Ульевого Комиссариата Вервунского Главного, дисциплинарного отдела регулярной армии. Сондарская знать помешана на дисциплине. Поговаривали даже, что УКВГ был чуть ли не тайной полицией, действующей в интересах правящего дома, и не подчинялся Администратуму.
— Есть распоряжения, комиссар?
Каул, рассеянно почесав нос, кивнул и протянул Виголайну сводку.
— Нам надлежит построиться и выдвинуться в луга. Мне не объяснили, зачем.
— Я полагаю, Зойка, комиссар. Они хотят сразиться с нами снова и…
— Вы посвящены во внутреннюю политику Зойки? — рявкнул Каул.
— Нет, комм…
— А верите ли вы, что слухи и разброд — орудия контроля?
— Нет, я…
— Пока не скажут, что это Зойка, это — никто. Это понятно?
— Комиссар. Вы… вы отправитесь с нами?
Каул не ответил. Он прошагал к «Леман Руссу» Виголайна и забрался в машину.
Три минуты спустя Сондарские врата распахнулись с истошным визгом гидравлических компрессоров, и бронированная колонна тройной шеренгой хлынула по главному южному шоссе.
— Кто распорядился объявить тревогу? — Вопрос прозвучал из трех глоток сразу, глухой, электронный, бесстрастный.
Маршал Гнайд, стратегический командующий Вервунского Главного и старший армейский офицер Вервуна, медлил с ответом. Было неясно, кому отвечать.
— Кто? — повторили голоса.
Гнайд стоял в мягко освещенном теплом приемном зале имперского дома Сондар, на самой вершине Главного хребта. Он жалел, что, входя, не снял свою обшитую галуном синюю шинель. От тяжелой, украшенной перьями фуражки у него чесался лоб.
— Это было необходимо, верховный.
Его окружили трое сервиторов, хромых и поддерживаемых лишь проволоками и проводами, свисающими с треков на потолке. Один — худенький андрогинный мальчик, забрызганный краской. Рядом — пышная девушка, обнаженная и покрытая золотыми руническими клеймами. Третий — толстощекий херувим с игрушечной арфой в пухлых ручках и лебедиными крыльями, пришитыми к спине.
Все они с безжизненными взглядами покачивались на своих трубочках и проводках.
Взвыла сервосистема, и девушка качнулась к Гнайду, волоча хромую ногу по кафельному полу.
— Ты — мой верный маршал? — спросила она так же монотонно, тем же чужим голосом.
Гнайд проигнорировал ее, глядя мимо мясной марионетки, как он называл это, на узорчатую железную цистерну в дальнем углу комнаты. Металл цистерны потемнел и был покрыт поразительно зеленой ржавчиной. Единственный иллюминатор таращился, словно мутный стеклянный глаз.
— Вы знаете, что это так, верховный.
— Тогда что же за непослушание? — спросил мальчик, и его атрофированные конечности затрепетали, когда трубочки и провода развернули его.
— Это не непослушание, верховный. Это долг. И я не буду разговаривать с вашими марионетками. Я просил аудиенции у самого правителя Домов Сальвадора Сондара.
Херувим внезапно качнулся прямо в лицо Гнайду. Подкожные тензоры растянули его пухлый рот в ухмылке, которая пугающе не соответствовала мертвому взгляду.
— Они — это я, а я — это они! Ты будешь обращаться ко мне через них!
Гнайд оттолкнул болтающегося херувима, передернувшись от прикосновения к своей руке его мертвенно-бледной плоти. Он сделал несколько шагов к железной цистерне и всмотрелся в иллюминатор.
— Зойка мобилизуется, собирает силы против нас, верховный! Грядет новая Торговая война! И орбитальные сканеры это подтверждают!
— Он не называется «Зойка», — проговорила девушка у него за спиной. — Используй его название.
— Промышленный улей Феррозойка, — сказал Гнайд со вздохом.
— Наконец-то немного уважения, — проскрежетал херувим, болтаясь вокруг Гнайда. — Наши старые враги, а теперь — ценнейшие торговые партнеры. Они — братья наши, такой же, как мы, торговый улей. Мы не пойдем на них войной.
— Уважение! — выкрикнул Гнайд. — Зойка всегда был нашим врагом, нашим соперником. Еще в прошлом веке были времена, когда они дрались с нами за сбыт.
— Это было до того, как дом Сондар занял место верховного здесь. Улей Вервун превосходит всех — сейчас и навеки, — изо рта говорившего мальчика-марионетки медленно потекла слюна.
— Весь улей Вервун чествует дом Сондар, приведший нас к господству. Но Легислатура благородных домов меньше часа назад проголосовала за то, чтобы мы готовились к войне. Вот почему включили сирены.
— Без меня? — прошипела девушка.
— Как и предписано, согласно обычаю мы подали вам сигнал. Вы не ответили. Параграф 347gf, утвержденный вашим прославленным предшественником, Иеронимо, наделяет нас полномочиями действовать.
— И вы используете старые законы, чтобы сместить меня? — спросил херувим, шевеля проводами, чтобы взглянуть Гнайду в лицо своими мертвыми глазами.
— Это не узурпация, верховный. Улей Вервун в опасности. Посмотрите! — Гнайд шагнул к цистерне и прижал инфопланшет к стеклу иллюминатора.
— Смотрите, что говорят орбиталы! Месяцы молчания Зойки, признаки их приготовлений к войне! Слухи, толки — почему нам не сказали правды? Почему все начинается так внезапно? Ты не знал? Ты, всевидящий, всезнающий верховный лорд? Или ты просто решил нам не говорить?
Марионетки начали метаться и трястись, наталкиваясь на Гнайда. Он оттолкнул их.
— Я поддерживал постоянную беседу с моим коллегой в улье Феррозойка. Мы стали находить удовольствие в этой связи, в этом товариществе. Его Высочество Клатш из дома Клатш — дорогой друг. Он не обманул бы меня. Сборы на стенах Феррозойки были проведены из-за крестового похода. Магистр войны Слайдо ведет свои легионы на наши просторы; подлый враг сопротивляется. Это предосторожности.
— Слайдо мертв, верховный. Пять лет как покоится на Бальгауте. Макарот теперь возглавляет походы. Отряды гвардии сейчас добивают выродков Хаоса из миров Саббаты. Каждый день мы радуемся, что наш мир, наш любимый Вергхаст не был затронут.
— Слайдо мертв? — три голоса спросили хором.
— Да, верховный. Теперь со всем уважением я прошу разрешения на пробный запуск Щита. Если Зойка собирает силы, чтобы завоевать нас, мы должны быть готовы.
— Нет! Ты обманываешь меня! Щит нельзя поднимать без моего разрешения! Зойка не угрожает нам! Клатш — наш друг! Слайдо жив!
Три голоса слились в пронзительный хор, мясные марионетки тряслись в неудержимом гневе.
— Вы не поступили бы столь пренебрежительно с Иеронимо!
— Твой брат, во всем его величии, не спрятался бы в цистерну сознания и не говорил бы через мертвых слуг… верховный.
— Я запрещаю!
Гнайд вытащил из шинели мерцающую герцогскую печать.
— Легислатура этого ожидала. Домами улья Вервун я уполномочен в целях сообразности лишить вас власти согласно Акту о правах, 45jk. Легислатура благодарна за ваше правление, однако нижайше просит вас принять к сведению, что намерена прибегнуть к акту исполнительной власти.
Гнайд оттолкнул марионеток и подошел к латунной консоли на дальней стене. Он нажал в центр печати, и из консоли высунулись штекеры с механическим щелчком, как вилка из розетки. Гнайд вставил их в замок и провернул.
Консоль замигала, включаясь, и по стеклянному экрану побежали, вибрируя, руны и знаки.
— Нет! — взвизгнули все трое. — Это неповиновение! Я — улей Вервун! Я — улей Вервун!
— Вас свергают на благо города, — рявкнул Гнайд. Он активировал переключатели один за другим, включая генераторы мощности глубоко под ульем. Он ввел последовательности, которые должны задействовать главную транслирующую колонну и активировать Щит.
Херувим набросился на него, но Гнайд оттолкнул его, и тот перевернулся, запутавшись в своих проводах. Гнайд набрал последнюю последовательность и потянулся к рычагу активации.
Внезапно он выдохнул и пошатнулся. Девушка-марионетка отскочила, сжимая в руке длинный меч. Клинок темнел кровью.
Гнайд пытался зажать сочащуюся кровью рану в пояснице. Колени подогнулись, и он рухнул. Девушка снова метнулась и пронзила мечом его горло.
Он упал лицом вниз, и ковер впитал хлещущую из ран кровь.
— Я — улей Вервун, — проговорила девушка. Мальчик и херувим бесстрастно повторили следом.
В железной цистерне, купаясь в теплом ихоре, безмятежно паря, подсоединенный каждым органом и сосудом к жизненным резервам улья, Сальвадор Сондар, верховный лорд улья Вервун… дремал.
Луга горели. По всему склону танки Вервунского Главного, покореженные и разбитые, плевались огнем на колышущуюся серую траву. Воздух пропитался едким дымом.
Комиссар Каул выбрался из командного танка за миг до того, как пламя поглотило визжащего Виголайна и его экипаж. Плащ Каула загорелся, но ему удалось сбить пламя.
Вражеский огонь полыхал в черном от копоти воздухе. Вервунский танк в сотне метров взорвался, ударной волной во все стороны рванулась шрапнель.
Один осколок задел висок Каула, и он упал.
С трудом встал на ноги.
Люди выскакивали из горящих танков, одни — в огне, другие — пытаясь помочь пылающим товарищам. Третьи бежали.
Каул прошел через поредевшие ряды Вервунского войска, ощущая горький и удушливый запах горящей травы.
Он вытащил пистолет.
— Где ваша отвага? — спросил он артиллериста и свернул ему шею.
— Где ваша сила? — осведомился он у двоих заряжающих, улепетывающих вверх по склону, и застрелил обоих.
Потом приставил дуло к лицу кричащего, полусгоревшего командира танка и вышиб ему мозги.
— Где ваша вера? — спросил он.
Он крутнулся и направил пистолет на группку танкистов, которые, спотыкаясь, брели по травянистому склону прочь от взорвавшегося танка.
— И? — спросил он. — Что вы делаете? Это война. От нее разве бегут?
Они замешкались. Каул прострелил голову одному — показать, что он настроен серьезно.
— Развернулись, живо! Лицом к врагу!
Оставшиеся танкисты развернулись и ринулись навстречу противнику. Танковый заряд разнес их всех в клочья секунду спустя.
Заряды вырвались с низких, похожих на тучи метеоритов, уничтожили еще двадцать танков в строе Вервуна. Взрывы были оглушающими. Каула швырнуло плашмя в траву.
Перекатившись на спину, он услышал лязг. На дальнем склоне боевые танки и орудийные платформы, выкрашенные в охряные цвета Зойки, катились к нему.
Тысяча или больше.
Из ниоткуда прямо перед сумерками, где-то через полчаса после того, как затихли сирены, начали падать первые снаряды, нежданные, запущенные дальнобойными пушками из-за горизонта.
Первые упали в южных наружных трущобах, вздыбив фонтаны обломков над домами рабочих.
Еще шесть попали в Куртину.
В Хасском западном Даур кричал своим людям, разворачивая орудия.
«Цель… дайте мне цель…» — молил он.
Танки и артиллерия Зойки, спрятанные в горящих лугах, навели прицел. Снаряды посыпались на улей.
Мощный залп обрушился на станцию на Вейвейрских вратах и поджег ее. Еще несколько попали в казармы — и убили тысячи военных, ожидавших развертывания.
Еще одна серия искрошила северные трущобы вдоль реки. Вышки и причалы взрывались и сыпались в воду. Посреди реки перегруженный паром Фолика засыпало тлеющими обломками. Фолик пытался повернуть по течению и орал на Мясорубку. Еще один снаряд упал в воду рядом, окатив кричащих пассажиров вонючей речной водой. Паром подбросило взрывной волной.
Еще два упали позади «Магнификата», взорвавшись и потопив лодочку «Необъяснимую», которая плыла вверх. «Необъяснимая» взлетела на воздух и поперчила воду осколками. Горели разводы горючего на речной ряби.
Фолик развернул и направил суденышко в фарватер. Мясорубка кричал ему что-то, но завывание снарядов заглушало его.
Прерывистый залп прокатился по шахтерскому району, сровняв водонапорные башни и подъемные колеса с землей.
Глубоко под землей Гол Коли пытался вытащить Трага Верэса из-под камней, свалившихся по главному стволу Глубинной шахты № 17. Повсюду с криками умирали шахтеры.
Траг был мертв — ему размозжило голову.
Гол отшатнулся, его руки были перемазаны кровью друга. Кабели лифта хлестнули вниз по шахте, кабина упала и разбилась. Центральный выход был завален.
— Ливи! — прокричал он в пустоту. — Ливи!
Ворра уничтожил первый снаряд, ударивший по Первой Вервунской литейной.
Эган Сорик упал ничком, и осколок руды, отброшенный взрывом, навсегда лишил его левого глаза.
Кровь из порезов потекла по лицу. Он перекатился по обломкам, а затем его подбросило еще одним ударом, взорвавшим главный конвейер. Кусок масляного кронштейна, пронесшись со свистом, обезглавил одного из кричащих рабочих и вонзился в мышцы бедра Сорика. Он взвыл, но его крик затерялся в шуме и вое возобновившихся сирен.
Ливи Коли оглядывалась по сторонам, а когда стеклянная крыша транзитной остановки взорвалась и упала на них, женщина попыталась закрыть собой Йонси и Далина.
Шрапнель разнесла ее в клочья — ее и еще шестьдесят человек. Массы горячего воздуха обжарили остальных. Далин чудом остался невредимым. Он поднялся, хрустя битым стеклом, и позвал мать.
Найдя то, что от нее осталось, он умолк, слишком пораженный, чтобы издать хоть звук.
Тона Крийд обняла его.
— Т-ш-ш, парень. Т-ш-ш.
Она перевернула опрокинутую коляску и увидела здоровую сияющую мордочку ребенка, улыбающегося ей. Тона взяла младенца на руки и потащила мальчика за собой.
Они были в двадцати метрах от южного атриума, когда новые снаряды сровняли станцию С4/а с землей.
Менкс и Трор вели главу гильдии Ворлина сквозь хаос Коммерции. Несколько магазинов к западу от них горели, дым заполнил улицы рынка. Ближайшей станцией к Главному хребту была С4/а, но по направлению к ней тянулся широкий шлейф дыма. Менкс повернул к заброшенному магазину гильдии Файк и направился к C7/d.
Когда они добрались до станции фуникулера, Ворлин уже кричал от злости. Телохранитель счел это страхом за свою жизнь, но отчаяние Ворлина носило чисто меркантильный характер. У гильдии Ворлина не было доли в торговле оружием, медикаментами и продуктами. На них свалилась война, а гильдии нечем торговать.
Они зашли на станцию, но она была безлюдна. Несколько брошенных вещей — кошельки, пикт-пластины и тому подобное — валялись по всей платформе. Экран индикатора транзита был пуст.
— Я хочу, — прошипел Ворлин, стиснув зубы, — вернуться в Главный хребет немедленно. Я хочу быть в доме семьи, внутри Хребта. Немедленно!
Трор посмотрел на рельсы и оглянулся.
— Я вижу свет фар, сэр. Фуникулер приближается.
Кабинки втащились на станцию и автоматически остановились. Они были забиты под завязку жителями Нижнего и Среднего хребта.
— Впусти! — заорал Ворлин на ближайшего у двери. Перепуганные лица уставились на него в молчании.
Снаряды лупили по Коммерции позади него. Ворлин вытащил игломет и открыл огонь по стеклам. Пассажиры, беспомощные, как крысы в клетке, кричали, умирая.
После недолгого колебания телохранители Ворлина присоединились к нему, лишив жизни человек двадцать или больше. Остальные с криками высыпали из перевозки. Вытащив тела, телохранители втянули Ворлина как раз тогда, когда время автоматической остановки подошло к концу и фуникулер двинулся дальше. Он вцепился в тросы и стал медленно карабкаться к корпусу Главного хребта.
— Дом Сондар, избави нас от лукавого, — прошептал Ворлин, садясь на позолоченную скамью и поправляя одежды. Менкс и Трор стояли рядом, неловкие и ослабевшие.
Ворлин глазел в окно поднимающегося поезда, не замечая снопов пламени и облаков дыма, расцветающих над городом внизу, — точно так же, как не замечал, похоже, лужи крови, омывавшие его туфли.
Залпы снарядов и дальнобойных ракет обрушились на южную часть Главного хребта. Несмотря на крепкий адамантиевый и керамитовый покров, некоторые даже прокололи шкуру огромной конструкции. Витрины приняли удар и брызнули на улицу, заполнив воздух свистящими осколками свинцового стекла и керамитовой стены. Полсотни господ из ординарных домов вместе со слугами искромсало на кусочки, а те, кто в панике рванулся вниз по улице, сгорели.
В паре шагов от магазина Мерити Часс, защищенная от взрыва рядом колонн, продолжала путь, и за ней, прижавшись друг к дружке, семенили плачущие служанки.
— Этого не может быть, — твердила Мерити сама себе. — Этого не может быть.
Множественные удары озарили Куртину вокруг Хасского западного. Противовоздушное орудие, то самое, которое не сразу поднялось, сейчас было подбито, и воспламененные боеприпасы выбили кусок стены.
Капитан Даур подготовил оружие и высматривал противника. Луга были пустыми. Дальнобойные орудия расстреливали город, не оставляя возможности отбиваться.
Даже если бы у них было разрешение.
— Капитан Даур — маршалу Гнайду! Дайте разрешение действовать! Отдавайте приказы! Маршал, прошу вас!
В тоскливой тиши приемной комнаты неповоротливые марионетки оттаскивали труп Гнайда с ковра. Голос отчаявшегося Даура и голоса сотен других полевых командиров тонули в этой тишине, неуслышанные.
Три снаряда один за другим ударили по Хасскому западному. Первый поджег боеприпасы. Второй испепелил капрала Бендаса и еще шестнадцать солдат. Третий стал смертоносной волной, которая раздробила вершину башни, и здоровый кусок крепостной стены рухнул вниз в облаке каменной крошки, пыли и пламени. С ним упал и капитан Даур, попавший в лавину рокрита и керамита. Увы, так и не дождавшись приказа действовать.
Плавая внутри железной цистерны, Сальвадор Сондар, верховный лорд улья Вервун, дремал. Удовольствие, которое он получил, поставив на место этого глупца Гнайда, отступало. Было что-то сродни боли, что-то вкрадывалось в его сознание по нейронным проводам, цеплявшим его сознание к информационным потокам и авторегулируемым системам улья. Он качнулся в теплой питательной жидкости и запросил информационные потоки Легислатуры и гильдий. Улей был… атакован.
Он перезагрузил связь, чтобы еще раз убедиться. Даже получив подтверждение, он отказывался верить. Его сознание не могло принять этот парадокс. На улей Вервун напали.
Но ведь этого не может быть.
Нужно время на размышления.
В раздражении он активировал генераторы Щита.
