Глава 20
Диверсия в ядерном центре
В стерильном подземном бункере, где стояли каскады газовых центрифуг – серебристых металлических колонн около двух метров высотой и сантиметров сорок в диаметре – обслуживающий персонал мог находиться только в белых комбинезонах или халатах и голубых полиэтиленовых бахилах. Ни для кого не было исключений. Даже для президента Ирана Махмуда Ахмадинежада. Но, прежде чем спуститься в рабочий зал и пройтись среди стройно выверенного частокола блестящих центрифуг, президент решил оставить личную охрану и самостоятельно, чтобы избавиться от обычной в таких случаях показухи с окрашенной в малахитовую зелень травой и нарисованными на небе облаками, осмотреть хотя бы некоторые объекты предприятия: сервер, лаборатории, цеха обеспечения и только потом пройти в операционный зал, откуда велось управление всеми технологическими процессами и где должен состояться торжественный ввод в строй действующих нового каскада современных центрифуг. Осмотром святая святых – подземного цеха, где были установлены и должны начать работу эти аппараты по обогащению урана, – предполагалось завершить визит.
Неведомо какими путями заглянул он и в комнату, где работал Мохаммед Салами. Это произошло настолько неожиданно, что все сотрудники повскакивали со своих мест и застыли в смущении, не зная толком, как себя вести в присутствии столь важной персоны. Посещение их лаборатории не входило в план президентского обхода.
Между тем глава государства, небольшого роста, сухощавый, подтянутый – и не скажешь, что сын кузнеца, – с короткой стрижкой черных с проседью волос, бородой и усами – будто двухнедельной щетиной – подошел и за руку поздоровался с каждым сотрудником. Взгляд обычно колючих с едва заметным прищуром глаз, от которого зачастую приходилось не по себе многим министрам и остандарам (губернаторам иранских провинций), сейчас искрился радушием и удовлетворенностью. Еще бы, сегодня наступил очередной этап реализации национальной ядерной программы – пуск каскада современных газовых центрифуг повышенной мощности, разработанных иранскими учеными.
Так получилось, что Мохаммед оказался ближе всех к двери, и президент первым пожал руку именно ему.
– Как дела? – непринужденно спросил он. – Чем занимаемся?
– Да… я работаю над медицинскими аспектами…
– Прекрасно, это как раз то, что нам очень нужно и важно, – перебил Ахмадинежад, даже не дослушав собеседника. – Ну, показывайте свое хозяйство.
И никто из небольшой, в четыре человека, свиты, сопровождавшей Ахмадинежада, ни руководитель лаборатории не осмелились встрять в диалог, чтобы взять в свои руки инициативу и роль гида. Волнуясь и не помня себя от смущения, что вот так, провидением Аллаха и волею случая, он оказался экскурсоводом руководителя страны, Мохаммед провел президента по лаборатории и просто представил каждого из всех сотрудников, которых уже хорошо знал за время командировки. Президент радушно улыбался, каждому протягивая руку, а пока персонал лаборатории в смущенном полупоклоне трепетно пожимал узкую президентскую ладонь, ученый, слегка заикаясь от переживаний, буквально в двух словах рассказал, чем занимается этот небольшой коллектив.
Прощаясь, Ахмадинежад дружески похлопал по плечу своего импровизированного гида и, обращаясь ко всем, напутствовал.
– Успехов вам. Иран ждет от вас новых свершений! Да поможет вам Аллах.
Когда за спиной президента и сопровождавших его лиц закрылись двери, все еще несколько мгновений стояли соляными столбами, пытаясь прийти в себя после такого неожиданного визита «на высшем уровне». Первым очнулся здоровяк Али, который несколько дней назад пригласил Мохаммеда пообедать и рассказал о причине всеобщего шухера.
– А ты что, давно знаком с президентом? – хитро подмигнув окружающим, поинтересовался он. И тут же на смущенного ученого, который до сих пор не мог прийти в чувство, обрушился шквал веселых шуток и полунамеков «с подтекстом».
– Ладно вам! Хватит! – застенчиво отбивался он. – Лучше сфотографируйте свои ладони и сделайте подпись: «К ним прикасался президент Махмуд Ахмадинежад!!!»
Идея с восторгом была воспринята всеми. Откуда-то появился фотоаппарат – обычная «мыльница», все сгрудились в одну кучу под президентским портретом и выставили вперед руки ладонями прямо в объектив. Автоспуск, вспышка, и в течение следующих десяти минут цифровая фотография уже была переброшена на каждый компьютер, а увеличенный до формата А4 и распечатанный на цветном принтере снимок с интересом рассматривали виновники торжества и любопытные коллеги, уже прознавшие о высокопоставленном визитере и прибежавшие из соседних кабинетов, чтобы лично услышать потрясающую новость из первых уст и обменяться впечатлениями. Все завидовали счастливчикам, ведь никто и подумать не мог, что второй по значимости лидер государства вот так запросто, вне протокола, может зайти в обычную, самую заурядную лабораторию и поговорить с ее сотрудниками.
– Это потому, что у нас проходной кабинет, – нашел объяснение кто-то из сисадминов и тут же сострил: – Жалко, что не удалось сделать селфи с нашим президентом на фоне его портрета.
Шутка понравилась.
В непринужденной болтовне и взрывах хохота прошел еще час, постепенно все угомонились и расселись по своим рабочим местам.
– Слушайте, а что это за глюки с моим компом? – Разухабистый здоровяк напряженно всматривался в экран, елозил мышью, нервно долбил пальцами по клавиатуре. – Ничего не понимаю…
– У меня тоже какая-то ерунда… – Озадаченно отозвался кто-то с дальнего стола.
– И у меня… Наверное, что-то с сервером… Вот, допроверяла наша безопасность…
Оказалось, что сбой начали давать все компьютеры.
Резко открылась дверь, в лабораторию заглянул сотрудник из соседнего кабинета – глаза, как блюдца, волосы дыбом.
– У вас с техникой все нормально? У нас какой-то затык, все машины будто с ума посходили!
Ему никто не ответил. Все лихорадочно пытались привести в рабочее состояние свою электронику.
– Чувствуете, пол дрожит… – с испугом в голосе вдруг произнес кто-то. – Или мне это кажется?..
Действительно, едва заметная легкая дрожь покалывала уже не только пол, но и стены. Откуда-то снизу нарастал глухой утробный гул.
Вдруг опять хлопнула дверь, и через кабинет вихрем пронесся сотрудник службы безопасности, держа в руках коробку, доверху наполненную респираторами. Было непонятно, как он мог так быстро бежать с такой тяжестью… Не сговариваясь, сначала несмело, по одному, потом быстрее и быстрее все стали подходить к аптечке и молча разбирать таблетки с йодом.
«Аллах всемилостивейший и всепрощающий! – тихо прошептал Мохаммед. – Вот она, американская программа… начала действовать…»
А в коридоре уже слышался панический топот бегущих ног, непонятные крики, какие-то вопли. Завыла сирена…
– Все на улицу, скорее! – рявкнул завлаб и первым рванулся к дверям, за ним припустили остальные сотрудники.
Мохаммед, словно замурованный по колено в бетон, не мог сдвинуться с места. Секунда, две, и в кабинете он остался один.
– Что будет, что теперь будет?! – твердил он. – Нет, никуда не побегу, пусть лучше меня завалит обломками здания, пусть лучше смертельная доза радиации, все что угодно… Что я натворил?! Что наделал?!
Оглушенный, подавленный, опустошенный до дребезга в ушах, вырванный из реальности окружающего мира, он стоял, сгорбившись над своим столом. Его руки беспомощно и тупо перебирали какие-то канцелярские принадлежности, бумаги, рассыпанные стандарты йодистых таблеток… Он зачем-то отключил и закрыл свой ноутбук, бережно положил его в сумку, затем, чтобы хоть как-то успокоиться, налил стакан воды…
Неожиданно с шумом распахнулась задняя дверь. Ученый оглянулся. На пороге стоял… президент Ирана. Первое, что заметил Мохаммед, – разодранный рукав белого халата и голубые полиэтиленовые лохмотья на его полуботинках – все, что осталось от бахил. По тыльной стороне ладони левой руки змеилась, огибая вздувшиеся вены, тонкая струйка крови. Вид у него был одновременно ошарашенный, растерянный и злой, но он пытался держать себя в руках, чтобы не выказать внешне своего состояния. За ним толпились несколько человек, находившихся, судя по выражению лиц, в еще большей прострации. Среди них не было никого из администрации предприятия, и шокированные страхом люди замешкались, явно не зная, что делать, куда бежать.
Президент молча взглянул на Мохаммеда и узнал его. Смятение, немой укор и невысказанная просьба о помощи читались в его взгляде.
– Вот, возьмите и запейте, – Мохаммед решительно протянул президенту таблетки и стакан с водой, – и быстро, за мной!
Откуда взялась в нем эта твердость, каким образом проснулась уверенность, он не знал.
– Что это? – спросил Ахмадинежад.
– Таблетки, с йодом, от радиации… Выпейте на всякий случай…
Президент разодрал стандартную упаковку, высыпал на ладонь несколько таблеток и проглотил их, запив большими и жадными глотками воды из стакана, что подал ему Мохаммед. Немногочисленная свита вмиг расхватала лежавшие на столе стандарты с таблетками, на ходу раздирая упаковку и горстями запихивая в рот препарат. Запивать уже не было времени.
– Приложите к ране. – Мохаммед протянул президенту свой носовой платок. – Теперь за мной! Скорее! – скомандовал он, машинально схватил сумку со своим ноутбуком и, не оглядываясь, побежал к выходу.
Коридоры были пусты и гулки, распахнутые настежь двери колотились о косяки, хлопали, радуясь сквозняку, одиночеству и вседозволенности, а снизу, из утробы подземелья, рос и ширился ужасный гул, захлебываясь иногда сухим коротким грохотом – жутким ревом могучего Урана, первого властителя вселенной, оскопленного и низвергнутого собственным сыном Кроносом – безжалостным Временем. От крови Урана, обагрившей землю, народились богини мщения Эринии, а богиня ночи Нюкта, под покровом которой сын надругался над отцом, наказала бога Времени, породив Тапата – Смерть, Эриду – Раздор, Гераса – Старость, Апату – Обман, Мома – Глупость, Керу – Уничтожение, Гиппоса – Сон и не знающую пощады и жалости Немезиду – Отмщение за все преступления. И окунулось время во все эти ужасы, и страшась мести, пожирал Кронос своих детей. Но все повторилось, вернулось на круги своя, и был он оскоплен и свергнут своим младшим сыном Зевсом…
На улице толпился народ, преимущественно обитатели наземных цехов и помещений. Никто не знал толком, что происходит и что нужно делать, все были растеряны и напуганы. Расталкивая людей, металась президентская служба безопасности, неизвестно где и как оставившая охраняемое лицо. Наконец-то увидев президента, они тут же взяли его в плотное – к плечу плечо, локоть в локоть – кольцо, заслонив собственными телами (вот только кто бы знал, от кого или от чего), и приставными шагами, чуть ли не вприпрыжку, двинулись к черной машине с президентским штандартом на капоте. Вместе с Ахмадинежадом за этой живой изгородью натренированных тел оказался и Мохаммед, буквально прижатый к спине главы государства. Только у самой машины его оттеснили в сторону, и мускулистые ребята довольно бесцеремонно втолкнули ученого в стоящий рядом минивэн, не обращая никакого внимания на его протесты и упования на то, что здесь у него своя машина. Кортеж тут же с места рванул в сторону Тегерана.
Километров через десять – пятнадцать скоростной успокоительной езды пассажиры машины, в которой оказался ученый, стали понемногу приходить в себя. Охранники отдышались, вытерли пот, поправили амуницию с оружием, спрятанную под пиджаками. Сидящий впереди верзила, видимо, старший этой группы, что-то говорил в короткую изогнутую дужку микрофона, которая тянулась от уха ко рту. Гибкая пружинка черного провода, идущая от вложенной в ухо клипсы, уходила куда-то под воротник пиджака.
– Это ты вывел президента из здания? – развернувшись вполоборота на сиденье, спросил он Мохаммеда.
– Да, – дрогнул он словом.
– Как тебя зовут?
– Мохаммед, Мохаммед Салами.
Вновь повернувшись к лобовому стеклу, верзила что-то сказал в микрофон, потом несколько секунд слушал, одобрительно бодаясь головой с зеркалом заднего вида, и вновь повернулся к чужаку-пассажиру.
– Мохаммед, президент лично благодарит вас за проявленную выдержку и хладнокровие. От его имени хочу пожать вашу руку.
Он протянул исполинскую, как якорная лапа, ладонь и пожал, аж кости хрустнули, руку Мохаммеда.
– Куда вас доставить?
– Да мне бы в Фордо, – несмело промямлил Мохаммед. – У меня там остались машина, вещи, кое-какие бумаги…
– Это исключено? – тоном, не допускающим возражений, отрезал старший. – Там неизвестно что творится, к тому же мы не имеем права оставлять президентский кортеж. Назовите адрес в Тегеране.
Ничего не оставалось, как назвать свой домашний адрес в столице.
– А вы не знаете, что случилось на комбинате, – осторожно поинтересовался Мохаммед.
– Пока этого никто не знает. Произошел какой-то системный технический сбой, и все полетело к дьяволу. Все эти новые центрифуги – просто вразнос… Не хотел бы я оказаться там в эту минуту. Аллах великий хранит нашего президента. Он просто чудом остался жив…
Слушая этот диалог, доселе молчавшие угрюмые охранники теперь приняли незнакомца-попутчика за своего парня и уже скоро, абсолютно не стесняясь в выражениях, стали выяснять, как так получилось, что президент остался на заводе практически один и без охраны, и какое взыскание ждет каждого из них за проявленную беспечность.
«Мне бы ваши проблемы», – думал Мохаммед.
В машине президентской охраны было спокойно, безопасно, а неблизкий путь располагал к неторопливым размышлениям, тем более что подумать было о чем.
Например, о том, что катастрофа на обогатительном комбинате стала следствием действия американской программы, которая оказалась не столько разведывательной, сколько диверсионной. Теперь он в этом абсолютно не сомневался. Ему были неизвестны реальные разрушительные последствия в Фордо, но уже по тому, как вела себя компьютерная сеть завода, как ходуном ходили стены, пол и потолок, сам собой напрашивался однозначный вывод: ущерб был немалым. А сколько при этом погибло людей?.. Но самый главный вопрос, на который он пытался и не мог найти ответ: была ли авария случайно запрограммирована на эту дату или ее специально активировали в тот день и час, когда предприятие посетит президент Ирана. А если так, то это уже не просто диверсия, это террористический акт, покушение на жизнь президента другой страны. И он – Мохаммед Салами – главное действующее звено, исполнитель этой трагедии…
От этих дум ему стало не по себе. И даже тот факт, что он помог президенту выбраться из готового обрушиться здания, не успокаивал его. И грабителям товарищ, и каравану друг – его раздирала двойственность положения, в котором он оказался волей случая.
– А что мне сказать в университете, – промямлил он, обращаясь к начальнику группы. – Ведь моя командировка должна окончиться только через неделю?..
– Скажите, – повернул голову великан, – что вас досрочно откомандировали в связи с приездом президента.
«О-е-е… Знали бы эти ребята, – он с ужасом посмотрел на окружающих его президентских охранников-великанов, – что в машине рядом с ними лежит ноутбук и флешка, где еще совсем недавно была записана та самая программа, которая принесла столько тревог и бед. А человек, которому они только что объявили благодарность и даже пожали руку, виновен в покушении на жизнь президента Ирана…» Он и на мгновение боялся представить, что бы могло сейчас произойти, будь его грозные попутчики в курсе всех нюансов только что произошедших событий и его роли во всей этой заварухе. Съежившись в липкий и потный комок страха, он вжался в кресло и промолчал всю дорогу, лишь иногда односложно отвечая на обращенные к нему вопросы.
Часа через полтора бешеной гонки небольшая кавалькада блестящих черных машин въехала в ворота резиденции президента Ирана. Минивэн, где находился Мохаммед, притормозил у проходной еще на улице, и сотрудники службы безопасности молниеносно выскочили из машины, в которой остались лишь водитель да ученый. Еще немного времени, и вместе с прощальным рукопожатием охранника у дверей квартиры завершилась его командировка и путь домой. Попрощавшись, водитель тут же исчез на своей машине в извилистых проулках, будто его и не было.
Дома никого не оказалось, что, впрочем, было на руку Мохаммеду, и первое, что он сделал, вышел прогуляться, чтобы крадче и подальше от людских глаз сбросить в решетку ливневой канализации каинову метку – американскую флешку. Вернувшись домой, он включил телевизор, отыскал новостную программу. О событиях в Фордо ни официальное иранское информационное агентство ФАРС, ни другие новостные каналы – ни слова… Он принял душ, лег на диван, расслабился… А вечер был скрашен радостным семейным ужином по поводу окончания долгой поездки и возвращения отца семейства. Но было в этой радости и тягостное второе дно.
Удивительно, но в университете к его досрочному возвращению отнеслись вполне благожелательно, тем более что основную часть работы он уже выполнил, а бюрократические формальности, связанные с окончанием командировки, можно будет завершить потом. О нюансах своего последнего дня пребывания в Фордо он, по настоятельному совету президентской охраны, которого нельзя было ослушаться, как и о подробностях возвращения в Тегеран, никому ничего не говорил, даже своим домашним.
Больше всего ученого озадачил тот факт, что в иранских средствах массовой информации до сих пор не было публикаций о происшествии в Фордо. Полазив по Интернету, он нашел какие-то невнятные заметки зарубежных СМИ то о взрыве в результате диверсии, то о технологической аварии на заводе по обогащению урана и вялые правительственные опровержения и заявления о «клеветнической пропаганде продажных западных журналистов». Ни о причиненном ущербе, ни о президенте Ирана в этой связи не упоминалось ни слова. «Значит, ущерб действительно большой…» – сделал собственный вывод Мохаммед.
Неприятным было и то, что в течение трех дней он не мог дозвониться ни до одного из своих коллег по заводской лаборатории. Все мобильники тупо молчали. Наконец, уже устав вколачивать пальцем кнопки в панель телефона и потеряв всякую надежду, он кое-как дозвонился до здоровяка Али и слезно упросил его приехать в Тегеран, пригнать оставленную в Фордо машину и привезти командировочные документы. Приехать Али смог только через пять дней – всклокоченный, осунувшийся, весь какой-то дерганый и без намека на то чувство юмора, которым был известен едва ли не всему предприятию.
Мохаммед пригласил его в небольшой ресторанчик, где за отдельным столиком в маленькой выгородке они могли не только поесть, но и с глазу на глаз обсудить события последних дней.
– Не знаю, в курсе ты или нет, но не прошло и пяти минут после отъезда президентского кортежа, как рухнула та часть здания, где была наша лаборатория.
– То есть… – у Мохаммеда перехватило горло, – если бы Ахмадинежад задержался там еще чуть-чуть, то…
– То его бы завалило обломками бетонных стен и перекрытий. В такой ситуации остаться живым просто невозможно. Там погибли один или два человека… Их тела откопали только через два дня. Сначала кто-то даже сказал, что и ты остался под завалом… Потом вспомнили, что видели тебя рядом с президентом уже на улице.
– Да, не знаю, как так получилось и зачем, но охрана затолкала меня в свою машину… довезла до дома и отпустила.
– Повезло… А нас неделю трясли на допросах… Кто что видел, что знает, по какой причине был сбой в компьютерной сети и почему произошла катастрофа… – Али зло сплюнул. – Запретили выезд с территории предприятия, ограничили въезд. Исключение только членам межведомственной комиссии, которые разбирались в технических причинах аварии, следователям, кто вел дознание, да рабочим на разборке завалов. А нам даже все мобильники повырубали и строго-настрого запретили говорить кому-нибудь об этом чрезвычайном происшествии. Даже подписку взяли… – Здоровяк нервно кусал свои мясистые губы. Было видно, как тяжело ему дались эти несколько дней после аварии.
– А жертв много? Разрушения большие?
– Не знаю, все в страшной тайне держат… Вниз, понятно, никого, кроме специалистов, не пускают.
– Наши-то из лаборатории все живы?
– Все. Тоже теперь голову ломают, почему это все случилось.
– И почему? – не удержался Мохаммед.
– Да кто ж его знает… Говорят, был запущен вирус компьютерный. А как, каким образом – неизвестно. Теперь до конца жизни копать будут, искать виновника. Скорей бы уж нашли эту сволочь! – Казалось, попади сейчас «эта сволочь» в руки Али, он без труда и с превеликим удовольствием свинтил бы ей голову.
Они помолчали, Мохаммед вытер со лба обильно выступившую испарину. И не духота была виной жара, который внезапно пробрал его от головы до копчика. Говорить стало трудно – по языку словно пескоструем прошлись. Но он понял, что только от Али может получить какую-то более-менее достоверную и важную информацию, а потому вместе с потом выжимал из себя вопросы.
– А что за вирус? Я-то не сильно разбираюсь в этих делах…
– Говорили будто «Stuxnet». Его разработали специально для атаки наших ядерных объектов.
– Кто разработал…
– Спроси, что полегче… Израильтяне, американцы, немцы, может быть, китайцы или индусы…
– А индусам и китайцам-то это зачем? Вроде не враги Ирану… И что делает этот вирус?
– Может снимать информацию, может изменять параметры работы аппаратуры. – Али отхлебнул свой сок. – Говорят, что эта тварь «Stuxnet» способна вмешиваться в работу электродвигателей центрифуг для обогащения урана. Вирус может дать команду и раскрутить их с запредельной скоростью, и вся центрифуга летит к чертовой матери… – Слова его были злобные, тяжелые, как и он сам, мускулистые.
– Ну точно, тогда это Израиль… или американцы, – подумав, добавил Мохаммед. Уж кто-кто, а он-то на сей счет не сомневался.
– Я особо не в теме. Наш завлаб говорил, что с инфицированного USB-накопителя вирус атакует обычный персональный компьютер с оперативной системой Windows, а при включении этого компьютера в локальную сеть завода вирус встраивает свой код в программное обеспечение, которое отвечает за работу агрегатов и механизмов промышленного предприятия.
– Но… – Мохаммед хотел поразмышлять вслух о практически замкнутой внутренней сети предприятия, недоступной для внешнего подключения… Однако вовремя остановился, чтобы не дать своему собеседнику лишний повод для ненужных умозаключений и не вложить таким образом в его руки ту самую ниточку, вцепившись в которую наблюдательность, хорошая память и аналитическое мышление рано или поздно могут привести к нему самому, виновнику катастрофы. Он закашлялся, будто поперхнулся, и продолжил: – Так почему же не выявили этот вирус во время проверки?
– В том-то и проблема, что он никак себя не проявляет: до поры до времени ничего не ломает, не нарушает работу зараженных сетей и серверов, а потом начинает действовать именно в той системе, на которую изначально нацелен.
– И он может начать свою работу по команде извне, в конкретный день и час?
– Ну, нюансов я не знаю. А принцип такой: «Stuxnet» вносит изменения в программу АСУ и в обход оператора, выдает всем механизмам, которыми управляет эта система, совершенно новые, разрушительные команды. И действует он очень хитро – сбои в каждом случае разные и выглядят как случайные поломки. Это абсолютно сбивало с толку. Понимаешь, это целенаправленная атака на конкретный объект! Новейшее наступательное и самое разрушительное кибероружие.
Застывшим, стеклянным взглядом Али тупо уставился в какую-то точку (и правда, состояние человека отражается в его глазах), помолчал, потом продолжил:
– Самое интересное, что в каждой зараженной системе коды этого вируса выглядят совершенно безопасными. Когда «Stuxnet» начал действовать, наши специалисты успели кое-что предпринять, а так вообще были бы кранты… Мне рассказывал один наш оператор, что ни с того ни с сего скорость вращения роторов сначала падала, затем повышалась, опять падала и в конце концов пошла в дикий, просто запредельный рост. Потом стали меняться температурные режимы подаваемой в центрифугу газовой смеси урана, повышаться давление. А потом вирус стал менять данные вибрационных сенсоров…
– Это когда мы услышали гул и началась тряска?
– Ну да! Все механизмы уже пошли вразнос, а система полагала, что все в полном порядке! И главное – демонстрировала операторам, что все в норме! Вникаешь ты в это?
– А раньше были случаи использования такого вируса?
– Да, года полтора назад на обогатительном комбинате в Натанзе. Там «Stuxnet» вывел из строя всю электронную систему и около тысячи центрифуг. О разрушениях я ничего не слышал, но предприятие на некоторое время остановили. Нашим удалось выяснить, что вирус перебрался даже на домашний комп кого-то из сотрудников комбината, так что теперь эта киберзараза вполне может гулять по Интернету… Да, а потом был убит профессор Маджид Шахриари. Он изучал «Stuxnet» и разрабатывал программу-противоядие.
– Как его убили?
– Мотоциклист проезжал мимо и бросил бомбу в его машину. Сам профессор погиб на месте, а его жену в тяжелейшем состоянии привезли в больницу…
Кошмар из недавнего прошлого вновь заполонил сознание, заслонил собою весь мир: дорога, машина, мотоцикл, взрыв, Майкл, вытолкнувший его на обочину и в последнюю секунду жизни застреливший своего убийцу…
– Ты слушаешь или нет? – одернул его Али. – Кстати, «Stuxnet» не вирус, это сетевой червь.
– Что? Да… А в чем разница? – спросил, будто поперхнулся.
– Как бы это тебе объяснить… В общем, вирус – это вредоносный программный продукт, способный создавать копии самого себя. Червь – это самостоятельная программа, и у нее очень сложная архитектура. Червь мутирует, поэтому и отыскать его сложно. – За частоколом заумных фраз он пытался скрыть свою непросвещенность. – В общем, даже самый продвинутый хакер на коленках такую штуку не сделает… Это должна быть мощная организация или даже госструктура, и затраты на разработку этой программы – баснословные.
– Послушай, Али, а когда все эти комиссии закончат свое расследование?
Пытаясь реально понять и оценить степень грозящей опасности, Мохаммед продолжал задавать вопросы, чувствуя, что своей дотошностью подмывает край обрыва, на котором стоит. Будь его собеседник чуть проницательнее, он мог бы попытаться определить мотивы такой настырности своего собеседника. Но за эти дни Али так устал от официоза дотошных разбирательств и допросов, что ему просто хотелось выговориться, тем более благодарному и внимательному слушателю в спокойном и уютном ресторанчике.
– Понятия не имею. Из Фордо они вроде через неделю уедут, а сколько еще эти заморочки тянуться будут – никто не знает.
– Но ведь за полтора года после диверсии в Натанзе Израиль и США наверняка усовершенствовали этого червя?
– Ясное дело. Это вполне могла быть какая-то новая, еще более продвинутая и пока неизвестная модификация. Пойми, – продолжал Али свои рассуждения, – ведь в принципе можно нарушать работу защищенных локальных компьютерных сетей, даже не подключенных к Интернету.
– Как?
– Да хотя бы с помощью радиосигнала. Я читал где-то, что такая технология уже есть у американцев. Правда, пока только экспериментальная…
– То есть теперь войны будут вестись не только на земле, море в воздухе и космосе, но и в киберпространстве, – то ли спросил, то ли сделал вывод Мохаммед.
– Да, и это самое страшное.
Боясь переборщить с собственной назойливостью и чтобы как-то помягче сменить щепетильную тему, Мохаммед поинтересовался у приятеля уровнем радиации на заводе.
– Вроде в пределах допустимых норм, – пожал плечами Али. – Нам ведь об этом тоже особенно не докладывают. Во всяком случае, никого из наших на предмет облучения не проверяли. А как там в подземных бункерах – не знаю.
Расплатившись, приятели вышли из ресторана. Мохаммед довез Али до кого-то из его родственников и поехал домой.
«Бежать, срочно надо где-то укрыться и выждать… – Это наваждение теперь не давало ему покоя. – Хорошо, если они не выйдут на мой след и все спишут на происки Израиля и США. А если вдруг начнут выяснять, кто имел доступ с личных компьютеров в локальную сеть завода и заподозрят меня?»
Странно, но мысль обратиться за помощью к Дэни лишь забрезжила где-то в подкорке, но тут же была отметена и забыта. Не потому, что американец отказал бы ему в помощи, нет. Наверно, и депозит на его имя в «Bank of America» уже открыли, и обещанные деньги перевели… и теперь умыли руки, посчитав выполненными все свои обязательства. Но не деньги ему сейчас были нужны, а собственная безопасность, стена, за которой бы можно укрыться – надежно, с гарантией, желательно надолго. Но как о чем-то просить американцев после всего того, что он видел и пережил в Фордо? Ведь если совпадение дня проведения диверсии и приезда на завод президента Ирана не было случайностью, значит, Дэни обманул, просто использовал его как пешку. Он заранее знал, что это не просто получение информации, и даже не только разрушение стратегически важного для Ирана объекта, но и покушение на президента. И как после этого можно доверять этим проклятым янки?
