18
А Виктор шёл по освещённым фонарями улицам. Шагал как автомат, не замечая ничего вокруг — ноги сами находили дорогу. Перед глазами прокручивались события сегодняшнего дня: стадион, сотни человеческих лиц, ураган витакса, который он увидел. И который собрал! Вот что важно — никто раньше ничего подобного не делал. Да другому тягуну это и в голову бы не пришло — провести столь самоубийственное мероприятие.
Потому что ни у кого нет «пылесоса». А у него — есть.
Но вот концовка… Концовка подкачала. Ему и раньше приходилось иметь дело со смертью объектов. Случалось на первых неумелых пробах пера: то ли объём не рассчитал, то ли донор попался слишком слабый. Такое тоже бывает, на объекте не написано, что он болен. Или, например, только что сдал витакс в клети. А тут тяг, и бум! — резкое снижение поля и нет человека.
И с ищейками, было дело, приходилось разбираться, но при помощи ножа. И ситуация была пиковой, дальше некуда. Сегодня, конечно, тоже не по бульвару собачку выгуливал, но никогда ещё не сосал он досуха, до донышка, до смертельного исхода. Когда причиной гибели человека становится именно съём в чистом виде, и ничего больше.
Оказалось, подобный тяг — стресс для него! Да ещё какой…
При этом снятый витакс не пошёл в конденсаторы, — те были полны, — и чуть не убил его. Едва не смял внутренности, забил горло непроходимой пробкой, когда не вздохнуть, ни закричать. Спасло только то, что непонятным образом ещё работал чудесный шлюз в районе кобчика — и он стравил, сбросил бремя чужой жизни в пространство.
Витакс развеялся в эфире, как говорили в подобных случаях.
В этом повезло, но сам факт убийства через съём необычайно взволновал его. Никогда не считал он себя душегубом — вор, и не более того. Теперь отчёт пошёл другой. Да ещё Софья. Чего она хочет? К чему все эти разговоры о переделе? Уже не говоря о том, что на то она и добыча — её вначале нужно добыть, а потом уже делить…
И постарался отбросить все эти мысли: завтра, всё завтра, — разыграем как по нотам, иначе и быть не может. А сейчас спать.
Утро вечера мудренее.
И утро настало. Для друзей оно началось с вопроса, адресованного Басу:
— Видел на стадионе плакаты «Иван Царёв — совесть нации»?
Они только съехались, только сварили себе по чашке кофе и сделали по первому глотку.
— Как не видеть, — буркнул напарник. — Все рекламные тумбы ими обклеены.
— И, наверное, помнишь, что сегодня большой митинг сторонников Ограничителей. Во главе со своим лидером. Ты вообще политикой хоть немного интересуешься? Например, платформу этой партии знаешь?
— Нет, — пожал плечами Бас, — никогда не верил политиканам. Врут всё.
— Может и врут, — согласился Вик. — Но эти выдвигают особую программу, и обещают… Впрочем, мы можем это услышать из первых уст. От самого господина Царёва.
— Ты же митинги не любишь, — удивился помощник. — Говоришь — опасно.
— Так и есть, но лучшего объекта я сейчас не вижу. Ты, кстати, тоже высказался: мол, ищеек там должно быть меньше, чем в любом другом людном месте. Есть у меня человек, обеспечит удостоверениями городского Департамента охраны здоровья. Сейчас навестим его, потом в прокате возьмём приличные пальто и к двенадцати топаем на площадь Свершений. Послушаем, какое светлое будущее готовит нам кандидат от партии Ограничителей Иван Царёв.
День выдался ветреным. Солнце светило так же, как и вчера над стадионом, но стало холоднее. Бас поднял воротник очень приличного кашемирового пальто и постоянно поправлял лёгкий белый шарф. Отчасти из-за непривычности подобной детали туалета, отчасти, чтобы закутать шею.
Вик подобрал и купил ему дорогие очки в модной тонкой оправе, заставил побриться и расчесаться. Себастьян, проникшись ситуацией, состроил значительное, «умное» по его собственному выражению лицо и стал похож на аспиранта-неудачника. Почему-то у Вика родилась именно такая ассоциация — неуспевающий, похоронивший все надежды своего преподавателя школяр с кафедры каких-нибудь социологических исследований.
— Штурман, — с улыбкой сказал он другу, — сними умняк. Тебе это не идёт. Будь проще и естественнее…
Бас вначале обиделся, потом рассмеялся:
— Ты прав, командор. Никак не привыкну к своей новой роли. Но и ты на себя посмотри: чистый Джеймс Бонд…
Тягун нарядился в кожаный плащ и действительно походил на сотрудника спецслужбы. Впрочем, чиновники Департамента охраны здоровья тоже любили кожаные плащи. Вчерашние сумки в руках сообщников также претерпели изменение и выглядели сегодня обычными кейсами, как им и положено. Сменилась и эмблема, уже третья за два дня — на чемоданчиках теперь расцветало раскидистое дерево.
В целом, партнёры имели вид вполне респектабельный и деловой. А главное, при наличии удостоверений — очень неплохих фальшивок, различить которые смог бы только опытный полицейский, — Вик надеялся без затруднений пробраться на политическое шоу.
Уже на подступах к площади толпа на улицах стала уплотняться. Вор рассчитывал на большое скопление народа, но не думал, что популярность партии столь высока. Люди шли потоком, оживлённо обсуждали программу и самого Царёва, спорили. Слышались обвинения в адрес правящей партии и призывы в пользу Ограничителей. Шли сосредоточенно, деловито, порой даже с выражением ожесточения на лицах.
Работать на сборищах подобного рода Вику ещё не приходилось, но чем-то нынешнее мероприятие неуловимо напоминало вчерашний матч. Разве что люди были постарше, и в поведении их не замечалось дурашливости и ребячества. Голоса резче, благодушия нет совсем, часто применяют в споре рубящие жесты руками, а вот приветливо помахать друг другу — этого не увидишь. И всё же чувствовалось — идут на зрелище. Не менее азартное, чем спортивное состязание.
Скоро по двое, по трое стали попадаться полицейские, и это тоже напомнило вчерашний день. Документы не проверяли, но смотрели цепко, обшаривая взглядом фигуры прохожих. А на площади стражи порядка выстроились плотным кольцом по периметру. Однако штатских с жезлами, которых вор опасался более всего, не наблюдалось.
— Бас, — негромко обратился он к товарищу, — глянь на предмет ищеек.
— Я смотрю, — откликнулся Бас. — Пока всё чисто.
Предчувствие предстоящей игры усиливалось. Те же знамёна: только вместо удара по мячу на полотнищах красовалось то самое раскидистое дерево, символ будущего возрождения и процветания нации. Те же баннеры, с той лишь разницей, что вместо портретов футболистов на них мудро и с пониманием улыбался Иван Царёв. Та же бурлящая толпа, готовая сопереживать, взрываться бодрыми криками поддержки, или загудеть неодобрительно. А может, и растоптать, если понадобится…
Посреди свободного пространства, отделённого полицейским оцеплением, возвышалась трибуна. Вся в знамёнах, призывах и портретах кандидата, она могучей скалой вздымалась над подвижной стихией толпы. А правее, как с подветренной стороны океанского утёса, образовался участок полного штиля, спокойная мёртвая зона. Здесь неплотной аморфной группой расположились господа, всем видом своим разительно отличающиеся от прочих митингующих.
Дорогие плащи, добротные пальто, холёные спокойные лица. Поблескивают золотые оправы очков. Вик догадался: партийные функционеры высшего звена, наблюдатели от администрации и прочие заинтересованные лица. Те, кто реально вершит судьбы электората. Господа распорядители.
Он повёл Баса именно туда и стал вместе с напарником так, чтобы было ясно — они здесь не посторонние. Вроде сами по себе, не смешиваются с господами, но тоже принадлежат к числу избранных. До оцепления, кстати, оставалось порядочное расстояние, Вик учёл и это.
Однако перемещения сообщников не остались незамеченными.
— Здравствуйте, господа. Разрешите полюбопытствовать, какую партию представляете? От какой фракции?
Невысокий юркий человечек с залысинами и вислыми, как у казака усами появился неизвестно откуда. Вот только что его не было, а вот уже и здесь. Вик напрягся. Партийная служба безопасности, это, конечно, не полиция, но в их рядах обреталось немало бывших сотрудников, в том числе и опытных.
— Городской Департамент охраны здоровья, — бросил он небрежно, и махнул перед лицом безопасника удостоверением.
— О, мы рады таким гостям! — расплылся охранник, не обратив особого внимания на красную книжечку. — От Станислава Яковлевича?
— Нет, от Матвея Илларионовича, — значительно поправил тягун.
Ход был беспроигрышный. Станислав Лещинский, председатель Департамента, был в городе фигурой заметной. Подтверждение, что, мол, да, представляем его интересы, ровным счётом ничего не значило. Так могли сказать очень многие люди и поди проверь — истина это или ложь. Вик же козырнул именем Матвея Барышникова, недавно назначенного главой Государственной комиссии по контролю распределения витакса.
Это имя было новым. Информацией снабдил тот же человек, который сделал удостоверения. Снабдил как раз для такого случая: с одной стороны членов комиссии пока мало кто знал в лицо, с другой — имя это многое значило для сторонников Царёва. Платформа Ограничителей плотно соприкасалась с деятельностью комиссии.
Охранник сразу посерьёзнел, даже как-то подтянулся:
— Располагайтесь, господа. Что-либо понадобится — обращайтесь. Я и мои помощники рядом, — и сдержанно указал на группу молодых, спортивного вида людей. — Поможем, если что.
— Благодарю, любезный, — Вик кивнул вежливо, но несколько по-барски. — Если что — непременно.
Человек растворился в негустой толпе так же мгновенно, как и появился. Тягун перевёл дух — пока всё работает: и «корочки», и полезные знания.
— А здорово ты его… — восхищённо шепнул Бас, и скопировал интонацию друга: — «Непременно, любезный». Вертухай только что не раскланялся!
— Проехали, — буркнул Вик. — Лишь бы и впредь всё было гладко…
Тем временем с трибуны уже гремело представление, усиленное мегафоном, и короткое жестяное эхо гуляло по площади:
— …предлагает новую программу! Эта программа для вас, сограждане! Партия Ограничителей борется за права трудящихся. Нам близки и понятны чаяния и надежды каждого из вас. Ваши нужды — вот что всегда было и остаётся основной точкой приложения наших усилий. Сейчас я передам слово Ивану Царёву! Этот человек третий год бьётся за права горожан. Определённые силы нам препятствуют, не желают, чтобы он представлял интересы трудящихся в Думе, но выбор за вами! Сделайте его осмысленно, но и слушая своё сердце!
Толпа у подножия трибуны разразилась аплодисментами, послышались выкрики: «Царёв — наша надежда!», «Голосуем за истинно народного кандидата!», «Даешь новую программу!»
Вик обернулся — на возвышение поднимался высокий седовласый человек, столь узнаваемый по многочисленным плакатам. Та же благородная осанка, та же мудрая спокойная улыбка на лице. Он поднимался неторопливо и степенно, полный осознания собственной значимости и необходимости для нации. Аплодисменты переходили в овацию.
