Глава 9
СПОСОБНОСТИ
ВНУТРИ ГОРЫ
ЯЗЫК АНГЕЛОВ
Солнце стояло в зените, и сама мысль о том, чтобы покинуть тень полога, ничуть не прельщала Лемюэля. Камилла снова захотела воспользоваться тайной тропинкой, чтобы узнать, зачем Тысяче Сынов и Космическим Волкам так поспешно потребовалось подняться в горную долину.
— Неужели тебе совсем неинтересно? — спросила Камилла, полулежа в полотняном кресле и потягивая воду из потертой кожаной фляжки. — Я хотела бы знать, что их встревожило настолько, чтобы потребовались даже боевые танки. Это были «Ленд Рейдеры», никак не меньше. Ты их видел?
— Видел, — ответил Лемюэль и промокнул брови кончиком банданы. — Они выглядели весьма впечатляюще.
— Впечатляюще? — скептически переспросила Камилла. — Больше, чем впечатляюще. Просто изумительно.
— Ладно, пусть будет изумительно. Но я не настолько любопытен. Я уверен, что бы там ни происходило, со временем мы обо всем узнаем.
— Тебе хорошо говорить, — заметила Камилла. — Это у тебя теперь имеется прямой доступ к Тысяче Сынов.
— Это совсем не то, — запротестовал Лемюэль.
— А что же это? — поинтересовалась Камилла.
После прибытия Космических Волков они встречались втроем каждый вечер и обсуждали слова, написанные Каллистой. Необходимость хранить секрет связывала приятелей, словно заговорщиков. И чем больше времени Лемюэль проводил в обществе Камиллы и Каллисты, тем крепче становилась его уверенность, что секретов у них гораздо больше.
— Лорд Ариман заметил во мне потенциал, — сообщил он, хотя и сомневался, что этих слов будет достаточно, чтобы объяснить причину приглашения, поступившего от главного библиария Тысячи Сынов.
— И что это за потенциал? — полюбопытствовала Каллиста.
Лемюэль пожал плечами:
— Я и сам точно не знаю.
— Ну это не ответ, — возмутилась Камилла. — Рассказывай.
Когда Ариман заявил, что знает о его силах, Лемюэля охватил страх, но вскоре он рассеялся и сменился скрытой гордостью. Летописец давно подозревал, что способность читать ауры людей выделяет его из общей массы, а теперь убедился в своей правоте. Но, ближе познакомившись с Камиллой и Каллистой, Лемюэль осознал, что он не единственный, кто обладает специфическим даром. Он немного помедлил с ответом, не желая ошибиться.
— После той ночи мы убедились, что Каллиста обладает талантом... как бы его назвать? Принимать сигналы, я бы сказал. Да, талант принимать сигналы и описывать то, что еще не произошло.
— Я бы не стала называть это талантом, — мрачно заметила Каллиста.
— Да, ты права, — согласился Лемюэль. — Особенно если это причиняет тебе такие мучения, как ты говоришь. Но если отвлечься от физических неудобств, ты способна делать то, что недоступно большинству других людей, верно?
— Да, — кивнула Каллиста.
Лемюэль без труда определил, как смущает ее разговор о необычных способностях.
— Так вот, у меня тоже есть некоторые способности, — поведал он.
— Какие же? — уточнила Камилла.
— Видеть то, что не могут увидеть другие.
Каллиста наклонилась вперед, и ее аура вспыхнула любопытством.
— Что же ты видишь? — уточнила она.
— Ауры, — кажется, вы так это называете. Это такое сияние вокруг каждого человека. И я определяю по нему, когда человек лжет, узнаю его чувства и настроение. Вот так.
— И что же ты видишь сейчас? — поинтересовалась Камилла.
Лемюэль усмехнулся.
— Ты испытываешь по отношению ко мне неудержимое влечение, моя дорогая, — сказал он. — Тебе хочется прыгнуть на меня и насиловать до полусмерти. Если бы не присутствие госпожи Эриды, ты меня оседлала бы прямо сейчас.
Камилла рассмеялась.
— Ладно, ты меня убедил, — сказала она.
— Это серьезно?! — воскликнула Каллиста.
— Нет! — взвизгнула Камилла. — Мне очень нравится Лемюэль, но я предпочитаю партнеров другого склада.
— Ох, — вздохнула Каллиста и виновато потупилась. Затем она взглянула на Лемюэля. — Ты действительно на это способен?
— Да, в самом деле, — подтвердил он. — Ты сейчас испытываешь смущение из-за того, что Камилла так откровенно говорит о своих сексуальных вкусах. Ты веришь мне, и тебя радует тот факт, что необычные способности есть не только у тебя.
— Для этого не требуются необычные способности, Лемюэль, — заявила Камилла. — Все это видно даже мне.
— Конечно, но ты мне поверишь, если я скажу, что у тебя тоже есть дар?
Улыбка сползла с лица Камиллы.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она.
— А вот это ложь, — заметил Лемюэль, поднимаясь со своего места, чтобы налить воды. — Ты прикасаешься к предметам и сразу узнаешь, откуда они, кто их прежние владельцы, и так — всю их историю вплоть до изготовления. Вот почему ты всегда носишь перчатки и никогда ничего не берешь у других. Я тебя не виню. Должно быть, довольно тяжело знать секреты всех людей.
Камилла уставилась себе под ноги, и Лемюэль улыбнулся, решив ее немного подбодрить.
— Я наблюдал, когда ты прикасалась к только что откопанному предмету в развалинах бывшей деревни агхору, — сказал он. — Ты узнала, что это такое, как только приложила к нему руку, не так ли?
— Да, правильно, — призналась Камилла, не отрывая взгляда от пола. — Но я не всегда была такой. Это началось лет с тринадцати.
— Не беспокойся, моя дорогая, — ласково произнес Лемюэль. — Мы все немного особенные. И мне кажется, мы оказались здесь не случайно.
— Не понимаю тебя.
— Подумай сама. Какова вероятность, чтобы мы трое, обладающие способностями, которые недоступны большинству других людей, могли встретиться в одном месте? Я не математик, но уверен, шансы весьма невелики.
— Ты хочешь сказать, что нас собрали намеренно? Но зачем?
Лемюэль сел на свое место. Из-за жары он едва дышал и сильно потел.
— Я думаю, к этому имеют какое-то отношение наши хозяева, — заявил он. — Посмотрите вокруг. Вас не удивляет, что во всем Легионе только сорок два летописца на все девять братств? Это обстоятельство позволяет предположить, что нас отбирали не только благодаря нашим талантам летописцев.
— Ты хочешь сказать, что Тысяча Сынов специально выбирали тех, кто обладает необычными способностями?
— Я почти уверен в этом.
— Но зачем? — спросила Каллиста.
— Вот это мне неизвестно, — признался Лемюэль. — Но если я в чем-то и уверен насчет Тысячи Сынов, так это в том, что они ничего не делают без причины.
Внутреннее пространство Горы было заполнено звуком и цветом. Но Космические Волки, несмотря на свои прославленные обостренные чувства, слышали далеко не каждый звук и не всем оттенкам могли подобрать название. Переливы эфира исходили из гладких стен и колыхались, словно струи дыма.
Броня Астартес была оборудована приборами ночного видения, но тем, кто был лишен эфирного зрения, окружающий мир представлялся в однообразной зеленой гамме и ничуть не соответствовал окружающему разноцветью.
В пещеру спустилось около сотни воинов — все, кто не был занят сбором геносемени у павших Астартес.
Магнус возглавлял отряд, следуя по одному ему видимой тропе. Рядом с ним шагали лорд Скарссен и Охтхере Судьбостроитель. Ариман, пользуясь возможностью, внимательно присмотрелся к командиру Волков. Аура лорда Скарссена имела форму острого клинка, что говорило о решительности и целеустремленности. Этот воин ни перед чем не остановится и никогда не нарушит свой долг.
Такая прямолинейность напоминала Ариману легенды о големах, записанные в древней Каббале. Големом называли созданное из глины существо, которое некий жрец или маг оживил для защиты своего народа от гонений. Это существо обладало неимоверной силой и слепо, бездумно подчинялось своему хозяину, выполняя любые его поручения, в чем бы они ни заключались.
Ариман читал отчеты о боевых операциях Космических Волков и полагал, что такое определение в полной мере подошло бы и для сынов Русса. Они были оружием, превосходным средством разрушения, и не останавливались, не завершив начатое.
Легенды о големах, безусловно, содержали и предостережение против заносчивости и гордыни, описывали либо уничтожение колоссов при помощи обмана, либо, что встречалось еще чаще, мятеж голема против своего создателя. Так, например, голем из Ингольштадта ополчился на своего создателя и всех, кто был ему дорог, а потом покончил с собой на погребальном костре среди снегов и льдов. Такое сравнение неожиданно смутило Аримана, и он выбросил из головы эту мысль, сосредоточившись на круто уходящем вниз тоннеле. Как правило, он мог в точности повторить любой пройденный маршрут, вне зависимости от его сложности, но уже через несколько мгновений после входа в Гору совершенно потерялся. Похоже, только примарху был известен весь путь, но как он умудрялся находить дорогу на пересечениях тоннелей, Ариман сказать не мог.
Из капитанов братств внутрь Горы кроме Аримана отправился только Утизаар. Фозис Т’Кар был еще слишком слаб, и Хатхор Маат остался восстанавливать его силы при помощи искусства Павонидов. Калофис тоже остался, чтобы охранять вход в Гору. Титанов-стражей больше не было, но кто знает, какие еще угрозы могли таиться в укромных долинах и пещерах?
В итоге в недра Горы спускались воины из нескольких братств, и Ариман видел, как различаются мерцающие ореолы энергии, по которым можно было определить принадлежность к тому или иному братству.
Вскоре он отметил, что большинство его спутников были Пирридами.
— Да, понимаю, — заговорил Утизаар. — В присутствии Космических Волков ни о каких тонкостях и речи быть не может.
Ариман почти машинально кивнул, как вдруг осознал, что ничего не произносил вслух.
— Ты прочел мои мысли? — спросил он.
— В настоящий момент это не так уж и трудно, — ответил Утизаар. — При здешнем уровне эфирной энергии ваши мысли усиливаются. Вы все как будто кричите во весь голос. Я чувствую себя очень неловко.
При мысли о том, что его разум прозрачен для посторонних, Ариман нахмурился.
— Будь осторожен, — предостерег он Утизаара. — Когда-нибудь это может навлечь на тебя беду. Людям не нравится, когда кто-то читает их сокровенные мысли.
— Моя сила не слишком отличается от твоей, — заметил Утизаар.
— Как же ты пришел к этому заключению? — удивился Ариман. — Способности Корвидов и Атенейцев не имеют ничего общего.
— Я читаю то, что люди думают сейчас. А ты читаешь то, что они будут делать в будущем. Вся разница лишь во временном промежутке.
— Я об этом не думал, — признался Ариман. — Эта тема заслуживает отдельной дискуссии, но, вероятно, не сегодня. Этот день не слишком подходит для научных споров, не находишь?
— Ты прав, — весело усмехнулся Утизаар.
Некоторое время они шагали молча, спускаясь все глубже и глубже. Ощущение контакта с эфиром в недрах Горы после его долгого отсутствия одновременно радовало и тревожило. Всему происходящему должны быть свои причины, и только очень значительные силы могли так кардинально изменить ситуацию.
Что же такое мощное скрывалось в недрах Горы?
Все трое погрузились в молчание, обдумывая только что сказанное друг другу. Каллиста и Камилла испытывали явное облегчение, поделившись своими тайнами, хотя и опасались, не придется ли им вскоре в этом раскаиваться.
Необычные свойства связывали их друг с другом. Что бы ни происходило дальше, в какие бы странствия они ни отправились, между ними зародилась связь. Сейчас это была лишь тонкая ниточка, но при соответствующем отношении она может быстро окрепнуть.
— И что же мы со всем этим будем делать? — спросила наконец Каллиста.
— Что ты имеешь в виду? — уточнил Лемюэль.
— Что мы будем делать? — повторила Камилла, отчетливо выделяя каждый слог, словно ее собеседник был туповат. — Если, как ты говоришь, мы оказались в Двадцать восьмой экспедиции благодаря нашим особенностям, положено ли нам самим знать об этом? И можно ли открыто пользоваться своими талантами?
Прежде чем ответить, Лемюэль ненадолго задумался.
— Этого я бы не советовал, моя милая. В некоторых кругах такие способности до сих пор считаются колдовством.
— Ты считаешь, что нам грозит опасность?! — воскликнула Каллиста, перебирая складки своей джеллабы. — Они для этого собрали нас здесь? Чтобы избавиться от нас?
— Нет, я так не думаю, — поспешил заверить ее Лемюэль. Он поднялся, подошел к ее креслу, взял за руку и заглянул в глаза. — Я не верю, чтобы Тысяча Сынов забрались в такую глушь только для того, чтобы сжечь нас на костре.
— Тогда что им от нас нужно?
— Признаюсь, мне это неизвестно, — сказал Лемюэль. — Лорд Ариман говорил, что намерен научить меня правильно использовать свои силы. Возможно, нам всем предстоит учиться.
— Зачем Тысяче Сынов утруждать себя нашим образованием? — удивилась Камилла.
— Лорд Ариман сказал, что, используя эти силы, мы становимся уязвимыми, — пояснил Лемюэль, прибегая к доводам, которые и сам не до конца понимал. — Я не слишком хорошо разобрался в этом, но создается впечатление, что все происходящее — часть какого-то грандиозного замысла и мы на пороге какого-то чуда. Возможно, мы станем первыми представителями новой ветви человечества, первыми научимся безопасно пользоваться своими силами и будем учить других.
Каллиста вырвала пальцы из его руки, и Лемюэля поразило выражение ужаса на ее лице. Ее аура сменила оттенок, в одно мгновение став яростно-красной.
— Я не желаю становиться новой ветвью или чем-то еще в этом роде, — заявила женщина и, поднявшись, оттолкнула назад полотняное кресло. — И мне не нужны эти способности. Если бы я только могла от них избавиться!
Лемюэль успокаивающим жестом поднял обе руки.
— Прости, — произнес он. — Я не хотел причинить тебе боль.
— Это так мучительно, — запинаясь заговорила она. Каллиста прижала пальцы к вискам и лишь усилием воли сдерживала подступившие слезы. — Каждый раз, когда возникает огонь, он выжигает часть меня. Если это не прекратится, боюсь, он когда-нибудь сожжет меня дотла.
Камилла вскочила со своего места и обняла Каллисту.
— Не бойся, — сказала она. — Мы о тебе позаботимся. Верно, Лемюэль?
— Конечно. Без вопросов. Такие люди, как мы, должны держаться вместе.
— Какие это люди? — раздался у него за спиной чей-то голос.
Лемюэль дернулся, словно от удара. Обернувшись, он увидел хрупкого старика в коричневатом одеянии летописца, с длинными седыми вьющимися волосами, собранными в тугой пучок на шее. Худой сутулый летописец держал под мышкой тонкую книгу в кожаном переплете. Его лицо цвета орехового дерева испещряли глубокие старческие морщины.
— Я вам не помешал? — спросил Махавасту Каллимак, личный летописец Магнуса Красного.
Первым опомнился Лемюэль:
— Махавасту! Нет, что ты, мы всегда тебе рады, заходи, пожалуйста. Я так редко тебя вижу в последнее время, наверное, Магнус так загрузил тебя своими воспоминаниями, что для друзей не остается времени, правда, дружище?
Каллимак выглядел немного растерянным, и в его ауре Лемюэль заметил оттенок тревоги.
— Что-нибудь случилось, друг мой? — спросил Лемюэль, увлекая Каллимака под тент.
— Боюсь, что может случиться, — сказал Махавасту.
— И что же это? — заинтересовалась Камилла, уступая Каллимаку свое кресло.
— Дело касается примарха, — с виноватым видом ответил летописец и, опустившись в кресло, положил книгу на колени. — Я опасаюсь, что ему и его воинам грозит большая опасность.
— Что за опасность? — спросила Каллиста.
— Очень серьезная, — заявил Каллимак. — Самая серьезная опасность, какую только можно себе представить.
В конце концов они добрались до огромного каньона в самом центре Горы. Это была идеально круглая впадина диаметром в несколько сотен метров, накрытая кристаллическим куполом из того же вещества, что и титаны, охранявшие вход. Купол был бледно-кремового цвета с темно-красными прожилками, словно великолепный мрамор. Но, как и титаны, он был заражен черными жгутами гниения.
Из огромной ямы, словно корни сверхъестественных растений, влажно блестя, поднимались черные столбы. Они пульсировали по всей длине, перекачивая жидкость, словно в насмешку над венами, поскольку не поддерживали жизнь, а высасывали ее.
— Великий прах Фенриса! — прошипел Скарссен. — Это еще что за звери?
Всех объял такой непреодолимый ужас, что никто не смог ему ответить.
Ариман, обходя остолбеневших Астартес, подошел к краю ямы. По всей окружности впадины протянулся плоский выступ, достаточно широкий, чтобы на нем могли разъехаться два «Ленд Рейдера». На этой плоскости сияли золотые и серебряные символы, и казалось, они были здесь всегда, а Гора выросла вокруг них.
У самого края впадины стоял Магнус и с изумлением рассматривал густой лес, сочащийся каплями черных щупалец. Его кожа уже вернула свой блеск, как будто близость источника энергии, скрытого в недрах Горы, придала ему новые силы. Вслед за Ариманом к краю впадины подошли Охтхере Судьбостроитель и лорд Скарссен.
— А это что? — спросил Скарссен, опустившись на колено рядом с ближайшим символом, изображавшим золотую змею, обвивающую серебряный глаз.
— Обереги? — высказал предположение Судьбостроитель. — Вроде волчьих талисманов на наших доспехах.
Скарссен немедленно поднял руку к висевшей на плече волчьей шкуре, и Ариман увидел, как все Космические Волки суеверно потянулись к различным амулетам, украшавшим их броню. Те, кто стоял ближе к жрецу, прикасались к его увенчанному орлом посоху. Ариман усмехнулся.
— Суеверия? — насмешливо произнес он. — Император этого не одобрил бы.
— Астартес Тысячи Сынов будет нам говорить, что Император одобрит, а что — нет? — усмехнулся Судьбостроитель. — Разве это не забавно?
— Нет, просто ваши жесты показались мне странными, — улыбнувшись, ответил Ариман. — Почти примитивными. Но я не хотел никого обидеть.
— Мы и не обиделись, — сказал Судьбостроитель. — Тем более что ты сам прикоснулся к своему талисману.
Ариман вдруг понял, что жрец прав, и улыбка исчезла с его лица. Сам того не сознавая, он прижал пальцы к дубовому листку на оплечье доспехов, к талисману, когда-то принадлежавшему Ормузду.
— В конце концов, мы не так уж сильно отличаемся друг от друга, — заметил Охтхере Судьбостроитель.
— Возможно, — согласился Ариман и снова стал осматривать поднимающиеся со дна ямы толстые черные канаты.
Все это время Магнус стоял неподвижно, как будто молча с кем-то общался. Ариман встал рядом с примархом.
— Мой лорд, что это? — спросил он.
— Это невероятно, Азек, — отозвался Магнус. — Это примитивная материя, вещество, которое обрело форму благодаря Изначальному Творцу.
— В таком случае оно протухло, — проворчал Скарссен. — Это ясно каждому дураку.
— Оно живое, — прошептал Утизаар, подходя к краю впадины с видом лунатика.
— Да, живое, — кивнул Магнус. — Я уже давно не ощущал ничего, что было бы так наполнено жизнью. Очень, очень давно.
Ариман почувствовал неприятное беспокойство. До сих пор примарх называл эту энергию инертной и мертвой.
— Оно зовет нас, — произнес Утизаар, и его голос прозвучал словно во сне. — Я должен к нему пойти.
— Что тебя зовет? — спросил Ариман.
Не успел он закончить фразу, как вдруг услышал тихий шепот, как будто издалека его окликнул друг. Ничего неприятного в этом звуке не было, это был мягкий, завлекающий шепот, сулящий безмерное наслаждение.
Магнус повернулся к своим капитанам и покачал головой. Ариман заметил, что его глаз потемнел, а зрачок сильно увеличился, как будто наполнился тем же черным веществом, что пульсировало в блестящих щупальцах.
— Сыны мои, — заговорил Магнус, и в каждом звуке его голоса Ариман ощутил едва сдерживаемую энергию, — сосредоточьтесь. Обратитесь к десятому уровню Исчислений и отсеките голоса. Вы не настолько сильны, чтобы им противостоять. Давным-давно я уже сталкивался с этой силой и одержал победу. И сейчас я тоже одолею ее.
Утизаар кивнул, и Ариман заметил, как его сознание поднялось к высшему уровню Исчислений, к уровню внутреннего одиночества, где воин обретал спокойствие, не нарушаемое тревогами внешнего мира. Достичь такого состояния было нелегко, особенно здесь, но Утизаар мастерски управлял собственной психикой. Ариман последовал его примеру, и голоса исчезли, словно из вокс-передатчика выдернули источник питания.
С высоты десятого уровня, когда зрение прояснилось, Ариман заметил, как в самой гуще скользких щупалец мелькнул клочок оранжевого цвета и показалось что-то блестящее.
— Нет, — прошептал он, едва не потеряв концентрацию при внезапном узнавании. — Нет, прошу, не допусти этого.
И словно в ответ на его слова, щупальца завибрировали, и раздался хлопок, как будто сошлись вместе сотни сальных ладоней. Космические Волки тотчас встрепенулись, подняли оружие, но никакой цели, кроме черных щупалец, перед ними не было.
— Что происходит? — сердито спросил Скарссен.
Посох Судьбостроителя затрещал энергетическими разрядами, и рунный жрец посмотрел на него с ужасом, словно оружие превратилось в ядовитую змею.
— Рассредоточиться, — приказал Магнус. — И отойдите подальше от края.
Студенистая масса неестественных зарослей вздрогнула, и из полукруглой крыши появилось множество толстых стволов. Ближайшие к краю щупальца, словно водоросли в гниющем пруду, стали расходиться в стороны.
Черная завеса щупалец разорвалась, и Ариман полностью потерял контроль над своим разумом, увидев, как среди блестящих канатов колышется исковерканная фигура.
К обнаженной коже прилипли обрывки оранжевой ткани, а само тело повисло вниз головой, как марионетка, брошенная своим кукловодом. Тело поддерживалось на весу несколькими тонкими щупальцами: одно блестящей петлей обвилось вокруг шеи, другое обсидиановым венцом прижалось к черепу.
Эти щупальца отличались от остальных. На их скользкой поверхности появлялись разинутые рты и вытаращенные глаза, которые через мгновение лопались и исчезали.
Тело подплыло ближе, и голова приподнялась. Открытые глаза светились маслянистым черным блеском, а кожу пронизывали тонкие черные линии, словно щупальца наполнили тело своей токсичной жидкостью. Треснувшая зеркальная маска болталась на шее.
Рот человека был разинут, словно в отчаянном мучительном вопле, но из него не вылетало ни звука, кроме сдавленного хрипа наполненных жидкостью легких.
— Это?.. — прошептал Ариман.
— Да, — печально ответил Магнус, — это Ятири.
Махавасту Каллимак, родившийся на субконтиненте Индой, был дотошным собирателем информации и придирчивым коллекционером деталей. Он накопил множество материалов о раннем периоде Великого Крестового Похода и стал одним из первых летописцев, отобранных для Тысячи Сынов. К тому времени он уже обладал отличной репутацией, а потому незамедлительно стал личным летописцем Магнуса Красного.
Он оставался при Магнусе с тех пор, как под торжественное пение фанфар и приветственные крики людей, разбрасывающих мириады розовых лепестков, восстановившийся Легион покинул Просперо. Он записывал каждую мысль и каждый поступок примарха в огромный том, который со временем стали называть «Книгой Магнуса».
Многие летописцы испытывали трудности, собирая сведения о Великом Крестовом Походе у его непосредственных участников, и потому не без зависти поглядывали в сторону Махавасту.
Лемюэль встретил Махавасту Каллимака на борту «Фотепа» во время симпозиума по способам обработки информации, именно тогда завязалась их дружба, основанная на обоюдной любви к подробностям.
— Бог кроется в деталях, — обычно говорил Махавасту, когда они изучали какой-нибудь из манускриптов в великолепной библиотеке «Фотепа».
— Вернее будет сказать, что в деталях кроется дьявол, — отвечал ему на это Лемюэль.
— А это, мой дорогой Лемюэль, зависит от того, о каких деталях идет речь.
Каллимак был энергичным человеком и всегда выглядел лишь на половину своего возраста, составлявшего около ста тридцати стандартных лет. Но в данный момент в его облике отражался каждый прожитый год.
Махавасту открыл принесенную книгу, и Лемюэль заглянул через его плечо.
— Да это же альбом с набросками! — воскликнул он, заметив на первых страницах рисунки, сделанные угольным карандашом и чернилами. — Я и не знал, что ты еще и художник. Только для такого мастера точного слова, как ты, рисунки выглядят несколько неопределенными и расплывчатыми.
Каллимак покачал головой.
— Ты прав, Лемюэль, — сказал он. — Никакой я не художник. Сказать по правде, я уже и сам не знаю, кто я такой.
— Прости, Каллимак, но я что-то не понимаю.
— Я не помню, как рисовал эти наброски! — взволнованно воскликнул Махавасту. — Я вообще ничего не помню из этой книги — ни рисунков, ни слов. Я могу вспомнить каждую из написанных мною статей, но вот это остается для меня загадкой.
В глазах пожилого летописца блеснули слезы, а беспокойство в его ауре сменилось глубокой печалью.
— Я все это написал... и не помню ни слова.
— А ты не пробовал обратиться в медицинский корпус? — спросила Камилла. — У меня был дядя, который к старости стал не в ладах со своим разумом. Он ничего не мог запомнить, даже того, что было только что сказано. А потом дошел до того, что забыл и своих детей, и жену, и самого себя тоже. Печально было наблюдать, как постепенно умирает его мозг.
Махавасту покачал головой:
— Мне известно о возможной деградации физических и умственных способностей, госпожа Шивани, и поэтому я сегодня попросил сделать сканирование мозга. Импульсы проходят через нейроны и синапсы головного мозга и подкорковой области вполне нормально, и приборы не зафиксировали никаких признаков атрофии или поражения в височных и теменной долях. Единственная аномалия — это небольшое затемнение в поясной извилине, но оно никак не может объяснить то, что со мной происходит.
Лемюэль внимательнее присмотрелся к рисункам, стараясь найти разгадку в небрежных зарисовках и отрывочных записях.
— А ты уверен, что все это написано тобой? — спросил он, изучая странные символы, заполнявшие страницы.
Лемюэль не мог прочесть ни слова, но узнал язык и понял, что это не обычный блокнот летописца.
Это был гримуар.
— Уверен, — ответил Махавасту. — Это мой почерк.
— Откуда ты знаешь? — спросила Каллиста. — Ты же пользуешься устройством для записи с голоса.
— Да, моя милая, но прежде, чем применять подобный прибор, необходимо настроить его на манеру письма владельца. Не родился еще тот графолог, который смог бы отличить машинные записи от моих собственных.
— А что это? Я ничего не могу прочитать, — сказала Камилла.
— Я не знаю. Я никогда не видел этого наречия.
— Это енохианский, — сказал Лемюэль. — Так называемый язык ангелов.
— Ангелов? — изумилась Камилла. — Откуда тебе это известно?
— В моей библиотеке на Терре имеется неполная копия «Liber Loagaeth», — пояснил Лемюэль. Заметив растерянность друзей, он продолжил: — Предполагается, что это сборник молитв, посланный через древнего ученого Старой Земли. Книга написана как раз на этом языке, и мне удалось перевести лишь крошечные фрагменты. Вероятно, существовала вторая книга, «Claves Angelikae», с таблицами соответствия, но мне так и не удалось ее отыскать.
— Енохианский, — задумчиво протянул Махавасту. — Интересно. Ты должен рассказать о нем подробнее.
— Может, вы забыли, но речь шла об опасности, грозящей Магнусу Красному, — напомнила Каллиста. — Давайте сначала разберемся с этим.
— О да, конечно! — воскликнул Махавасту и открыл свой альбом на последней странице.
Набросок был сделан короткими штрихами угольного карандаша. В центре картины изображалось нагое тело, показавшееся из густого леса. Присмотревшись внимательнее, Лемюэль понял, что это вовсе не лес.
Перед ним был огромный пучок извивающихся, похожих на змей щупалец, которые поднимались из гигантской впадины. Он без труда узнал Магнуса Красного, обвитого десятком этих ужасных созданий. Другие Астартес тоже отчаянно сражались с сотнями щупалец в гигантской пещере.
Внутри Горы...
— Что это? — поразилась Камилла. — Я ничего не могу понять.
— Представления не имею, — признался Махавасту. — Лемюэль?
— Не могу сказать наверняка, но согласен с тобой: выглядит скверно.
— А что это за слово под рисунком? — спросила Каллиста.
Под наброском было небрежно нацарапано одно-единственное слово, и Лемюэль, обнаружив, что это один из немногих расшифрованных им символов, замер от ужаса.
— Панфейдж, — произнес он, и Махавасту вздрогнул.
— Что? — спросила Каллиста. — Что это означает?
— Это означает «существо, поглощающее все», — ответил Лемюэль.