Глава 22
Захват паломников в полон
Дни шли за днями, но никаких видимых поводов для беспокойства Мохаммед не замечал. Пока… пока в университете к нему не подошел его супервайзер и не рассказал в доверительной, с глазу на глаз, беседе, что им интересовался куратор из ВЕВАК – Министерства информации и безопасности страны.
– А что ему надо?
– Он хотел знать, был ли ты в Фордо, когда там случились технические неполадки?
– И когда там был президент Ахмадинежад? – На подобный случай Мохаммед уже заранее придумал домашнюю, десятки раз отрепетированную в уме заготовку, и теперь, даже с некоей долей апломба, пустил ее в дело. – Да, я там был. И в следующий раз подскажи этому парню из контрразведки, пусть поинтересуется обстоятельствами моего пребывания в Фордо у сотрудников президентской охраны.
Он не без удовольствия посмотрел на вытянувшуюся мину своего непосредственного научного руководителя.
– Ну… ладно, хорошо… в случае чего, так и передам…
Нахрапистости и чувства бравады хватило, правда, ненадолго. Едва супервайзер ушел, Мохаммед с кристальной чистотой и ясностью понял, что у функционеров всех этих специальных служб и комиссий, которые расследовали чрезвычайное происшествие на заводе по обогащению урана, очередь дошла и до него. И раз уж за дело взялись сотрудники контрразведки, ничего хорошего для себя ожидать не приходилось.
«Кто их знает, что они сумели там накопать? – размышлял он. – Во всяком случае, наверняка установили, что я подключал свой ноутбук к закрытой внутренней сети завода. Для них это мощная зацепка, и они будут ее раскручивать. Ведь в тот момент я был, наверное, единственный чужак на предприятии. Еще несколько дней они будут изучать меня дистанционно, со стороны, собирать самые разные сведения обо мне, потом вызовут на официальный допрос… А там… там неизвестно, вернусь ли я домой…»
Он вдруг понял, что форс-мажорные события последних месяцев в какой-то мере закалили его психику. Да, он не перестал бояться, но научился более-менее здраво рассуждать даже в состоянии стресса, а не только впадать в истерику до умопомрачения и в шок до отупения.
«Какой компромат они могут на меня нарыть? Ну, был я на заводе во время аварии, а незадолго до этого подключался к локальной компьютерной сети Фордо. Но зато я помог спастись президенту от неминуемой смерти!!! И это веский довод в пользу моей невиновности. Опять же Дэни говорил, что в моем компьютере не останется никаких следов шпионской программы».
Воспоминание об американце натолкнуло его еще на один довод с возможными и притом весьма проблематичными последствиями.
«Безусловно, роясь в моем недавнем прошлом, сотрудники ВЕВАК выяснят, что я был на конференции в Катаре в тот самый момент, когда там убили офицера разведки Корпуса стражей исламской революции… Конечно, по сути, это можно считать простым совпадением… Но две критичные ситуации, так или иначе связанные с одним человеком, – это уже не просто случайность, скорее похоже на закономерность. В службе безопасности наверняка зацепятся за это, чтобы до конца раскрутить все обстоятельства вокруг этих событий… И для меня такой поворот дела будет означать каюк… Все, нельзя больше полагаться на судьбу и ждать, как кости лягут, надо действовать», – решил он.
Но куда бежать? Где скрыться и какое-то время отсидеться?
И тут само провидение будто шепнуло ему на ухо: в Сирию, в Дамаск, в паломническую поездку, ну хотя бы в мечеть Сайеды Зейнаб. Он давно собирался совершить этот зиарат, хождение к святым местам, да только все никак не мог выкроить время и страшно корил себя за это. Молитва у мазара, могилы мусульманского святого, прикосновение к ней помогут снискать благословление авлия и позволят надеяться на его помощь в повседневных делах и житейских передрягах. Зиарат к могилам особо почитаемых святых, сподвижников Пророка – асхабов, приравнивается к умре – малому паломничеству в Мекку.
Да, сейчас в Сирии неспокойно, вооруженная оппозиция пытается силой свергнуть правящий режим. Практически все повстанцы, как и основная часть сирийцев, – сунниты, а президент страны Башар Асад и вся его семья считают себя алавитами, относящимися к шиитской ветви ислама. Столкновения уже признали чуть ли не гражданской войной. Подливают масло в огонь конфликта и тысячи боевиков террористической организации ИГИЛ – Исламского государства Ирака и Леванта. И тем не менее каждый год тысячи иранцев отправляются в Сирию, чтобы посетить священные для всех мусульман-шиитов места и, конечно, богоподобную по красоте мечеть Сайеды Зейнаб.
Мохаммед не особенно зацикливался на сложной внутриполитической обстановке в стране. К тому же в неразберихе анархии и смуты легко затеряться, и там уж никто не сможет его найти.
Будь что будет. Решено!
Он без труда отыскал в Интернете паломническую организацию и заказал себе тур, который начинался уже через четыре дня.
Дома без особого энтузиазма восприняли новость о его поездке, но воспротивиться такому важному для каждого мусульманина делу не смогли. Руководство в университете тоже не особо возражало: во-первых, некоторые его коллеги уже бывали в этой мечети с паломнической миссией и были в восторге от увиденного, преисполнены духовной святости и благодати, а во-вторых, многие знали о давних планах Мохаммеда посетить это святое место, а потому и отъезд ни для кого не стал сюрпризом или неожиданностью.
Паломническая группа – всего сорок восемь человек – собралась в зале вылета недавно отстроенного в тридцати километрах от столицы международного аэропорта «Тегеран Имам Хомейни». Группа оказалась смешанной – разновозрастные, в основном пожилые мужчины и много молодых женщин, что и неудивительно. Ведь Зейнаб – внучка пророка Мухаммеда, ее отец – четвертый праведный халиф Али, а мать – дочь пророка Фатима. Но не только родством обусловлено глубокое уважение к Зейнаб, матери пятерых детей, но и особой праведностью ее жизни, мужеством, благочестием и целомудрием. Она считается покровительницей женщин и, внимая молитвам, помогает от бесплодия.
Хотя проблемы с потомством и не волновали их семью, Мохаммед пожалел было, что не взял с собой жену. Но опять же, кто бы тогда остался дома, чтобы информировать его о посетителях, письмах, среди которых могли быть официальные повестки, звонках (он специально оставил дома свой мобильник и взял в поездку старый, но с новой сим-картой, номер которой знала только его жена). Они договорились, что будут часто созваниваться.
Перелет над северной частью Ирана и Ирака, практически вдоль тридцать пятой параллели, оказался не очень долгим и утомительным, затем лайнер пересек границу с Сирией и повернул на юго-запад. Еще немного, и самолет, дымно шарканув по бетонке резиной шасси, приземлился на одной из двух взлетно-посадочных полос международного аэропорта Дамаска. Мохаммед не заметил каких-либо явных признаков напряженной обстановки, если не считать вооруженных милицейских и военных патрулей, неспешно фланирующих по зданию аэропорта, да более сурового таможенного досмотра, нацеленного преимущественно на поиск взрывчатки, оружия и наркотиков. Значительно чаще, чем в прошлые мирные годы, солдаты и милиция попадались в городе.
Одухотворенное и возвышенное настроение перед святым делом быстро объединило всю группу. Впереди были суета трансферта, размещение в гостинице, вечерняя и ночная молитвы и отдых. Затем несколько практически свободных дней, не сильно обремененных утомительными маршрутами к святыням Дамаска, и, наконец, благословенная поездка в мечеть Сайеда Зейнаб, где предстояло провести пятничную молитву. Домой паломники должны были вернуться в субботу, но Мохаммед, как запланировал еще в Тегеране, решил остаться на несколько дней в Дамаске, а потом выказать свою праведность и благоговение перед священными могилами, попросить заступничества и поддержки, перебравшись в Ирак, где основная часть населения придерживается шиитской ветви ислама, и посетить шиитские святыни: мечеть имама Али (Святая Святыня) в Эн-Наджафе – третье по значимости место для мусульман-шиитов; Кербелу, где находится гробница третьего имама Хусейна. Последняя точка индивидуальной паломнической миссии – Золотая мечеть в Самарре, главный шиитский храм Ирака с усыпальницами десятого имама Али аль-Хади и одиннадцатого имама Хасана аль-Аскари. Здесь же последний, двенадцатый имам Мухаммад аль-Махди в пять лет ушел от мира в сокрытие, и здесь же он снова должен появиться как мессия, чтобы восстановить истинное правление ислама и наполнить землю миром и правосудием…
И вот пришла пятница – самый благословенный день, когда был создан праотец Адам и когда он был изгнан из рая на землю, и Судный день тоже наступит в пятницу. Страх и надежда овладевают в этот день душой каждого мусульманина. Но есть в пятницу и такой час, когда Аллах может исполнить желание каждого правоверного, и этот час, когда солнце еще только начинает клониться к закату, паломники – мужчины и женщины (каждый на своей половине) – встретили молитвой в мечети Сайеды Зейнаб.
Потрясенные и просветленные вернулись паломники в гостиницу. На следующий день все были готовы в обратный путь. Утром группа была уже в сборе, и даже несколько припоздавший автобус не испортил общего приподнятого настроения. Мохаммед решил, что проводит своих новых знакомых в аэропорт и вернется в город этим же рейсом.
Они еще не успели выехать из Дамаска, как на одной из окраинных улочек города, которую выбрал водитель, чтобы сократить путь и нагнать упущенное из-за опоздания время, автобус с паломниками остановили какие-то вооруженные люди с автоматами Калашникова. «Опять, наверное, проверка документов», – подумал Мохаммед и полез в карман своей сумки.
Но поведение непрошеных гостей было более чем странным. Быстро заскочив в автобус, все они прикрыли лица краем головного платка яшмага, заправив угол за агалем – шерстяной жгут вокруг головы. Обычно так делают бедуины, пряча лицо от палящего солнца или надвигающейся песчаной бури. Открытыми остались только глаза, да и те под темными, солнцезащитными очками. Затем один из них быстро пробрался в конец автобуса, где оставались пустые сиденья, второй уткнул ствол своего АК-47 в спину водителя, третий остался в голове автобуса, наставив автомат на паломников, и предупреждающе лязгнул затвором. Ничего не понимающие пассажиры молча наблюдали эту сцену.
– Внимание! – крикнул четвертый человек, видимо, старший всей этой команды. Его автоматическая штурмовая винтовка М-16 висела за спиной, а в руке он держал пистолет с глушителем, наводя его то на одного, то на другого пассажира. – Мы шахиды, воины Исламского государства Ирака и Леванта. Ваш автобус захвачен! Всем молчать и выполнять наши команды!
– Но мы паломники из Ирана, – поднялся со своего кресла в середине автобуса старейший и самый уважаемый участник группы. – Мы совершали зиарат к святым местам…
– Сядь и замолчи, – грубо оборвал его бандит.
– …это священный долг каждого мусульманина, – продолжал старик, просяще протягивая руки к человеку с пистолетом. – И сейчас мы опаздываем в аэроп…
Он не успел закончить фразу. Глухой хлопок, и старик, вскинув голову, вяло повалился в кресло. В маленькой круглой дырочке во лбу набухла и потекла по его лицу струйка крови.
Истеричный многоголосый вопль ужаса и отчаяния взорвал автобус.
– Молчать! Всем молчать!!! – ревели бандиты, стараясь переорать всеобщий визг и гвалт. Тот, что стоял сзади, нещадно бил людей прикладом своего автомата по головам, плечам и спинам, не разбирая, мужчины это или женщины. Но только автоматная очередь поверх голов пассажиров, необычно громкая и тугая в замкнутом пространстве салона, смогла заткнуть десятки ртов.
– Больше никакого визга! – Главарь тяжело дышал и, держа двумя руками свой пистолет, переводил его с одного пассажира на другого. – Будете слушаться меня и выполнять все мои команды, и трупов больше не будет! Кто ослушается или попробует сбежать – пристрелю тут же, без предупреждения. Понятно?!
Словив удар в челюсть, водитель без команды понял, что надо делать. Трясущимися руками он лихорадочно переключил рычаг коробки передач, и автобус сначала медленно, потом все быстрее и быстрее поехал по кривым улочкам, подчиняясь коротким командам стоящего рядом бандита и указаниям самого лучшего навигатора – ствола АК-47.
– Всем задернуть окна шторами! – командовал тем временем главарь. – Головы – в колени! Руки – на затылок!
Все пассажиры молча и беспрекословно выполняли его приказы.
Мохаммед сидел, уткнув лицо в колени, обхватив голову руками, и беззвучно плакал, проклиная себя и все события последних месяцев, сложившихся в непредсказуемую, путаную, но закономерно стройную, логически выверенную линию, которая привела его в этот несчастный автобус. А ведь он мог, мог не ехать в аэропорт, чтобы проводить группу, и теперь сидел бы где-нибудь в кафе, наслаждаясь сладкой прохладой мороженого и слушая живую музыку… Что, какая сила толкнула его в эту пропасть? Он не мог найти ответа.
Пару раз автобус бросало из стороны в сторону, еще через какое-то время водитель пронзительно и резко посигналил. Наверное, он хотел обратить внимание на свою машину проезжавших мимо военных или полицейских патрулей. Но все тщетно. Каждая такая попытка заканчивалась для него короткими и резкими ударами приклада в голову, шею или спину, угрозами и ругательствами боевиков.
«Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного.
Хвала Аллаху – господу миров, милостивому, милосердному, властителю дня Суда.
Тебе мы поклоняемся и к тебе взываем о помощи: веди нас прямым путем, путем тех, которых Ты облагодетельствовал, не тех, что подпали под Твой гнев, и не путем заблудших».
Мохаммед не помнил, сколько раз молча, глотая слезы, повторил «Аль-Фатиху» – первую суру Корана, а автобус все ехал и ехал – неведомо куда, непонятно, в какую неизвестность, зачем и для чего…
Молитва, хоть он и не мог выбрать нужное место и принять необходимую для намаза позу, несколько успокоила его, и он попытался осмыслить ситуацию, в которой оказался, чтобы определиться в своих действиях.
Первое и самое главное: все паломники оказались заложниками в руках бандитов ИГИЛ. «Бежать! Вот единственное решение. Но как, когда и где? И куда бежать? И как не поймать пулю в лоб, подобно этому старику?.. Еще один вариант – выкуп!» Он слышал, что бандиты продают своих пленников за деньги родственникам. «Но запросят они немало… Где найти столько денег?» Если же не удавалось собрать нужную сумму, заложника держали как раба или просто убивали. Значит, пока надо ждать и сделать все, чтобы не потерять связь с семьей. «Но мобильники, деньги, документы и все, что представляет хоть какую-то ценность, эти подонки наверняка отберут. Значит, надо попробовать сохранить хотя бы сим-карту…»
Лишенный возможности поднять голову и оглянуться, Мохаммед прислушался, пытаясь понять, что происходит вокруг. Сквозь мерный шум двигателя до него доносились тихие женские всхлипывания, иногда боевики перебрасывались какими-то фразами, смеялись. Впереди он услышал чей-то шепот и тут же глухой удар и сдавленный крик боли.
– Не болтать! Пристрелю! – Насилием и болью захватчики четко контролировали ситуацию.
Мохаммед закрыл глаза, снова прислушался: то там, то здесь раздавался приглушенный, едва различимый плач, время от времени прерывистые захлебывающиеся вздохи, тяжелое кряхтение (кто-то ворочался, пытаясь хоть как-то размять мышцы согнутого в три погибели, затекшего тела), равномерное гудение мотора – вот и вся доступная звуковая гамма. Больше – ни-че-го. «Едем со скоростью километров восемьдесят, только бы вот знать куда?» – подумал он и отругал себя за то, что не взглянул на часы, когда незнакомцы остановили автобус. Из-под согнутого локтя он попытался осмотреться, чтобы понять, где сейчас находятся бандиты. Тщетно, ничего не видно… Положась на волю Аллаха, он нагнулся еще ниже, чтобы хоть как-то спрятаться за спинками своего и впереди стоящего кресла, медленно-медленно-медленно убрал с затылка правую руку, осторожно дотянулся до брючного ремня, нащупал кожаный чехол, в котором лежал мобильник… «Только бы сейчас не позвонила жена!!! – умолял он всевышнего. – Только бы не позвонила…»
Чудом ему удалось достать телефон, открыть заднюю панель (хорошо, что мобилка была старенькой, уже изрядно поюзанной и раздолбанной, а потому легко открывалась и закрывалась даже одной рукой без характерного щелчка) и вытащить сим-карту. Собрать гаджет и засунуть его обратно в футляр, а симку спрятать под стельку своего полуботинка оказалось достаточно легко и быстро.
«Так, теперь бы все-таки понять, куда мы едем, – продолжил он размышлять, вдохновленный первой удачей. – Надо чуть-чуть разогнуться, незаметно попытаться слегка приподнять шторку и через эту щель взглянуть в окно, чтобы увидеть хоть какой-нибудь указатель или дорожный знак… А как же наш водитель? – вдруг чиркнула шальная мысль. – Ведь он будет знать весь путь… Значит… значит, его убьют, как только мы доберемся до места…»
Мохаммед помедлил еще чуть-чуть, слегка повернул к окну голову и локтем правой руки попытался приподнять штору… И тут же сильный удар размозжил ему левую руку. Закусив губу, он захрипел от боли. На его счастье, удар пришелся не по голове, иначе бы ему просто раскроили череп, а по тыльной стороне ладони, которой он обхватил затылок. Инстинктивно он прижал покалеченную, тут же начавшую опухать руку к груди и получил еще один удар в спину, чуть ниже плеча.
– Руки на голову! – прохрипел ему в ухо бандит. – И не вздумай еще раз попытаться взглянуть в окно.
Мохаммед потерял счет времени. Разбитая рука нестерпимо ныла, она распухла и, наверное, посинела. Продолжая держать ладони на затылке, он правой рукой осторожно ощупал разбитое место. «Только бы не раздробили кость…» Попробовал шевелить пальцами – они его слушались, но каждое движение порождало болевой приступ.
Кто-то из сидящих впереди женщин попросил воды и в ответ получил хлесткий удар – били на сей раз не автоматом, а ладонью. Еще через какое-то время – час, полтора, может быть, больше, Мохаммед услышал тихое журчание… в салоне запахло мочой. И снова уже привычная реакция бандитов – короткий тупой удар, и в ответ сдавленный вопль…
«Аллах всемогущий и милосердный, сколько же это будет продолжаться? – подумал он. – И почему все молчат, никто не сопротивляется? Ведь нас почти пятьдесят человек… Ну да, больше половины – женщины, а почти все мужчины весьма преклонных лет… Но все равно, вот бы навалиться всем разом… Ведь их всего четверо, а нас – по двенадцать на каждого бандита…»
«Так, может, давай, покажи пример!» – шепнул ему внутренний голос ненависти и злобы…
Он всерьез стал обдумывать эту идею и вскоре понял всю ее абсурдность и безрассудность. Во-первых, чтобы разом напасть на бандитов, нужен предварительный уговор и общий для всех сигнал к действию. А в нынешних условиях это абсолютно невыполнимая задача. Во-вторых, и это самое главное, в узком проходе автобусного салона совершенно безоружным людям невозможно навалиться на бандитов сразу, всем скопом. В четыре автомата преступники уничтожат всех за несколько секунд. Ведь у них в каждом сдвоенном рожке для АК-47 по шестьдесят патронов плюс двадцать в М-16 и еще в пистолете. Итого – по четыре пули на каждого заложника… А промахнуться здесь просто невозможно. В общем, шансов на успех – ноль.
И тут он заметил, что автобус резко взял вправо, перевалившись с боку на бок, съехал с асфальта и поехал по укатанной грунтовой дороге. В салоне запахло пылью. Потом были еще несколько поворотов в разные стороны и часа два езды по тряской дороге. Наконец, остановились.
– Все из машины! Руки за голову, – скомандовал старший. Люди стали подниматься, с трудом разгибая затекшие ноги и спины.
– Ты, – Мохаммед почувствовал толчок в шею дульным срезом автомата, – и ты – сидеть! – гавкнул стоявший в конце салона бандит.
Мохаммед и еще один мужчина-заложник, чуть постарше его, остались в салоне.
– Теперь поднимайтесь и берите этого, – скомандовал боевик, когда автобус опустел. Стволом своего автомата он показал на застреленного старика.
Вдвоем, стараясь не смотреть на покойника, они взяли непослушное безжизненное тело и кое-как вытащили его из автобуса. Краем глаза Мохаммед заметил, что все заложники тесным кругом сидели на корточках, а кто-то и прямо на земле. Рядом стояли захватившие их бандиты, к которым присоединились еще несколько вооруженных людей.
Откуда-то взялись лопата и две мотыги. Их, повинуясь приказу, взял на плечо водитель автобуса и под охраной вооруженного бандита побрел куда-то, подгоняемый криком, руганью и пинками. За ним потащились Мохаммед с напарником, волоча за подмышки труп. Голова старика с уже запекшейся кровью болталась в такт каждому шагу носильщиков, словно отсчитывала последние минуты и метры своего пребывания в этом грешном мире, ноги волочились по земле. Заложники брели молча, словно боясь произнесенным невпопад словом нарушить траурный церемониал, невольно осквернить память человека, с которым еще утром пили кофе, шутили и смеялись… Да и говорить не было сил, и о чем говорить? Водителя не расспросишь, избитый за время дороги, он едва передвигал ноги шагах в двадцати от них. Напарник тоже ничего не знает. К тому же рядом, замыкая шествие, идут еще трое вооруженных боевиков, что-то оживленно обсуждавших и гогочущих.
Осторожно озираясь по сторонам, Мохаммед за время пути не видел ничего, кроме унылого каменистого пейзажа с пучками чахоточной, пожухлой от жара травы. Где-то позади осталась деревня с домишками из саманного кирпича с шиферными, а иногда и камышовыми крышами, да несколько больших, выгоревших на солнце армейских палаток.
Километра через полтора процессия остановилась. Заложники, разобрав шанцевый инструмент, стали копать могилу, бандиты обшаривали карманы убитого, забирая себе все, что представляло хоть какую-то ценность. Улучив минуту, Мохаммед перетянул носовым платком свою опухшую руку.
– Скажи, куда мы приехали? Где мы находимся? – тихо спросил он у водителя. Ответом ему был удар в живот тяжелым армейским ботинком. Он упал, корчась от боли и задыхаясь.
– Еще слово, и этим ботинком я выбью тебе все зубы, – рыкнул охранник.
Кое-как восстановив дыхание, Мохаммед потянулся к своей мотыге. Он готов был броситься на этого урода и пополам раскроить ему череп. Перехватив дикий решительный взгляд, бандит отступил на два шага, передернул затвор своего Калаша, загнав патрон в патронник, и навел его на пленника. Ощетинились стволами и другие бандиты.
– Только попробуй… – грозно предупредил он.
Конечно, будь надсмотрщиков только трое, можно было бы попытаться напасть на них. Ясно, что в смертельной драке лопата и мотыга не лучший конкурент автомату, но на близком расстоянии и у их обладателей были кое-какие шансы. Но четвертый головорез однозначно оставил бы последнее слово за собой, а через пятнадцать-двадцать минут на звуки выстрелов прибежали бы и другие террористы.
В безмолвии, надсадном дыхании и поте рабского труда могила вскоре была готова.
– Еще рой, вот здесь, – и один из охранников носком своего ботинка прочертил на земле линию сантиметрах в семидесяти вдоль края ямы.
Не отдохнув и минуты, пленники продолжили вгрызаться в каменистый грунт. Разбитая рука мучительно ныла, но Мохаммед свыкся с этой болью, как с неизбежным злом; правая ладонь с непривычки обросла водянистыми мозолями, которые вскоре лопнули.
Солнце уже на высоту копья опустилось над горизонтом, когда измученные пленники закончили свою работу и повалились на землю. Казалось, их ничто не могло поставить на ноги. Ничто, кроме автоматов, пинков и ругани.
– Раздевайся, – крикнул один из садистов водителю. И теперь уже не только Мохаммед, но и оба других пленника поняли, зачем была нужна такая большая яма.
Несчастный бросился на колени в ноги бандитам, обнимал и целовал их ботинки, умолял во имя Аллаха пощадить и не убивать его, пожалеть оставшихся дома больную жену, детей и внуков. А вооруженные отморозки, чувствуя свою силу, превосходство и безнаказанность, только ржали в ответ. Наконец им это надоело. Один из них пнул водителя в голову, а когда тот упал на землю, содрал с него длинную широкую рубаху дишдашу, туфли, затем, словно борец, используя удушающий прием, зажал своим локтевым сгибом шею несчастного, подтащил к краю ямы и поставил свою жертву на колени. Старик водитель за эти несколько часов из зрелого, но еще достаточно крепкого мужчины превратился именно в старика с распухшим от синяков и кровоподтеков лицом, трясущимися руками, дряблой грудью и сгорбленной спиной, уже не сопротивлялся. Он лишь беспомощно воздел руки к небу, шепча молитву, которую так и не успел закончить. Выстрел опрокинул его в яму, и он упал, неестественно переломившись телом и куда-то вбок вывернув руки.
– Этого, – бандит сплюнул в сторону уже давно остывшего и тоже раздетого тела, – тоже туда. – И он кивком указал на яму. – Вдвоем им будет веселее, гы-гы-гы…
Пленники подняли тело и, стараясь как можно бережнее, будто боясь причинить ему боль, дотащили до могилы и опустили в каменистую землю.
– Закапывай!
Лопатой и мотыгой узники довольно быстро завалили трупы и даже насыпали какое-то подобие маленького холмика, чтобы хоть как-то отметить могилу. Но один из бандитов разровнял невысокий бугорок своим ботинком, и теперь уже ничего не указывало на место погребения. Мохаммед с тоской и горечью подумал, что уже завтра, когда ветер обвеет потревоженную землю, а солнце высушит ее своим зноем, он не сможет отыскать это захоронение.
На краю деревни, куда они вернулись, тоже произошли заметные перемены. Бандиты рассортировали своих пленников на мужскую и женскую группы, которые теперь сидели на земле отдельно друг от друга. Практически на всех мужчинах не было верхней одежды, ее забрали боевики. Всюду валялись раскуроченные и до дна выпотрошенные чемоданы и сумки, какая-то мелочь вроде зубных щеток, рекламных буклетов и авиабилетов, на которую не позарились преступники. Часы, деньги, украшения, мобильники и документы лишились своих хозяев в первую очередь, перекочевав в карманы террористов. Мохаммед, его товарищ по несчастью и водитель остались без этого добра еще до того, как начали рыть могилу. По большому счету все это были пустяшные потери в сравнении с тем, что у водителя отобрали еще и жизнь…
Уже смеркалось, в окнах лачуг и палатках зажегся свет. На женской половине началось какое-то движение. Угрозами и руганью заложниц подняли на ноги и выстроили в шеренгу. Гогоча и скалясь, бандиты выбрали самых молодых пленниц, их оказалось десятка полтора-два, и погнали в сторону какого-то строения, напоминавшего водонапорную башню, даже не башню, а кое-как сколоченную вышку с огромным черным кубом наверху. Они плелись, обреченно опустив головы и безвольные руки. Оставшиеся пожилые пленницы повалились в ноги бандитам, ползли за ними, цепляясь за одежду и умоляя пощадить своих подруг. Их попросту распинали ногами, растащили за волосы, так и оставив лежать на дороге. Вскоре со стороны башни донесся шум льющейся воды. Похоже, заложниц просто окатывали струей из шланга. Еще через полчаса их мокрые, трясущиеся не столько от вечерней прохлады, сколько от страха, почти прозрачные тени в прилипшей к призрачным телам одежде скопом загнали в самую большую палатку, куда набились все бандиты кроме нескольких охранников, стороживших поникшую и бесформенную кучку сидевших на земле заложников-мужчин. Рядом развели три костра, чтобы в отблесках пламени можно было следить за пленниками. Сами сторожа укрылись ночным мраком, и лишь негромкий разговор, хохот, да иногда бряцанье автоматов о каменистый грунт выдавали их присутствие. Грязные, измученные, голодные пленники и помышлять не могли, чтобы совершить вечернюю молитву магриб или ночной намаз иша. Вскоре из ночной тьмы на непослушных ногах к кострам стали подбредать избитые и заплаканные пожилые женщины.
– Эти изверги сделают из них сигхе – временных жен… – обреченно глядя на пляшущие языки пламени, промолвила одна из женщин.
– Рабынь, сексуальных рабынь… – утирая слезы, всхлипнула другая.
И вдруг, словно подтверждая их слова, густую черноту ночи расколол истошный женский вопль, один, второй, третий, и вот уже лавина крика ужаса и боли будто в клочья распластала военную палатку и вырвалась в звездное небо.
Мохаммед зажал руками уши и уперся лбом в согнутые колени. Но от этих криков нельзя было спрятаться, негде было укрыться, нечем было их заглушить. Они врывались в него отовсюду, вгоняя в дрожь тело и в паралич сознание.
Потом были слышны только стоны, но вскоре и они умолкли, и только дикий хрип и утробный вой озверевших шакалов полз по округе, оскверняя весь мир и вселенную.
«Только бы не сойти с ума… – пульсирующей кровью билась мысль в голове Мохаммеда, – только бы вынести весь этот ужас… Господь милосердный, дай мне силы пережить все это… Только бы пережить, только бы выжить – выжить – выжить, только бы жить…»
Он повалился набок и провалился в обморочную пучину полузабытья. Эти несколько прожитых сегодня часов состарили его на несколько сотен лет.
Так для Мохаммеда закончился первый день и наступила первая ночь рабства.
