Заснула Тиса в ночь после бала невероятно быстро. Усталость придавила ее к постели, словно гнет – квашеную капусту. И спала бы до обеда следующего дня, не случись неожиданное ночное происшествие, из-за которого ее сон прервали посреди ночи бесцеремонным стуком – снежками в стекло. Сонно щурясь, девушка выглянула в окно. Снег давно прекратился, и черное небо глядело на мир мутным оком ущербной луны. За забором можно было различить серые фигуры Клима, Строчки и Клары. На дороге стояли сани. Войнова протерла глаза кулаком, видение троицы клубовцев не пожелало рассеиваться. Мало того, Строчка, заметив движение в окошке, замахал руками. В глубоком удивлении и недоумении видящая напялила на сонное тело домашнее платье, накинула на плечи пальто. Ноги всунула в ботинки, не утруждая себя их зашнуровыванием. Морозный воздух дунул в оголенную шею. Силач в будке даже не пошевелился. Сторож липовый.

– Что случилось? – спросила Тиса, выйдя за калитку.

Теперь она могла рассмотреть ночных пришельцев. Бледный свет луны это позволял. Обеспокоенное лицо Клары, раздосадованное – Климентия. Улыбку Строчки, который не мог устоять на месте и притопывал, потирая ладони.

Клим шагнул навстречу.

– Просим прощения за непростительно поздний визит, Тиса Лазаровна, – произнес учитель отрывисто. – Нужна ваша помощь.

– Матушка Клары п-пропала, – пояснил Виталий.

Девушка посмотрела на брюнетку. Напряженная прямая спина, сжатые в прямую линию губы.

– Как это пропала? – не поняла она, вспомнив женщину в платке под балконом дворца. – Заблудилась?

– Можно и так сказать.

– Так надо найти ее, – высказала очевидное Войнова.

– Вот за этим мы и п-приехали, – усмехнулся Строчка и тут же кашлянул под взглядом Клары.

– Погодите, – со сна туго соображалось, – а разве вы сами не можете это сделать? – обратилась она к учителю.

– Я же сказала, это пустая затея, – подала голос Образцова. – Поехали лучше в благочинную управу. Только время тратим.

– Погоди, – оборвал ее речь Климентий. – Я не могу ее найти, – продолжил он, глядя в упор на ученицу. – Уже не могу.

В глазах Тисы отразился вопрос. Блондин на пару секунд поднес к своему лбу кулак, затем отмахнулся им.

– Я не могу найти ее, Тиса Лазаровна, потому что мой охват составляет всего четыре версты, – сказал он сухо. – Увы и к сожалению, ваш учитель не настоящий видящий. Он – недоразвитый искун.

– Клим, не говори так! – запротестовала брюнетка, коснувшись его локтя.

– Я ее не вижу, из этого следует, что она находится за городом, – добавил Ложкин. – Вам придется искать по именной. Вы готовы попытаться?

Видящая кивнула, осмысливая откровение учителя.

Клим велел Кларе отдать гребень своей матери, но Тиса отказалась:

– Не надо именную. Я видела эту женщину. – И, взглянув на ее дочь, добавила: – Во дворе дворца, во время бала.

У той при этих словах глаза вспыхнули то ли злостью, то ли стыдом. А возможно, и тем и другим.

– Но мне надо освежить образ. – Видящая коснулась часиков на запястье, прошептала древние слова и постаралась вспомнить женское лицо. Она знала, что в этот миг ажурные серебряные стрелки выстраивались в новое положение. Памятованы заработали, поскольку смазанный образ вдруг приобрел краски, и память послушно и в подробностях прокрутила сцену у балкона.

Сбросив воспоминания, Тиса снова глянула на Клару, на сей раз смотревшую в сторону, закусив губу.

– Идемте в сани, – кивнула Войнова и первой направилась к повозке. – Мне нужно присесть. Вы знаете, Климентий Петрониевич, я не умею видеть стоя и в сознании.

Сонное состояние окончательно исчезло. Видящая расположилась на санной скамье. Дар откликнулся мгновенно. Иного и быть не могло. Она знала, что у нее получится. Она найдет мать Клары.

Раскрыла глаза и выдохнула:

– Каток у села Доброкурово на разлившейся Патве. Она направляется туда.

– Ну, слава Единому! – воскликнул Строчка громко, разбудив пса Голиковых. «Уф-уф», – загавкал пес, как старый сыч.

– Она сильно продрогла.

– Едем, – сказал Клим. – По дороге будете отслеживать ее передвижения. Вы же не против отправиться с нами, Тиса Лазаровна?

Конечно, она была не против. Ложкин забрался на козлы и подхватил вожжи.

Клара, которая, похоже, до сего момента изображала недвижимую статую, воскликнула:

– Постойте! Ей же надо одеться! – Она смотрела на Тису так, словно впервые видела.

– Мне только бы шапку, – призналась видящая. – Еще я возьму шерстяное одеяло для твоей мамы и согревающую настойку.

Не дожидаясь, что скажут клубовцы, побежала к дому. Что-то подсказывало, что нужно торопиться.

Сани мчались в ночи. Прошло около двадцати минут, как они выехали из города, миновав заставу. Вокруг не было ни единой живой души, лишь подточенная с одного края луна пристально следила за путниками. В последнем минутном видении Тиса наблюдала, как женщина ступила на припорошенный снегом лед катка и не разбирая пути направилась по нему дальше.

– Лучше бы она свернула с реки! – воскликнул Клим.

– Боже, там же полыньи! – всполошилась Клара, кровь отлила от ее лица. Теперь в ночи она стала похожей на хладнокровную упырицу, готовую искусать собственные локти.

С этого момента шлепки вожжами по крупу стали доставаться лошадям в два раза чаще.

Тиса вспомнила, как учитель рассказывал ей о течениях Патвы и показывал черные пятна с высоты холма.

За следующие пятнадцать минут видящая еще несколько раз уходила в поиск, и то, что она видела, не утешало. Мать Клары миновала каток и продолжила путь по реке – к чернеющим вдали полыньям. «Вот мордоклювова селезенка!» – вспомнилось любимое ругательство управного ССВ.

Когда они подъехали к сельскому катку, Клим не остановил сани, а пустил лошадей прямо на реку – держась ближе к берегу, где лед не был зачищен от снега.

– Я вижу ее! – первым крикнул Строчка, указав пальцем туда, где вдали черной точкой на фоне серого снежного поля выделялась женская фигурка.

– Мы успеваем, – облегченно выдохнула Войнова, вернувшись из очередного видения. Но еще бы минут пять, и женщина добрела бы до обширной полыньи. Свернула бы она с опасного пути или угодила в реку – неизвестно.

Клара первой спрыгнула с саней и побежала догонять мать, за ней поспешили мужчины. Обняв мать и взяв ее за руку, брюнетка воротилась обратно к саням.

– Слава Единому, – прошептала с облегчением Тиса.

Она смежила усталые веки и откинулась на спинку скамьи. Частые видения вымотали окончательно. Теперь бы поспать.

Обратную дорогу видящая помнила смутно. Отчетливым было лишь лицо Арины Гавриловны, как звали мать Клары, ее растерянный взгляд и то, как она все оборачивалась на ускользающую из-под полозьев дорогу.

– Твой батюшка идет домой, дочка. Надо его встретить, – бормотала женщина.

– Он не придет, мам! – отвечала ей дочь. – То есть сегодня отца не будет, он задерживается, – исправилась она, закутывая мать в одеяло. Проследила, чтобы та сделала несколько глотков согревающего снадобья.

Как Войнова добрела до флигеля, осталось загадкой для нее самой. На сей раз уснула так крепко, что даже проспала назначенный говор с Ганной, и это ее немало расстроило. Подруга должна была рассказать, как прошло празднество в Увеге, и последние новости – о Кошкиных, Зое и ее маленьком сыне, Марике и Филиппе… Очнувшись ото сна в полдень, видящая немедля нырнула в поиск, но услышала только заключительную часть говора:

После говора Тиса поспешила встать и умыться. С удивлением поняла, что спала в платье и в шапке. Пальто лежало на полу рядом с ботинками, а красивое зеленое платье висело на дверце шкафа. С особой тщательностью Войнова надраивала себе мылом щеки. Голова трещала оттого, что просто не в состоянии была уварить всю кашу из воспоминаний. События последних двух суток впечатляли.

– Боже ты мой!

Одно только радовало – Арину Гавриловну успели перехватить у полыньи. Но остальное… Да-а…

Агата Федоровна корить за своевольное распитие снадобья не стала, лишь веселилась от души. Тисе же было не до смеха. Уже не до смеха. Заставь дурака богу молиться – он лоб расшибет. Дай глупой травнице зелье – она с мерой напортачит. Как она могла так бездумно наглотаться снадобья для улыбок? Где ее разум был? Ходоком в столицу, наверное, отбыл.

– Ну, дорогая, жди теперь ответной волны, – предупредила вэйна, пряча книгу на полку в библиотечном шкафу. Тиса впервые оказалась в библиотеке Агаты, богатой на интересные экземпляры по траволечению, как и на вэйновские книги. В другой раз она бы впечатлилась и пожелала поселиться в ее синих стенах на полгода как минимум, но не сегодня. – Будет видеться все хуже, чем оно есть на самом деле. Благо, непродолжительно. Денек помучаешься.

– Целый день? – простонала помощница.

– А ты думала как? Если бы не превысила количество капель, так и горя б не знала. А так – терпи, ласточка. Зато наверняка твой промах стоил того. Отлично погуляла, я права?

– Слов нет, – ответила расстроенная девушка, вспоминая свои подвиги. Чуть старушку до удара не довела, лаялась с собакой, как умалишенная, на балу смеялась так – лошади передохли бы от зависти. А графу Озерскому как ответила! Наверняка он теперь затаил на нее смертельную обиду. И еще история с кражей подозрительная. Быть закрытой в спальне, в безлюдном крыле огромного дворца… Нет. Беспечность могла ей дорогого обойтись. Видящая накрыла горящие щеки ладонями.

Конечно, была у этих дней и приятная сторона. Тиса вспомнила танцы, яркие костюмы, щебетание счастливой Люси, смущение учителя от шутливых объятий. Общение с безответно влюбленным «драконом» оставило на сердце теплую печаль – есть же еще интересные мужчины на свете, не сходится свет клином на одном титулованном вэйне. Уж он-то, в отличие от нее, наверняка более плодотворно провел время на балу с Разумовской.

Постаралась отогнать мысли о Демьяне. Пока это удается, а что делать завтра, когда на нее набросится та самая обратная волна?

Думы переключились с одного сероглазого на другую. Она уже два дня не была у Пони. Вертихвостка и сумасбродка! Забыла про ребенка! Чтобы она еще раз хоть каплю этого зелья в рот взяла!

– Повеселила ты меня сегодня рассказом. А Озерского на самом деле обходи стороной. Этот молодой граф ловко водит за нос весь Оранск и женщин меняет как перчатки. Кровь помогает Ёсю очаровывать дурех. Однако еще ни одна обманутая открыто его не обвиняла. Не удивлюсь, если каждая дурочка его портрет под подушкой хранит. Несносному мальчишке все сходит с рук.

Тиса выдохнула:

– Кровь упырей.

– О, кто-то тебя уже просветил. – Вэйна кивнула. – Ты, видимо, отличный искун, ласточка, раз на тебя его влекущие чары не подействовали. Значит, и чтецы тебе голову не взломают так просто. Я бы хотела знать, как твои успехи в поиске, да вижу по глазам, что ты уже куда-то торопишься.

Войнова подтвердила. Образ маленькой девочки в памяти теперь не давал ей усидеть в гостях у колдуньи.

– Что ж, работы пока особой нет, птичка моя. Можешь не волноваться и отдыхать седмицу. В лавке вполне управляется Пантелеймон с бабоньками. Но, коли пожелаешь в гости зайти сама или с юной Перышкиной, всегда буду рада.

Агата спустилась вместе с Тисой на первый этаж в аптеку в намерении проводить ее до двери с колокольчиком. Помощница уже собиралась прощаться, когда услышала знакомый голос. Благочинник Лыков покупал у Пантелеймона несколько видов мазей и настоек, зачитывая названия с листка в руке.

– Как много берет, – пробормотала травница. И настои-то все от болезни серьезной.

– Отец у него больной. – Агата Федоровна с сочувствием покачала головой. – Боюсь, там уже ничего не поделаешь. Но мальчишка упрямый.

– Вы его знаете?

– Сережку Лыкова-то? Конечно. Одна моя поставщица сырца рядом с ними живет. Хороший парень, только жизнь у него не так легка. Я его еще ребенком помню. Детвора его тогда из-за отца дразнила.

– А что с ним? – Тиса понимала, что выглядит любопытной Варварой.

– Косеслав из приюта сам. Увы, это для некоторых глупых заносчивых людей – показатель блудливого и паршивого рода. Но мальчишка справился со сплетнями. Выучился. Благочинником стал, настоящим мужчиной. Теперь больного отца и сестру-вдову с детьми содержит.

Когда Лыков отошел от прилавка, видящая поспешила отвернуться. Однако Сергей ее заметил и поздоровался как с вэйной, так и с ней. Несмотря на вежливое приветствие, взгляд его оставался тусклым. Тиса вновь ощутила стыд за свое невменяемое поведение давеча. Парень покинул аптеку. В сумке его звякали склянки с лекарством.

Настало время прощаться и бежать в приют, что Войнова и сделала. По дороге она ворчала, поминая разговор. Это же надо! Приютные, значит, обязательно «блудливого и паршивого рода»? Да на себя бы посмотрели, сплетники!

Торопливо входя во двор «Сердечного крова», она с облегчением выдохнула, когда издалека заметила ребенка у беседки. Поня самозабвенно крошила хлеб прожорливым сизарям.

– Здрасте.

Тиса обернулась. К ней обращалась молодая девушка, Настя, – Войнова видела эту девочку среди прачек. Довольно миловидная, только одежда больше монахине подошла бы.

– Вы же к Поньке-птичнице нашей? Она у беседки как всегда, – подсказала собеседница, пряча за спину пустое кривобокое ведро. – Смешная. Голубей кормит, все надеется, что крылья вырастут, – продолжила юная прачка. – А у вас красивая шаль. Можно потрогать?

Тиса позволила, и Настя, сняв рукавицы, осторожно прикоснулась к вязаному полотну.

– Крылья вырастут? – переспросила видящая.

– Да, – хмыкнула девушка, – Понька думает, ежели она будет много кормить птиц, то у них вырастут большие крылья. Тогда голуби поднимут ее и унесут далеко-далеко отсюда, к ее маме. Вот выдумщица, да? А вы не знали, что ль?

Отрицательно покачала головой и отступила, ноги сами понесли к беседке.

– Поня!

Девчушка увидела свою взрослую подругу, и на детском лице, до сего момента серьезном, отразилось удивление, а потом и запоздалая радость. Малышка побежала навстречу, но за пару шагов резко остановилась, не решаясь обнять, и Тиса сделала это сама, схватила девочку в охапку и крепко обняла. Потом спустила с рук на землю и оглядела с ног до головы. «Ребенку нужно прикупить новый тулуп и сапожки. Эти никуда не годятся», – отметила про себя.

– Ну как ты, душа моя? Пойдешь со мной гулять?

– Пойду!

Когда они выходили за ворота приюта, Поня поделилась своими опасениями:

– Я думала, вы не придете.

– Почему же? – Тиса сжала ладошку девочки. Казалось, что не пара дней прошла с последней их встречи, а неделя.

– Думала, вы уехали. По праздникам в семьи уезжают.

Они зашагали по тротуару, направляясь, как обычно, в сторону центра Оранска. Поня рассказала, что некоторых детей забрали родители из приюта, многие к родственникам разъехались.

– Моя семья далеко, – молвила Войнова, – за тысячу верст отсюда.

– Ваши папа и мама? – девочка заглянула ей в лицо.

– Только отец.

– А мама?

Пришлось объяснить любопытной барышне, что та улетела к Единому, когда она, Тиса, была маленькой.

– А меня моя мама потеряла, – прошептала малышка. – Вот найдет и заберет к себе.

– Конечно. – От жалости к ребенку защемило сердце.

Из-за поворота дороги показались знакомые сани, и Тиса вздернула в удивлении брови. Перышкина, заметив идущую по тротуару парочку, помахала рукой.

– Так и знала, что найду тебя здесь, – воскликнула Люсенька. – Агата Федоровна сказала, ты заходила в аптеку, а потом сбежала. Единый! Мне Строчка все рассказал, что произошло ночью! Ужас! Ты нашла Арину Гавриловну! Ты такая сильная видя…

– Тише, Люся, пожалуйста. – Девушка огляделась по сторонам.

– Ой, прости. – Перышкина прикрыла ладонью рот, затем зашептала: – А вы куда шли? В центр? Можно мне с вами?

Видящая присела перед Поней, что с интересом разглядывала упряжку лошадей, и поправила ей шарф под тулупом.

– Что скажешь? Возьмем тетю Люсю с нами на прогулку?

Поня была не против. Совершенно. Дайте только покататься на санях. И на ледяных горках тоже.

Троица провела на свежем воздухе за гуляньем и развлечениями пару часов. Ничто не омрачало радости, только лишь раз Тиса замерла, когда услышала зов одной из матерей, чьи дети не хотели уходить с горки. «Трихон! Демьян! – кричала женщина. – Пора возвращаться! Сколько я буду ждать?!» Смотрела вслед спешащим к матери мальчишкам так пристально, будто ожидала, что эти двое превратятся в того одного, кого она потеряла. Тряхнула головой, сбрасывая наваждение.

Тиса знала, как можно ухватить за хвостик ускользающее радостное настроение. Идея отправиться в пекарню Творожковых родилась неожиданно и была воспринята всеми участницами прогулки на ура. С жалованием, что имела в аптеке, девушка теперь могла позволить себе купить какие захочет сладости даже в этой дорогой пекарне. А еще ей так хотелось побаловать Поню!

Они вошли в заведение под радостный звон дверного колокольчика. Привратник в расшитом переднике поклонился:

– Добро пожаловать к самовару, барышни.

Чайная была такой, какой запомнилась с того единственного раза, когда Войнова сюда заходила. Чистая, ароматная. Столики и стулья из светлой березовой древесины. Хрустящие белоснежные скатерти пестрели яркой вышивкой по краю. Латунные пузатые самовары изливали чай в расписные фарфоровые кружечки. Посетители тихо переговаривались. За окнами морозный вечер, а тут тепло и уютно. Девушки и ребенок расположились за одним из столиков. Люся пару раз оглядывалась на прилавок, разглаживая юбку на коленях. Перед ними появилась разносчица с тележкой.

– Чего желаете, сударыни?

При виде сладостей глазки Пони в восторге загорелись. Пирожные, вафельные трубочки с кремом, кексы с изюмом, пироги с вареньем… Чтобы не гадать, Тиса заказала всего понемногу. И, когда поднос перекочевал на столик, девчушка счастливо пискнула и тут же взялась пробовать все подряд, полностью отдаваясь этому занятию.

– Клара теперь точно никогда не скажет, что ты обманщица, – продолжила тему ночного происшествия Люся.

– Да уж, сомнительное везение.

– Это ей повезло, что ты помогла. Строчка сказал, что еле успели. Странно. Арина Гавриловна зимой еще ни разу не уходила.

– Она встречать мужа шла. Но почему ночью и одна?..

– Ты ведь не знаешь… – Люся замялась.

– Что именно?

– Как же объяснить-то… Только не говори Кларе, что я тебе сказала, ладно? Ее мама – очень добрая женщина и обычно нормальная. Но изредка бывает так, что она уходит из дома куда глаза глядят.

Со слов Перышкиной выяснилось, что у матери Клары бывают временные помутнения рассудка, и тогда она идет встречать мужа, который уже десять лет как ушел из семьи, оставив жену и детей на волю судьбы.

Сказанное заставило глубоко задуматься. Люсенька продолжила болтать о бессовестных мужчинах, которые уходят к другим женщинам, и видящая закусила губу. Вопрос разносчика застал ее врасплох.

– Вы желаете Демьяна?

– Ч-что? – Тиса подняла глаза на молодого юношу с самоваром в руках.

– Демьяна, говорю, вы желаете? – повторил вопрос парень, и Войнова захлопала ресницами. – Простите, мне передали, что ваш столик просил самовар чая с тимьяном…

Стало ясно, что уши сыграли с ней дурную шутку.

– Да-да, – подтвердила заказ, усмиряя торопливый стук сердца медленным выдохом.

После такого она бы точно унеслась мыслями в прошлое, если бы в следующую минуту к столику не подошел молодой владелец пекарни. Парень поздоровался, комкая в руке снятый с себя передник.

– Счастлив видеть вас в нашем заведении, Люсия Аркадьевна. В последний раз вы заходили сюда восемь месяцев назад в канун…

– Дня святого Небела, – добавила Люсенька.

Улыбка у нее вышла менее радостной, чем обычно, хотя блеск светло-голубых глаз говорил о том, что она рада видеть поклонника. Тиса только сейчас сообразила, кого Перышкина выглядывала за прилавком. А ведь ни один кавалер на балу не удостоился подобного нежного румянца ее щек.

– Позвольте сделать вам подарок от заведения, – сказал Илья, превозмогая робость, – как самым желанным гостьям.

Он обернулся и подозвал паренька-разносчика. Заговорил бегло и тихо, отойдя в сторону. Куда только неуверенность делась?

– Принеси пирог по новому рецепту.

– Но, Илья Михайлович, это же ваш именинный. Батюшка ваш гостям обещал…

– Знаю, что обещал. Я с ним сам потолкую. А пока неси, родимый. У меня радость сегодня, а завтра гостям вынесем «Розу».

Этого разговора Тиса не слышала, так же как и Люсенька, что продолжала смотреть на молодого Творожкова. Вскоре к столику подкатили аппетитный трехъярусный пирог, украшенный кремовыми завитками и засахаренными ягодами.

– Ого-го! Какой большущий! – воскликнула Поня, широко распахнув глаза от восторга.

Попытки Люси отказаться от такого дорогого угощения привели только к большей насыщенности румянца на ее щеках и расцвету упрямства Творожкова. Тогда девушки пригласили парня к столику разделить с ними угощение. Но Илья отказался, искренне сожалея, что ему нужно уйти именно сейчас и лично принять важный привоз.

– Смею надеяться, Люсия Аркадьевна, что вы будете захаживать теперь на чай в нашу пекарню? – с надеждой спросил он перед тем, как покинуть компанию посетительниц.

Всегда такая открытая и разговорчивая, Перышкина так и не пообещала парню ничего определенного, что Тису удивило.

– Приятный молодой человек, – сказала она Люсе, глядя вслед уходящему Илье. – И ты, судя по всему, ему очень нравишься.

– Наверное, – вздохнула Люсенька.

– И он тебе тоже. Я права? – улыбнулась Войнова. Подаренный пирог оказался умопомрачительно вкусным, такого она еще не пробовала.

– Угу. – Люся уткнула нос в свою чашку. Хорошо хоть в чай его не макнула.

– Но ты не поощряешь его знаки внимания. Может быть, он не так уж и хорош?

В ответ – взгляд голубых глаз, полный негодования.

– Нет, мне он нравится! Сильно!

– Тогда я не понимаю.

– Клара говорит, мы друг другу не пара, – вздохнув, горько молвила Перышкина тоном жалующегося ребенка.

– Вот как…

А ведь действительно, на катке брюнетка что-то имела против Творожкова.

– Она говорит, мне больше подходит Слава Соковский.

– Кто это?

– А помнишь, что со мной на балу танцевал, в маске лиса? Такой, с ушками. У него титул собарона, хоть имение маленькое и бедное. А мне нужен титул, – уныло промямлила Люся.

– Это ты так считаешь? Или Клара? – Конечно, сама она не додумалась бы до подобных тщеславных планов. – А твои родители тоже желают титулованного зятя?

– Нет, они хотят, чтобы я была счастлива.

– Мудрые люди.

– Ты хочешь сказать, что мне не нужен титул, да?

– Я не знаю, – пожала плечами Войнова. – Подумай хорошенько, чего ты хочешь сама.

«И молись Единому, чтобы он был благосклонен к твоим желаниям», – добавила мысленно. Иначе каждый новый день станет тебе напоминанием об упущенном счастье.

Думы мрачнеют, не иначе обратная волна подбирается. Ну уж так просто она не сдастся. Остаток вечера девушка следила за собой и старалась оставаться в добром расположении духа, пресекая коварные поползновения грусти завладеть ее сердцем. И у нее почти что получилось. Когда видящая покидала уютную пекарню, она улыбалась. И когда садилась в сани, чтобы доставить юную сладкоежку в приют, тоже. Лошади потянули повозку, и Тиса ощутила на себе чей-то взгляд. Или ей показалось?..