Глядя на Изабель сверху вниз, я всерьез помышлял о том, чтобы просто бросить ее здесь, пока буду открывать шлюз и переносить корабельный разум на истребитель. Но я не мог перебороть последствия войны; не мог походя отобрать человеческую жизнь. Открыв шлюз, я заметил в коридоре пару ремонтных роботов. Женщина, видимо, вызвала их как раз в тот момент, когда каскад прионов отключил нервные связи на ее внутренних модемных узлах. Роботы ни на что не реагировали, и я решил, что Изабель просто не успела проинструктировать их.

Я поспешно перенес ее из трюма в ближайшую кладовку и уложил на бок, так чтобы она не задохнулась, подавившись собственным языком. Потом вернулся к Тренту и Габриэлю. Каждый из них весил вдвое больше Изабель, и таскать их оказалось куда сложнее. Истекая потом, я даже подумал, не отправиться ли в рубку и не убрать ли гравитацию. Но в конце концов телохранители улеглись рядом с хозяйкой, рядком, как сложенные ложки. Я запер их и при помощи позаимствованного у Трента карабина расплавил электронный замок — теперь открыть дверь можно было только вручную и только снаружи.

Потом я прошелся по кораблю до второго трюма, по другому борту, где, как я уже выяснил, хранилось все, что нужно для выхода в открытый космос. То, что мне требовалось, обнаружилось у стены: грузовая кабина для невесомости, чем–то похожая на церковную кафедру. Стоя за ней, можно было управлять тремя огромными механическими руками, питающимися энергией от мощного аккумулятора, размещенного под полом. Две руки располагались сверху, одна — внизу. Каждая обладала еще четырьмя дополнительными наборами вращающихся манипуляторов. К счастью, в этом трюме гравитация была отключена, так что я открыл шлюз, отцепил устройство от стены, запустил химические ракетные двигатели и вывел кабину в вакуум. С управлением трудностей не возникло: штучка была старинной и, похоже, честно отслужила свое во время войны. Я с такой никогда не работал — но, конечно, чувствовал, что работал.

Освоившись с регуляторами, я повел «кафедру» вокруг корабля к первому трюму. Вошел, выбрал нужные манипуляторы и подхватил мой новый корабельный разум — Флейта. Дополнительная нагрузка замедлила управление, но я запустил автопилот, задав курс на истребитель. Стоя в медленно движущейся кабине, я осматривал корабль, изучая повреждения. Нет, ничего существенного, хотя тогда, над Панархией, звездолету изрядно досталось.

Интересно, что вынудило Пенни Рояла покинуть истребитель и перебраться на борт прадорского дредноута? А потом поспособствовать его крушению, оставшись вообще без транспорта? Наверное, «почерневшему» ИИ не захотелось сидеть в столь легко опознаваемом корабле. Но почему он не захватил контроль над прадорским звездолетом? И как перебрался с планеты, где разбились прадоры… куда–то еще? Загадка. Если, конечно, не понимать, что к тому моменту Пенни Роял превратился в аналог буйнопомешанного — насколько это возможно для ИИ.

Кабина замедлила ход и остановилась прямо напротив загрузочного шлюза. Я выбрался наружу и полчаса провозился с ручным управлением люка, прежде чем мы оказались внутри. А еще пять часов спустя Флейт занял свое место в корабельном кортексе, а я, основательно прошерстив запасы оптических и коммуникационных кабелей и коннекторов, вернулся на «Залив мурены» за новым оборудованием. Потом пришлось слегка потрудиться, чтобы запихнуть Флейта в пространство, предназначенное для корабельного ИИ, и закрепить его, но в конце концов я справился и с этим.

— Просыпайся, Флейт, — позвал я негромко, одновременно передавая приказ по «форсу».

— Полностью функционален, — сразу откликнулся он.

— Статус?

— Все системные порты подключены, данные загружаются. Заряд аккумулятора — двадцать два процента. Внешний источник — нет данных. Статус У-расчетов загружается — двигатель в режиме ожидания, но заряд нулевой…

— Как насчет термоядерного реактора? — перебил я.

— Обнаружен; параметры не распознаю.

— Прими данные по доступу, — велел я, пересылая через «форс» чертежи и характеристики истребителя.

Мне потребовалось минут пять, чтобы скачать их из сети. Флейт поглощал и рассортировывал информацию больше десяти минут.

— Параметры опознаны — веду диагностику. — И, после паузы: — Это может занять какое–то время.

Я оторопело уставился на капсулу Флейта. Нет, мне, верно, почудился оттенок иронии в его голосе.

— Сколько времени потребует полная диагностика всех корабельных систем и когда ты сможешь запустить реактор?

— Сорок часов на диагностику. Длительность технического осмотра — неизвестна, длительность необходимого ремонта — неизвестна, — ответил мозг и добавил: — Так что понятия не имею.

Ну вот, опять! Но в данный момент меня больше занимали «сорок часов». Я понимал, что после сотни лет подобные отсрочки не играют никакой роли, и все равно они меня бесили. Возможно, раздражался я еще и потому, что знал, сколько еще всего нужно сделать. Я раздобыл корабль, установил на нем мозг. Теперь надо убедиться в своем полном контроле над звездолетом, над его оружием — и, конечно, найти для этого оружия цель.

— Отлично, — ответил я, сомневаясь, что стану ждать тут окончания проверки. Развернувшись с намерением покинуть кортекс, я нутром ощутил, что меня пристально изучают.