Уложив Изабель в постель, я проделал то же самое с Трентом и Габриэлем, а потом лег сам. Шесть часов сна подарили мне заслуженный отдых. Затем я торопливо принял душ, оделся и направился прямиком в маленькую корабельную лабораторию, где просканировал аммонит, желая убедиться, что описанное Изабель подключение не уничтожит хранящуюся в окаменелости информацию. Сканер не выявил никаких свидетельств того, что исследуемый предмет был кем–то произведен — лишнее доказательство тонкости и точности работы Пенни Ролла. Оптический порт стандартный, ловушек нет. Однако внутри обнаружились пиритовые кристаллы, вовсе не подключенные к порту данных, — содержали они, как вскоре выяснилось, квантовый компьютер. Важно ли это? Не знаю.

Подключившись к порту, я вошел в память окаменелости и отыскал векторные координаты. Положение астероида Пенни Рояла было просчитано на четыре тысячи лет вперед, далее точность предсказания падала на два процента в год. Я загрузил координаты в «форс» и сел в кресло, чувствуя себя бесполезным. Флейт закончит диагностику истребителя еще через тридцать часов — и что мне делать все это время? Исследую, пожалуй, те отсоединенные пиритовые кристаллы на случай, если они содержат полезную для моих целей информацию. И я приступил к работе, надеясь убить тридцать часов вынужденного ожидания.

Сперва нужно было установить соединение, и я, воспользовавшись алмазной дрелью, проделал дыры в том, что казалось местами стыковки отдельных кристаллов друг с другом. В отверстия я вставил углеродные нитевидные кристаллы, покрытые контактным клеем. Работа заняла несколько часов. Свободные концы нитевидных кристаллов я соединил с электрооптическим преобразователем. И наконец, изолировав некоторые корабельные компьютеры, подключил то, что у меня получилось. Сперва обработка шла из рук вон плохо, но с привлечением дешифрующих и распознающих программ дело стало постепенно налаживаться. Через час программы впервые подтвердили, что на кристаллах нет поддающегося распознанию текста, а затем стало ясно, что четверть хранящихся в памяти материалов представляют собой голографические файлы. Остальное, таким образом, еще нужно было идентифицировать. А я, наконец признав, что задача больше не выглядит увлекательной, велел своему «форсу» оповестить меня, если будет распознано что–то еще, и отправился вниз в грузовой отсек.

На ходу я размышлял о том, что, хотя я и оценил по достоинству «Изгнанное дитя», «Залив мурены» Изабель все равно еще не исчерпал своей полезности. Кстати, я давно уже решил переименовать истребитель, как только обрету над ним контроль. Корабль Пенни Рояла был новехоньким, когда сражался над Панархией, но нельзя сказать, насколько с тех пор истощились его ресурсы. Можно, конечно, подождать, когда Флейт через двадцать часов выдаст мне полный список, но кое–что я могу проверить и сам. Сколько уж можно откладывать. Я облачился в скафандр, взял кое–что из инструментов, не забыв и лазерный карабин, и двинулся наверх.

Часть судна, которую когда–то занимал экипаж, состояла из четырех жилых кают и кают–компании, расположенной дальше по коридору, за поворотом, позади малой рубки. В другие отсеки — включая небольшой ангар для шаттлов и прилегающий к нему трюм — можно было попасть через шахты. Одна такая шахта вела к расположенному в носовой части орудийному комплексу и его боковому ответвлению — корабельному кортексу. Осмотр я начал с рубки — и сразу обнаружил внутри еще одного давным–давно почившего члена экипажа.

Это была женщина, Корал Стадер, эксперт по корабельным ИИ. Мне даже не пришлось прибегать к сканированию, я узнал ее по длинным рыжим кудрям. Странно и жутко смотрелись они над мумифицированным лицом с пустыми впадинами глазниц. И установить, что убило ее, не представляло трудности. Противоперегрузочное кресло, в котором она сидела, словно бы пустило ростки, обвив Корал плотным коконом, а один металлопластиковый побег вырвался из ее рта — или, напротив, ворвался в него. Я взял «увеличительное стекло» — квадратную лупу из метаматериалов с квантовым компьютером в рукояти, способную дать увеличение, среднее между микроскопическим и наноскопическим, — и немедленно выявил миллионы дремлющих микробов и какие–то скопления частиц меньших размеров — видимо, наноботов. Похоже, они тут просто кишмя кишат, и, когда Флейт установит полный контроль, я прикажу их ликвидировать, поскольку не знаю, что за программа им задана.

Внезапно включились все пульты, все экраны перед четырьмя креслами и все огни, на миг ослепив меня — пока светофильтр лицевого щитка не приглушил сияние. По экранам бежали цепочки кодов, связанные с проводимой Флейтом диагностикой. Мне это показалось подозрительным, но тут по системе громкой связи со мной заговорил сам Флейт.

— Требуется какая–либо помощь, Торвальд Спир? — спросил он.

Очевидно, он подключил питание специально, чтобы с сознанием долга задать вопрос. На борту подобного корабля несложно превратиться в параноика.

— У тебя есть доступ к бортовому автожурналу? — поинтересовался я.

Этот специальный процессор суб-ИИ автоматически записывал все корабельные маневры и события внутри судна. Пережиток времен, предшествовавших Тихой войне, когда ИИ по праву не доверяли людям. Подозреваю, что в процессе войны людей и прадоров ИИ уже не доверяли даже ИИ.

— Лишь фрагментарные данные, — ответил Флейт. — Кое–что из внутреннего видео, кое–какая астронавигационная информация, но это все.

— Ясно, — пробормотал я, изучая четыре стоящих в рубке кресла.

Двое мужчин, женщина — еще в команде должен был быть голем–андроид, таков стандартный состав экипажа для подобных судов в военное время. Голем — почти наверняка тот, которого я видел в корабельном кортексе. Пенни Роял, должно быть, захватил его, превратив в орудие. Я вспомнил валяющийся в углу шип и понял, где безумный ИИ осуществил свою главную трансформацию. Где он обрел свою нынешнюю кошмарную форму — или формы — гигантского отпрыска черношипого морского ежа и серебристого осьминога.

Когда я двинулся из рубки в кают–компанию, Флейт объявил:

— Сейчас я уже могу включить гравитацию в жилых помещениях.

— Уверен?

Гравипластины под моими ногами не способны были произвести силу тяжести больше двух земных, но резких скачков мне не хотелось бы. Одно такое возмущение поля в неудачный момент — и я останусь валяться с раздробленными костями.

— Уверенность девяносто восемь процентов, — ответил Флейт.

Я всегда считал, что у прадорских вторинцев в роли корабельного разума весьма ограниченная способность к диалогу, чуть превосходящая возможности сломанной игрушки–болтушки. Но Флейт явно вторгался на территорию неповторимого сарказма дронов. Впрочем, не важно. Раз гравипластины можно запитать, значит, мы уже чего–то достигли, и я еще на шаг приблизился к продолжению поиска.

— Хорошо. — Я вошел в кают–компанию и пристегнулся. — Врубай.

Вес рос постепенно, один за другим падали на пол предметы: чашка с дегтеобразными остатками кофе, наладонник, тарелка и еще что–то, видимо, куски засохшей еды. Я почти не слышал стука, слишком уж разреженной была атмосфера, в ушах гудело… Тут Флейт, словно прочитав мои мысли, заговорил снова:

— Я могу восстановить и воздухоснабжение.

— Не стоит, — пробормотал я, наблюдая за тем, как то, что казалось пятном на стене, медленно перемещается, точно какой–то призрачный слизень. Свет, должно быть, активировал наноботов, и меня отнюдь не радовала перспектива вдохнуть их. — Лучше сосредоточься на завершении диагностики и импульсно уничтожь всех нано– и микроботов на борту. Остались же здесь работающие ремонтники покрупнее?

— Конечно.

— Дезинфекция, внешний ремонт?

— Функции доступны.

— Тогда займись этим прямо сейчас. Необходимо очистить корабль от мелких ботов. И приостанови автопроизводство до тех пор, пока мы не выясним наверняка, что именно делаем.

— Как пожелаешь, — ответил Флейт и быстро добавил: — Можно задать вопрос?

— Уже задал.

— Тогда еще один.

— Валяй. — Я отступил в коридор, ведущий к четырем каютам, слегка обеспокоенный поведением моего корабельного разума.

— Почему я служу человеку?

— Потому что я — через посредника — купил тебя у прадоров и теперь ты запрограммирован повиноваться мне и только мне.

— Но мы враги, — сказал Флейт.

Я умолк, приведенный в замешательство. Во время войны Флейт перенес болезненную потерю тела, чтобы стать разумом камикадзе. Но потом — впадал ли он в спячку? Его сноровка в общении говорила скорее об обратном.

— Война закончилась век назад, — попытался объяснить я.

После паузы Флейт отозвался:

— Новый король прекратил войну.

— Да, — подтвердил я. — А теперь я хочу задать вопрос тебе. — Я подождал, но Флейт безмолвствовал, так что я продолжил: — Ты не похож на другие разумы вторинцев, с которыми я сталкивался. Тонкости речи, неожиданные ответы, да и вообще… Есть ли у тебя объяснения, отчего это так?

Снова пауза, затем осторожное:

— Я стар.

— Ты действовал после того, как был помещен в эту оболочку?

— Отец активировал нас после войны.

Интересно.

— Твой отец?

— Отец–капитан Свёрл. Он открыл сенсорный доступ и говорил с нами.

Еще интереснее. Подобное поведение не свойственно никому из прадорских отцов–капитанов, о которых я слышал прежде. Разумы вторинцев считались у них предметами одноразового пользования — так граждане Государства относились к компьютерным суб-ИИ. Насколько я понимал, дело тут в том, что подобные разумы обладают весьма ограниченной способностью к обучению. Конечно, они воспринимают информацию, но это — как считалось до сих пор — не способно сколь–нибудь существенно изменить их.

— После «упаковки» Свёрл еще как–то модифицировал тебя?

— Наша ограниченная речь раздражала его.

— И?

— Он дал нам дополнительный процессор, чтобы исправить положение.

Я закрыл глаза и быстро проверил показания первичного сканирования Флейта. Через пару секунд я уже знал, что упустил в тот раз — запятую в десятичном числе. В случае Флейта речь шла не об обычных объемах, измеряемых в гигабайтах, а о терабайтах — его память увеличили на три порядка. Этот Свёрл превратил Флейта в нечто, подобное первым человеческим киборгам. Замороженный физически, но электрически активный органический мозг с добавочным процессором, способностью расти и учиться в лучших традициях кристаллов ИИ…

— Что ж, я рад, что он это сделал, — соврал я.

— Спасибо, — ответил Флейт, что, конечно, тоже было странно услышать от вторинца–прадора.

Определенно нужно будет провести еще ряд проверок и тестов, чтобы убедиться, что я не купил сам себе троянского коня.

Дверь первой каюты открылась. Спартанская обстановка, отсутствие кровати — это, естественно, жилище голема. Непонятно, зачем ему вообще понадобилась каюта — он был сделан до того, как люди научились подгружать машинное сознание в человеческое тело, которому, возможно, и требовалось «личное пространство». Три другие двери были заперты, и мне не слишком хотелось просить Флейта открыть их — шагнув внутрь, я непременно бы вспомнил обитателей кают. Я подошел к последней в ряду двери, и тут люк в конце коридора открылся, выпуская ремонтного робота. Он походил на двухфутового жука с твердыми синими надкрыльями, взгромоздившегося на воздушную подушку.

Робот тут же метнулся в сторону, опрокинулся, продемонстрировав блестящие спирали на «брюшке», прицепился к стене и поехал по ней с низким гудением, оставляя за собой вместо крапчатой серости белоснежную полосу. «Жук», очевидно, уничтожал колонии микроботов — а процесс этот весьма сложен и включает отнюдь не одно лишь простое всасывание.

Он прошел футов пять по безупречной прямой, когда из люка стали появляться новые роботы. Юркие черные полушария размером с половинку яблока; белые пластиковые гусеницы; многоногие создания для мелкого ремонта, похожие на богомолов, пауков и клопов–землекопов — и все сверкающие, будто только что отполированные. Все еще настороженный, я развернулся и двинулся обратно к рубке и корабельному кортексу. Мне хотелось осмотреть предмет, лежащий на полу возле Флейта, — возможно, так же пристально, как окаменелость на «Заливе мурены».

И вновь я увидел мертвеца в туннеле, и вновь передернулся от невольного озноба.

— Флейт, — сказал я, приблизившись к кортексу. — Убери три трупа, уничтожь всех ботов, которых обнаружишь на или внутри них, упакуй в моноткань и сохрани. Полагаю, здесь есть рефрижератор?

— Естественно, — отозвался Флейт. — Низкотемпературный холодильник для пищевых продуктов, биоэлектроники и жертв происшествий.

— Помести их туда, но сперва просканируй на наличие мемплантов.

— Уже сканировал — ничего нет.

Я подумывал выбросить тела в открытый космос или просто аннигилировать вместе с отходами, но даже после стольких лет мог найтись кто–то, кому небезразлично, что произошло с этими людьми. Возможно, они заслуживают особого ритуала прощания. А если и нет, я передам их Государству, чтобы определенные папки были помечены, а файлы — закрыты. Как бы то ни было — я просто не хочу, чтобы мертвецы пялились на меня пустыми глазницами каждый раз, когда я прохожу мимо.

Кортекс стал куда чище. Видно, Флейт велел роботам прибрать все осколки и прочий мусор, а также разобрать приспособления, сооруженные Пенни Роялом. Впрочем, голема лишь отодвинули к стене. Шип — длинный клин темного стекла со зловещим щупальцем — остался в одиночестве. Он лежал на том же месте, где я его видел в последний раз, и хотя большую часть пола ремонтники отдраили до блеска, участок вокруг иглы и под ней намеренно не тронули.

— Флейт, почему ты не перенес этот предмет и не вымыл кусок пола? — спросил я, ткнув пальцем в сторону шипа.

После долгой паузы Флейт ответил:

— Я его не понял.

— В каком смысле?

— Он либо в активном, либо в предактивном состоянии, как боты этого корабля; сканирование обнаружило квантовый компьютер и пикотехнологический процессор. Предмет может быть опасен, так что я планировал обратиться к тебе за дальнейшими инструкциями.

Я посмотрел на шип, потом присел на корточки, чтобы изучить его повнимательнее. Зачем — неизвестно, я ведь не в состоянии разглядеть пикотехнику. Но вдруг уголком глаза я заметил какое–то движение. Что–то направлялось ко мне — и быстро. Я обернулся в тот момент, когда голем, приподнявшись на толстом щупальце, заменившем ему все, что было ниже пояса, дотянулся до меня. Модифицированная рука сильно стукнула по шлему, оторвав меня от пола и швырнув на спину. Скафандр тут же сообщил об утечке, и я разом осознал две вещи. Шлем только что спас мне жизнь, но, будь у голема ноги, никакой шлем не помог бы. Сумей голем как следует опереться, силы его удара хватило бы на то, чтобы разнести и шлем, и мою голову.

«Отдача» отнесла голема от меня, но он сумел остановиться, покачиваясь на конце щупальца и мотая головой из стороны в сторону. Странное, похожее на бинокль устройство, заменившее ему глаза, должно быть, делало его слепым в спектре человеческого зрения. «Бинокль», наверное, предназначался для проведения очень тонких работ: микроскопических, а то и наноскопических. Мне показалось, что голем пытается выследить меня по звуку. Еще миг — и он услышит мое дыхание или даже уловит биение сердца. Нужно что–то делать, или я мертвец.

Добраться до выхода, ускользнув от «стража», невозможно — он успеет нанести удар, к тому же я не знаю, насколько длинное это его щупальце. Возможно, оно достанет и до коридора. Я не вооружен, потому что по глупости оставил лазерный карабин в капитанской рубке вместе с другими инструментами. Значит, остается лишь один вариант, и не факт, что он сработает. В данный момент радует только то, что на Земле мне переустановили мемплант, поскольку положение сейчас — хуже некуда. Шансы выжить безоружному человеку при атаке голема–убийцы, мягко говоря, невелики.

Внезапно голем застыл и медленно повернулся ко мне лицом. Наклонил голову к одному плечу, к другому, потом качнул ею сверху вниз, точно выверяя прицел, и вскинул ветвистые руки. Вот оно. Пора. Я резко перекатился, схватил отброшенный шип Пенни Рояла и приподнял его, уперев основанием в пол. Голем обрушился на меня, точно молот — на что я и надеялся, направляя острый конец иглы прямо ему в грудь, туда, где должен был находиться кристалл.

От толчка шип вонзился в пол под моими ногами. Руки голема сомкнулись, хватая добычу. Одна оторвала от шлема лицевой щиток, другая задела мое плечо. Ключица хрустнула, как улитка под сапогом. Затем позвоночник будто бы сам собой вырвался из моих рук, а голем взмыл к потолку на распрямившемся во всю длину щупальце — с торчащим из груди шипом. Не знаю уж, из чего было сделано мое импровизированное оружие, чтобы вот так запросто пробить кермет, но в любом случае спасибо его создателям. Я оттолкнулся от пола, с трудом поднялся и заковылял к выходу, заметив, что на полу остался кровавый отпечаток моей ладони. Перчатки оказались разодраны в клочья, да и руки выглядели не лучше. У двери я оглянулся.

Голем обшаривал потолок, словно искал что–то на ощупь. Нет, нужно быстрее уходить отсюда, не желаю ждать, испустит ли он дух. У меня и так проблем предостаточно. Жутко болят руки и плечо, скафандр качает воздух прямо через дыру на месте щитка, пытаясь сохранить мне жизнь. Давление упало, и лицо уже опухло. По коридору я брел, спотыкаясь, борясь с тошнотой, а когда добрался до рубки, понял, что сил не осталось даже на то, чтобы подобрать карабин.

— Флейт, — позвал я. Встроенное в скафандр радио ответило жужжанием, но голоса я почти не слышал. — Флейт, — повторил я и на этот раз разобрал слова — далекие, глухие. Так работала громкая связь в разреженной атмосфере.

— Восстанавливаю подачу воздуха, — доложил корабельный разум.

«Отлично, — подумал я, — только интересно, а не Флейт ли пытался только что убить меня, особенно после того, что я узнал о разуме этого вторинца. Что, если голем был просто орудием — продолжением сознания, прежде занимавшего место Флейта?»

— Мне нужна медицинская помощь.

— Я запустил автодок в первой каюте, — сообщил Флейт.

Хочу ли я стать объектом внимания автодока, которым управляет Флейт?

— Что случилось… с големом?

— Не знаю. Он был отключен до самого момента атаки. Потом отключение блокировалось, но почему он напал — не знаю. Я просто физически отсек ему подвод энергии, и поскольку собственный источник питания у него отсутствует, сейчас он как бы мертв.

Поверил ли я? А какие у меня варианты? Я мог бы выбраться из скафандра и воспользоваться одним из запасных, принадлежавших экипажу, но даже это рискованно. Во–первых, любому из здешних скафандров больше ста лет, кто ж даст гарантию, что он не поврежден? Во–вторых, если Флейт решил прикончить меня, то я, надев один из местных костюмов, ему здорово помогу. Если он натравил на меня голема, то сможет с легкостью перепрограммировать скафандр: перекрыть кислород, изменить состав подаваемого воздуха или даже застопорить сочленения — если модель механизирована. Остается только довериться чужому разуму. Действия голема связаны скорее с Пенни Роялом, чем с мозгом вторинца, запрограммированным на повиновение мне.

Я добрел до кают и заметил, что дверь одной из них, прежде запертая, сейчас открыта. Едва я шагнул внутрь, дверь за моей спиной захлопнулась, подстегнув паранойю, но дело, вероятно, было в быстром повышении атмосферного давления в помещении. Автодок оказался «ходячим» — не взгроможденным на пьедестал компьютером. Он выполз из стерильного стенного шкафа и по полу двинулся ко мне. Подобных роботов обычно использовали на поле боя, они искали выживших. Он напоминал муравья и состоял из двух соединенных между собой секций, сенсорной головки с антенной, усиками–газоанализаторами и двумя парами глаз — дальнего и ближнего радиуса действия.

— Можешь снять скафандр? — спросил Флейт.

Я попытался, но руки висели плетьми.

— Нет.

— Ложись на кровать, — велел корабельный разум.

Я повиновался — медленно, плечо раздирала боль.

Услышал шелест ножек автодока, потом почувствовал, как его передняя секция легла на край кровати рядом со мной. Скосив глаза, я увидел его брюшко: блестящие насекомьи ножки, складные хирургические скальпели, торчащая головка костесварки, похожая на верхушку аэрозольного баллончика. Все такое знакомое — но я решительно отмел ощущение «уже виденного».

— Будет лучше, если ты уснешь. — Голос Флейта звучал отчетливее.

— Хорошо, — согласился я.

Я же уже решил довериться этому разуму, и если проснусь после наркоза, то доверие будет оправдано.

Автодок вскарабкался на койку и улегся на мою неповрежденную ключицу. Что–то загудело — это «муравей» проткнул скафандр. Плечо онемело, я едва чувствовал давление введенного предмета. И вот контакт установлен, подан четкий сигнал… Меня выключили, как ставшую ненужной лампочку.