Глава 4
Новгород
Полк только сформировался, набрали людей и коней, воевода приехал посмотреть, как исполняется государево поручение. Стрельцов построили, воевода прошёлся, внешним видом доволен остался. А потом предложил стрелецкому голове показать умение в стрельбе. Хитёр голова, сразу на Фёдора показал. А только воевода пожелал видеть, как весь десяток палит. В качестве мишени обрубок бревна поставили, отсчитав сто двадцать шагов. Приезжее начальство и голова в сторону благоразумно отошли.
– Ребятушки, работаем спокойно, как учил, – как мог наущал Фёдор.
Зарядили затины довольно шустро.
– Целься! – приказал Фёдор и сам вскинул оружие. – Пли!
Грянул нестройный залп. Несколько затинщиков явно попали в бревно, потому как оно упало, да и видели все, как от деревяшки щепки летели. Голова стрелецкий сияет. Как же, не подкачал Фёдор и десяток его. И воевода усы довольно оглаживает, не зря государева казна тратилась. Да Фёдором не ограничились. Воевода вдоль строя прошёлся, пальцем в десятника Онуфрия ткнул:
– Теперь ты со своим десятком удаль и умение покажи.
Вот тут осечка случилась. Стрельцы Онуфрия заряжали затины долго, залп нестройным вышел, практически каждый по готовности стрелял, а в бревно не попал никто. Воевода нахмурился, долго выговаривал стрелецкому голове и уехал недовольный. Голова разнос устроил десятникам и сотникам, пообещав стрельцам запретить на ночь домой уходить, пока стрелять не научатся. За такие упущения в службе запросто снять могут, да перевести в отдалённый гарнизон, куда-нибудь на Соловки. Да мало ли на Руси медвежьих углов?
На следующий день голова приказал всем устроить стрельбы. Результат после обеда проверял сам. Единственный десяток, не ударивший в грязь лицом, был фёдоровский. После крупного разговора с воеводой в глазах головы Фёдор как десятник здорово вырос. Уже после стрельб стрелецкий голова вызвал его к себе, для разговора с глазу на глаз.
– Посоветоваться хочу. Как быстро дело наладить?
Затины в государевом войске дело новое, опыта никто не имеет. Голова с десятником советоваться не стал бы. Всё же он из дворянских детей, а Фёдор простолюдин. Да выбора не было. Фёдор и присоветовал:
– Отдай всех десятников под моё начало на седмицу. Только жалоб их на притеснения с моей стороны не слушай. Обучу не хуже своего десятка, а потом каждый научит своих людей.
– Ты прямо мои мысли прочитал! – вскричал голова. – С завтрашнего дня делай с ними что хочешь, хоть палками бей, а выучи.
– Порох и свинец дашь?
– Возьми в амбаре.
Холопов в войске палками били, но без членовредительства. И в дальнейшем применяли телесные наказания – прогоняли через строй солдат, которые били несчастного шпицрутенами. Били при Петре, Павле Первом, Александрах, даже при Николае Втором. Фёдор битья палками не приветствовал и рукам волю не давал, как некоторые десятники, раздававшие стрельцам зуботычины. Хватит, сам настрадался в детстве от старосты.
Утром, после молитвы в воинской церкви, не только десятники построились, но и сотники, хотя вчера об этом разговора не было. Прихватили бочонок с порохом, рубленый и обкатанный свинец, затины – и в овраг. До полудня учились быстро и грамотно заряжать оружие. Сотники недовольство проявлять стали. Фёдор заявил:
– Никого не держу, не неволю. Ступайте с Богом. А только через четыре седмицы без двух дней воевода снова приедет. Кто мастерство во владении не явит, поедет на Соловки или на Печору.
Недовольство сразу пропало. Сотники женаты все, детишки есть, и перспектива отправиться на край земли пугала. И после обеда приступили к стрельбам. Не получалось поперва, хотя дистанция до пня тридцать шагов, камнем добросить получится. Поняли десятники и сотники – лихим наскоком наукой не овладеть.
Неделю до седьмого пота Фёдор учеников гонял, хотя многие старше его и не одну сечу прошли. В последний день на стрельбы поглядеть сам стрелецкий голова явился. Тут уж каждый старался умение проявить. К концу дня от пня щепки остались. Голова – Панкратий Зотов доволен, руку Фёдору пожал.
– С завтрашнего дня каждый из вас своих стрельцов обучать будет! Увижу ежели кто отлынивает, не обижайтесь.
Со следующего дня в окрестностях пальба пошла. Соловьёва оврага на всех не хватало, стреляли в лесу на больших полянах, на лугу. Один только несчастный случай произошёл, когда один стрелец другому ногу прострелил по неосторожности. Но авторитет Фёдора вырос, в полку все в лицо его знали, и сотники не чванились первыми руку для пожатия протянуть.
Между тем в Кремле происходили события особо неприметные, но в дальнейшем потянувшие за собой целую цепь действий. К Ивану Васильевичу прибыло новгородское представительство. Ранее новгородцы называли великих князей московских господами, показывая равный уровень отношений, ведь и Великий Новгород тоже Господин. То ли оговорились послы, то ли намеренно назвали Ивана Васильевича государем. Иван, благодаря Софье поднаторевший в деликатных проблемах, за оговорку ухватился. Направил своих послов в Новгород с вопросом – хотят ли новгородцы видеть его государем своим? В Великом Новгороде противостояли друг другу две партии. Промосковская и пролитовская, во главе – бояре. Пролитовскую возглавляла посадница Марфа Борецкая. Пролитовская хотела отдаться Казимиру IV, но была закавыка, в этом случае обязательно католическая церковь попытается сменить веру. Народ этого не хотел, и Марфа, и её сторонники боялись бунта. У бояр, сторонников Марфы, дружины были, но что их воины против народа? В Новгороде всегда сильно было ополчение. Даже объединив дружины, бояре не смогли бы подавить народный гнев. Между партиями было неустойчивое равновесие.
Зазвонил вечевой колокол, на площади стал собираться народ. Марфа выступила на вече с призывом оставаться независимой республикой, не отходить под власть Московского Великого князя. Марфа говорила убедительно, бояре начали кричать:
– Не хотим Ивана государем!
Да ещё людишек подкупили бояре, в разных концах площади кричать стали:
– Не хотим!
Толпу завести просто, скоро уже вся площадь кричала:
– Постоим за святую Софию!
Послов едва не побили, но то уже нарушение всех традиций, фактически оскорбление Ивана, ведь послы представляют именно царя.
Иван Васильевич приказал собирать рать и разослал письма ближним союзникам – Твери и Пскову. Рать начала собираться большая, даже из Касимова пришли служилые татары. Как правило, их посылали на западные окраины великого княжества во избежание сговора с Ордой, если бы их послали на юг или восток. Татары выставили десять тысяч конницы, да кованая рать боярская, да государевы полки. Первыми выступили от столицы пешцы, за которыми тянулся великий обоз с провиантом, лечцами и пушечным нарядом. Дух войска после победы над новгородцами у Шелони был велик. Тогда воевода Даниил Холмский в июле 1471 года одержал убедительную победу, сбив спесь с новгородцев.
Полк затинщиков шёл пешим, за ним небольшой обоз с припасами. Вскоре недалеко от новгородских земель к пешей рати присоединилось войско тверское. Через несколько дней пешцев догнала конница. Сначала касимовские татары, потом дружины служилых бояр. В один из дней, когда полк взошёл на возвышенность, Фёдор воочию убедился, сколь велико войско. На дороге – спереди и сзади пешие и конные, насколько видит глаз. И дальше видно было бы, кабы не пыль, висящая над войском пылевым облаком. Поразился Фёдор, как и другие воины, численности армии. Мощь, сила!
Перед Великим Новгородом к войску московскому и тверскому присоединились псковичи, им было ближе всего. Московские и тверские рати в пыли, уже уставшие от марша, а псковичи свежие.
Лазутчики и селяне новгородские уже успели сообщить посадникам новгородским о приближении рати. Девятого октября 1477 года великокняжеская армия с союзниками подошла к Великому Новгороду, осадила город, окружив его плотным кольцом войск. Новгородский архиепископ Феофил на проповедях склонял народ к миру с Москвой. В город отправились послы с жёсткими требованиями.
«Вече и колоколу в отчине нашей в Новгороде не быти, посаднику не быти, а государство нам своё держати».
Хоть и были припасы в Новгороде, но в основном у бояр да людей богатых. С осадой простые горожане стали испытывать лишения. Бояре из промосковской партии стали перебегать на сторону Ивана. Чувствовали, что осада добром не кончится. Даже воевода новгородский, князь В. Гребенкин-Шуйский, в одну из ночей перешёл, прихватив семью.
Велик был город, укреплён хорошо и воинов, способных дать отпор сильному неприятелю, было достаточно. Многие из мужчин прошли через ополчение, их прадеды воевали ещё с тевтонскими рыцарями на Чудском озере. Да взять тех же ушкуйников новгородских. Не только торговцы, но и настоящие разбойники. То татар ходили воевать, сплавляясь по Волге, то на земли шведов набеги делали. Но одно дело воевать судовой командой, а другое, когда в городе семья. А ещё и город окружён, и в случае приступа жертвы среди мирного населения неизбежны.
Постоянные притязания Москвы на богатый и землями обильный Новгород заставляли новгородцев искать защиты у Литвы. Простой народ склонялся к Москве, всё же вера единая, а бояре и купечество за Литву. Пролитовскую партию возглавляла семья посадника Борецкого. Заключили тайный союз с Литвой, по которому Казимир обязался защищать Новгород от Москвы. Но в 1471 году Литва на помощь не пришла, и в битве при Шелони посадник Борецкий попал в плен и был казнён.
Новгород заплатил Москве откуп в 15 с половиной тысяч рублей серебром. А Марфа Борецкая стала на место мужа, ещё более обозленная на Москву.
Первыми в походе на Новгород к селу Бронница, что в 20 верстах от Новгорода, примчались касимовские татары во главе с царевичем Данияром. Они же захватили близлежащие монастыри.
Передовым полком командовал брат Ивана, двадцатипятилетний Андрей Меньшой. Ополченцами из Костромы командовал Даниил Холмский, Фёдор Давыдович Хромой – коломенцами, Стрига Оболенский – владимирской ратью. Полком Правой руки командовал брат Ивана, Андрей Большой. В полку были воины из Углича, там же тверичи, ратники из Дмитрова и Кашина. Полк Левой руки подчинялся ещё одному брату Ивана – Борису Волоцкому, при нём отряд удельного князя Василия Михайловича Верейского.
В Большом полку воеводами Иван Юрьевич Патрикеев, Василий Образец, под которым ополчение из Боровичей. За Семёном Ряполовским ополчение суздальское и юрьев-польское. За князьями Александром Васильевичем Оболенским и Борисом Михайловичем Оболенским рать из Можайска. Василий Сабуров возглавлял ополченцев из Галича, Ростова и Ярославля.
Воеводы Большого и Передового полков 24 и 25 ноября перешли по льду Ильменского озера и заняли Городище, княжескую резиденцию.
Сам царь вначале установил резиденцию в походном шатре в селе Тухоля, близ озера Ильмень, но вскоре перенёс её в Лошинское село, в Троицкий Клопский монастырь, известный связями с Москвой.
Царь не хотел брать город штурмом, тогда неизбежно будут потери среди ратников и мирных горожан. Тянул время, надеясь на осаду. В городе уже голодно. Но и новгородцы надеялись, что морозы и недостаток провизии заставят москвичей уйти. Помог Псков, посылавший санные обозы с провизией. Но и Пскову приходилось трудно. Ещё 10 октября в городе вспыхнул страшный пожар, уничтоживший большую часть деревянного города, много людей погиб-ло. Сейчас псковское войско занимало позиции в устье Шелони.
В городе к январю начался сильный голод. Простолюдины выкрикивали на площадях за мир с Москвой. Но и в войске Ивана начался голод. Съестные припасы из обозов закончились. Иван отдал распоряжение оставить в полках половину ратников, а остальным грабить население деревень, сёл и городов в окрестностях.
По приказу стрелецкого головы Панкратия десяток Фёдора тоже был отправлен за провиантом. Затины оставили в полку, были при саблях. Для провизии взяли двое саней. А куда ехать? Где деревни? Санных путей почти не видно. С проходом московской рати напуганные селяне перестали ездить и в соседские деревни и тем более в Новгород.
После некоторого размышления решил ехать по льду реки Мсты, да подальше от Новгорода. Вблизи все припасы подчищены уже. А река рано или поздно отведёт к какой-нибудь деревне. Почти все населённые пункты на Руси стоят на берегах рек. Ту же скотину напоить, если из колодца черпать, так заморишься. А бабам постирать? А для бани воды натаскать?
Ехали на санях. Чтобы согреться, ноги размять, периодически соскакивали, бежали рядом. Одна лошадь шла по следам другой. Фёдор сразу так приказал ездовым. Местности никто не знал, как и особенностей рек. Случись промоина во льду от подводного родника, вторые сани успеют остановить. Одежонка на всех ратниках осенняя, никто не предполагал, что осада будет долгой. А зимы в этих краях снежные, морозные.
К вечеру добрались до села Прилуки. По пути попадались ещё селения, но их миновали. Фёдор рассудил – слишком близко, пожива мала будет. Торговля в этих местах, почти на всей новгородской земле замерла. На ночёвку заняли две избы, потеснив хозяев. Ещё на коротких привалах Фёдор своих затинщиков предупредил:
– Никакого кровопролития. Селяне не враги нам. А ежели убьёте кого, будут противниками ярыми. Москве враги не нужны. Всем ли понятно?
Почти все затинщики, кроме двух, выходцы из деревень, ситуацией прониклись. Кому понравится, если плоды их многомесячного и многотрудного труда отберут? Но и здесь Фёдор кое-что предусмотрел. Зачем у людей последнее забирать? Только озлобить, да на голод обречь. Село большое, наверняка амбары есть, где припасы боярские хранятся. Каждое село не само по себе, чья-то вотчина или поместье. В Новгород в связи с приходом московского войска все припасы вывезти не успели. С утра, выспросив у хозяев, где сельский староста живёт, всем десятком к нему направились. Испугался староста ратников. Фёдор же, поздоровавшись, приказал взять ключи да амбары показать. Взмолился староста:
– Мне же перед боярином ответ держать!
– Боярам новгородским царь Иван Васильевич укорот сделает.
Со вздохом староста связки ключей достал, повёл к амбарам. Фёдор забрал самое ценное – мешки с ржаной мукой. Капусту и брюкву с морковью не довезёшь, помёрзнут. А мука – это хлеб. Будет хлеб на столе, который всему голова, трудности пережить можно. На каждые сани по шесть мешков уложили. А в амбаре ещё три десятка лежат. Оставлять жалко. Ежели другие ратники не заберут, так сам староста перепрячет и на грабёж московский спишет. Фёдор старосте приказал:
– Собирай мужиков, да побыстрее. Десять саней с возчиками потребны, а ещё десять тулупов и десять пар валенок.
Понурился староста, а против силы не попрёшь. И жаловаться некому. Бояре в осаждённом городе, и, чем осада закончится, ещё неизвестно. Староста пошёл к избам, а Фёдор вслед кричит:
– Всех назад без урона отпустим!
А сам двоих затинщиков на один конец села послал, двоих на другой. Вздумай мужики потихоньку уехать, так задержат. Предусмотрительность оказалась не лишней. Сам староста и один из мужиков попытались из Прилук выехать. То ли другие сёла известить, то ли подмогу привести, да с дрекольем. Ан не получилось.
Нагрузили подводы мешками, сами тулупы надели. Понятно, хозяева не лучшее отдали, овчина вытерта сильно. Но всё же лучше, чем в одних кафтанах. А уж как валенки надели, совсем хорошо, тепло стало. Сразу двинулись в обратный путь, по сумеркам до Холыньи добрались, где заночевали. Фёдор караул у гружёных саней выставил. Утром у хозяев толокняной затирухой позавтракали – и в путь. Лёд на реке ровный, сани легко скользят, только лошадям тянуть тяжело, сани нагружены изрядно. Фёдор прикинул – по двадцать – двадцать два пуда груза, а лошади не самые крепкие.
Уже к вечеру в полк приехали. Полк на середине дороги между Чечулино и Новгородом стоит, в чистом поле, в шатрах расположился. Зябко в них зимой, а если ещё и голодно, совсем плохо. Сытый человек морозы легко переносит. Стрелецкий голова подвозу муки обрадовался, сразу отрядил людей с мешком муки в село, хлеб печь. Если какая-то пища готовилась, так на кострах в котлах. Но хлеб на костре не испечь.
И другие стрельцы из поисков возвращаться стали, кто на следующий день, кто позже. Тоже с добычей – туша кабана, солёная рыба, несколько мешков гречки и пшена. А на всех поделили, чтобы досыта, так и припасы быстро иссякли. И снова в походы за провизией, да с каждым разом всё дальше.
К январю в Новгороде глад и мор. К Ивану на переговоры Феофил-архиепископ с несколькими боярами приехал. Дальше тянуть никак не возможно, вымрет город. Уговорились сдать город. Князь Патрикеев со служивыми боярами 15 января 1478 года въехал через распахнутые ворота в Новгород. Жители, кто смог, на площади собрались. Патрикеев их к присяге царю привёл и крест на том целовать заставил. С этого момента все выборные должности в Новгороде упразднялись – посадников, кончанских старост, тысяцких. Народ стенал и плакал. И непонятно было – от утраты новгородских вольностей и свободы или от наступившего замирения и концу голодовки.
В четверг 29 января в город под звон колоколов въехал государь с московской знатью. Царь молебен отстоял в Софийском соборе, главном в городе. А уже первого февраля арестовали купеческого старосту Марка Памфильева. Второго февраля та же участь постигла Марфу Борецкую и её внука Василия. Третьего февраля забрали весь новгородский архив, изучать договоры, особенно с Литвой. Шестого февраля арестовали знатного новгородца Григория Арбузьева, бояре, купцы, да многие знатные люди новгородские притихли, убоявшись. Кое-кто сумел выехать с семьями в свои поместья, оставив дома на слуг. Седьмого февраля из Новгорода в Москву отправился под сильной охраной обоз с арестованными, провожаемый жалостливыми взглядами горожан.
Восьмого февраля Иван вновь посетил город, присутствовал на литии в Софийском соборе. А уже во вторник, 17 февраля, Иван отбыл из города и в четверг, пятого марта, прибыл в Москву как победитель. Новгород с обширными и богатыми землями присоединился к Московскому государству.
Государь обещал новгородским боярам, что всё останется, как есть, никого опале подвергать не будет. Войско двинулось назад, оставив в Новгороде наместника московского Якова Захарьина. Шли быстро, подгоняли голод и желание вернуться на тёплые квартиры, к сытой и налаженной жизни.
Всё успокоилось на год. Однако новгородские бояре и оставшиеся в городе сторонники пролитовской партии во главе с Иваном Савелковым, боярином, доброго отношения Ивана не оценили. Мягкость царя к вновь обращённым подданным приняли за слабость. И новгородцы восстали, захотели убить наместника, который чудом спасся. Получив сообщение от гонца, Иван пришёл в ярость, огневался.
Собрав конное войско для быстроты передвижения, помчался в Новгород. Вместе с другими ратниками в его войске был и Фёдор. Да не десятником, а сотником уже.
Прибыв в Новгород, Иван начал жёсткую расправу. Боярин Иван Савелков был арестован, под пытками выдал других участников заговора. Тотчас арестовали ещё тридцать бояр. Владыка Феофил был схвачен и отправлен в Москву, на его место прислан архиепископ Сергий. Многие бояре и заговорщики были казнены, и все бояре новгородские и знатные люди были насильно вывезены и переселены в восточные земли, под Владимир и Суздаль, Ярославль и Ростов.
Земли их и дома изъяты в казну и позже розданы московским служилым людям, переселённым в Новгород в большом количестве. А изымать было что. Только в огромной вот-чине Борецких было полторы тысячи обеж (обеж – надел земли, пахавшийся одной лошадью). У новгородских бояр отобрано было двенадцать тысяч обеж с деревнями и холопами, а переселено семь тысяч. Поставлены были в Новгороде посадник Василий и три других вместо кончанских старост. Кроме того, Иван изгнал из Новгорода немецких купцов. Фактически он остановил все торговые связи с европейскими странами.
Один из бояр московских, ведавший сыском и пытками, раздал воеводам и стрелецкому голове Зотову списки бояр, подлежащих задержанию. Кто-то спросил:
– А ежели сопротивляться будут?
– У вас оружие есть и воля Ивана Василье-вича. Умрут – не велика печаль, с вас спроса не будет.
У командиров руки оказались развязаны. Также они напутствовали своих сотников и десятников, раздавая списки. В Новгороде районы города назывались концами, улицы имели названия, но нумерации не было. Фёдор сам повёл один десяток. Постучали в один из домов на нужной улице. С задержкой калитка открылась. Горожанин от страха заикался, подумал – за ним пришли.
– Где боярин Кошкин живёт? – спросил Фёдор.
– Пятое владение по другой стороне, – пришёл в себя новгородец. – Да вы узнаете, в избе наличники резные.
Действительно, наличники на окнах искусный мастер резал. Изба большая, с поверхом. На стук открыл слуга.
– Боярин дома?
– Где ему быть. Ежели без приглашения, не примет.
Десяток за спиной Фёдора засмеялся.
– Прочь с дороги, если плетей отведать не хочешь! – пригрозил Фёдор. – А лучше сам веди!
Всем десятком в сени зашли, оттуда в трапезную. На шум боярин по лестнице спускается. Фёдор сразу спросил:
– Кошкин?
– А вы кто такие будете? – высокомерно вскинул подбородок боярин.
– Собирайся, с нами пойдёшь.
Боярин резво развернулся, побежал по лестнице вверх. Фёдор, а за ним и стрельцы бросились на поверх. Лестница крутая, ступени узкие, с непривычки один из стрельцов за Фёдором упал, покатился вниз, сбив остальных. Когда Фёдор забежал в коридор второго этажа, хлопнула дверь, щёлкнул засов. Фёдор подёргал ручку, осмотрел дверь. Серьёзная, дубовая, такую плечом не выбить. Подбежали стрельцы. То на Фёдора смотрят, то на дверь, приказания ждут.
– Берите у прислуги топоры, на заднем дворе должны быть. И рубите двери.
Боярин, заслышав эти слова, закричал:
– Моё добро, кто дозволил портить?
– Иван Васильевич, государь московский!
– Нет надо мной государя, я свободный человек новгородский!
– Мне всё едино, кому надо разберутся, лучше сам выйди, не заставляй дверь ломать.
Из-за двери шаги слышны, потом едва слышно слова молитвы. Стрельцы принесли плотницкие топоры и колун. В любом хозяйстве такие принадлежности есть, слугам дрова колоть али петуху голову рубить.
– Приступайте! – распорядился Фёдор и в сторону отошёл.
Однако дверь рубить не пришлось. Щёлкнула задвижка, дверь отворилась, боярин вышел.
– Вяжите ему руки! – распорядился Фёдор.
Боярину верёвкой стянули руки сзади. Уж больно прыток, кабы не попробовал сбежать по дороге. Боярина повели в городскую тюрьму.
Всех воров, убийц да прочий сброд ещё позавчера повесили, чтобы места освободить. На улицах пустынно, горожане лишний раз боялись показываться. Сдав арестованного, Фёдор с десятком направился по другому адресу. Тут не боярин, не дворянин, но по адресу Фёдор со стрельцами получил отпор, да ещё какой. На стук в калитку открыл кряжистый мужик звероватого вида. Увидев ратников, успел захлопнуть калитку прямо перед носом.
– Лезьте через забор, отпирайте!
Один из стрельцов подпрыгнул, уцепился руками за верх забора, другой его снизу подталкивал. Забор высокий, прочный, стрелец спрыгнул тяжело, тут же запорный брус отодвинул. Фёдор со стрельцами во двор ворвался. Мужик мог побечь на задний двор, поэтому Фёдор пальцем ткнул.
– Ты и ты, на задний двор!
А остальные к избе побежали. Вдруг распахивается дверь и из сеней выбегают пятеро дебелых мужиков. Каждый при оружии – у кого короткая абордажная сабля, у кого палица, у одного так даже боевой топор на длинной рукояти. Фёдор сразу сообразил, не иначе ушкуйники, целая команда почти.
Стрельцы сабли повыхватывали, начали биться. Мужики крепкие и сильные, напирают. Против Фёдора новгородец с дубиной. Силён, дубина так и летает в его руках. Если угодит по черепу, раскроит. Фёдор удары на саблю принимал, беспокоился – сдюжит ли удары. Один из затинщиков удобный момент улучил, нанёс удар в грудь, вторым ударом добил. На шум боя – крики, звон оружия – в тыл новгородцам выбежали двое стрельцов с заднего двора. Напали неожиданно сзади, сразу обоих сразив. Все дружно на оставшуюся троицу навалились, зарубили. Фёдор дыхание перевёл.
– Раненые есть?
У двоих стрельцов лёгкие раны на руках. Считай – легко отделались. Поперва Фёдор посожа-лел, что затины в полку остались. А потом решил – правильно. Зачем такую тяжесть таскать, если выстрел мгновенно сделать нельзя? Затина, хоть и заряжена, требует сначала фитиль поджечь, а этого времени, пусть и малого, не было. Нападение внезапно произошло и, будь стрельцы менее расторопны, сами бы сейчас во дворе валялись.
– Обыскать дом! Бумаги с записями, ценности искать и мне доставить.
В избу вошли, тишина. Неуж без семьи жил хозяин? Фёдор за стол в трапезной сел. Изба пятистенка, большая, но осмотрели всё быстро и тщательно, включая подпол. На стол Фёдору мешочек с деньгами положили и бумаги.
– Надворные постройки вчетвером, двое на чердак! – распорядился Фёдор.
Деньги из мешка на пятнадцать равных кучек разложил. Десятник от трофеев вдвое больше рядового стрельца имеет, а сотник впятеро. Свою долю Фёдор в мошну сгрёб. Всё же прибыток к жалованью, а хозяину деньги уже не нужны. Коли их в казну сдать, могут исчезнуть бесследно. Стрельцы жизнью рисковали, здоровьем, а приберёт какой-нибудь чин из приказа. Несправедливо. Бумаги Фёдор читать не стал, не его дело, специальные людишки на то есть, пыточных дел мастера. Стрельцы вернулись с пустыми руками.
– Нет ничего, сотник!
– Берите по кучке и держите язык за зубами, – предупредил Фёдор.
Деньги сгребли быстро. Почти все женаты, деньги всегда потребны, на одежонку деткам, избу подправить, жёнке подарок, да хоть платок.
Фёдор с ратниками в городскую тюрьму пошёл, надо известить о смерти новгородца.
– Ты бы хоть голову принёс, что ли! – поморщился писарь, вычёркивая фамилию уби-того.
– Оторви задницу и сам сходи, коли убедиться хочешь, – разозлился Фёдор. – Двое моих воинов ранены были, пока ты в тепле сидел. Или пошли кого-нибудь проверить, трупы во дворе лежат, все пятеро.
– Пятеро? А фамилии?
Писарь за гусиное перо схватился.
– Сдурел, что ли? Они на нас напали, да с оружием. Я должен был фамилии спросить или отбиваться? Не знаю фамилий, спросите соседей, наверняка их знают.
– Ладно, – поморщился писарь. – Вот тебе ещё адресок на сегодня. Доставишь – и свободен. На сегодня!
Писарь поднял указательный палец, измазанный чернилами. Сунул Фёдору бумажку, где фамилия нацарапана и адрес. Фёдор прочитал.
– А где это – Никитская?
– Почём мне знать? Я в Новгороде сам третий день, – пожал плечами писарь.
Делать нечего, Фёдор – человек государев, как и писарь. Разузнав у прохожих, десяток пошёл по адресу. Поблуждали маленько, город-то незнакомый, да не все улицы прямые. Постучали в калитку. За забором дом каменный, не изба, хоть и один этаж. На стук служанка подошла, дрожащим от страха и волнения голосом спросила:
– Кого наддать?
– Хозяина.
– В нетях он, – после запинки ответила женщина.
– Открывай, проверим.
– Не могу, хозяин отворять никому не велел.
– Не откроешь, выломаем, а тебя в наказание за лжу в поруб бросим.
– Ох ты, беда какая!
Женщина калитку отворила, в сторону отошла. Фёдор распорядился:
– Ты и ты – на задний двор. А ты, Захарий, постой у калитки. Кто зайти схочет – пускай, но обратно только после беседы со мной.
И прислуге:
– Веди!
Сам Фёдор в трапезной уселся, затинщики по дому разошлись. Велик дом, комнат с десяток. Один из стрельцов вернулся быстро.
– Одна дверь заперта. На вид добротная. Что делать?
– А выбей окно и загляни.
Стрелец в сени выбежал, бросив двери открытыми, оттуда во двор. Послышался хруст и треск, звон стекла. Стекло – товар дорогой и редкий, заморский. Даже в богатых домах зачастую вместо стёкол слюдяные пластинки стояли. Буквально через пару минут стрелец прибежал:
– Есть в комнате кто-то. Не видел я, но движение слышал. Оконце-то маленькое, только голову просунуть.
– Обогоди маленько. Сейчас парни дом досмотрят, потеху устроим.
В остальных комнатах никого, как и на чердаке и в подвале. Не забыли и про поварню. Фёдор туда сам зашёл. На полотенце щедро маслом конопляным плеснул, во двор вышел.
– Вы двое – к дверям комнаты.
А сам кремнем о кресало, полотенце поджёг. Чадным пламенем тряпка занялась. Фёдор в комнату её забросил. Кто-то из затинщиков испуганно спросил:
– А ну как дом займётся? Весь город выгорит, как в Пскове.
– Дом-то каменный, пустая твоя башка. Если и выгорит, так одна комната.
Из окна дым пошёл, сначала едва-едва, потом повалил. В комнате кто-то надсадно кашлять начал. Фёдор в оконце кричит:
– Лучше дверь отопри и выйди, целым останешься.
Кашель сильнее и сильнее, потом крик:
– Выхожу, оружия нет у меня.
Стук двери, возня. Стрельцы, оставшиеся в коридоре, вывели связанного мужчину. Мал, толст, как колобок.
– Пойди-ка Захарий, тряпку из комнаты во двор выброси, а то всю комнату задымит, прокоптит.
– Да нам-то что?
– Э, брат, Иван Васильевич бояр, да знатных людей, да заговорщиков из города выселит. Кого казнят, а кого за Муром. А жильё-то нашим, московским служилым людям достанется. Приведётся – и тебе.
– Ох ты же!
Вскоре исходящая вонючим дымом тряпка вылетела в окно. Фёдор тлеющую тряпку сапогом затоптал, прислуге наказал:
– За домом присматривай, не то спросят строго!
Задержанного сдали писарю и приставам, отправились отдыхать. А утром тревога, всех подняли.
– Государь приказал полку в Москву возвращаться.
Оказалось, государь уже сам в столицу вы-ехал, получив с гонцом известия о мятеже братьев. Царь Иван ожидал подобного известия и опасался.
Архиепископ Феофил был отправлен в Москву, а выезжая из Новгорода, государь забрал с собой богатую церковную казну.
Распря между братьями шла давно. Особенно не жаловал Ивана удельный князь Андрей Большой Углицкий, который склонил на свою сторону Бориса Волоцкого.
После смерти отца, Великого князя Василия II Васильевича Тёмного, его третий сын получил в удел Углич, Бежецкий верх и Звенигород. После смерти ещё одного брата, Юрия Васильевича, Великий князь московский Иван, пользуясь тем, что младший брат не оставил завещания, прибрал себе в княжество города Юрия – Дмитров, Серпухов и Можайск. Другим братьям собирание земель Иваном не по-нравилось, каждый считал себя равным Ивану по праву рождения. Но мало кто из братьев радел за всю Русь.
Вместе Андрей и Борис заключили тайный союз с Казимиром, королём польским и великим князем литовским, злоумышляя против Ивана, не послушав уговоров матери.
Братья, объединив свои полки, с двадцатью тысячами ратников двинулись к Ржеву, потом повернули к Пскову. Иван послал к братьям из Москвы епископа Вассиана Ростовского для переговоров. Братья, чтобы тянуть время, направили в Москву своих бояр для обсуждения условий. Иван предлагал хорошие условия для перемирия. Например, князю Андрею города Алексин и Калугу. Андрей предложение отклонил. Иван был в сложной ситуации. Он получил сведения, что Казимир хочет напасть на новгородские земли. Шевелился Ливонский орден, да ещё и Менгли-Гирей прислал с гонцами неприятные известия, что хан ордынский Ахмат собирает войско для похода на Русь. Иван рассчитывал на полки братьев в противостоянии с Ордой, а братья предали. Пока шли переговоры, которые бояре Андрея и Бориса затягивали намеренно, братья поехали в Псков просить союза против Ивана. Псков всегда принимал у себя недовольных московской властью, но ситуация изменилась, псковичи ноне союзники. И Псков братьям отказал. Братья велели опустошить псковские земли. Ратники братьев грабили и убивали, оскверняли жён и девок, действовали жестоко, как на землях неприятеля. Псков собрал двести рублей серебром, откупился от братьев. На время Андрей и Борис утихомирились.
Весной 1480 года с застав по засечной черте и сопредельных земель стали поступать тревожные донесения о появлении лазутчиков Ахмата, его конных разъездов. Искали броды через реки, дороги высматривали. Так всегда бывает перед появлением большой армии. Иван направил в Крым срочным порядком посольство. Уговорились, что в случае нападения Ахмата на Русь Менгли-Гирей нападёт на земли Казимира, давнего союзника Большой Орды, тем самым свяжет армию Казимира, не даст напасть с западных границ. Ещё одно посольство отправилось к ногайскому мурзе Ямгурчею, дабы через него снестись с Ибаком.
К сожалению, посольство запоздало, Ямгурчей был в походе, и Ибак с помощью опоздал. Однако исполнил функцию важную – убил Ахмата в становище.
Иван стал рассылать во все удельные княжества и города грамоты с призывами готовить ополчение – людей, оружие и припасы, огненные и съестные, и быть готовыми выступить к Коломне. Иван ошибочно посчитал, что Ахмат двинет свою армию на Москву самой короткой дорогой.
Летом 1480 года Ахмат в степях собрал сильное войско. Иван приказал ополчению собираться у Коломны. Но братья примиряться не желали. Иван опасался, что в самый опасный момент, когда Ахмат начнёт войну, братья со своими ратями ударят в спину. И основания для такого беспокойства были. Докладывали люди из ближнего окружения братьев, что к Ахмату выехали переговорщики. Вполне могло быть, что за помощь в войне с Иваном Ахмат даст ярлык на княжение Андрею, самому честолюбивому и завидующему из братьев. Уже когда Ахмат с войском был недалеко, братья прислали Ивану письмо: «Если исправишься и притеснять нас не будешь, а станешь держать нас как братьев, то придём к тебе на помощь».
Иван был вынужден пойти навстречу братьям, отписал Андрею Большому Можайск, и только в последний момент, когда противников разделяла только Угра, братья привели свои войска под руку Ивана.
Иван помощи был рад, любезен с братьями, но ничего не забыл. Пока был жив наследник Великого князя Иван Молодой, князь братьев не трогал, щадил. Но как только Иван Молодой умер, да ещё повод случился – в 1492 году Андрей отказался послать Ивану в помощь своё войско, Иван не сдержался, прямо в Кремле арестовал непокорного брата. Заключили его в тюрьму, а охраняли не простые воины, а князья служилые да бояре. Андрей так и умер «в железах» в узилище через два года. Тогда же двух сыновей Андрея арестовали в Угличе, перевезли в Переяславль, где держали «в великой истоме» много лет, до смерти.
Повод в 1492 году был серьёзен. В Большой Орде после смерти Ахмата большая замятня пошла. К власти рвались многие, отравления и удавка на шею были обычным делом. Орда развалилась на части. На союзника Ивана, Менгли-Гирея, ордынцы войной пошли. Верный союзническому договору, Иван стал собирать армию идти в Крым. Борис Волоцкий прислал полк, а Андрей отказался. Дело было ещё в мае, а когда Андрей в сентябре приехал в Москву, Иваном был принят ласково. На следующий день, пока бояре Андрея были в одной комнате, в другой, где был Иван, он был схвачен.
Весной 1480 года Ливонский орден получил от ханских послов Ахмата золото, и рыцари напали на псковские земли, и так пострадавшие от набегов братьев Андрея и Бориса.
В июне этого же года на правом берегу Оки, уже не скрываясь, шастали ордынские разъезды. На окской засечной черте воеводой был дальний родственник Ивана, князь Василий Верейский. А в Серпухове стоял с полком сын Ивана Иван Молодой.
Царь собрал боярскую думу для совета. Как всегда, судили-рядили долго. Дума во мнениях разделилась. Половина бояр отстаивала необходимость дать отпор татарам. Но группа сребролюбцев во главе с окольничими И. В. Ощерой и Г. А. Мамоном настоятельно советовали Ивану спасаться бегством в Белоозеро вместе с семьёй. Москва-де не раз была взята татарами, сожжена, но снова восстанавливалась, аки птица феникс из пепла. Иван от бегства отказался.
Прирождённый властолюбец и тиран считал, что его должны бояться и любить. Но кто будет бояться и любить, если он оставит столицу, сам убоявшись врага? Иван остался в Москве, но отправил в Белоозеро Софию с детьми, туда же отправилась государева казна.
Гарнизоны в Тарусе, Серпухове и Коломне усилили, крепости сильные, могут держать оборону долго. На левый берег Оки выдвинулись великокняжеские полки во главе с воеводами князем Холмским, а также Семёном Ряполовским – Хрипуном, Данилой Патрикеевым – Щеней.
Воеводы и сотники сами опрашивали людей – купцов да странствующих, идущих из южных земель. Оказалось, многие видели татарских воинов, и число их было велико. Стало ясно – войны не избежать. Иван устроил совет. К тому времени вернулся с посольством князь И. И. Звенигородский-Звенец из Крыма, привёз обнадёживающую новость. Договор подписан, и хан крымский Менгли-Гирей с войском выступает немедля на польские земли, а конкретно на Подол. Рассматривали разные предложения. Народ служивый, не думские бояре, выдвигали реальные варианты, как ослабить Ахмата.
После споров приняли решение отправить на орду речным путём судовую рать под руководством князя Звенигородского-Ноздреватого и служилого татарского царевича Нур-Даулета. Плавание долгое, не одну неделю. Но к тому моменту, когда Ахмат будет на Оке, судовая рать уже будет воевать аулы ордынские и саму столицу Сарай-Берке. Почти все воины в поход с Ахматом ушли, и предприятие должно быть успешным. Конечно, мурзы, что в Орде остались, тут же отправят гонцов к Ахмату. Ситуация получится патовая, пока Ахмат Москву повоевать хочет, русские уже Сарай разорят. Обеспокоится хан, войска к своей столице повернёт. Богат Сарай и ещё неизвестно, кто выгоды больше получит в виде трофеев и пленных – Ахмат или Иван? А ещё предложили с началом боевых действий отправить кружным путём в тыл армии Ахмата сильную конную рать. И коммуникации такой отряд перережет, и поволноваться хана и мурз заставит.
Однако армия Ахмата шла по правому берегу Оки. Миновала Мценск, Любуцк, Одоев и вышла к Воротынску. Сам же царь Иван расположился в Кременце, между Медынью и Боровском. В стане русских беспокойство. Все силы Ахмата расположились западнее, чем ожидалось. Вместе с ханом шли его племянник Касим и шесть царевичей.
Замысел хана в русском стане разгадали, Ахмат хотел соединиться с войском Казимира и объединёнными силами сломить оборону русских и двинуться к Москве. Татары жаждали трофеев в богатом городе, деньги за все годы, что Иван платить отказывался.
Русским пришлось перебрасывать конницу и пешцев к Калуге и на берег Угры. Из Твери подоспела рать Михаила Холмского и Иосифа Дорогобужского. Конница русская патрулировала берега, у бродов сильные заставы выставили, с пушками и пищалями.
Ордынское войско вышло к Угре сразу в нескольких местах шестого октября. Ширина реки в этих местах от 80 до 100 аршин или 120–140 метров. Разведка ордынская стала прощупывать броды. Но русские местность знали. Стоило татарам сунуться, тут же палили из пушек, тюфяков и пищалей. Татары, постреляв от злости из луков, отступали.
Фёдор вместе со своим полком тоже был на Угре. Как сотник командовал заставой. Но все действия татар и даже местность точь-в-точь повторяли то, что происходило восемью годами ранее, в 1472 году. Только тогда Фёдор был молодым и неопытным дружинником. А сейчас опытный сотник и оценивал ситуацию по-другому. Опасался Фёдор, что стояние войск царских растянулось на шестьдесят вёрст, от Калуги до Юхнова. Ударь Ахмат в одном месте всеми силами, и остановить такой прорыв тяжело будет, а то и невозможно. А до Москвы рукой подать, и в столице только городская стража осталась.
Старший пушкарь Фёдору подчинялся, хоть и к Пушкарскому приказу относился. Коней своих и пушкарских с подводами для перевозки пушек в роще неподалёку спрятали от жадных взглядов татар да стрел их. Зато другой берег голый на несколько вёрст. Три дня татары разведку проводили. Сунутся на конях на брод, а Фёдор командует пушкарям:
– Пли!
Палили из всех стволов сразу, чтобы как можно больший ущерб нанести. И наносили. После каждого залпа один-два ордынца с коней убитыми падали, да лошади. Тоже ущерб, для татарина вдали от своих степей конь – всё. И транспорт, и печка в холода, а когда голодно, то и еда.
Фёдор, как и заставские, полагали – отпугнули поганых. Но утром восьмого октября впереди, на другом берегу, туча пыли показалась. Фёдор сам на дерево влез, хоть по чину непотребно. И ахнул, увидев приближающееся войско татарское. Тут же пушкарям крикнул:
– Готовьтесь! Запальники калить!
И гонца послал к ближайшему полку за помощью. Заставские – и пушкари, и затинщики – поняли: не устоять. Но никто не запаниковал. Судьба у воина такая, пришёл ворог, будь готов живот положить за Отечество.
А войско татарское всё ближе. Фёдор к старшему пушкарю:
– Лавр, не стреляй залпом, прорвутся поганые. Сначала одна пушка, через время другая. И пусть заряжают быстро. А как в воду войдут, и коням вода по брюхо будет, так пусть тюфяк голос подаст.
– Фёдор, ты за своими зитинщиками следи. Всё сделаю, как надобно!
Уже фигуры татар отчётливо видны, из луков самые нетерпеливые постреливать стали, да только стрелы в воду падали с недолётом или бессильно утыкались в брёвна засеки.
Татары уже к урезу воды подскакали. Выстрелила первая пушка. Засека дымом окуталась, за ним не видно, удачно ли попадание. Как только дым рассеялся, грянула вторая пушка. Зря Фёдор беспокоился. В такую массу коней и людей промахнётся только слепой. И кони убитые были, и люди, но татары в воду вошли, сзади другие напирали. Бабахнул тюфяк. Вот уж поистине коса смерти. Свинцовый дроб многих из сёдел выбил. Таких бы тюфяков да с десяток! Первые всадники уже на середине реки, сабли сверкают. Фёдор скомандовал:
– Затинщики! Целься! Пли!
Грянул нестройный залп. Ещё несколько татар из сёдел в воды реки выпали, подхватило их течение, понесло. Поганые стали из луков стрелами защитников заставы осыпать. Кабы не брёвна, стоящие срубом, все бы полегли. Татарам вода разогнаться не даёт, время против них работает. Пушкари первую пушку перезарядить успели и почти в упор выстрелили по поганым. Ворвались всё же татары на заставу, сеча пошла. У татар преимущество – на конях. Один десяток с русскими сражается, другие заставу с двух сторон обходят и дальше, вправо забирают, где луг и леса нет, для конницы простор нужен, манёвр, скорость.
Фёдор в первого же татарина из затины выстрелил. Тяжёлая свинцовая пуля вышибла татарина из седла. Фёдор саблю выхватил, от второго татарина отбивается. Помог ему один из пушкарей, банником, которым пушку заряжают, ударил татарина по голове, как большой дубиной, и сам упал, сражённый. На Фёдора ещё один наскочил, по-татарски орёт что-то, видимо, грозится. Замахнулся поганый саблей, а Фёдор лошадь саблей полоснул по ноге. От боли лошадь на задние ноги встала, татарин с трудом в седле удержался. А как лошадь на передние ноги опустилась, сам татарина в бок уколол. Обернулся, а из затинщиков один он остался. Да диво дивное, татары назад несутся, вброд реку переходят. И любой его срубить может. Бросился Фёдор за бревно, лёг. Татары коней нахлёстывают, последний мимо проскакал, Фёдор приподнялся. К заставе русская дружина летит, да числом большим. Встал Фёдор во весь рост. А конница уже мимо него и с ходу вброд. Ордынцев гнали две версты, но увидели крупный отряд врага, назад повернули. За то время Фёдор заставских парней успел осмотреть. Все насмерть побиты, один он в живых, да что удивительно – ни царапины нет, даже ранения лёгкого. Везучий такой или ангел спас?
Дружина назад вернулась, разгорячённая боем, с коня воевода спрыгнул:
– Ты что, один остался?
– Чудом уцелел.
– Я свой десяток оставлю, князю Холмскому сегодня же доложу. Полагаю, к утру подкрепление прибудет, а то и вовсе тебя сменят. Небось страху натерпелся?
– А то? Их сотни, а нас горстка была, да и ту побили, почитай, всю.
– Держись. Как звать-то тебя?
– Фёдор Сухарев, сотник затинщиков.
– Запомню.
Воевода на коня вскочил, отдал распоряжение одному десятку остаться, и всадники ускакали.
К Фёдору ратник подошёл:
– Сего дня в четырёх местах татары прорваться пытались, да не получилось нигде.
Фёдор попросил ратников в близлежащую деревню за подводами съездить. Погибших заставников отпеть надо и похоронить по христианскому обычаю. Всё же жизнь свою за царя и Отечество отдали. Пока один умчался, с другими воинами оружие собрал, всех снесли в одно место, рядком уложили. У всех страшные сабельные раны, после которых не выживают.
Фёдор, знакомый с огненным боем, пушки и тюфяк осматривать начал. Не приведи Бог, поганые ещё наскочат. Без пушек – беда. И обе пушки зарядил, и тюфяк. Огненные припасы рядом, не успели до них татары добраться. Сухих дровишек собрал, жаровню зажёг, запальники туда железные сунул. Пока день не кончился, застава и пушки к бою готовы быть должны. А ночью татары почти никогда не нападают.
Три подводы с ездовыми всадник привёл. Тела погрузили, в деревню повезли. Перед тем как уехали, Фёдор каждого павшего за руку подержал, прощался. А его от должности старшего по заставе не сменили, а до тех пор уходить он не вправе. Либо стрелецкий голова Панкратий Зотов сменить должен, либо разводящий по имени Смерть, и никак иначе.
Поужинали всухомятку, караул на ночь выставили. Татары запросто ночью кого-то выкрасть могли, попытать с пристрастием о войске русском – где полки стоят, да сколько воинов в них.
А с утра пополнение на заставу стало прибывать. Сначала два десятка затинщиков из полка Фёдора, потом пушкари, да ещё и тюфяк привезли. Фёдор полагал, что конные ополченцы уйдут, ан нет, ещё десяток прибыл. И получилась на заставе полусотня, поскольку брод в этом месте удобен для перехода, и воеводы сочли, что попытка татар прорваться может повториться.
Так и получилось. Сначала татары большим числом атаковали в районе Опакова городища и наткнулись на крупные силы русских. Разгорелась ожесточённая сеча. Несколько часов бились и не выдержали татары, отступили за Угру, ополчение за ними кинулось и гнало поганых до Лузы. Лишь опасение воевод попасть в ловушку, на которые татары горазды были, заставило повернуть рать за Угру, на исходные позиции.
Повторное нападение последовало на заставе Фёдора. Сначала к броду подскакал отряд татарский в полсотни сабель, явно на разведку. Сунулись в воду, а пушкари залп из двух пушек сделали. Татары упорствовали, хотя двоих убитыми потеряли. Уже на середине брода пушкари задействовали оба тюфяка. И дистанция короче, и свинцовый дроб летит снопом, рассеиваясь по фронту. Полусотня татарская вполовину уменьшилась, вода кровью окрасилась. Замешкались татары, Фёдор командует затинщикам:
– Залпом, пли!
Загромыхали затины, берег дымом затянуло. Ополченцы на коней вскочили и кинулись к татарам. Силы-то теперь равные, нет у татар преимущества. Когда приподнялся и рассеялся пороховой дым, стало видно, что татар десяток всего, да и те к своему берегу повернули, а следом за ними ополченцы, жаждут догнать и порубить. Уже на другом берегу после небольшой погони настигли, бой завязался скоротечный. Один из татар всё же ускакал, остальных порубили. Ополченцы назад возвращались, а далеко за ними войско ордынское показалось. Фёдор шапку с головы сорвал, стал размахивать, подавая сигнал тревоги. Да ополченцы переговариваются меж собой, делятся подробностями боя, ещё в горячке после схватки. Фёдор у затинщика рядом затину из рук вырвал, выстрелил вверх. Ополченцы наконец-то по сторонам головами завертели, увидели приближающуюся конницу. Сразу своих коней нахлёстывать стали. Брод быстро не перейти, вода не даёт. Если татары быстро подойдут, посекут ополченцев стрелами. Пушкари уже приготовились у своих орудий. Ополченцы влетели на берег, в пятнах крови, мокрые от воды. Татары стали осыпать русских стрелами. Защитники за брёвнами укрылись. Татары стали спускаться с берега в реку. У пушкарей выбора нет. Припали к пушкам, дали сначала залп, потом из обоих тюфяков. О! Не понравилось татарам, потери понесли, не меньше двух десятков поганых в «плавание» пустились по Угре. Да ещё раненые кони в агонии бьются, мешая переправе. Брод узкий, аршин пятьдесят – шестьдесят шириной, а в стороны – сразу глубоко. Сунулись туда татары, а кони до дна копытами не достали. Пушкари от стрел потери понесли, но у пушек хлопочут. У них сейчас вся сила огненного боя.
