Разум по–прежнему подчинялся ей — но ничто за его пределами не работало. Вначале женщина бесконечно пыталась восстановить контроль над телом или дотянуться до корабельных систем, но ничего не добилась. Однако борьба с невидимыми путами, похоже, ускорила другие процессы в ее теле. Хотя она не могла пошевелить ни руками, ни ногами, Изабель обнаружила, что способна двигать манипуляторами, растущими из ее лица. Еще она сумела отогнуть капюшон и активировать очередной недавно открывшийся глаз. Связь с хищной частью сознания окрепла, что лишь усилило всепоглощающую панику. В конце концов женщина умышленно перевела разум в полубессознательное состояние и очнулась, лишь когда дверь ее каюты открылась.

— Изабель, — сказал Спир, присев рядом на корточки и вглядываясь в ее лицо. Она попыталась ответить, но на сей раз он не позволил ей говорить. — Похоже, твоя трансформация ускоряется, вероятно, оттого, что не приходится больше преодолевать сопротивление тела. — Мужчина поднялся. — Значит, дела с тобой обстоят так: я дал обратный ход прионовым каскадам в тебе, а также в Тренте и Габриэле. Все вы снова сможете двигаться где–то через день, но я к тому времени буду уже далеко. Я позаимствовал кое–что полезное с этого корабля, включая и твою дивную коллекцию ПЗУ. И дезактивировал ваш У-пространственный двигатель; починить его, уверяю, тебе не под силу. Чтобы добраться до ближайшего места, где вам помогут осуществить ремонт, потребуется около четырех лет, а там уж либо Пенни Роял будет мертв, либо я. И если выжившим окажусь я, то вернусь в Государство — там ты меня не достанешь.

Помолчав, он снова присел на корточки и заглянул в глаза женщине:

— Когда–то я был в паучьем рабстве, Изабель, и то, что я сделал с тобой и твоими людьми, далось мне нелегко. Однако с учетом того, что творишь ты, тебе еще повезло, что я не выкинул тебя в открытый космос. — Он запнулся, то ли подыскивая слова, то ли отвлекшись, но потом, вспомнив что–то, продолжил: — Ах да, нужно обсудить еще одно. Ты не сможешь броситься в погоню за мной и через четыре года, потому что у тебя не будет ни рук, ни ног. Ты будешь ползать на брюхе и откусывать куски пищи этими штуками, растущими из твоего лица. Не знаю даже, буду ли я к тому времени интересен тому, что останется от тебя, — если ты вообще вспомнишь обо мне. Прощай, Изабель.

Он встал и ушел.

А Изабель осталась лежать, беззвучно крича, а потом еще и истекая кровью: один из лицевых манипуляторов, пустивший острый, как скальпель, росток, рассек ей нос. Но наконец ей удалось обуздать эмоции и отключиться — на пару дней впасть в бессознательное состояние.

Провал…

Изабель Сатоми открыла свои многочисленные глаза. Эффект был подобен сенсорному расширению капюшона, но с визуальной подачей из разных частей электромагнитного спектра. Входные сигналы принимались разными ментальными отделами, и из них можно было выбирать — исходя из потребностей. Потребности сейчас были человеческими, и женщине открылось все включенное в человеческий визуальный спектр. Однако она сразу поняла, что обычных глаз у нее больше нет. Изабель перекатилась на спину, но даже эти простые действия отличались от прежних. Слезая с кровати, она обнаружила, что спина стала пластичной, как у змеи, и замерла на середине движения. Верхняя часть тела приняла вертикальное положение — позвоночник изогнулся посередине почти под прямым углом, будто переламывая удлинившийся по меньшей мере еще дюймов на шесть торс.

Изабель села. Вес тела перенесся на бедра и ягодицы, и женщина почувствовала там, внизу, большущий неудобный ком — значит, вытянулся и хвост, не отстав от туловища. Она перекинула ноги через край кровати, попыталась встать, но конечности слушаться не желали, и Изабель начала падать. Прионы полностью не исчезли; ничто сейчас в ее теле не работало нормально. Секундная паника охватила женщину, когда она осознала, что не в состоянии выставить руки, чтобы смягчить падение, или повернуть голову, чтобы не расквасить лицо… и все же в нескольких дюймах от пола она остановилась — только помогли ей не руки.

Мороз пробежал по обновленной гибкой спине Изабель. Она попробовала обернуться, осмотреть себя, но шея по–прежнему не шевелилась. В движение пришло нечто другое. Позвоночник изогнулся ниже шеи, под углом, немыслимым для человеческого тела. Раздался жуткий хруст, точно сместилась лопатка, и теперь Изабель увидела себя. Пять жестких насекомьих ножек, разорвав одежду, уверенно стояли на полу; толстенькие лапки оканчивались «ступнями», представляющими собой обращенные назад крючки. Изабель чувствовала их, могла двигать ими. Твердость пола раздражала, хотелось погрузить «крючки» в мягкий чернозем, оттолкнуться — и зашагать. Женщина закричала, резко сложила ножки, пытаясь спрятать их — и упала, ударившись порезанным носом об пол.

— Изабель! Изабель!

Кто–то колотил в дверь. Нужно собраться, нельзя, чтобы ее видели такой. И без того трудно будет управлять парнями, когда они узнают, сколько им потребуется времени, чтобы добраться до цивилизации.

— Я в норме, — просипела она, удивившись неловкости собственных губ и размышляя о том, скоро ли ей суждено потерять дар человеческой речи. — Проверьте, здесь ли истребитель, и доложите по интеркому. — Она сделала паузу, гадая, чем же еще занять Трента и Габриэля, пока она будет приводить себя в порядок, но в голову ничего не пришло. — Я присоединюсь к вам в рубке через час.

За дверью что–то забормотали, Изабель вслушалась, и слова обрели ясность, пробудив ее внутреннего хищника.

— Уж и не знаешь, чего от нее ждать, — бурчал Габриэль. — Спорю, она отрастила еще одну чертову ногу или там глаз. Ох, пора отсюда валить.

— Идем пока в рубку, — ответил Трент.

— А истребитель–то тю–тю. — Голос Габриэля слабел, удаляясь. — Тот тип, он же предупреждал. — И после паузы: — Как же меня все достало.

— Прионы что, мозг тебе парализовали? — фыркнул Трент.

Только теперь Изабель осознала, что ей не приходится напрягаться, чтобы продолжать подслушивать. Она установила связь с корабельными системами — и слушала посредством микрофонов, и смотрела через крошечные камеры — и не упустила момент, когда Трент дернул себя за ухо, а потом ткнул пальцем в потолок. Трент знал, что она следит за ними, и не собирался говорить что–либо, что могло бы оскорбить хозяйку. Но она все равно жадно вслушивалась, даже не сразу заметив, что вновь поднялась на насекомьи ножки и развернулась. Ей хотелось бежать за этой парочкой. Хотелось схватить их и…

Изабель осадила внутреннего хищника, и лапки опять сложились, но на этот раз, падая, она успела повернуть голову. Необходимо было вернуть контроль над телом, и она отрубила звук и изображение Трента и Габриэля. Нет больше смысла подслушивать, о чем они беседуют, сказала она себе, поскольку теперь они не сболтнут ничего лишнего. Вместо этого женщина подключилась к другим корабельным сетям и убедилась, что истребитель действительно исчез. Спир держал слово; и У-двигатель он тоже не забыл испортить. Нет, он ничего не сломал, но нарушил энергетический баланс контуров Калаби–Яу, а такое повреждение можно исправить только в доке — и не иначе. Выругавшись, Изабель переключилась на свои непосредственные проблемы.

Она обнаружила, что сражается не только за возможность пользоваться собственными руками и ногами — она борется за желание пользоваться ими, как будто само тело уже считало их лишними. Наконец хищник внутри нее затих, и Изабель рискнула попробовать выпрямиться в полный рост, по–человечески. Только теперь ей казалось, что она пытается управлять частями тела, которых просто нет, — или, например, старается пошевелить ушами, не обладая подобным талантом. Она не ощущала ответной реакции, она вообще почти ничего не чувствовала. Наконец отчаявшейся до слез Изабель пришлось признать поражение и призвать на помощь хайманские системы. Поиск нащупал нервные окончания человеческих конечностей, выдал местонахождение скрытых программ по активации этих нервов — и заново связал их с разумом. Едва началась загрузка, ощущения вернулись, и Изабель вспомнила, как двигаться. Похоже, программа подобных «упражнений», если можно так выразиться, стерлась из ее сознания.

С трудом подтянув под себя руки, Изабель попробовала оттолкнуться от пола, но спина вновь нелепо изогнулась. Выпрямить ее удалось, встав на четвереньки. Потом Изабель все–таки поднялась, неуверенно пошатываясь. Однако с каждым движением — и последующим откликом на это движение — она становилась все увереннее. Примечательно также, что внутренний хищник сейчас почти что впал в спячку. Что ж, Изабель осознала связь — и разобщение: чем больше она превращается в капюшонника, тем сложнее будет бороться с неразумным хищником. Трансформация, которой ее подверг Пенни Роял, уходит куда глубже физического уровня. Как человек она всегда была хищником, но теперь Изабель ощущала, что хищная доля ее человеческой сущности отделяется, переходя на ту часть, что становится капюшонником. А то, что осталось от ее человеческой половины, да и вообще от природы человека, делается все слабее и слабее, и поддерживать ее все тяжелее.

Она подошла к широкому экрану и, вглядываясь в слепую плоскость, вспомнила, как когда–то этот монитор, настроенный соответствующим образом, служил ей отличным зеркалом. Тогда она была красавицей. А сейчас лучше так: пустая серость. Подготовившись испытать неминуемое потрясение, она мысленным приказом включила экран.

Долго вглядывалась Изабель в свое отражение. Голова вытянулась, став вдвое длиннее и превратившись в цилиндр с тремя парами красных глаз, расположившихся друг под другом на равном расстоянии. Ее собственные, человеческие глаза переродились в глаза капюшонника. Нижняя парочка заняла место под самым носом. Рот сузился, над ним четко прорисовывалась «заячья губа». Нос расплющился — он как будто растаял и растекся по лицу. Изабель подняла руку, огладила ладонью облысевший купол черепа, смахнула на пол выпавшие спутанные космы. Сенсорный капюшон разросся, выпустив новые лепестки. Он развернулся уже на ширину плеч, и, потянувшись, женщина нащупала место его соединения с затылком. Кофта на спине была разорвана — там расположились нижние лепестки, прикрепившиеся к усохшим плечам.

Она смотрела. Она ожидала от себя отвращения, ужаса, страха или ярости, но представшее перед ней зрелище развеяло эти ожидания. Изабель проходила какую–то стадию в своем развитии. Раньше она воспринимала себя изуродованным человеком. Теперь она стала чем–то иным; едва ли она вообще являлась человеком.

Медленно и осторожно она разделась, разрывая одежду, цепляющуюся за твердые выступы панциря и ножек. Тело обернулось длинной колонной, груди втянулись, соски и пупок исчезли вовсе. Ноги, короткие и кривые, могли бы принадлежать карлику, ступни лишились пальцев. Глядя на гладкий столб с аккуратно сложенными лапками, на виднеющиеся за ними чешуйки панциря, она окончательно осознала свое изменение. Теперь человеческие ноги выглядели уродством, а все остальное… остальное казалось правильным.

Вдруг ею овладело полное спокойствие. Она потянулась к безобразию, бывшему ее человеческим ртом, и почти небрежно вытащила один из шатающихся зубов. Окровавленный клык лег в чашечку ладони, на которой, кроме большого, осталось всего два пальца. Изабель содрогнулась, шипастый хвост дернулся, внутренний хищник заворочался. Возбужденно завибрировали лицевые манипуляторы. Женщина поспешно отвернулась и отбросила зуб.

Выбрать подходящую одежду оказалось нелегко. Привычные брюки и блузки никуда не годились. Тяжелые ботинки на толстой подошве и длинное платье из перламутровых чешуек поверх подбитой ватой кофты — единственные вещи, сделавшие в итоге ее хоть отдаленно похожей на человека. Выйдя из каюты, Изабель направилась прямиком на камбуз, понимая, что тушеные овощи и куриные котлетки ее не устроят, и надеясь, что Трент и Габриэль сидят в рубке, как им было велено.