Сказать, что я был зол, – ничего не сказать. Я был в бешенстве! Но не в пустом бессмысленном порыве обиженного ребенка, которому не дали кусок торта, а в осознанном бешенстве отчаяния загнанного в угол взрослого.

Ведь ребенку неизвестно о вреде сладкого, и объективных причин для неполучения торта, на его взгляд, нет. Для него виноваты подлые взрослые, незаслуженно его обижающие. Я же, в отличие от ребенка, знал, что сладкое вредно для здоровья. Это выбивало почву из-под моей ненависти, превращало ее в фарс. Я был тем самым ребенком, но злился не на причины воздействия, а на методы. А это совсем другая песня.

Методы? Да, бесчеловечны. Но что еще ждать от ангелочков? Их воспитывали с помощью подобных методов, они не знают, что можно иначе. Ведь только так можно сломить и перемолоть спесь, играющую в приходящих к ним бродяжках и попрошайках, брошенных и никому не нужных детях наркоманов, алкоголиков, неудачливых гастарбайтеров. Только крайней агрессией, запредельным человеконенавистничеством. Катарина еще жалела меня, составляла свой дурацкий план, учитывая такой глупый и незначительный по сравнению с целями фактор, как сочувствие. И совсем не потому, что при более жестком прессе они бы меня потеряли. Наоборот, я вполне себе мог проникнуться их способностями вытаскивать из дерьма и кинуться в объятия, а не, как сейчас, сидеть в четырех стенах и рассуждать о «возвышенном». Потому что главное в произошедшем за последнюю неделю можно записать тремя фразами.

Заказала самостоятельно, и плевать на причины. Он точно так же мог заказать меня позже, из-за чего-нибудь другого, наплевав на запрет папочки. И меня не покидало стойкое ощущение, что рано или поздно это случилось бы. В свете этого вся хитроумная комбинация Катюши предстает совсем иначе.

Она права, без членства в структуре, подобной корпусу, я до конца жизни останусь «серой мышью». Это будет мой крест, мое проклятие. Потому как действительно любая сволочь, воняющая паленой орлятиной, раздавит меня походя, даже не утруждаясь тем, чтобы обратить на меня внимание. А проклятие, потому что я до конца жизни буду помнить о том, как лишился своего шанса из-за непомерного гонора.

Но ребенок, лишенный сладкого, дулся во мне, и я не мог перебороть его. И от этого ненавидел себя.

За трусость. За малодушие. За боязнь принимать серьезные решения. Ведь это уже второе решение за последний месяц, повисшее в воздухе. С визора домашней рабочей станции на меня взирали фамилии нашей доблестной аристократии, остановленные в точке, до которой я дошел перед тем, как выйти из дома навстречу верзилам Кампоса-старшего, но так и не стертые за эти дни. На фоне этого цифры номера службы вербовки, намертво засевшие в памяти и раз за разом самопроизвольно всплывающие в голове, вгоняли в депрессию.

В этом пате я находился уже третий день, не выходя на улицу, не отвечая на звонки, ни с кем не разговаривая. Даже с мамой. Мама видела мои метания, но не трогала, понимала, что в некоторых вещах она мне не советчик. Я просто не пущу ее к себе в душу! Есть вещи, которые нельзя переложить на кого-то. А совет? Что она может посоветовать нового, если я и так все прекрасно понимаю?

Кажется, мне звонили из школы. Кто-то из друзей и из администрации. И Эмма звонила, но мама благоразумно не соединяла, посмотрев на меня и покачав головой. Вроде бы звонила Катарина. Но не мне, а ей, меня она все же оставила в покое. И они долго о чем-то разговаривали. К слову, она связалась с мамой сразу после похищения, постоянно держала ее в курсе событий, обрабатывала психологически, успокаивала, чтобы мама не нервничала. Она по должности психолог, и это ее прямая обязанность согласно обычной, общечеловеческой логике. Согласно ангельской – нет, плевали они на окружающих, но человеческой – да. И это давало дополнительные очки в ее копилку.

На четвертый день начало отпускать. Привычно проводив маму на работу и позавтракав набившими оскомину синтетическими макаронами, я пошарил в холодильнике и пришел к выводу, что с продуктами за эти дни у нас стало как-то… напряженно. Обычно продукты покупаю я, это моя святая обязанность с детства, как мамина – готовить. Нет, я и сам могу себе что-то сварганить, не совсем уж отсталый человек в этом смысле, но не люблю, а у нее получается вкуснее. А времени ходить по магазинам у меня больше объективно, как и сил, чтобы таскать тяжелые сумки.

По дороге к супермаркету, большому недорогому магазину в соседнем квартале, мое гнетущее настроение немного развеялось. Оно неудивительно, идти туда далеко, а при ходьбе настроение всегда улучшается. И динамика эта начала мне нравиться.

Внутри магазина скорость динамики увеличилась. Не знаю, почему так, но, когда бродишь с тележкой между стеллажами с продуктами, развеиваешься еще быстрее, чем на улице. Правда, в один момент произошел настолько резкий скачок, что стоит описать его отдельно.

Это была девушка. В самом деле, что еще может так сильно повлиять на мужское настроение, как не вид столь красивых сеньорит, как она? А она была красива, очень красива! И явно не ангелочек, не то сложение и взгляд. Сеньорита стояла перед холодильником вполоборота ко мне и внимательно смотрела на этикетки. Я со своего места мог рассмотреть ее всю с ног до головы, не стесняясь, чем и воспользовался.

Начать с того, что она не латинос. Нет, не русская и не полукровка, не угадали. Она была восточной красавицей, классической, ведущей родословную откуда-нибудь из Персии, Индии или Аравии – подробнее не скажу, особенностей этносов тех мест не знаю. Звезда Востока!

Второй момент – одежда и косметика. Это НАША восточная красавица, ибо одета она была в невесомую блузку с отчетливым намеком на вырез, неприемлемым для представителей классических восточных культур, и невообразимую для оных красную (!) юбку выше колена. Конечно, выше всего чуть-чуть, на пару сантиметров, но для них и это верх неприличия.

Потомки колонистов с Востока живут на Венере малыми изолированными общинами, и количество их невелико. Тех же, кто ассимилировал, втянувшись в культуру венерианских латинос, вообще можно пересчитать по пальцам. Чистокровных представителей, естественно, а девушка, как я сказал, не полукровка. Это вызвано объективными причинами, ненавистью и культурной изоляцией.

Я уже касался проблемы русского сектора, «обратной стороны Венеры», головной боли руководства планеты. Здесь же ситуация гораздо хуже. Дело в том, что к моменту войны с Россией выходцев из этой страны на планете обитало достаточно много, и тронуть их руководство победившей в войне Венеры не решилось, лишь выделило деньги на перелет добровольных репатриантов. Война же с Восточным Союзом произошла раньше, когда у власти находились другие люди, страна решала иные задачи, а колонистов из Китая, Индии и других членов Союза в абсолютном исчислении было гораздо меньше, чем русских через два десятилетия после этого. Потому, согласно мирному договору с Союзом, Венера выселила их на Землю почти всех. Выселила варварски, набивая людьми грузовозы, словно работорговцы девятнадцатого века трюмы парусников неграми. Было вывезено несколько миллионов человек, колоссальные цифры, учитывая, что самих латинос тогда было всего в несколько раз больше. Скверная страница истории планеты, но, как говорят специалисты, жизненно необходимая для молодого государства.

Но сия участь постигла не всех, некоторые колонисты остались, либо спрятавшись и переждав волну насильственной репатриации, либо бежав на окраины своего сектора, куда вовремя не дотянулась длань победителей. Ведь ключевой фразой в мирном договоре были слова «за свой счет», и, репатриировав девяносто процентов населения сектора, компактно проживающего в больших промышленных центрах, гоняться за оставшимися десятью власти посчитали необоснованно дорогим удовольствием. И разрешили бежавшим остаться, влившись со временем в ряды хозяев планеты на правах «братьев меньших».

Естественно, влиться в ряды латинос оказалось невозможно, особенно людям, живущим своими вековыми традициями и, тем более, исповедующим другие религии. Даже без учета передающегося из поколения в поколение чувства ненависти. И, оказавшись в центрах теперь уже латинских мегаполисов, эти люди живут изолированными общинами, вступая в брак лишь с представителями своего круга, поддерживая исторические традиции и культуру.

Именно это заинтриговало в незнакомке, озабоченно вышагивающей по соседнему ряду. Она была НЕ ИХ круга, несмотря на гордо сияющий на груди, в районе декольте, священный религиозный символ церкви Благоденствия, Священный Круг из синтетического алмаза. Дорогая штукенция! Тот, кто ее носит, религиозен по определению. А тот, кто религиозен, не позволит себе вольности вроде короткой юбки.

Это была девушка-тайна, девушка-загадка, и, учитывая ее красоту, я не мог не подойти и не познакомиться.

– Привет. Подсказать? – Я подъехал ближе, наблюдая, как она мечется перед стеллажами с молочными продуктами.

Девушка обернулась, глянула на меня. Дико глянула, как на надоедливую муху размером со слона. Ведь такие мухи по определению заслуживают внимания, оставаясь при этом всего лишь насекомыми. Мне этот взгляд не понравился, но я был готов к подобному развитию событий. Алмазный Священный Круг намекнул, что вряд ли знакомство с первой минуты пойдет по маслу.

– Меня зовут Хуан, сеньорита. – Я улыбнулся самой доброжелательной улыбкой. – Вижу, вы сомневаетесь, вот решил помочь. Если моя помощь требуется, конечно.

Выражение лица незнакомки изменилось. Она подобрела, хотя была все еще насторожена.

– Сеньор всегда помогает сеньоритам в супермаркете? Или только когда имеет цель затащить их в постель?

Глаза ее холодно блеснули. Я понял, что нарвался на какую-то тайну, на что-то личное, подсознательно переносимое ею на всех самцов. Стало неловко.

– Простите, сеньорита. – Я вежливо поклонился. – Не имел цели вас обидеть. Мое почтение.

Я развернулся и удалился, отметив, что даже вот так, с обломом, настроение перешло плюсовой рубеж. Жизнь налаживается!

Минут через пять эта девушка вылетела из головы, как незначительный эпизод. Через пару дней я бы ее вообще не вспомнил. Но высшие силы распорядились иначе.

– Сеньор извинит меня? Я не хотела грубить. – Она вышла навстречу, обогнув стеллаж, у которого я задержался, с другой стороны. Я аж разинул рот от удивления, чего-чего, а продолжения знакомства не ждал. – Само вырвалось. – Ее губы сложились в извиняющуюся улыбку.

Смущение выглядело искренним, как и раскаяние. Я пожал плечами:

– Мне все равно, сеньорита. Но если вас успокоит, я не обиделся, – и вновь выдавил улыбку, на сей раз скромную. Теперь хотелось, чтобы восточная красавица ехала со своей тележкой дальше. Ну их, этих представителей чуждых культур!

Она тоже улыбнулась, но как-то лучезарно:

– Человек не может победить зло вокруг себя. Я могу победить его лишь внутри, а я сорвалась. Теперь вижу, вы не задумывали дурного, как некоторые, и мне стыдно, что не удержала его. В мире стало больше зла, а это плохо.

Так-так, религиозные дебри. Вера в Священный Круг жизни не совсем религия, скорее философия, возникшая на ядерных развалинах Третьей мировой. Возникла, как и все религии, на Востоке, то ли в Иране, то ли в Пакистане, в местах, наиболее пострадавших от войны. В одном из лагерей беженцев на окраине какой-то радиоактивной пустыни появился вдруг человек, оставшийся в истории как Пророк. Просто Пророк, без имени, но с большой буквы. Он организовал и утешил отчаявшихся озлобленных людей, дал им надежду на будущее, не зависящее от гуманитарной помощи аргентинских и бразильских миротворцев. Создал нечто, что заменило не греющую сердца старую религию. И отчаявшиеся люди поверили ему, пошли следом.

А уже через десятилетие те же Иран и Пакистан восстали из пепла. Восстали, естественно, не как сильные державы прошлого, но в контролируемом разношерстными бандами послевоенном хаосе, царящем за пределами зон контроля миротворцев, само их возникновение казалось чудом.

Как любая новая религия, отвечающая требованиям насущного дня, вера апокалипсиса стала распространяться со страшной скоростью, как раковая опухоль, больше всего поразив часть бывших исламских стран, а также лежащую в руинах Европу. Дальше ее распространение остановилось, стабилизировалось, но это тема отдельного разговора. Могу только сказать, что эта религия не похожа ни на одну, привычную для нас, исторических христиан. Возможно, ближе всего к буддизму, хотя, в сущности, так же далека от ее базовых понятий и структуры. Разобраться в ее тонкостях чрезвычайно сложно даже посвященному человеку, коим я не являлся.

Однако именно сейчас, под настроение, какое одолевало меня несколько дней, захотелось вдруг потрепаться и пофилософствовать. Чокнутая? Ну, так и меня нормальным назвать сложно!

– Хуан! – Я протянул руку. – Я тоже против того, чтобы зло выливалось во внешний мир. Я за гармонию в мире внутреннем. – И вновь улыбочка. Да пошире, пошире! Девушка идет на контакт, и это не обычная девушка, а нечто, с чем (с кем?) я ни разу дела не имел. Давай, дружище, дерзай!

– Пенелопа. – Она пожала мою руку. Когда же попыталась высвободить, я мягко, но настойчиво потянул и приблизил ее к губам, как принято в высшем обществе.

Имя мне понравилось. Оно лишь подтвердило окультуривание. Воодушевленный, я перешел к следующей фазе знакомства:

– Пенелопа, знаете, вы очень красивая? И необычная?

Она пожала плечами. Максимально равнодушно. Но при этом ей было приятно.

– Они обидели вас? Да? – Я мгновенно посерьезнел.

– Кто? – Она сделала вид, что не поняла.

– Те, кто хотел затащить в постель.

Глаза ее уперлись в пол.

– Я не хочу говорить об этом.

– Прошу прощения. – Я вновь пожал плечами. Но свое грязное дело сделал, женщины подсознательно ищут тех, кто может защитить, а я намекнул, что отношусь к таковым. Перепрыгнув этим сразу несколько ступеней процесса знакомства. – А вы откуда? Почему я раньше вас здесь не видел?

– Я живу на противоположном конце купола. Хожу сюда редко. У нас рядом есть другой магазин. – Она назвала улицу, на которой живет. Да, далековато! – А сегодня мне по пути.

– И как же отец отпускает вас одну? Да еще в таком наряде? – Я кивнул на ее юбку.

Она попасмурнела.

– Он понимает. Понимает, что это разные вещи, вера и одежда. Одежда не сеет зло. Зло внутри человека. Отец видит, что у меня внутри, и отпускает. Хотя ему сложно.

– Старается идти в ногу со временем? – усмехнулся я.

Она кивнула.

– Ваши такой взгляд не разделяют. Я еще ни разу не видел кого-то из ваших в «имперской» одежде. И тем более не мог помыслить, чтобы с кем-то из них заговорить, познакомиться.

– А кто сказал, что они правы? – Девушка обезоруживающе, но совсем не похабно улыбнулась.

Следующие пятнадцать минут пролетели, как одна. Мы общались, хотя больше это напоминало волейбол. Натянутый такой волейбол с сеткой из железобетона. Говорила она медленно, с неохотой, осторожными предложениями, но было видно, что поговорить хочет. В религиозные дебри не залезали, она, щадя меня, выдавала лишь общие тезисы, можно смело сказать, говорили мы «о погоде в Сан-Паулу». Но даже такой диалог с приятной девушкой на настроении сказался благотворно.

Нет, я не боялся, что она из них. Ну не могут они взять к себе ТАКУЮ! Каюсь, они мерещатся мне везде, эти ангелочки. В каждой второй подсознательно ищу ориентиры, по которым можно определить, причастна она к их организации или нет. Но эта не была атлетически сложенной, да и алмазный Священный Круг на груди в придачу к заумным философским разговорам…

За беседой мы наполнили тележки и встали в очередь в кассу. Очереди были не большие, но солидные – касс, по закону подлости, работало всего три. Неладное я почувствовал почти сразу, напряжение какое-то появилось, тревога. Ведь девичья мордашка, юркнувшая за стеллажи, спасаясь от моего взгляда, не могла не вызвать тревогу. Хоть руку отрубите, она одна из них – глаз наметан, а ангелочки не могут шляться здесь просто так.

Новое похищение готовится? Кем? Какая-то другая пакость? И это «поддержка» на случай форс-мажора, чтобы не как в прошлый раз? Или все же у меня паранойя? Не знаю, но не поверю, что простое прикрытие на случай мести Кампоса. Ни за что!

Сам собой возник вопрос: что делать? Я больше не хотел становиться подопытным кроликом в их экспериментах, пусть даже они в итоге окажутся правы. Бежать прочь? Пока еще можно? Это самое простое и верное решение, которое напрашивалось. И я бы поступил так, если бы не одно но. Я не мог уйти, подставив под удар ни в чем не повинных людей в магазине, на которых ангелочкам наплевать, особенно не мог подставить новую знакомую. Она не заслужила этого. Потому я остался, надеясь, что они сохранят верность традиции и сделают так, чтобы причинить мне (и окружающим) наименьший вред, что на сей раз все просчитают.

Я пытался успокоиться, задавить себя, мило щебеча с Пенелопой, несмотря на то что с каждой минутой интуиция все громче и громче кричала об опасности. Правда, решения проблемы интуиция не предлагала, и оставалось лишь озираться в поисках угрозы, пытаясь вычленить хоть что-то выбивающееся из колеи. Опередить, успеть среагировать до того, как начнется.

Естественно, нашел искомое слишком поздно. В момент, когда понял, что к чему, они начали действовать.

– Стоять! Не двигаться! Никому не двигаться! – На пятачок свободного пространства между кассами выскочил тот, кого я назвал условно «первым», поскольку на арене событий первым и появился, поднимая пистолет и нацеливая его на нашу очередь. Брутальный мужик лет сорока, тертый и битый жизнью, явный «боец». Очередь подалась назад, в этот момент его подельник, «второй», за линией касс, вырубил охранника магазина, дюжего неслабого детину, потянувшегося за своим оружием к кобуре. Напал сзади, неожиданно, просчитанным движением, у того не было ни единого шанса.

– Не двигаться! Золото в сумку! Живо!

А это третий бандит, так же мной и окрещенный. Со стороны кассы слева раздался крик и женский визг. Люди подались оттуда в стороны и назад к стеллажам, однако люди не интересовали грабителей.

Хлопок. Поскольку очередь расступилась, я смог увидеть, как этот подонок ударил завывшую от испуга кассиршу, симпатичную девчушку лет двадцати пяти, дальневосточной внешности, скорее всего приезжую.

– Заткнись, тварь! Быстро доставай золото! Все золото! Вот сюда! – Он бросил ей черную матовую сумку.

– Но я не могу!.. Но, сеньор!.. – запричитала та с ломаным акцентом.

– Я сказал не двигаться! Никому не двигаться! – «Первый», а потом и «второй», вытянув оружие, взяли на прицел всех, кто остался в зоне их досягаемости по эту сторону касс, предостерегая от необдуманных поступков.

– Пожалуйста, сеньор! Не надо! Не бейте! У меня нет золота! – визжала девушка. Ее трясло, из глаз текли слезы. На «третьего» это не производило впечатления, он распахнул кассу, схватил девчонку за волосы и больно ткнул лицом в терминал:

– Где?! Где оно?! Где она расплатилась?

Я инстинктивно дернулся в ту сторону, ненавижу, когда бьют женщин, но на мне буквально повисла Пенелопа:

– Пожалуйста, Хуан, не надо! Они убьют тебя!

В ее голосе было столько страха и ужаса, что я мгновенно «протрезвел». Действительно, как бы ни был я раскачан, какова бы ни была моя реакция, против пули шансов нет.

– А ты куда?! Я же сказал не двигаться! Всем назад! – замахал оружием «второй», приметив меня. После этого он почти все время держал дуло в моем направлении, видимо оценив как самого опасного противника из всех присутствующих. Очередь подалась еще назад.

– В пятой! Она расплачивалась на пятой кассе! – зарыдала третируемая кассирша, и грабитель отпустил ее. Правда, предварительно шандарахнув лицом о кассовый терминал еще раз. Из разбитого носа девушки потекла кровь, лицо ее, знал по опыту, скоро затянет большой синяк.

– Быстро открыла пятую кассу! – «Первый» наставил ствол на испуганную девушку, сидящую с поднятыми руками за терминалом нашей очереди. Над ним висела цифра «6», наша касса оказалась ближайшей к искомой.

– У меня нет ключа, сеньор! Только у администратора!

– Убью, сука!

Удар. Прямой в лицо. Да не такой, как у «третьего», сильнее и точнее. Я вновь дернулся, но Пенелопа держала меня крепко, прильнув всем телом.

– Хуан, бежим! Давай назад! – Она попыталась утянуть меня за стеллажи, благо мы стояли почти возле них и некоторые потенциальные покупатели под шумок уже сделали это. Но мы не успели, «второй» оказался быстрее:

– Куда?! Стоять! Стоять, не двигаться!

БАБАХ!

Раздался оглушительный выстрел, пресекший попытки к бегству оставшихся «заложников». Люди попадали на землю, втянув голову в плечи.

– На колени! Всем на колени! Руки за голову! Быстро! – командовал «второй».

Во всех троих ублюдках я почувствовал нечто, сильно не понравившееся. Они прошли хорошую школу жизни, которую я классифицировал как «армия». Движения расслабленные, грациозные, как у хищника на охоте, одновременно четкие и уверенные. Профессиональные. По глазам их я понял: они легко, без моральных терзаний, выстрелят в человека. Потому подчинился, выполняя требование и увлекая за собой Пенелопу. Но недостаточно быстро, тем более учитывая, что уже привлек внимание.

– Слышь, ты, урод! Бессмертный, что ли? – оскалился «второй», подойдя ближе. – Быстро на колени, мразь!

На вас наставляли пистолет люди, которые с легкостью могут спустить курок? Нет? Тогда вам не понять. На меня наставляли бойцы из личной стражи дона хефе. Однако тогда я чувствовал, что нужен им живым, и в моей руке так же, как у них, находился огнестрел. Сейчас же противопоставить бандитам было нечего.

Я медленно отвел руки за голову, боковым зрением отмечая, что «первый» и «третий» еще несколько раз ударили продавщицу. Та, заливаясь слезами, открывала пятую кассу. «Нашла» ключ. После этого действительно засверкало золото, тут же исчезающее в сумке «третьего». «Первый» повернулся к нам, подводя итог налета:

– Всё, уходим! Время!

Позже, анализируя происходившее, я понял, что налет был организован просто блестяще. Пришли, вскрыли кассу, ушли, все целы и невредимы. Две продавщицы получили по морде крепким мужским ударом, но это не смертельно. Охраннику тоже не сделали ничего фатального – оклемается. И это все потери, кроме страха естественно, которые понесли бы в этот день окружающие. Очень простой план, потому очень эффективный, имеющий почти все шансы на успех.

Почти. Но то ли рок такой надо мной, передающийся окружающим воздушно-капельным путем, то ли шутки богов, как утверждает Виктор Кампос, но даже этот отличный план сегодня дал сбой. Причиной форс-мажора стал паренек лет тридцати в первом ряду заложников. Он тоже не выглядел слабаком, скорее всего, имел за плечами армейский контракт, а потому решил, что ему по силам справиться с ситуацией. Смог бы он или нет, что теперь гадать? Я так и не выяснил позже, где он служил, какими навыками владел, вполне возможно, справился бы. Но история не терпит сослагательного наклонения.

«Второй», интуитивно держа под прицелом меня, пятился назад к подельникам, и настал миг, когда он очутился сбоку от этого паренька. Подельники находились с ним на одной линии и не смогли бы стрелять в того, кто стоял бы перед ним. Паренек просек ситуацию быстрее, чем налетчики, и прыгнул, неожиданно для всех, имея небольшую фору, которую не собирался терять, дав по зубам «второму» и попытавшись вырвать оружие. Но удача в этот день была не на его стороне.

Прыгнув из слишком неудобного положения, он потерял доли секунды, а реакция бандита оказалась явно лучше, чем он предполагал. Паренек все-таки обезоружил его, но потратил непозволительно много времени, тогда как первый бандит среагировал молниеносно, тут же сменив позицию, подавшись вперед, и плавно спустил курок, когда напавший парнишка еще не был готов к такому развитию событий.

БАБАХ!!!

И вновь оглушающий звук выстрела. Все присутствующие вжали голову в плечи, кто-то из женщин истерически завизжал, появились первые признаки паники, безжалостно подавленные громовым раскатом голоса стрелявшего ублюдка.

– Сидеть! Всем сидеть! Урою! Замочу, суки! Сидеть, я сказал!

Выстрел. И еще, и еще. Стрелял он в воздух, но выстрелы мгновенно отрезвили бросившуюся ниц толпу. Воцарилась тишина.

Парень лежал в центре площадки, держа руки на груди. Из-под его ладоней проступало красное пятно, расходясь по рубашке. Грудь тяжело вздымалась. Жив, но надолго ли?

«Первый» подошел, поднял выроненное парнем оружие и грязно-грязно выразился.

– Ты что сделал?! Это же мокруха! – подскочил «третий», держа в одной руке ствол, в другой сжимая искомую сумку с золотом. По моим прикидам, там тысяч десять– пятнадцать. Может, двадцать. Не много, но для одиночного блицкрига в небольшом магазине, согласно первоначальному плану, более чем достаточно.

Однако блицкриг сорвался, и «третий» ударился в панику, почуяв запах жареного.

– Заткнись! Заткнись, я сказал! – заорал на него «первый», также выходя из себя. – Поднимай его! – Кивок на поверженного, но уже пришедшего в себя «второго». – Поднимай и валим! Быстрее!

«Третий» кинулся выполнять приказание, в этот момент глаза «первого» зацепились за меня. Точнее, за стоящую рядом со мной девушку. А еще точнее, за ее декольте, на котором гордо красовался огромный алмаз.

– Эй, ты! Сучка азиатская! Снимай украшение! – Он сделал несколько шагов вперед, переведя оружие на мою спутницу. Меня он как противника, в отличие от напарника, не воспринял. – Быстро!

Руки моей спутницы потянулись за шиворот.

– Хорошо, сеньор! Только не убивайте больше никого! Возьмите и не убивайте! – дрожащим голосом залепетала она. Ее пальцы начали войну с застежкой, явно эту войну проигрывая, слишком уж дрожали руки.

– Быстрее! – «Первый» в нетерпении сделал еще шаг и сорвал Священный Круг, дернув со всей силы и порвав цепочку.

Девушка по инерции подалась вперед, вскрикнула, по ее лицу потекли слезы.

– Пожалуйста, сеньор! Только не убивайте никого! Забирайте, но не стреляйте! В мире и так достаточно зла, не сейте его, выпуская из своей души!

Харя «первого» при взгляде на алмаз расплылась в довольной улыбке.

– Анхель, тут поболее будет, чем мы взяли в магазине!

«Третий», которого он назвал Анхелем, зло выругался. Естественно, ограбление – это одно, мокруха – совсем другое. Гвардия будет искать мокрушников даже под землей. Я был с ним солидарен, ребятки попали, но, к сожалению, «первый» это мнение разделял не до такой степени.

Вдруг, несмотря на явно немалый опыт, он открылся. Как последний ребенок, школьник. Говорят, золото – коварная штука, но я не думал, что настолько. Хотя, если в руках не золото, а алмаз модификации более твердой и дорогой, чем природный?..

Но рассуждать об этом было некогда. Главное, что отметил я для себя, – «первый» отвлекся на украшение, «второй» за его спиной очнулся и даже поднялся, но как боец в себя еще не пришел, «третий» был слишком отвлечен, чтобы прикрыть ему спину. Гму понадобятся секунды для выстрела, драгоценные секунды, а я, в отличие от раненого парня, не собирался их ему предоставлять.

Я прыгнул на пределе своих модифицированных возможностей, уже в полете вгоняя себя в транс. Прыгнул так, как не прыгал еще никогда и нигде. Тело истекающего кровью парня так на меня повлияло? Или вскрик спутницы, готовой отдать последнее ради того, чтобы спасти чью-то жизнь? А может, ощущение дежавю, ощущение бессилия, как тогда, перед лицом банды Бенито с белокурой девушкой за спиной?

Не знаю. Но я устал от бессилия. Лучше получить пулю, чем вновь и вновь уничтожать себя самого за то, что мог бы сделать, но не сделал. Победитель получает все, но вначале нужно победить, а побед без борьбы не бывает. Потому я ударил, сразу, как только появилась такая возможность, без пощады, без копромиссов с совестью, без терзаний.

Хрясь!

У «первого» были шансы, и неплохие, повторюсь, опыта ему не занимать. Но Фортуна, поиздевавшись надо мной, решила повернуться нужной стороной. Вырубить этого урода получилось со второго удара. Первым, – ошеломить, вторым же впечатать так, что… В общем, о том, что сотворил с его кадыком, не хочу даже думать, но он честно заслужил. И только после этого я понял, какую ошибку допустил, недооценив «третьего». Да, он моложе вырубленного мной, опыта меньше, но и того, что имелось, оказалось достаточно, чтобы отправить к праотцам такого «героя», как я.

Скорость моего восприятия увеличилась, я видел все как в замедленном действии. Падал в сторону, пытаясь уйти в кувырок и спрятаться за стеллажом, но черный пластиковый ствол в руке «третьего» поднимался быстрее, гораздо быстрее, чем я рассчитывал! Я не успевал, не успевал фатально!

БАБАХ!!!

Я упал, споткнувшись почти на линии спасительного стеллажа. И остался жив. Восприятие вернулось к нормальному уровню. Понять, что произошло, оказалось нетрудно, достаточно просто повернуть голову.

«Третий» орал, держась за руку, из которой хлестала кровь. Пистолет лежал на полу, отлетев вбок метра на полтора. На дужке спускового крючка так и осталось несколько фрагментов пальцев. Нож, отрезавший их и сбивший прицел в сторону, лежал невдалеке, буквально в полуметре. Со стороны дальней кассы, промелькнул женский силуэт, кинувшийся к стеллажам.

– Ах ты ж!..

«Второго» я тоже недооценил, но понял это гораздо позже, анализируя ситуацию шаг за шагом. Я пытался сообразить, что происходит, еще не догадавшись вскочить и броситься за спасительную пластиковую стойку, используя подаренное ангелочком время по назначению, а он уже вскинул свое оружие и ссадил вслед девушке, метнувшей нож. Люди из очереди с криками падали, толкались, разбегались в разные стороны, чудом не попадая под выстрелы, сея все-таки начавшуюся панику, но ему были до марсианского Олимпа.

Сделав несколько выстрелов и поняв, что цель вне досягаемости, он развернул дуло ко мне, как к единственному доступному противнику. На это у него ушло всего секунды полторы, за которые я сообразил, что нужно делать. Но не успевал. Секунды были подарены впустую.

Момент истины. Когда смотришь богу в глаза, понимая, что бессилен перед обстоятельствами. Несколько мгновений назад, когда ствол держал «третий», у меня были шансы спрятаться, я боролся. Теперь же просто сидел на коленях и смотрел на то, как нажимает на спусковой крючок человек, которому суждено тебя убить. Нет, никаких картин перед глазами не пронеслось в этот момент, в голове вообще не было никаких мыслей. Но ощущение «взгляда бога» не забуду до конца жизни.

Как меня спасли? Естественно, это был ангелочек. Очередной, точнее, очередная. Но совсем не с той стороны, откуда я ожидал. Тихая «девушка-тайна», «не от мира сего», прижимавшаяся ко мне от испуга и разводившая демагогию относительно количества зла в мире, умолявшая ни в кого больше не стрелять. Она, находясь к бандиту под углом достаточным, чтобы он не успел сместить прицел в ее сторону даже с его тренированной реакцией, вскинула руку, сделав шаг вперед (все еще стоя на коленях), и через мгновение последний из нападавших начал заваливаться назад, так и не успев выстрелить. Из его глазницы торчала ручка метательного ножа.