В августе 1979 года один католический священник предстал перед судом по обвинению в совершении серии вооруженных ограблений в штате Делавэр. Семь свидетелей опознали в нем «бандита-джентльмена» – такое прозвище дали опрятно одетому грабителю за вежливые, если не сказать застенчивые, манеры. На слушании все эти свидетели подтвердили, что узнали в обвиняемом священнике преступника. Затем произошло нечто, напоминающее неожиданный сюжетный поворот телевизионной мелодрамы: слушание было внезапно прервано, когда другой человек – тридцатидевятилетний Рональд Клаузер (который был на 14 лет младше высокого лысеющего священника) – сознался в совершении вышеупомянутых ограблений. Клаузер заявил, что он был сильно подавлен из-за развода и гнетущего груза долгов. У полицейских не было сомнений в том, что Клаузер действительно совершил преступления, поскольку он поведал о деталях, которые мог знать лишь грабитель и которые ни разу не всплывали ни в суде, ни в новостях. Генеральный прокурор штата принял решение снять обвинения со священника со словами: «Штат приносит искренние извинения отцу Пагано». Когда священнослужитель в последний раз покидал зал суда, по его покрасневшим щекам текли слезы. «Я благодарю Бога, – сказал он, – за жизнь, которую Он мне даровал». Наконец мучительные испытания завершились.

Позднее отец Пагано сказал журналистам, что пережитый опыт помог ему заметить изъян в системе правосудия: при определенных обстоятельствах память может ошибаться. И тем не менее показания свидетелей главнейшим образом влияют на итоговый приговор. Кроме дымящегося пистолета, мало что имеет такое большое значение для присяжных, как показания свидетелей. Их воспоминания играют ключевую роль в рассмотрении не только уголовных, но и гражданских дел. К примеру, в ходе слушания дела об автомобильной аварии показания свидетелей имеют огромное значение в определении того, по чьей вине она произошла. Принятие этих воспоминаний в качестве веских доказательств подразумевает веру в то, что человеческий разум представляет собой точное записывающее устройство и надежное хранилище информации. К сожалению, это не так. Чтобы убедиться в этом, психологи провели ряд тщательно продуманных экспериментов, имитировавших реальные жизненные ситуации. Исследование свидетельских показаний – это тот редкий для науки случай, когда теория и практика смешиваются: эксперимент проводится в естественных условиях. Зал суда – это превосходная лаборатория для изучения памяти, а свидетели – идеальные объекты исследования.

Сами по себе свидетельские показания могут стать достаточным основанием для вынесения обвинительного приговора. После того как были проанализированы все опознания, проведенные полицией Англии и Уэльса в 1973 году, стало ясно, насколько значимы слова свидетелей. В 347 случаях единственным доказательством вины подсудимого было его опознание одним или несколькими свидетелями; 74% этих подсудимых был вынесен обвинительный приговор.

Несколько лет назад я провела эксперимент, в ходе которого люди играли роль присяжных, принимавших участие в разбирательстве уголовного дела. Сначала они прослушивали описание ограбления с убийством, затем – доводы обвинения и доводы защиты. Согласно одному варианту, сторона обвинения представляла только косвенные улики. При наличии таких доказательств только 18% «присяжных» признали «обвиняемого» виновным. В другом варианте сторона обвинения выступала точно так же, за одним исключением: были предоставлены показания одного свидетеля – продавца, который опознал в обвиняемом преступника. На этот раз обвинительный вердикт вынесли 72% присяжных.

Опасность, которую влекут за собой показания свидетелей, очевидна: кого угодно можно признать виновным в преступлении, которого он не совершал, или лишить заслуженной награды исключительно на основе доказательств, предоставленных свидетелем, который заставляет присяжных думать, будто достоверно помнит произошедшее. Свидетельские показания настолько весомы, что способны повлиять на мнение коллегии, даже если было доказано, что они являются ложными.

Люди в целом и присяжные в частности с такой охотой верят свидетелям, потому что по большей части память служит нам относительно хорошо. Но от нас редко требуется абсолютная точность воспоминаний. Когда друг рассказывает нам, как провел отпуск, мы не спрашиваем: «Ты уверен, что в твоем номере было два стула, а не три?» И после похода в кино никто не задает вопросов вроде: «Ты уверен, что у Уоррена Битти были волнистые волосы, а не кудрявые?» Если мы и допускаем ошибки, никто не исправляет их и не обращает на них внимания, а наши воспоминания по умолчанию считаются точными.

Однако достоверность воспоминаний внезапно обретает принципиальную важность, когда речь заходит о преступлении или об автомобильной аварии. Небольшие детали становятся чрезвычайно значимыми. Носил нападавший усы или был чисто выбрит? Горел на светофоре красный свет или зеленый? Пересек автомобиль сплошную полосу или остался в своем ряду? Дело часто зависит от таких мельчайших деталей, а их получить непросто.

Ошибки в подробностях не означают проблем с памятью – это результат ее нормальной работы. Как мы успели убедиться, человеческие воспоминания не похожи на видеомагнитофонные пленки или кинофильмы. Когда мы хотим что-то вспомнить, мы не просто выдергиваем целое нетронутое воспоминание из некоего хранилища. Память состоит из доступных единиц информации, а любые возникающие пробелы мы подсознательно заполняем, строя предположения. Когда эти фрагменты объединяются и обретают логический смысл, образуется то, что мы называем воспоминанием.

Есть и другие факторы, влияющие на точность нашего восприятия, а следовательно, и на воспроизведение воспоминаний о тех или иных событиях. Имело ли место насилие? Если да, то как много? Было светло или темно? Имелись ли у свидетеля какие-то ожидания или личный интерес? К тому же после того, как человек воспринимает информацию, она не лежит в его памяти без движения, пока ее не вспомнят. Как мы уже убедились, со свидетелями много всего происходит: время идет, воспоминания тускнеют и, что гораздо важнее, свидетель может получить новую информацию, которая присоединится к воспоминанию или изменит его.

Когда совершается преступление, об этом обычно сообщают полицейским, которые приезжают на место происшествия и начинают задавать вопросы. «Что случилось? – спрашивают свидетеля. – Как выглядел преступник?» После того как свидетель сообщит полиции все возможное, его могут попросить поехать в участок и посмотреть на ряд фотографий или помочь полицейским составить фоторобот преступника. Тут речь заходит о другом аспекте человеческой памяти – в сущности, в данном случае свидетель выполняет тест на узнавание. Во время таких тестов участникам научных экспериментов показывают один или несколько предметов (в данном случае фотографию), после чего они должны определить, видели ли они их прежде.

Не стоит забывать о рвении свидетелей, а также об обстоятельствах, которыми обычно сопровождается опознание в рамках уголовного дела. Как правило, полицейские показывают свидетелю несколько фотографий или линейку подозреваемых. В обоих случаях свидетелю демонстрируют лица нескольких людей и спрашивают, знаком ли ему кто-нибудь из них. Свидетель знает, что преступника среди них может не оказаться, но многие полагают, что полицейские не стали бы проводить опознание, если бы у них не было настоящего подозреваемого. Несмотря на то что свидетели изо всех сил пытаются опознать настоящего преступника, когда они не уверены (или когда среди людей, представленных на опознании, нет никого, кто бы точно соответствовал образу в их памяти), они часто показывают на того, кто больше всего соответствует их воспоминаниям о внешности преступника.

Разумеется, ключевую роль здесь играет состав группы, представленной для опознания: количество людей в линейке, их внешность, одежда. На опознание по возможности не должны влиять никакие факторы, которые могут внушить свидетелям ложную информацию, иначе эта процедура потеряет смысл. Если подозреваемый – это крупный бородатый мужчина, в линейку не стоит включать детей, женщин в инвалидных креслах или слепых с тросточками. Если в состав линейки входят люди, похожие на подозреваемого, свидетели могут сделать выбор не потому, что они узнали преступника, а на основе метода исключения.

Однако часто процедуры опознания, которые проводятся при расследовании реальных дел, допускают внушение абсолютно ложной информации, и полученные в их результате показания свидетелей нельзя считать убедительными. Скажем, бывает, что в группу, полностью состоящую из белых людей, включают чернокожего подозреваемого или высокого человека ставят рядом с людьми небольшого роста. В одном случае, когда было известно, что преступник молод, подозреваемого, которому еще не исполнилось двадцати лет, на опознании включили в одну линейку с пятью другими людьми, каждый из которых был старше сорока.

Но даже когда все члены линейки выглядят одинаково, на этом проблемы не заканчиваются: на процесс опознания может повлиять суггестивная информация. Если полицейский скажет: «Взгляните еще раз на человека под номером четыре» – или будет открыто сверлить взглядом этого человека, пока свидетель пытается узнать преступника, он тем самым предоставит информацию, которая может повлиять на выбор опознающего. Свидетель начнет заполнять пробелы в своих смутных и неясных воспоминаниях, вставляя в них образ стоящего перед ним человека. Из-за такого заполнения пробелов особенно опасно опознание с участием единственного подозреваемого. Не исключено, что образ этого человека смешается в голове свидетеля с нечетким, тускнеющим воспоминанием о внешности преступника.

Известно, что и другие распространенные процедуры вызывают ошибки при опознании. Когда у полицейских есть подозреваемый, они часто показывают свидетелю ряд фотографий, а затем, если на одной из них он видит преступника, его приглашают для опознания реальных людей. Практически всегда всего один подозреваемый появляется и на фотографиях, и в составе линейки на опознании, и практически всегда свидетель узнает человека, которого видел на фотографии. Это называется опознанием с искажениями на основе фотографии (photo-biased lineup). В такой ситуации вероятность ошибочного опознания резко возрастает – опять же из-за нормальных особенностей работы нашей памяти.

Искажения, возникшие на основе фотографий, повлияли на воспоминания «свидетелей», участвовавших в эксперименте Университета штата Небраска. Примерно через час после того, как «свидетели» наблюдали за совершением «преступления», им показывали снимки «подозреваемых», в том числе и «преступников», которых они до этого видели. При этом 8% людей в линейке «подозреваемых» были опознаны как «преступники», несмотря на то что они не участвовали в совершении «преступления» и их фотографий «свидетелям» не показывали. Также были ошибочно опознаны целых 20% невиновных людей, чьи фотографии попали в число представленных снимков. Несмотря на тот факт, что никто из них не совершал «преступление» и никого из них «свидетели» раньше даже не видели вживую, их узнавали по фотографиям и указывали на них как на преступников.

Если человек видел чью-то фотографию, изображенный на ней кажется ему знакомым во время опознания. Свидетель может включить информацию о том, что встречал этого человека, в свои воспоминания о преступлении и ошибочно указать на него во время опознания.

Сколько отцов Пагано были по ошибке арестованы, получили незаслуженный приговор и отбыли тюремный срок за преступления, которых не совершали? Скольким жертвам автомобильных аварий было отказано в выплате ущерба и скольких водителей незаслуженно заставили нести ответственность за нанесение травм на основе ошибочных свидетельских показаний? Мы этого не узнаем. Когда всплывает подобное дело, какое-то время оно освещается в прессе, но затем все постепенно о нем забывают.

В 1967 году Верховный суд США обозначил эту проблему в ходе трех знаковых разбирательств: судом рассматривался конституционный вопрос о методах и процедурах, использующихся полицейскими для получения доказательств в ходе свидетельского опознания. В каждом из трех случаев полицейские организовали предварительную очную ставку между свидетелями и подозреваемым-подсудимым, чтобы посмотреть, узнают ли они его. Например, во время расследования по делу «США против Уэйда» арестованный по подозрению в ограблении банка Билли Джо Уэйд был опознан как преступник в ходе процедуры, которая проводилась в отсутствие его адвоката. На слушании по делу Уэйда суд постановил, что процедура опознания была проведена при обстоятельствах, которые могли серьезным образом повлиять на беспристрастность разбирательства, и заявил, что, проведя процедуру опознания в отсутствие адвоката обвиняемого, правительство нарушило Шестую поправку к Конституции США (право на адвоката).

Однако спустя пять лет после этой знаковой триады разбирательств Верховный суд США вынес вердикт по делу «Кёрби против штата Иллинойс», с чего начался постепенный отказ от ранее принятых решений. Томас Кёрби и его сообщник были пойманы с недавно украденными товарами, а жертва ограбления опознала Кёрби и его приятеля как воров. Когда дело дошло до Верховного суда, приговор был утвержден, несмотря на то что на опознании адвокат не присутствовал. Суд постановил, что право пользоваться помощью адвоката вступало в силу только после предъявления подозреваемому официальных обвинений в совершении преступления. В результате полицейские теперь часто отсрочивают предъявление официальных обвинений, пока свидетель не опознает в человеке преступника, из-за чего во много раз возрастает вероятность ошибочного опознания и осуждения невиновных.

Несмотря на все эти риски, было бы ошибкой полностью исключить использование свидетельских показаний, потому что очень часто, например в случае изнасилования, это единственные доступные доказательства, и они часто бывают достоверными. Даже принятие требования о предоставлении доказательств, подтверждающих полученную от свидетелей в ходе опознания информацию, означало бы отсеивание ценных сведений. Адвокаты часто просят судей зачитать присяжным список рекомендаций в отношении возможных рисков, которые влечет за собой процедура свидетельского опознания. Но опыт показывает, что этот метод не защищает невиновных, возможно, потому, что судьи имеют обыкновение зачитывать инструкции монотонно, и, как демонстрируют исследования, присяжные либо не слушают, либо не вникают в суть. Одно из достаточно полезных решений – вызвать на слушание психолога, чтобы он выступил в роли свидетеля-эксперта. Он может объяснить суду, как работает человеческая память, и рассказать о результатах экспериментальных исследований, которые имеют отношение к делу. К примеру, недавно я давала показания на разбирательстве по делу о закончившемся убийством вооруженном ограблении.

Двое грабителей совершили разбойное нападение на магазин, где находились два продавца, один из которых был убит выстрелом из пистолета. Как только грабители покинули магазин, выживший продавец нажал на кнопку тревоги. Почти сразу приехал патрульный и, как он сообщил позднее, обнаружил продавца в шоковом состоянии. Вот все, что последний смог сообщить, когда его попросили описать нападавших: «Двое мужчин, один – с усами. Двое мужчин, один – с усами».

Позднее в полицейском участке продавец уточнил данное им описание: один из грабителей был мужчина, мексиканец, в возрасте от 32 до 37 лет, ростом около 1,8 метра, весом 80–85 килограммов, коренастый, черные волосы до плеч, неопрятный вид. Он также описал и другого грабителя, рассказал, как были украдены деньги, какими фразами сам продавец обменивался с нападавшими и как сообщил о произошедшем в полицию.

Продавец помог полицейским составить фоторобот первого грабителя. Приблизительно через две недели после нападения свидетелю показали ряд черно-белых фотографий. Он заявил, что человек на одной из них очень похож на одного из грабителей (назовем изображенного на ней Р. Дж). На самом деле среди предоставленных полицией снимков было две фотографии этого человека, но первую продавец пропустил. Примерно через неделю ему показали шесть цветных фотографий. Он пролистал их и, дойдя до снимка Р. Дж., отложил его. Он продолжил просматривать остальные фотографии, потом взял снимок Р. Дж. и сказал: «Это он. Его лицо я ни за что не забуду».

Через полтора месяца после нападения патрульный, который всего за несколько минут до того, как получил сообщение об ограблении, не торопясь проехал мимо магазина и заметил внутри двух мексиканцев, дал показания в полиции. Когда его попросили посмотреть фотографии, он опознал Р. Дж. Позднее он добавил, что видел его фотографию в газете.

Р. Дж. предстал перед судом по обвинению в ограблении и убийстве. Поскольку единственным имеющимся доказательством по делу были результаты свидетельского опознания, адвокат, выступавший в его защиту, потребовал пригласить психолога для дачи показаний, и меня вызвали на слушание. Я начала с краткого описания природы человеческой памяти. Затем я перечислила психологические факторы, которые в данном случае влияли на показания свидетелей.

Время удержания информации в памяти. Сколько времени прошло с момента ограбления до момента, когда свидетели попытались вспомнить произошедшее? Для продавца – две недели, для патрульного – более полутора месяцев.

Фокусировка на оружии. Оба грабителя имели при себе пистолеты, и из показаний продавца было ясно, что он в основном смотрел на оружие.

Опознание людей другой расы. Обычно люди одной расы не замечают индивидуальных различий во внешности представителей других рас («они все на одно лицо»). Продавец и патрульный были белыми, а грабители – мексиканцами.

Информация, полученная после произошедшего. Прежде чем опознать Р. Дж., патрульный видел в газете его фотографию, которая могла затем стать частью его воспоминания.

Непреднамеренный перенос (принятие человека, увиденного в одной ситуации, за человека, которого вы на самом деле видели при других обстоятельствах). Продавец пропустил первый снимок Р. Дж., но опознал его, дойдя до второй фотографии. Возможно, теперь Р. Дж. казался ему знакомым, потому что до этого продавец видел не его, а его фотографию.

Присяжные не смогли вынести вердикт по делу Р. Дж. Было проведено повторное слушание, в ходе которого удалось получить практически такие же показания, что и во время предыдущего, и присяжные вновь не пришли к единому мнению. Сложно определить причины, лежащие в основе любого выносимого присяжными вердикта, как и решения каждого из присяжных в отдельности, но в данном конкретном случае велика вероятность того, что у некоторых членов коллегии было слишком много вопросов о том, можно ли считать результаты опознания достоверными и заявить о виновности Р. Дж.

Очевидно, свидетельские показания не следует расценивать как надежные, незыблемые доказательства, какими они считались в прошлом. Как мы убедились, они часто оказываются недостоверными. Но поскольку дача свидетельских показаний представляет собой идеальный эксперимент над человеческой памятью, с их помощью можно многое узнать.

Согласно общепринятому мнению, воспоминания тускнеют. Однако на самом деле они разрастаются. Что действительно тускнеет, так это изначальный образ, фактически пережитый в реальности опыт. Но, освежая в памяти какое-то событие, мы перестраиваем воспоминание о нем, и оно раз за разом меняется – его окрашивают новыми красками последующие события, более глубокое понимание происходящего, ранее неизвестный контекст, внушенный нам другими людьми, и их собственные воспоминания.

Все то, что способно изменить наши воспоминания, сливается с полученным опытом, и нам начинает казаться, что мы действительно видели, говорили или делали то, что мы помним. И даже изначальные воспоминания о событиях не безупречны. То, что мы видим, зависит от наших ожиданий, от того, как мы это идентифицируем и классифицируем и где мы находимся. Эту мысль смог отлично донести Акира Куросава в своем фильме «Расёмон». Во время судебного слушания три разных человека – грабитель, воин и его жена – рассказывали о преступлении. Каждый из них стал свидетелем одного и того же события, и каждый описывал произошедшее с собственной точки зрения. Их истории кардинально отличались друг от друга.