Книга: Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа
Назад: Уолтер Йон Уильямс АБРИЗОНД{6} (перевод Н. Осояну)
Дальше: Джефф Вандермеер ПОСЛЕДНЕЕ ПОРУЧЕНИЕ САРНОДА{8} (перевод М. Савиной-Баблоян)
Пола Волски
ТРАДИЦИИ КАРЖА
(перевод Г. В. Соловьёвой)
Дражен Каржский, давно ставший фактическим хозяином замка, устремил долгий взор на племянника. Он видел перед собой худощавого юношу в элегантном костюме, его черные волосы обрамляли бледное узкое лицо, а взгляд темных глаз был беспечным. Вероятно, Дражен остался доволен увиденным. Его круглое лицо порозовело от удовольствия, в глазах появилось выражение благосклонности.
— Фарнол, — приветствовал его Дражен, — я желаю тебе счастья в день рождения. Сегодня тебе исполнился двадцать один год. Выпьем за это!
— С радостью, дядюшка, — пристойно поклонился Фарнол Каржский.
Родственники ударили кубками и выпили.
— По вкусу ли тебе вино? — с беспокойством осведомился Дражен.
— Оно превосходно!
— Я рад, ведь с этого дня оно твое. Весь замок со всем его содержимым со дня совершеннолетия принадлежит тебе. Скажи, племянник, что ты намерен делать, став хозяином?
— Делать? Ну, займусь управлением поместьем, наверное, и все такое. В Каиине нет недостатка в занятиях. В фехтовании я еще не достиг совершенства — надо отрабатывать атаки. Театр вечно нуждается в меценатах, а еще конкурс декламаторов, кулачные бои, горные восхождения, гонки по Скому, проект по возвращению солнцу древнего золотого сияния…
— Занятия? — оттопырил губу Дражен. — Скажи лучше: развлечения, безделье. Племянник, ты транжиришь силы на пустяки. Ты вечно уклоняешься от дел первостепенной важности. Ты не упомянул магию, наследие нашего рода. Все патриархи Каржа в той или иной степени владели магией. А ты?
— О, к магии я не чувствую призвания. Простейшие заклинания не держатся у меня в голове, разлетаются пугливыми птахами. — Фарнол беззаботно передернул плечами. — Ну что ж, хватает других, не менее почтенных занятий.
— Ох, племянник, племянник, племянник! — Дражен с шутливым отчаянием покачал головой. — Я далек от мысли упрекать тебя, и все же — ты отказываешься признать главную истину: хозяин замка должен хоть немного владеть искусством тавматургии. Это в традициях Каржа. Ты много лет пренебрегал учением, а я… — позор на мою голову — я потакал твоей лени. Но теперь, когда ты стал взрослым, все пойдет по-другому.
— Поздновато что-либо менять. Умоляю, дядюшка, не волнуйся, — легко возразил Фарнол, — я не так уж плохо удался, и, без сомнений, все к лучшему.
— Смелая точка зрения. Однако я не теряю надежды тебе переубедить. — С этими словами Дражен ударил в маленький гонг, стоявший рядом с ним на столе, и медь зазвенела. В комнату вошел Гвиллис, служивший в замке с незапамятных времен, иссохший и хрупкий, как прошлогодний хризалис. — Неси, — распорядился Дражен.
Гвиллис с поклоном вышел и тут же вернулся, часто перебирая ногами под грузом немаленького предмета. Слуга водрузил его на середину стола.
Фарнол нагнулся вперед. Он видел витки и сплетения стеклистых жилок — большей частью бесцветных, с редкими проблесками алого. На первый взгляд стеклянный клубок показался юноше бесформенным, но при ближайшем рассмотрении в нем стали проступать элементы узора: здесь блестящая чешуя, там подобие когтя, наметившаяся пасть, блеск клыка. И в самом сердце сияющего шара — маленькое темное ядро, о природе которого оставалось только гадать.
— Интригует, не правда ли?
— Еще как! — Племянник устремил на дядю счастливый взгляд, и вдруг что-то сжало ему сердце.
— Обрати внимание на свинцовый ящичек, скрытый за стеклянными нитями. Его содержимое должно тебя заинтересовать, но добраться до него без помощи волшебного искусства невозможно. Я предлагаю тебе открыть шкатулку.
— Колдовство — это совсем не для меня. Мне лучше послужит хороший молоток, способный разбить стекло, — легкомысленно отшутился Фарнол, в душе которого почему-то нарастала тревога.
— Едва ли. Удары молотка только насторожат и разозлят защитников.
— Защитников?
— Стеклянных ящеров, племянник. Они представляются безжизненными, но не дай себя обмануть. Их переполняет праведная решимость охранять сокровище. Пробуждаясь, они не бывают склонны к терпению, а яд их действует быстро.
— Вот как? — Фарнол внимательней всмотрелся в сложное прозрачное переплетение жил. Алые блестки обозначали глаза, когти и вздувшиеся от яда железы. Сосчитать ящеров не удавалось. — Ну, они выглядят верными стражами. Пусть себе хранят свое таинственное сокровище. Я не стану их тревожить.
— Советую тебе подумать еще. Шкатулка в центре узла достойна твоего внимания: в ней содержится единственное известное противоядие.
— Противоядие?
— От проклятия, которое ты недавно проглотил вместе с этим превосходным вином. Я опасался, что ты заметишь примесь, но твои мысли были заняты другим. Горными восхождениями, надо полагать. Или гонками по Скому.
— Яд! Ты убил меня, дядя?
— Милый мой мальчик, даже не думай об этом. Разве я чудовище? В моих действиях проявилась чистая родственная любовь. Я дал тебе повод почтить традиции Каржа. Если условия испытания кажутся несколько суровыми, то лишь от моей неколебимой уверенности в твоих способностях. Выслушай меня, прошу. Действие выпитого тобой напитка сказывается слабо, проявляясь в чуть заметном неудобстве. Три или четыре дня ты будешь ощущать разве что мимолетную слабость. Спустя два или три дня она сменится лихорадкой, но лишь через добрых десять дней внутренний огонь начнет пожирать сердце, разум и жизнь. Впрочем, зачем думать о таких ужасах? Конечно, до них не дойдет. Тебе нужно самое простое волшебное заклинание, которое развяжет узел, чтобы открыть шкатулку и проглотить противоядие. Ты справишься с этим за несколько часов, если не минут. Это легчайшая задача для законного хозяина замка. Племянник, я еще буду гордиться тобой!
Дражен, поднявшись с кресла, похлопал племянника по плечу и удалился.
Несколько секунд Фарнол Каржский сидел, неподвижно уставившись на клубок затем, не поворачивая головы, бросил:
— Гвиллис, принеси мне молоток, топор или лом.
— Бесполезно, господин Фарнол, — дрожащим, срывающимся голосом ответил дряхлый слуга. — Будьте уверены: ничто, кроме магии, вам не поможет. Так распорядился господин Дражен.
— Я вызову волшебника из города.
— Адепты не ответят на приглашение — так приказал господин Дражен.
— Тогда я сам отнесу стеклянный узел в Каиин.
— Узел нельзя выносить из замка. Так приказал…
— А я приказываю иначе, и слуги должны мне повиноваться. Я теперь совершеннолетний.
— Быть может, глупые слуги не заметили перемены статуса.
— Ах, Гвилл… дядя все предусмотрел. Боюсь, я покойник. Остается одно: надо убить Дражена прежде, чем яд начнет действовать. Какое-никакое, а утешение.
— Позвольте мне предложить другое средство. Признаю, мотивы и методы вашего дяди несколько сомнительны, но в его словах сомневаться не приходится. Весьма вероятно, что вы в некоторой степени наделены колдовскими способностями. Вам дали веский мотив отыскать их. Испытайте себя.
— Пустое дело. Голова у меня так устроена, что магия в ней не держится. Объем моих способностей выражается отрицательным числом.
— Для отрицаний сейчас не время и не место. Что же касается устройства вашей головы, а также количества и качества ума, все это не столь неизменно, как вы думаете. Тчерук Вивисектор, живущий среди ульев на краю морены Ксенс, как раз тот человек, который мог бы выцедить из вашего ума потаенные таланты.
— Вивисектор?
— Это почетный титул. Тчерук — маг большой эрудиции, сочетающейся в нем с неизменным и непредсказуемым в своих проявлениях человеколюбием. Если ваша беда его заинтересует — а я бы посоветовал очень постараться его заинтересовать, — он, возможно, исправит все недостатки. Отправляйтесь к Тчеруку, господин, не медлите.
Фарол кивнул. Где-то в глубине его организма понемногу разгорался жар.
Солнце стояло в своем невысоком зените, когда Фарнол выехал из замка Карж. Утомленная старостью звезда просвечивала сквозь пурпурную вуаль тонких облаков. У горизонта теплые цвета блекли, и индиговое небо становилось густым, как чернила. На юге вздымались белые стены Каиина, слегка подсвеченные лиловым сиянием воздуха. Блестящий купол золотого дворца принца Кандива словно проминал горизонт, а за ним поблескивали воды бухты Санреале.
Узкая дорога огибала северную окраину города, вилась между тихих деревушек и лениво спускалась к Старому Городу — безмолвному лабиринту руин, обрушенных стен и опрокинутых колонн, обломанных башенок и башен, до блеска выглаженных бессчетными веками. Фарнол проехал мимо упавшего обелиска. Дальше его путь оказался завален безглазыми трупами — среди них виднелись то павший воин в эмалевом доспехе, то подросток в зеленом плаще и многие, многие другие. Их пустые взгляды до костей пронимали холодом, но не могли загасить разгоравшийся в животе огонек. Фарнол пришпорил коня и проехал мимо.
Престарелое солнце ползло по небу. Старый Город остался позади. Тропа пошла круче, на земле то и дело попадались рытвины и колдобины. Косматые поля Фоуна облекли холмы и лощины старой бронзой, в ее темной зелени кое-где мерцали золотисто-розовые листья вессила. Еще час в седле — и он выехал на край морены Ксенс.
Натянув поводья, Фарнол осмотрелся. Земля плавно бугрилась, словно застывшие морские волны. Повсюду громоздились валуны и груды обломков, скопившихся за минувшие эпохи, — и все это было отполировано до шелкового блеска. Длинные лучи заходящего солнца подкрашивали многозубчатые венцы и вершины теплым багряным светом. Лиловые и черные как уголь тени заливали низины. Меж холмами извивался медлительный бурый поток. Равномерно покрывавшие его берега крутые курганы четкостью своих форм наводили на мысль о творении разума. Фарнол довольно долго всматривался в них, но не заметил ни движения, ни иных признаков жизни. Наконец он тронул коня и осторожно приблизился. Заброшенные курганы поднимались вдвое выше человеческого роста. Всмотревшись, юноша понял, что они выстроены из камешков, скрепленных блестящим клеем, и покрыты снаружи черным, гладким, как фарфор, веществом. Облицовка большей частью уцелела, но то здесь, то там какой-то враг сумел отбить куски стен, и за ними открывались многоугольные камеры, нанизанные, подобно бусам, на узкие коридоры и галереи. Фарнолу очень хотелось задержаться, чтобы исследовать странные постройки, но он преодолел искушение. Солнце почти касалось горизонта, и призрачные тени поднимались из глубин древней земли.
Он поехал дальше вдоль излучин равнодушного потока и вскоре увидел перед собой гигантский курган, вздымающийся над другими и более чем впятеро превышающий рост человека. Гладкий конус отличался особой тяжеловесностью, и что-то подсказало Фарнолу подойти ближе. Юноша дважды обогнул курган, не увидев ни блика света, ни иной приметы жизни внутри.
Спешившись, он подошел и постучал по гладкой поверхности. Ответа не последовало, зато проявился первый признак жизни. На краю зрения скользнуло что-то длинное и гибкое, как щупальце, — и скрылось, когда Фарнол обернулся. Ветер с сожалением вздохнул.
Сердце у юноши колотилось, горячая точка в низу живота, казалось, разрасталась. Фарнол набрал воздуха в грудь, облизнул сухие губы и еще раз постучал.
В ответ дрогнул густой куст лощинника. Колючие стебли раздвинулись, открыв отверстие. В меркнущем свете показалась голова, за ней плечи и тощее туловище. Фарнол отметил серый цвет одежд, маску с выпуклыми фасетчатыми глазами, скрывшую часть узкого лица, костистые белые руки с длинными кривыми ногтями и плащ из прозрачной просвечивающей материи.
— Ну и что ты здесь ищешь? — спросил человек.
— Ищу Тчерука Вивисектора.
— Зачем тебе Тчерук?
— Мне нужна его помощь, и я готов хорошо заплатить.
— Зачем ему твои терции? Он закопает их на морене Ксенс и станет ждать, пока прорастут?
— Я могу угостить его любопытной историей — историей о глупом молодом наследнике, коварном дяде и медленном убийстве, растянутом на десять дней.
— С уверенностью скажу, что Тчерук захочет ее услышать, — ведь я и есть он. Входи.
Голова и плечи скрылись в дыре.
Фарнол заколебался. Щупальце снова мелькнуло рядом — или ему показалось? Обернувшись, он ничего не увидел.
Не мешкая больше, он стреножил коня и ногами вперед сполз в отверстие, оказавшись в бочкообразном проходе. Закругленные стены были выложены тщательно обтесанным камнем, низкий свод позволял перемещаться только ползком. Фарнол опустился на четвереньки и двинулся к свету, мерцающему впереди.
Совершено неожиданно ход открылся в шестиугольную камеру со сходящимся в центре граненым потолком, позволявшим выпрямиться в полный рост. Комната была обставлена аскетически: тюфяк, низкий столик и плетенные из травы циновки на полу. В очаге потрескивал огонь. В открытом шкафу на множестве полок виднелись книги, свитки и всяческие диковинки. Пучки сухих трав, хрустальные волчки и слабо светящиеся кости свисали с потолка.
Тчерук Вивисектор развернулся и оглядел гостя фасетчатыми глазами.
— А, дивишься природе моего жилища? — заметил он. — Знай — я выстроил его во вкусе Ксенс Ксордов, обитавших здесь в древности. Раса, в которой смешались черты человека и белого крылатого муравья, строила ульи, отличавшиеся простой и функциональной красотой, слагала оды чудесам природы и записывала их на восковых табличках. Ей удалось развить тончайший в мире эстетический вкус и под конец разрешить глубочайшие тайны философии и морали. Величайшие свои писания они заключали в сферы и хранили в одной из бесчисленных пустот между мирами. Затем Ксенс Ксорды вымерли: возможно, не вынесли груза собственного совершенства. Восковые таблички истаяли, а местонахождение межмирного хранилища забылось. Но сокровища их философии существуют и все еще ждут открывателя. Для того Тчерук и поселился здесь, переняв обычаи Ксенс Ксордов и заманивая к себе их маленькие крылатые души в надежде, что они вернутся и просветят его.
— И что, просветили?
— Однажды, лет десять назад, прозрачная фигурка — нечто среднее между грызуном и термитом — проникла в этот улей и осветила его своим огоньком. Я воззвал к ней с мольбой, но она исчезла. Не теряю надежды, что она вернется, и постоянно пребываю в готовности.
— Мудрая предосторожность, — кивнул Фарнол.
— Я рассказал о себе — теперь твоя очередь. Назовись, юноша, и рассказывай. Если я не заскучаю, можешь рассчитывать на ужин.
— Меня зовут Фарнол Каржский, и от Тчерука мне нужна не просто пища. Вот что со мной случилось…
Фарнол вкратце, хотя и с воодушевлением, изложил свою историю.
Тчерук слушал молча. Выражение его лица, если оно и было, скрывала маска, наклон головы выказывал внимание. Дослушав до конца, Тчерук простоял в задумчивости целую минуту и лишь потом заговорил:
— Твоя история не обманула моих ожиданий. Если бы Ксенс Ксорды были здесь и слышали тебя, они непременно предложили бы помощь. По совести, я не могу поступить иначе. Что ты хотел бы получить?
— Средство от яда, разъедающего мне внутренности.
— Найти его несложно, стоит только определить, какой это яд. Насколько я помню, в мире насчитывается девятьсот шестьдесят восемь тысяч четыреста семь элементов и декоктов, чья токсичность доказана. Возможно, девятьсот шестьдесят восемь тысяч четыреста восемь, но я не стал бы включать в список гризамин. Какой из этих ядов ты принял?
— Понятия не имею.
— Жаль. Можно безотлагательно приступить к анализам, но результатов, вероятно, придется ждать несколько лет.
— У меня не больше десяти суток. Нет, осталось уже девять с половиной! Не мог бы ты снабдить меня талисманом или руной, которая развяжет узел стеклянных ящеров?
— Никак не могу. Такие сплетения распускаются только посредством заклинания, и в моей библиотеке их множество. Я отыщу подходящее, ты заучишь его, и все будет прекрасно, как могли бы пожелать Ксенс Ксорды. Сядь, подожди, пока я просмотрю записи.
— Я пока займусь своим конем.
Фарнол прополз обратно к выходу, протиснулся через колючий куст и оказался на воле. Солнце уже истекало последними лучами. Окинув взглядом затихшие окрестности, юноша не увидел коня. Он оставил стреноженного скакуна у отверстия, ведущего в улей, набросив поводья на толстый стебель высокого болотника. Болотник был на месте — Фарнол опасливо приблизился к растению. Обрывок кожаного повода застрял на шипастом стволе, в ветвях виднелась прядь гнедых волосков, на листьях остались пятна крови.
Воздух вдруг сильно похолодел. Фарнол поспешно вернулся в шестиугольную келью, где застал хозяина на циновке перед низким столом. Тчерук листал толстый заплесневелый фолиант.
— Мой конь пропал, — доложил Фарнол, — и я подозреваю худшее.
— У тебя есть к тому все основания. Гигантские черви, обитающие в этих местах, прожорливы и совершенно безнравственны. Не оплакивай потерю, развивай в себе философский подход. Логическими аргументами можно доказать, что животное твое никогда и не существовало в природе. А теперь — внимание! Ты хорошо сделал, что обратился ко мне за советом. Я уже отыскал нужное средство: сложнейшее вербальное заклинание, известное как мгновенное взаимное отвращение. Заучи эти слоги, повтори их в нужный момент — тщательно избегая ошибок в произношении, соблюдая все ударения, интонации и перемены тона, — и твоим бедам конец. Вот, слова перед тобой, учи.
— Благодарю тебя.
Фарнол тоже уселся и принялся разглядывать пожелтевший том, раскрытый на взаимном отвращении. Рукописные строки выцвели, но ясный отчетливый курсив читался без труда. Заклинание было длинным, но отнюдь не необъятным. Представлялось вполне возможным окинуть его единым взглядом. Много ли значили прошлые тщетные попытки Фарнола овладеть колдовством? Он был ленивым юнцом, шалопаем. На сей раз он проявит прилежность, как никогда прежде, и добьется успеха.
Фарнол сосредоточенно принялся за работу. Минуты проходили в тишине. Углубившись в зубрежку, юноша не заметил, как хозяин куда-то исчез. Могущественные слоги, казалось, сопротивлялись усилиям — словно отплясывали на странице, выскакивая из поля зрения, — явление было знакомым, но обескураживающим. Прежде такие фокусы букв заставляли его признать поражение, но сегодня Фарнол упрямо пытался уложить фразы в памяти — одну за другой. Наконец за спиной у него прозвучал голос:
— Ты, конечно, давно закончил и теперь сидишь скучаешь. Прошу твоего внимания. Пора проверить, хорошо ли ты запомнил.
Фарнол, моргнув, поднял голову. Тчерук вернулся в камеру с небольшим шаром в руках. Он положил этот предмет, размером не больше кулака, на стол.
— Обрати внимание, — взмахнул рукой волшебник, — я предлагаю тебе испытать себя на несложном пятерном узле с двойным плетением нитей. Ты, конечно, легко расплел бы его, и не прибегая к магии, но давай представим, что время, опущенное на эту задачу, ограничено. Ты произнесешь мгновенное взаимное отвращение — и пять нитей, проникшись острой нетерпимостью друг к другу, с превеликой поспешностью разделятся, тем самым распустив узел. Ты готов?
— Готов.
Фарнолу очень хотелось верить, что он не солгал. Он так долго бился над этими строками, наверняка они остались при нем! Ободрившись, юноша пропел слова заклинания, и тотчас тяжеловесные объемные строки, вбитые им в мозг, истаяли, не оставив и следа. Минуту он просидел в растерянности, потом, опомнившись, принялся разглядывать узел.
Тот остался на столе, крепкий и плотный, как прежде.
Тчерук Вивисектор удивленно хмыкнул и вздрогнул под своим плащом, прозрачным и упруго трепещущим, как крылышки насекомого.
— Удивительно, — заметил маг, — впервые наблюдаю такую беспомощность. Я поражен.
— А… — Фарнол с грустью ощутил пустоту на месте еще недавно теснившихся в голове знаний. — Я слишком грубо произнес?
— Ничуть. Это и есть самое удивительное. В твоем исполнении сказывается неопытность, но ошибок и явных промахов я не заметил. Необходимо продолжить наблюдения. Попробуй еще раз.
— Хорошо.
Проглотив разочарование, Фарнол вернулся к зубрежке. На сей раз заклинание далось ему легче, и через час он полагал себя полным хозяином быстрого взаимного отвращения. Вторая попытка исполнить заклятие доказала, как он ошибся. Нити узла и не подумали расплетаться, шар лежал неподвижно, как неживой.
— И опять я не заметил ошибки. Интересно-интересно… — Тчерук задумчиво поцокал ногтями по выпуклым глазницам маски. — Мне надо поразмыслить. Отложи этот том, молодой человек, от него тебе никакой пользы. Может быть, позднее… Ну-ну, посмотрим.
Затем этом волшебник замолчал, не слыша ни вопросов, ни восклицаний.
Фарнол послушался совета, отложил книгу, но слоги быстрого взаимного отвращения продолжали бешеную пляску в мозгу. Куда идти, если Тчерук Вивисектор не сумеет помочь? Словно в ответ на этот вопрос, огонек у него внутри стал разгораться. Фарнол стиснул зубы, прижал ладонь к животу. Слоги силы улетучились из головы синим дымком.
В тишине истекали минуты. Наконец хозяин дома стал накрывать на стол — простой ужин из тушеных кореньев с соусом из пряных семечек, дикого геруфиона и жареных травяных пирожков. Ели тоже молча. Только покончив со своим геруфионом, Тчерук заговорил:
— Я долго размышлял и готов выдвинуть гипотезу. Корень твоего затруднения — в неком врожденном дефекте.
— Вряд ли. Пока неизвестный яд не очутился у меня в животе, я отличался отменным здоровьем.
— Дефект столь мелок, что ты мог его не заметить. Вероятно, всего лишь незначительная дисфункция желез. Невидимая опухоль, ползучий склероз, провисшая связка. Когда я обнаружу причину, лечение определится само собой. Мне понадобится указательный палец с твоей правой руки для исследования и анализа. Пойдем, проведем ампутацию. Увидишь, что я не даром ношу свой титул.
Фарнол моргнул.
— А других способов нет?
Тчерук задумался.
— Я мог бы обойтись полугиллом твоей крови, но тогда пострадает эффективность. В этом случае результат задержится на два часа, если не более.
— Лучше я пожертвую часами!
— Как хочешь.
Позволив магу взять его кровь на анализ, Фарнол залез в узкую, как гроб, нишу в стене. Огонек внутри долго не давал ему уснуть.
Пробудившись утром, он увидел, что хозяин дома, поджав ноги, сидит все за тем же низким столом.
— А, молодой человек, могу тебя обрадовать. — Тчерук лучился сдержанным торжеством. — Я нашел разгадку, и твоим бедам конец.
— Правда? — с надеждой спросил Фарнол.
— Все, как я и предполагал. Усвоению заклятий препятствовал нарушенный баланс состава крови. Это легко исправить — существует эликсир, излечивающий подобные дефекты, и я могу его приготовить, потому что иду по пути Ксенс Ксордов. Твоя помощь мне понадобится только в одном: добыть последний из недостающих ингредиентов. Остальные у меня есть.
— Назови его, и я восполню недостачу.
— Мне нужен камень из головы пельграна.
— Пельграна… — Фарнол сдержал дрожь. — Понятно. И где его можно купить?
— На этой земле нигде, насколько я знаю.
— Пельграна можно убить, но только с помощью магии или хотя бы эскадрона латников. У меня нет ни того ни другого.
— Гони прочь уныние! Есть и другой способ. Зачем сражаться с живым пельграном, когда достаточно отыскать мертвого?
— Непростая задача. Если я не ошибаюсь, считается, что пельграны пожирают своих мертвецов?
— Это не доказано, да и несущественно. Камень из головы пельграна не переваривается. Проглоченный, он рано или поздно выйдет наружу.
— Значит, я должен незаметно обследовать места обитания этих крылатых прожор…
— Весьма незаметно, смею добавить. Скромность и неприметность приличествуют в любых обстоятельствах. Для этой цели я снабжу тебя магическим амулетом, использование коего не требует искусства, — маской хамелеона, превосходным средством для приобретения защитной окраски.
— А как я узнаю нужный камень?
— Он величиной с боб, пестрит ультрамарином и охрой с черными звездочками, непрестанно плавающими по поверхности. Известно, что колония пельгранов населяет северную область Порфиронового Шрама, — туда я и предложил бы тебе направиться.
— Такое расстояние быстро не одолеешь. — По незаметно приобретенной в последнее время привычке Фарнол прижал руку к животу и ладонью ощутил тепло.
— А… — Тчерук Вивисектор сочувственно задрожал крылышками плаща. — И в этом я сумею тебе помочь. Дам склянку Краденого Покоя. Один глоток сонного эфира ужмет восьмичасовой сон в двадцать минут. Но остерегайся — после двух глотков ты проспишь месяц. Это средство поможет тебе намного продлить часы бодрствования в пути.
— Но если тело получит за это время восемь часов сна, не окажется ли, что и яд успел подействовать, как за восемь часов?
— Интересная проблема. Поэкспериментируй и сообщи мне результаты. А теперь — время не ждет.
Фарнол позавтракал пареной фасолью, вчерашними травяными пирожками и тартинками с вареньем из тетевицы. Хозяин принес и помог уложить в большой кошель обещанные магические предметы и немного провизии. Груз вышел легким — большая часть припасов Фарнола осталась в переметных сумах и пропала вместе с конем. Наконец юноша с запинкой обратился к волшебнику:
— Я постараюсь вернуться как можно скорее. Если поиски окажутся напрасными, мы больше не встретимся, а потому позволь принести тебе благодарность за щедрость и гостеприимство. Ты достоин благородных Ксенс Ксордов.
— Благодарности излишни. Я в восторге от возможности получить головной камень пельграна. Сказать по правде, я много лет о нем мечтал.
Фарнол прополз по коридору, раздвинул куст и выбрался на открытое место. Светало, и восточный горизонт окрасился густым багрянцем, растворяющимся в лиловых чернилах. Над головой небеса оставались еще темно-синими, почти черными, а ульи исчезнувших с лица земли Ксенс Ксордов светились слабым румянцем. Округлые гребни морены окрасились розовым туманом, низины терялись во тьме.
Вдали, еще невидимый, угадывался массив Порфиронового Шрама.
Оглядевшись, молодой человек не заметил ничего похожего на щупальца. Как видно, здешние гигантские черви скрывались с восходом солнца. Глубоко вдохнув прохладный утренний воздух, Фарнол пустился в путь через морену.
Он шел к северу много часов, сделав привал только в полдень, чтобы подкрепиться травяными пирожками, сушеными ягодами тетевицы и черными колбасками, жесткими и сморщенными, как нянюшкины пальцы. Ему не встречались ни люди, ни хищники, да и вообще из живых существ он видел только редкую птицу или крылатую ящерицу, парившую в вышине. Никакая случайность, никакое препятствие не замедляли его перехода через морену, зато о движении времени говорили внутренние перемены. Жар ширился. С каждым часом и с каждой милей искорка разгоралась, заливая внутренности неприятным теплом, не причинявшим, правда, пока боли. Может быть, Фарнол бы так не тревожился, не знай он, что предвещает это тепло.
Чтобы не мучить себя бесполезными страхами, юноша переключился на окрестности, разглядывая плавные изгибы земли со скалами, причудливыми, как дворцовые скульптуры, в окружении темных зарослей лощинника. Впереди земля понемногу поднималась к дальнему хребту, поросшему густым лесом и оттого черному на фоне индигового неба. Этот горный лес Боскаж покрывал крутой склон над рекой Дерной. К лесу Фарнол и направил свои стопы.
Он шел весь день, останавливаясь лишь по нужде. К закату лес Боскаж заметно приблизился. Стемнело, идти дальше не представлялось возможным. Фарнол поел, позволив мыслям вернуться к прошлым радостям Каиина, но глаза и уши его были настороже.
Он не уловил никаких зловещих признаков, однако на всякий случай надел маску хамелеона. От ее плотной ткани исходил явственный запах. Юноша ощутил, как метаморфозы охватывают все его тело. Местность скрывалась в темноте, но он уловил перемены и вокруг себя, так что уже не сомневался, что спрятан надежно. Он уснул.
Наутро его разбудила непривычная тяжесть маски. Поднявшись, Фарнол осмотрелся. В утреннем свете морена Ксенс выглядела туманной и тихой. Ничего опасного на ней не объявилось, и юноша с облегчением сорвал с себя маску.
Путь его лежал дальше. К полудню он вступил под тихие своды Боскажа и мало-помалу поднялся на крутой гребень, с которого открывались бурные, окрашенные в цвет ржавчины воды реки Дерны.
Двигаясь по краю обрыва над руслом, он ощутил, как натянулись нервы, и понял, что цель близка. «Известно, что колония пельгранов населяет северную область Порфиронового Шрама», — сказал Тчерук. Здесь повсюду можно было встретить этих тварей. На ходу Фарнол опасливо поглядывал в небо, не забывая осматривать и землю в надежде на костяк или останки, в которых мог обнаружиться искомый камень.
В поисках прошло несколько часов. Только перед закатом мелькнувшая в воздухе тень заставила путника ничком упасть наземь. Скорчившись во впадине, Фарнол счел себя в безопасности и поднял голову. Над ним парило на перепончатых крыльях крючконосое существо — несомненно, пельгран. Холодный ужас на миг погасил огонь от дядюшкина снадобья.
Пельгран пересек солнечный диск и скрылся. Фарнол перевел дыхание. В нем шевельнулась надежда. Место он нашел. Здесь живут пельграны, здесь же, надо думать, они и умирают. А там, где умер пельгран, должен остаться его головной камень.
Дотемна Фарнол обшаривал землю под деревьями — тщетно. Он заснул на лесной подстилке, ощущая тяжесть маски на лице и тлеющий внутри жар, который и разбудил его на рассвете. Небо кишело парящими пельгранами. Фарнол в страхе и очаровании наблюдал за их полетом, пока стая не рассеялась. Тогда он двинулся дальше через лес, осторожно ступая и стреляя глазами по сторонам. Один раз под кустом блеснул аквамарин, но это оказался просто осколок старинной эмали. Позже он обнаружил плесневеющие под кустом кости, но рогатый трехрогий череп относился не к тому виду, который искал Фарнол.
Юноша бродил по узким тропкам, и с каждым шагом жар в животе разгорался, захватывая все новые органы. Наконец ему попался труп — разложившийся, наполовину объеденный. Сердце зачастило. Осторожно приблизившись, Фарнол рассмотрел огромные кожистые крылья, продолговатую голову с черными рогом, костяное рыло, чудовищную морду. Мертвый пельгран — возможно, в нем был скрыт ключ к спасению.
Достав нож, Фарнол опустился на колени. Жесткая черная плоть головы оказалась неподатливой, но можно было начать с глазниц или разбить череп камнем. Фарнол упорно орудовал ножом и так увлекся, что почти не заметил скользнувшей над ним тени и дуновения. Шершавый голос у него за спиной шепнул:
— Мой муж, моя пища.
Развернувшись как ужаленный, он встретил злобный взгляд второго пельграна. Черное крыло ударило его по голове, в глазах помутилось, но сознания Фарнол не потерял. Понимая все происходящее, но не в силах сопротивляться, он чувствовал, как его хватают и уносят ввысь. Холодный ветер в лицо оживил пленника. Он услышал ржавый хруст крыльев пельграна, различил далеко внизу лес и реку — последнее, что ему предстояло увидеть в этом мире. Вскоре зверюга сбросит его на камни и сожрет в свое удовольствие. Но пельгран не отпускал добычу, а летел дальше и дальше над Дерной, обрывистый берег которой становился все выше и круче, между тем как поросль на камнях редела. На голых уступах виднелись основательные гнезда из сучьев, речного тростника и костей, скрепленных глиной. К одному из таких гнезд поднесли Фарнола — и посадили на уступ рядом. Не слушая протестов, хищник ловко сорвал с добычи одежду и зашвырнул юношу в гнездо. Кроме него, в гнезде обнаружились три жутких голых птенца. Все они спали. Фарнол, не теряя времени, попытался выбраться за край, но мощный толчок острого, как топорик, клюва затолкнул его обратно.
— Сидеть! — Голос, хоть и шершавый и низкий, был, несомненно, женским.
— Госпожа моя, делай что хочешь, я презираю тебя.
— Ага, мясо не пресное. — Тварь склонила уродливую голову. — Как раз как я люблю.
— Позволь мне уйти невредимым, или я причиню непоправимый ущерб твоим детям.
— Отлично! Попробуй, я этого и жду. — Пельграниха резко каркнула, и ее отвратительное потомство зашевелилось, развернув три пары кожистых крылышек. Три пары красных глаз уставились на Фарнола Каржского. — Смотрите, дети, — тоном учителя проговорила мать, — я принесла вам образец, на котором вы можете упражняться. Это существо называется «человек». Повторяйте за мной. «Человек».
— Человек, — хором пропищали птенцы.
— Не дайте убаюкать себя его забавной внешностью. Эти двуногие наделены низким коварством, а некоторые из них владеют магией. Итак, кто покажет, как с ним управиться?
— Я! Я! Я! — наперебой вызывались птенцы.
— Попробуй ты. — Мать указала крылом.
Широко растопырив крылышки, названный ею птенец вприпрыжку протащился через гнездо. Фарнол ударом кулака отбил нападение. Маленький пельгран ударился о край гнезда и слетел на его дно, развеселив сверстников и откровенно позабавив мамашу.
— Ты сумеешь лучше? — указала она на другого.
Второй юнец нацелился Фарнолу в ногу. Юноша отбросил его пинком, и чудовища снова разразились хохотом. Попытка третьего младенца тоже была отбита.
— Дети, вы меня огорчаете, — с наигранной грустью произнесла содрогающаяся от скрытого смеха родительница. — Вам еще учиться и учиться, прежде чем вас можно будет назвать хищниками. Смотрите внимательно. Жертву всегда лучше заставать врасплох, если же это никак не получается, надо отыскать ее слабые места. — Уцепившись когтями за край гнезда, мамаша кончиком крыла принялась указывать: — Вот шея. Здесь — живот. Пах. И наконец, нельзя недооценивать пользы коленей, к которым следует заходить сзади. Вот так — и вот так.
Ее мощные крылья ударили Фарнола под колени, и он опрокинулся на спину. Трое младенцев тут же насели на него, навалились тройным весом. В нос Фарнолу ударило их мерзкое зловоние. Он тщетно пытался сбросить птенцов. Младенческие коготки царапали тело, он почувствовал на коже влажное тепло крови. Птенцы восторженно завизжали.
Фарнол отчаянным взглядом отыскал мать, сидевшую безмятежно, как довольная клуша.
— Предупреждаю, почтенная! — вскричал он. — Имей в виду, я проглотил сильный яд, которые наверняка опасен для вашего рода не меньше, чем для меня. Ты хочешь накормить отпрысков отравленной пищей? Одумайся!
— В самом деле, это неслыханно. Как радостно, что наш старый мир не устает удивлять нас все новыми чудесами. Впрочем, ты правильно заметил, что за детьми нужно присматривать. — Она хриплым голосом выкрикнула: — Малыши, бросьте! Не ешьте его пока, он может пригодиться для другого. Бросьте, я сказала.
Птенцы подняли возмущенный вопль.
— Мама, вкусно!
Мамаша была непоколебима, и все трое, бурча себе под нос, отступили. Тяжесть свалилась с груди Фарнола, дышать стало легче, и он потихоньку сел. По коже протянулись перекрещивающиеся царапины, живот жгло огнем, а мысли леденил страх.
— Еще раз, — велела пельграниха.
На этот раз тройка действовала слаженно, одновременно вцепившись в лицо, живот и шею добычи. Фарнол отбился ценой больших усилий, пролив немало собственной крови. Он в изнеможении привалился к стенке гнезда. Неутомимые юнцы, снова бросившись в дружную атаку, легко свалили его с ног и наверняка тут бы и расправились, если бы не вмешательство матери.
— Рано, дети, — одернула она. — Но долго ждать вам не придется, вы заметно продвинулись. Мать вами гордится!
Спустилась ночь, и птенцы задремали, сбившись в вонючую груду. Мать, кажется, тоже спала, но бдительности не теряла. Фарнол трижды за ночь пробовал выбраться из гнезда, и каждый раз она, встрепенувшись, сталкивала его обратно. Наконец юноша впал в беспокойное, чуткое забытье, и снился ему пожирающий изнутри огонь. Утром выяснилось, что сны не обманывали. Жар из туловища распространился уже на конечности.
Пельграны тоже проснулись. Детишки подскакивали, мать разминала широкие крылья.
— Я лечу за едой, — сообщила она выводку. — Сегодня долго искать не придется — на вашем добром отце осталось довольно мяса.
— Мяса! Мяса! Мяса! — в восторге заорали младенцы.
— Как, вы кормитесь членами семьи? — вырвалось у изумленного Фарнола.
— Не пропадать же хорошей еде. Неужто я выкажу неблагодарность и невежество, отказавшись от самой прекрасной жертвы, какую самец может принести своей подруге и детям?
— А эта прекрасная жертва… она всегда добровольная?
— Вопрос я рассматриваю как неуместный и неприличный, — холодно отрезала мать и вновь обратилась к выводку: — Пока я оставляю вас наедине… с кем, милые?
— С человеком, — хором отозвались птенцы.
— Именно так. Можете с ним поиграть, но обращайтесь бережно, найти другого будет непросто. Вернувшись, я надеюсь застать этого…
— ЧЕЛОВЕКА!
— …живым и без серьезных повреждений. Иначе я рассержусь.
С этими словами она прыгнула со скалы и, хрустя крыльями, полетела прочь.
Едва мать скрылась, Фарнол принялся карабкаться на стенку гнезда. Один из маленьких пельгранов вцепился ему в лодыжку, но получил пинка, и человек, оседлав кромку, окинул взглядом свои вещи: одежду, кошель, меч и ножны, — разбросанные по уступу. Он свесил ногу на внешнюю сторону, но тут на него набросилась троица пельгранов. Их умение и согласованность действий совершенствовались с каждым часом. Фарнол усердно отбивался, но птенцы стянули его вниз, повалили и расселись — один у него на груди, другой на животе, третий на бедрах. Острый клюв оторвал кусочек кожи с плеча. Птенец проглотил и пискнул от удовольствия. Другой выклевал такой же кусочек с ляжки.
— Хватит, обжоры! — в отчаянии выкрикнул Фарнол. — Себе же делаете хуже — я ядовитый!
— Фу, мы не боимся!
— Мы пельграны, мы все переварим!
— Сам увидишь! — последний выклевал кусок мяса со спины.
— Ваша мать рассердится, — выдавил Фарнол между болезненными стонами.
Эти слова заставили птенцов призадуматься. Поспорив между собой, они пришли к выводу, озвученному самым крупным:
— Сейчас поиграем, потом поедим. Пусть человек бегает туда-сюда, а мы будем его сбивать.
— Игра, игра!
Выводок спрыгнул с тела Фарнола. Тот лежал неподвижно.
— Ну же, вставай, бегай, — торопили его.
— Не буду! — Он так и не шевельнулся. — Вы все равно меня повалите.
— Да, для того и надо, чтобы ты бегал. Давай, играй!
— Не буду. Хотите знать почему? Ваша игра слишком простая, она для сопливых младенцев. Таким сильным, ловким ребятам, как вы, тут и делать нечего. Хотите сыграть в игру, которая требует умения? В игру, достойную будущих охотников? Взрослые пельграны славятся искусством бросать вниз камни, убивая добычу издалека. Это требует острого глаза, твердого когтя и точного броска. Интересно, вы трое так можете?
— Можем, можем. МОЖЕМ!
— Тогда так: вы бросайте в меня чем-нибудь, а я буду увертываться. Бросать надо легкими предметами, потому что, если меня раздавит, ваша благородная мать останется недовольна. Я заметил у вашего гнезда много подходящего мусора.
— Сейчас принесем — а ты приготовься к тщетным попыткам уклониться.
Юнцы уже могли немного продержаться в воздухе. Хлопая крыльями, они легко слетели с гнезда на уступ. Их голоса послышались из-за стенки, а потом они вернулись с добычей, среди которой был один камень, один его башмак и кошель. Зависнув над гнездом, они одновременно сбросили ношу. Фарнол особенно постарался увернуться от камня. Башмак в падении ободрал ему плечо, а кошель свалился прямо на голову.
— Выиграл, выиграл! — победоносно заорал один юнец.
— А сейчас выиграю я!
— Нет, я!
Они скрылись и тут же появились снова. На голову Фарнолу градом обрушились два камня и второй башмак. Он увернулся от всех трех.
За камнями последовали комки сравнительно мягкой грязи, и он рассудил, что благоразумнее будет подставиться. Грязь расплескалась по голове и плечам, и в воздухе зазвенели писклявые победные кличи.
— Сдаюсь. — Фарнол вскинул обе руки, добродушно признавая поражение. — Будь это камни, мне конец. Вы доказали свою ловкость. — Подтянув к себе мешок, он нашел внутри склянку с краденым покоем Тчерука, вытащил пробку и натер голое тело маслянистой жидкостью.
— Что ты делаешь? — заинтересовались птенцы, глядевшие на него блестящими глазами с кромки гнезда.
— Готовлюсь к новой игре. Я стану бегать туда-сюда, а вы попытайтесь меня свалить. Только теперь это будет не так-то просто. Смотрите, я намазался скользкой мазью и теперь выскользну у вас из когтей, как монета из пальцев транжиры. Вы меня не удержите.
— Удержим, удержим!
— Докажите!
Птенцы бросились на него. Фарнол бойко пригибался и уворачивался, но в конце концов оказался лежащим ничком, а птенцы расселись у него на спине.
— Опять мы победили! — Щипок острым как бритва клювом заверил это утверждение. За первым последовали еще четыре или пять щипков. Пельграны радостно заворковали.
— Сладкое мясо!
— И новый соус мне нравится!
— Соус вкусный, объеденье!
Фарнол ощутил на себе жадные язычки, вытерпел еще пару укусов, после чего птенцы стали вялыми и прекратили болтать.
Краденый покой оказал свое действие. Один за другим молодые пельграны валились на подстилку гнезда и засыпали. Фарнол поднялся, бешено соображая, что делать. Он выбросил из гнезда свои башмаки и мешок, затем повернулся к ближайшему птенцу, нагнулся и с усилием взвалил его на плечо. С этим грузом он вскарабкался на стену гнезда, свалил пельграна на ту сторону и сам благополучно приземлился на скальный уступ. Его вещи все так же валялись кругом.
Отыскав взглядом меч, он подобрал оружие и с удовольствием отрубил голову спящему младенцу. Череп птенца еще не окреп, и несколько ударов камнем раздробили его. Копаться в содержимом было омерзительно, но Фарнол почувствовал себя вознагражденным, обнаружив у основания черепа камень: не больше горошины, твердый, как гранит, пестревший голубым и охрой и подернутый черными блестками.
Дочиста вытерев камень, юноша спрятал его в кошель и очень поспешно оделся, предчувствуя, что мать убитого пельграна вот-вот вернется.
Спустившись с уступа, он поспешил вниз по осыпи, надеясь скрыться в лесу Боскаж. Он старался не приближаться к многочисленным в этой местности гнездам других пельгранов и на ходу то и дело поглядывал в небо. Казалось, прошла целая вечность, пока беглеца наконец не скрыла долгожданная лесная тень. Из-под сводов старых деревьев Фарнол снова взглянул на небо и увидел, как крылатый силуэт спускается к гнезду.
Мать вернулась к своему поредевшему выводку.
Приземлившись, она несколько мгновений молчала, а потом раздался вопль, прозвучавший тем ужаснее, что эхо его заметалось среди утесов, — стихийный взрыв горя и бесконечной ярости. Фарнол Каржский скорчился от этого звука и не раздумывая прижал к лицу маску хамелеона, после чего замер неподвижно, сливаясь с окружением.
Крики раздавались над землей, уносили страстные проклятия к реке Дерне. Когда замер последний, замолчавшая мать снялась с уступа и полетела расширяющимися кругами, как опытная охотница. Фарнол стоял, обратившись в камень, пока усилившееся ощущение жара не напомнило ему о цели похода. Он поднял лицо к пустому лиловеющему небу. Матери пока что не было видно. Юноша снял маску. Она невыносимо стягивала кожу, а защитить могла, лишь пока он сохранял неподвижность. Под надежным укрытием ветвей Фарнол зашагал вниз.
В лесу стоял полумрак, отчетливая тропа ложилась под ноги, но путь его не был легок. Разрушительное действие снадобья все настойчивей напоминало о себе. Губительный жар горел в каждом нерве, нагло оповещая о продвижении яда. Боль, как и предсказывал дядюшка Дражен, усиливалась с каждым днем.
От боли Фарнола немного отвлекало чувство голода — провиант, полученный от Тчерука, пропал, а в лесу Боскаж нечем было подкрепиться. Еще сильнее занимала его мысли черная тень, временами мелькавшая в просветах ветвей. Широкие крылья, круглое брюхо, острый профиль. Пельгран продолжал охоту.
Фарнол спешил, насколько возможно спешить в незнакомом лесу, — его, как видно, занесли далеко от тропы, по которой он шел сюда. Стволы в этой части леса изгибались, подобно лукам, и были увенчаны пучками длинных, прозрачных, сетчатых листьев. Землю устилал черный ковер ренуллты, питаемой слезами тягучей плаксивицы. На ветках плаксивицы селились колонии светящихся большеголовых букашек, рыдавших сладкими женскими голосами. Воздух дрожал от тихих стонов и причитаний.
Терзаемый голодом, Фарнол оторвал одно насекомое от ветки и внимательно рассмотрел. Тяжелую, как молоток, голову украшали перышки антенн и выпуклые багровые глазки, а три отдела тощего тельца покрывал хитин. Общий вид не вызывал аппетита, но поесть было необходимо.
Словно уловив его намерения, плененная букашка возвысила мелодичный голосок в унылой невнятной жалобе. Сестры подхватили ее крик, и горестный хор принялся упрекать похитителя под аккомпанемент частого трепета крылышек. Дрогнули деревья и кусты. Крошечные голоса слились в гармонии. Их звук привлек внимание темной фигуры, кружившей над лесом на распростертых крыльях.
Порыв ветра, упавшая тень — мать — рванулась к земле. Фарнол едва успел выхватить маску хамелеона и приложить ее к лицу. Он лежал, прижавшись к влажной земле, упругой от поросли ренуллты и палой листвы. Должно быть, и его тело выглядело со стороны черным, упругим, пестрым от листьев. Мать обошла рощицу, поворачивая голову из стороны в сторону. Взгляд ее красных глаз разил копьем. Фарнол не решался смотреть прямо на пельграна, опасаясь, что тварь ощутит тяжесть взгляда, и следил только за ее ногами, расхаживавшими взад-вперед.
Горящий взгляд ее не проник сквозь защиту маски, а понять отчаянные призывы букашек она, как видно, не умела.
Трижды она замирала, словно принюхиваясь, но запах тягучей плаксивицы забивал все, и несчастная мать только щелкала в досаде клювом.
Обиженно ухнув, тварь поднялась на крыло.
Фарнол полежал еще несколько минут, потом, решив, что небо вполне очистилось, встал и пошел своей дорогой. На ходу он осматривал небо, но за час с лишним не заметил ничего нежелательного. Затем пельгран вернулся — прошел низко над вершинами, так близко, что Фарнол заметил блеск самоцветного узора у нее на груди; так близко, что тварь вполне могла бы уловить движение. Скорее всего, и уловила, потому что заскользила по сужающейся спирали над местом, где прятался человек, полдюжины раз прошла у него над самой головой и наконец, раздраженно дернув крылом, улетела.
Когда она растаяла в солнечном сиянии, Фарнол двинулся дальше. За несколько часов он ушел недалеко — стал медлителен от голода, жажды и жжения внутри. Около полудня путник задержался, чтобы подкрепиться горстью жемчужных грибов, ободранных с упавшего ствола. Огонь у него в животе от этого словно разгорелся ярче, — как видно, грибы не желали перевариваться. Еще через час он добрался до просеки горного Боскажа — широкой полосы земли, где ничего не росло, а земля почернела от давно забытой катастрофы. Посреди просеки возвышался гладкий купол, на его черных стенах переливались блики, подобные игре света на мыльном пузыре. Обычная осторожность требовала обойти его подальше, но сегодня Фарнолом правил голод. Короткий взгляд в небо не обнаружил угрозы. Шагнув из-под защиты деревьев, юноша быстрым шагом пошел к куполу. Он не покрыл и половины расстояния, когда над головой возник черный силуэт. Лезть за маской было поздно: мать высмотрела добычу и устремилась к ней, как метко нацеленное пушечное ядро.
Удар кожистого крыла сбил юношу наземь. Мать встала над ним.
— Ну, бездушный детоубийца, моя месть нашла тебя, — возвестила она.
— Лжешь, прожорливая гарпия! — Фарнол увернулся от удара смертоносного клюва и, обнажив меч, ткнул вверх. На груди твари появилось кровавое пятно. Она с жалобным криком отпрыгнула. Вскочив, Фарнол метнулся к куполу, мать бросилась следом.
Он подбежал к блестящему строению. Чуть заметный шов на полированной поверхности купола намекал на дверь. Фарнол что было сил ударил по ней. Открылся округлый вход, и он нырнул внутрь. Позади раздались вопли ярости и отчаяния. Закрывшаяся дверь приглушила их.
Фарнол моргнул. Его окружала непроглядная темнота и жестокий холод. Вложив меч в ножны, он прислушался, но ничего не услышал. Выждав, юноша самым любезным тоном осведомился:
— Здесь кто-нибудь есть? Или я разговариваю сам с собой?
— Ты не один, — медленно проговорил тихий голос совсем рядом. Определить, к какому полу и виду принадлежит говорящий, не удалось. — Не надо никому быть одному. Мы — семья. Я Нефан. Мы рады тебе.
— Благодарю тебя. Я — Фарнол Каржский, путник. Меня загнал сюда пельгран, и я очень благодарен вам за укрытие.
— Пельгран идет путем заблуждений. Его поведение отражает простое невежество. Возможно, в будущем великий Васкв дарует ему прозрение.
— Великий Васкв?
— Наше божество, слепой бог грядущего, обучающий своих последователей жить в мире, когда солнце постигнет неизбежная смерть. Этот мир будет царством безграничной тьмы. — В тоне Нефана прорезались и становились все яснее нотки благоговейного восторга. — Бесконечной тьмы, неизмеримого холода. Мы, дети Васква, готовим себя к реальности будущего. Для этого мы живем во мраке. Вещество, из которого выстроено наше жилище, отвергает вульгарный свет и преходящее тепло обреченного солнца. Если у нас возникает необходимость выйти наружу, мы лишаем себя зрения согласно заветам Васква. Лучшие среди нас вынимают наши глазные яблоки и сокрушают их на алтаре. Принесших такую жертву мы считаем благословенными.
— Это достойно восхищения. — Фарнол поклонился в темноте. — Итак, ваша слепота дает вам прозрение. Недурной парадокс, однако…
Речь его прервал глухой удар, сотрясший купол. За ним последовали другие, перемежавшиеся дикими криками.
— Это пельгран, — с беспокойством заметил Фарнол. — Испытывает силу на вашем доме.
— Несчастное, жалкое создание. Оно напрасно тратит время и силы жизни. Наш дом укреплен благословением Васква. Ты здесь в безопасности, Фарнол Каржский, и можешь оставаться, сколько пожелаешь. Я даже буду склонять тебя задержаться среди нас, чтобы изучить путь Васква.
— Останься. Останься. Останься.
Голоса — множество голосов, он не сумел сосчитать их — тихо шипели из темноты. Невидимые руки трепали его по плечам, гладили по спине. От легких, мертвенно-холодных, почти ласковых прикосновений кожа у него пошла мурашками. Фарнол не позволил себе отстраниться.
— Но постой, мы забыли о гостеприимстве, — прозвучал голос Нефана. — Ты, несомненно, голоден и утомлен, Фарнол Каржский. Желаешь ли разделить с нами трапезу?
— Желаю и благодарю вас, — с чувством ответил Фарнол.
— Так идем же к столу, где мы сможем подкрепить наши силы и восславить величие Васква. Нам сюда.
Взяв гостя за руку, Нефан повел его вперед. Фарнол ничего не видел, но слышал рядом легкие шаги других и часто ощущал на своем лице и плечах их холодные прикосновения. Идти пришлось довольно долго, их путь через ледяную пустоту был извилист.
— Ваш дом обилен простором, — заметил Фарнол.
— А, у тьмы свои способы расширения пространства. Великая вещь — темнота, она утешает, дает опору. Она свята. Взыскующие путей грядущего скоро признают, как прекрасно избранное ими бытие.
— Великая тьма! — прошептали окружавшие их верующие.
— Приносящие дар получают взамен величайшую из наград, — продолжал Нефар. — Великий Васкв радуется каждому принесенному в жертву глазу. Это достойно размышления, Фарнол Каржский. А вот и стол. Ты можешь сесть.
Фарнол повиновался. Шаря на ощупь, он скоро убедился, что стол — всего лишь грубо сплетенная циновка, расстеленная на полу. Никакой посуды он не нащупал.
— Протяни руку и прибегни к изобилию Васква, — торопил Нефар. — Это его дар своим слугам.
Протянув руку, Фарнол наткнулся на металлический бок миски, в которой лежала густая холодная каша. Осторожно попробовав, он нашел пищу совершенно безвкусной. В ней была тяжесть, объем, исключительная плотность и холод — более ничего. Но от голода он пожирал кашу горсть за горстью, и ее холод на время затушил горевший внутри огонь.
Кругом все было темно, слышалось деликатное причмокивание и глотки. Еще отовсюду раздавалось множество молитв, славословий, восхвалений и восторженных благодарностей — последние Фарнол счел сильно преувеличенными.
Когда трапеза подошла к концу, Нефан снова заговорил:
— Фарнол Каржский, мы, верные, идем теперь к алтарю, чтобы исполнить обряд омовения и принести дары Васкву. Владыка темного будущего в своем величии презирает те дары, что приносятся не от полноты сердца. Пойдешь ли ты к алтарю? Там ты сможешь изведать и осязать его размер и очертания и так принять его.
— Благодарю, но откажусь, — вежливо возразил Фарнол. — Вы приняли меня со всей добротой, но теперь мне пора уходить. У меня есть дело, и отпущенное мне время истекает.
— Уходить? Ни в коем случае! — с пылом воскликнул Нефан. — Рассуди сам! Пельгран, конечно, поджидает снаружи. Отдашься ли ты ему на съедение по собственной воле?
Фарнол не нашел ответа.
— Много лучше для тебя побыть среди нас. Послушай, близится час вечернего отдыха. Проспи здесь ночь, и, возможно, ниспосланные Васквом сны тронут твое сердце.
— Здесь… Ночь… — зашептали голоса из темноты.
— Хорошо. Ночь — здесь. — Фарнол постарался скрыть отвращение. — Последователи великого Васква гостеприимны.
Холодные невесомые ладони снова коснулись его и направили к циновке, слишком тонкой и плоской, чтобы называться тюфяком. Растянувшись на ней, Фарнол решил, что всю ночь не сомкнет глаз на неуютном ложе, но сон одолел его мгновенно.
Проснулся он слепым и продрогшим до костей. Он не представлял, долго ли спал, день сейчас или ночь в мире над куполом: в этой темноте все смешалось. Холодное пространство кругом него безмолвствовало, но все же он уловил тихое шипящее дыхание, шорох и исходящую откуда-то дрожь — более ничего. Очень осторожно, почти беззвучно Фарнол поднялся, вытянул перед собой руки и, неуверенно переставляя ноги, начал нащупывать закругляющуюся наружную стену. Пройдя вдоль нее по кругу, он найдет выход. Ждал или не ждал снаружи пельгран, ему было уже все равно. Все его инстинкты молили немедля покинуть дом верных учеников Васква.
Однажды его нога наткнулась на что-то твердое, дернувшееся от удара. В другой раз под ногами вдруг стало скользко, а в третий он смахнул с лица нечто дряблое и податливое, тихонько булькнувшее под его рукой. Потом ладони легли на гладкую как стекло преграду, и юноша понял, что добрался до стены. Тихо ступая вдоль ее закругляющегося изгиба, он нащупывал пальцами шов или впадину, которые могли бы обозначать дверь.
Темнота задышала, и десятки легких холодных ладоней сомкнулись на нем. Тихие голоса заговорили:
— А, это наш новый брат, Фарнол Каржский.
— Он еще не привык к темному пути. Он в смятении.
— Вероятно, он желает принести дар божественному Васкву. Он ищет алтарь, но не может найти.
— Направим его. Не страшись, Фарнол Каржский, мы подведем тебя к алтарю, где ждут перемены. Мы счастливы способствовать обращению.
— Это недоразумение, — объяснил им Фарнол. — Я искал всего лишь выход. Я хочу продолжить путь.
— Сейчас мы идем к алтарю.
Напрасно Фарнол отбивался и спорил. Его любовно волокли и тянули сквозь мрак, пока он не ударился коленями обо что-то массивное, с плоскими боками, а руки не легли на ровную поверхность, на которой запеклось нечто, напоминающее кусочки желе. Отдернув ладони, он воскликнул:
— Поймите, мой темперамент не подходит для монашеской жизни! Отпустите меня!
— Успокойся, Фарнол Каржский. Знай, что божественный Васкв о тебе позаботится.
Отчаянные протесты Фарнола пропали втуне. Сверху раздался грохот, весь купол содрогнулся. Подняв голову, он увидел светящийся теплым светом волосок — как видно, в своде только что образовалась трещина. На его глазах она расширилась, стала щелью. Когда в куполе посветлело, со всех сторон вознеслись крики боли. Новые бешеные удары обрушились сверху, и в провале свода стала видна тень пельграна, колотившего по куполу тяжелым острым камнем.
Вывернувшись из рук ошеломленных васквунитов, Фарнол второпях огляделся. Он увидел множество бледных, как грибница, безволосых существ. На их тонких личиках выделялись огромные выпуклые глаза ночных жителей. Многие острые мордочки таращились пустыми глазницами. Все они окаменели, в изумлении уставившись на рушащуюся крышу. Скользнув взглядом по стене, Фарнол нашел очертания двери и, сбивая безволосых, ринулся к выходу. Когда он добрался туда, от купола отвалилась большая плита, и пельгран с визгом спикировал в проем.
За дверь, в румяный утренний свет: в первый миг — слепящий, потом неописуемо желанный! Фарнол рванулся к дальнему краю прогалины. Он оглядывался на бегу и видел, как перепуганные васквуниты на шатких ножках спасаются из купола. За их спинами из распахнутой двери неслись звуки бойни.
Юноша скрылся за деревьями. Вопли позади затихали, вскоре он перестал их слышать.
Часы пешего хода привели его к утесу, откуда он несколько дней назад начинал путь. Дальше дорога шла под уклон, и Фарнол неплохо продвигался, несмотря на нарастающую слабость и жжение, от которого словно корчились в огне внутренности. Он шел целый день, так что закат застал его уже на марене Ксенс. Спал на открытом месте, маска хамелеона тяжело давила на лицо. Ночь стояла холодная, но Фарнол пылал. Он не поужинал — есть было нечего, — но голода не чувствовал. Весь следующий день он, едва волоча ноги, преодолевал маренные гребни. Мысли стали такими же вялыми, как тело. Он почти не обращал внимания на места, которыми проходил, но еще заставлял себя поглядывать в небо. Дважды он замечал в вышине черную точку и пережидал опасность под маской.
Когда солнце упало за горизонт, Фарнол с тупым удивлением понял, что шагает уже вдоль унылого потока, мимо знакомых ульев. А выделяющееся своей высотой строение впереди — жилище Тчерука Вивисектора.
При виде желанной цели туман в мозгу расступился. Припомнив, где расположен тайный вход, Фарнол раздвинул куст лощинника, скрывавший отверстие, — и обнаружил, что проход загорожен тяжелым камнем. Возможно, Тчерука не было дома. Или он умер. Фарнол встревожился. Подойдя к безмолвному улью, он выкрикнул:
— Тчерук, выходи! Фарнол Каржский вернулся и принес тебе камень из головы пельграна, добытый немалой ценой! Выходи!
Позади щелкнул замок, скрипнули петли, и, обернувшись, путник увидел голову под капюшоном и тощую фигуру волшебника, торчащую из дыры.
— Кто взывает так упорно? — Фасетчатые глаза блеснули в красных лучах заката. — Ты, Фарнол Каржский? Заходи, заходи! Ты что-то плохо выглядишь.
— Яд моего дядюшки делает свое дело. Мне немного осталось, но я еще не потерял надежды.
— Так расстанься же с ней отныне! — Шорох кожистых крыл — и перед ним возник пельгран. Его сверкающий взор перебегал от человека к человеку. — А, двойная добыча!
Тчерук Вивисектор немедля принялся выпевать слоги грозного заклятия, известного как превосходный призматический спрей. Пельгран без особой спешки и без видимого усилия сбил волшебника наземь и поставил когтистую ногу ему на загривок, вжав лицом в землю, так что маг подавился словами.
— В ожидании своей очереди можешь полюбоваться, как я покончу с этим, — посоветовала мать Фарнолу, — а можешь позабавить меня попыткой к бегству. Третьего не дано.
— Есть и третье, госпожа! — Фарнол выхватил меч и нанес удар.
Она шутя отбила атаку, поймала клинок клювом, вырвала у него из руки и отбросила в сторону.
— Выжившие птенцы требуют твоего мяса, — доверительно сообщила она. — Целыми днями клянчат. Сегодняшний ужин придется им по вкусу!
Фарнол, задыхаясь, уставился на нее. Можно было попытаться, пока тварь расправляется с Тчеруком, укрыться в улье — и там дожидаться, пока яд дядюшки Дражена сделает свое дело. Других вариантов он не видел. Тчерук, прижатый тяжелой лапой, беспомощно извивался и, не в силах выговорить ни слова, выражал свои чувства тонким, почти осиным жужжанием. В пронзительных нотах слышалась мольба. Мать не отличалась сентиментальностью, однако призыв мага не остался без ответа.
Темнеющий воздух запел, в нем повис рой призрачных крылатых существ. Эти малютки напоминали одновременно грызунов и термитов. Прозрачные и невесомые, они сияли холодным светом. Жужжа и перекликаясь, крылатый рой обрушился на голову пельграна. Тварь защелкала огромным клювом, но светящиеся бестелесные призраки проходили сквозь него. Раздраженно каркнув, она отступила на шаг, завертела увенчанной гребнем головой, зазвенела когтями. Тчерук, избавившись от ее тяжести, сел, растирая загривок. При виде призрачного роя лицо его просияло восторгом.
— Заклятие! — поторопил Фарнол.
Эфирные гости были далеко не бессильны. Они с головы до ног облепили огромную тварь сверкающим одеянием, на миг замерли в таком положении, затем свет усилился, вспыхнул так, что Фарнол невольно прикрыл глаза рукой. Когда же он убрал ладонь, пельграна не было видно. Заморгав, он поспешно огляделся во все стороны. Тварь пропала. Еще несколько секунд маленькие призраки, гудя, висели перед лицом Тчерука Вивисектора, их холодные огоньки бросали отблески на его лицо. Затем летуны удалились, затерялись среди ульев.
— О! Ксенс Ксорды заметили меня! — Тчерук, сам светясь от восхищения, вскочил на ноги. — Я узрел их во всем совершенстве! Сбылась надежда, которую я лелеял всю жизнь!
— Возможно, они еще вернутся к тебе и откроют, где та пустота между мирами?
— Я буду взывать об этом без устали. Их снисхождение к нашим нуждам наполнило меня новой решимостью. Они еще услышат мой голос! А ты, Фарнол Каржский, входи в дом. Солнце село, скоро выползут черви.
Тчерук скрылся под землей, и Фарнол последовал за ним. Оказавшись внутри, он предал хозяину камень пельграна, и маг тотчас принялся толочь, отмерять и смешивать. Пока волшебник трудился, Фарнол глотал прохладный горький чай, силясь залить пожар, бушевавший в теле. Твердой пищи он не мог взять в рот.
Время шло, и наконец Тчерук вручил ему чашку со злобным на вид и недобрым на запах составом. В чашке бурлили маленькие водоворотики. Фарнол не раздумывая выпил почувствовал, как завязываются узлами все нервы и жилы, — и потерял сознание.
Он проснулся утром, больной и слабый, но с ясной головой. Выпил холодного чая, от еды отказался.
— А теперь, юный Фарнол, пора испытать твой разум, — посоветовал Тчерук Вивисектор.
— Твой эликсир меня преобразил? Я теперь смогу учиться?
— Увидим. Книга на столе, открыта на заклятии мгновенного взаимного отвращения. Испытай себя.
Фарнол повиновался. Действие яда мешало сосредоточиться, но юноша упорствовал и понемногу впитал в себя слоги, которые наконец, щелкнув, улеглись у него в голове.
— А теперь узел? — спросил он, приготовившись проверять действие тошнотворного магического лекарства.
— Нет. Прости мне мой пессимизм, но я вынужден отметить, что твое нынешнее состояние не позволяет медлить. Короче, у тебя нет времени на эксперименты. Ты должен поспешить в Карж и добыть противоядие в надежде, что оно окажется действенным. Я сам готов перенести тебя из благодарности за твою роль в моей встрече с Ксенс Ксордами. Итак!.. — Тчерук хлопнул в ладоши. — Встань здесь, на глиняном квадрате. Руки в стороны, глубоко вдохни и… не дыши! Прощай, юноша, желаю тебе счастливой судьбы.
Отступив назад, Тчерук запел заклинание. Фарнола подхватил эфирный вихрь. Миг спустя его ноги снова коснулись земли. Он покачнулся, но устоял. Перед ним был замок Карж, древние стены из светлого камня, одетые пышно разросшимся сине-зеленым плющом, со шпилями и башенками, окрашенными временем в мягкий бежевый оттенок. Минуту Фарнол стоял опешив, затем смахнул с глаз красноватую слизь — недавно появившееся последствие яда — и на подгибающихся ногах двинулся к дому.
Его перехватил озабоченный слуга.
— Скажи дяде, что я немедленно жду его в обеденной зале, — распорядился молодой наследник. Слуга с поклоном удалился. До столовой Фарнол добирался словно сквозь пламя. Большой стеклянный узел по-прежнему лежал на столе, и в центре его виднелась свинцовая шкатулка, скрывающая в себе жизнь, — если дядя не солгал. На этот счет с дядюшкой Драженом никогда нельзя было знать наверняка.
Едва Фарнол помянул про себя дядюшку, тот вошел в зал в сопровождении старика Гвиллиса. При виде племянника Дражен Каржский чуть не споткнулся, а на лице его заиграла благосклонная улыбка.
— Милый мой мальчик, какое радостное событие! Ты снова дома и так прекрасно выглядишь!
Мрачная улыбка искривила губы Фарнола. Он промолчал.
— Ты, конечно, вернулся во всеоружии и готов с честью нести колдовские традиции рода Карж, племянник?
— Да, — сказал Фарнол.
— Вот как!.. — На лице дядюшки отразилось неприятное удивление, быстро растворившееся в отеческой любви. — Я иного и не ожидал. Покажи, что я в тебе не ошибся, племянник. Прояви колдовское искусство.
— Проявлю, — пообещал Фарнол, упрямо цепляясь за надежду. Собрав остатки сил, он глубоко вздохнул и выкрикнул мгновенное взаимное отвращение. Звуки летели подобно стрелам, а в душе воцарилась незнакомая доселе уверенность. Фарнол в ожидании уставился на узел.
Стеклянные витки зашевелились. Голоса ящеров слились в дружном шипении, выражавшем невыразимое отвращение. Они корчились все быстрее, шипение перешло в истерическое крещендо — и вот узел распался, а пять составлявших его рептилий, спрыгнув со стола, метнулись в разные стороны. Фарнол едва глянул на стеклянистых ящерок.
Развернувшись, они оставили перед ним свинцовую шкатулку. Фарнол открыл ее, вынул флакон, вытащил пробку и разом проглотил содержимое. Голова закружилась, все тело охватили слабость и глубокий холод. Юноша, дрожа, упал в ближайшее кресло. Он не в силах был шевельнуться, зрение помутилось, но не померкло совсем.
Он видел, как пять прозрачных ящериц в отчаянном стремлении бежать друг от друга мечутся по залу столовой. Они опрокидывали мебель, налетали на стены, царапали деревянную резьбу, брызгали ядом и злобно шипели, превращая комнату в арену. Гвиллис с отработанной годами ловкостью вскочил на стол. Внушительная фигура Дражена Каржского не допускала такого способа спасения. Когда один из ящеров с пылающими багрянцем глазами, хлеща хвостом, метнулся к нему, Дражен схватил стул и с силой обрушил на стеклянную рептилию.
Ящерка, легко увернувшись, упруго подскочила, снарядом катапульты ударила Дражена в грудь, сбила на пол и вцепилась ему в шею ядовитыми клыками.
Дражен Каржский начал дергаться, корчиться и содрогаться. Спина его выгнулась, задники домашних туфель забарабанили по полу, на губах выступила пена. Лицо покрылось зеленоватой бледностью, а затем он испустил дух. Фарнол с интересом наблюдал за происходящим. Угрызения совести его не слишком мучили.
Огонь у него внутри погас. Жар и боль отступали, и по жилам растекалась свежая прохлада. Юноша чувствовал себя обновленным. Силы вернулись, он без труда поднялся, поймал взгляд Гвиллиса, махнул рукой — и старый слуга понял приказ без слов. Неловко спустившись со стола, он вдвоем с хозяином распахнул настежь ставни.
Ящеры, почуяв свободу, сбегались к открытым окнам. Один за другим они спрыгивали со второго этажа и разбивались вдребезги на мраморе нижней террасы.
— Вы поправились, хозяин Фарнол? — тонким голосом спросил Гвиллис.
— Да, — подумав, ответил юноша, — кажется, поправился. Как видно, дядя Дражен не солгал насчет противоядия. А ты, Гвиллис, когда обретешь обычное хладнокровие, будь добр, займись его проводами.
— С радостью. А потом, хозяин? Смею ли я спросить, чем вы планируете заниматься дальше?
— Заниматься? — Ответ явился легко, словно Фарнол всю жизнь ждал этого вопроса. — Я продолжу совершенствоваться в магических искусствах. Кажется, я приобрел к ним вкус, и к тому же это, как-никак, в традициях Каржа.
— Добро пожаловать домой, хозяин Фарнол.
— Спасибо, Гвиллис.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Много лет назад, когда я росла в Нью-Джерси, мои родители часто обменивались с друзьями-единомышленниками бумажными пакетами, полными прочитанных книг в мягких обложках. Когда в доме появлялся новый пакет, я просеивала содержимое в поисках чего-нибудь интересного. Однажды мне попался выпуск «Fantasy and Science Fiction». Прежде я об этом журнале не знала. Просматривая его, я увлеклась рассказом автора, с которым тоже еще не была знакома. Рассказ назывался «Другой мир» («The Overworld»), а автора звали Джек Вэнс. Едва я начала читать, мое нежное юное воображение попалось в медвежий капкан. Что это оказался за мир — Умирающая Земля Джека Вэнса! Меня заворожили экзотика, колорит, блеск, магия, приключения и опасности. Я влюбилась в его изумительный язык, несравненные описания, эксцентричных героев, причудливые диалоги, ум, стиль, фантазию и, прежде всего, в злой юмор писателя.
Разумеется, вскоре я узнала, что «Другой мир» — только первое из приключений плута по имени Кугель — и что есть другие. Следующий выпуск «Fantasy and Science Fiction» в бумажном пакете принес мне еще одну часть. В поисках остальных я много месяцев обшаривала букинистические магазины. Только через несколько лет мне попались «Глаза Чужого мира», и я наконец собрала всю историю о Кугеле, которая существовала к тому времени.
Прошло много времени. Я с удовольствием узнавала других авторов, работающих в жанре фэнтези и научной фантастики, восхищалась ими, завидовала. Я стала опытнее в суждениях, но восторг и радость от рассказов Вэнса были такими же, как десятки лет назад. И когда меня спрашивали (а об этом спрашивают каждого писателя), кто на меня повлиял, я называла несколько имен, и первым всегда вспоминался Джек Вэнс.
Пола Волски
Назад: Уолтер Йон Уильямс АБРИЗОНД{6} (перевод Н. Осояну)
Дальше: Джефф Вандермеер ПОСЛЕДНЕЕ ПОРУЧЕНИЕ САРНОДА{8} (перевод М. Савиной-Баблоян)
