Глава 4. Подарки ко дню рождения (часть 2)
"Не рановато ли, юный сеньор, вы сцепились с Феррейра?" — зудил внутренний голос, пока я шел по закоулкам базы к кубрику. Именно там, судя по показаниям системы навигации, находились все мои девчонки. Там вообще было полно народу, и в игровой, и в окрестных помещениях — все-таки объявлена "желтая" тревога.
"Все равно с ним придется сцепиться! — пытался возразить я голосу, но выходило, будто сам перед собой жалко оправдываюсь. — К тому же, он мне противен. Я ненавижу его за высокомерие и заносчивость. И будь у меня возможность взбесить этого индюка, обязательно сделал бы это. Просто судьба распорядилась, что таковая мне выпала. А я воспользовался".
"Ага, сцепившись с ним, как последний мальчишка!"
"А почему бы и нет? — хмыкнул я про себя. — Я и есть мальчишка. И наши многомудрые сеньорины офицеры, в отличие от вас, юный-чего-то-там-пыжащийся сеньор, это прекрасно понимают. Они намереваются вас не только учить, но и ВОСПИТЫВАТЬ. Делать из вас человека. "Хомус сапиенс взрослус". Почему бы не побыть тем, кто ты есть? Без фальши и наносных эмоций? В конце концов, пока есть такая возможность — вскоре, чувствую, ее у меня отберут.
И Фрейя. Она меня заметила. И запомнила еще тогда, на площади, на "летучке", а после узнала в галерее. Теперь здесь. Я определенно начну с нею не на пустом месте, и это тоже достижение!"
"Да, достижение. Нахал и грубиян — хорошая площадка для охмурения принцессы! "Сын Аполлона рядится в подобные тряпки и красит волосы только в угоду ей, дабы поддержать в ее следовании какому-то молодежному веянию, а ты его за них же…"
"Что делает сын Аполлона — только его проблемы", — отрезал я. — "Я уже умылся однажды, когда пытался строить из себя того, кем не являюсь, больше не хочу. Нужно быть тем, кто ты есть, а не подстраиваться в угоду кому-то".
"А если придется меняться?
"Буду меняться" — ответил я сам себе. — Но именно МЕНЯТЬСЯ, а не подстраиваться. И вряд ли это будет касаться тряпок и цвета волос".
С такими мыслями я вошел в кубрик, и под удивленные возгласы, взял курс на его сердце — игровую.
Судя по мини-карте навигатора, которую втайне "слила" мне Капитошка, в кубрике находилось под восемьдесят процентов личного состава. Причем всего списочного, включая выходников и отпускников. Естественно, спиртным здесь и не пахло — за спиртное во время усиления накажут так, что… У меня не хватает фантазии, чтоб предположить, как именно. Все встреченные мною девчонки были возбуждены, что-то пытались спрашивать — я приехал из города и нес на хвосте самые последние новости. Приходилось им вяло отвечать, успокаивать, кивать головой, мол, все хорошо, в городе тихо. Марсианский квартал зачищают, еще немного и усиление отменят.
Меня начинали в ответ тормошить насчет подробностей личного вклада в произошедшее, приходилось отнекиваться, дескать, расскажу позже. Что я сидел за решеткой в участке гвардии, и что повязали меня во время штурма Сената, тут знали, похоже, все.
В общем, я сделал вывод, что обязательно нужно будет слепить краткий отчет о приключениях, оформив их в виде художественного произведения. И рассказать его вместо ближайшей вечерней сказки. Сейчас меня отпустят, по горячим следам, но позже с живого не слезут.
…А Оливии надо будет втык дать. За "слив".
…Или может наоборот, поставить бутылку, что сообщила девчонкам, чтобы не нервничали? Ладно, подумаем.
А вот и игровая. Створки подняты, дверь открыта. Действительно, народу битком. Казенная программка дежурных офицеров не соврала — сплошной синий это всего лишь нагромождение синих точек. Кое-где на столах кофе и легкие напитки, вместо же карт в подавляющем большинстве над столами какие-то вихри с журналами мод, фильмами и иными, неизвестными мне, развлечениями.
Войдя, я сразу стал центром внимания — все мордашки начали поворачиваться, разговоры стихать. Эдакая расходящаяся в стороны концентрическая окружность тишины. Я начал шарить глазами по собравшимся, выискивая своих, и открыл уже было рот, чтобы сказать что-то приветственное, как из угла дальней стены раздался истошный визг:
— Хуани-и-и-ито!
Первой на плече, спустя время, необходимое, чтобы добежать ко мне оттуда, повисла Мия. На другом, чуть приотстав, но тоже издавая дикий визг, Роза. Гюльзар бросилась на них сверху, Кассандра же запрыгнула на спину. Эдакая куча мала, как в футболе после гола — я чуть было не грохнулся от напора. И лишь степенно подошедшая Паула подождала, пока куча развалится, чтобы обнять по-человечески.
— Живой! Здоровый! Слава богу! — вырвалось у Кассандры, и я понял, как они переживали. После этого посыпались вопросы:
— Ты где пропадал? Ты, правда, в участке был?
— Мы слышали, тебя возле Сената арестовали, да?
— Там, правда, беспорядки были?
— Сильные?
— Кого-нибудь убили?
— Покалечили?
— И ты, правда, в них участвовал?
— Нет? А что было?
— А из-за чего все началось?
— И что, правда, двадцать тысяч человек? Нет, меньше? Десять? Ну, десять тоже много!
— А гвардия в вас стреляла?
— Как, гвардия не стреляла? А что делала? Так разгоняла?
— Ага, щас! Так мы и поверили, что там по медиаканалам показывают! Значит, правда, все обошлось, не врут?
— …Нет, ну это не в счет! Все же живы.
— Фух, не представляешь, как мы переживали!
— …А тут такое рассказывают!.. И такие вещи в сетях пишут!..
— …Слава богу, тебя там не было!..
— А это тебе гвардия "подарок" на лице оставила?
— А как там в тюрьме? Били?
— Ну как же, в нашей тюрьме, и не били?
Когда вопросы начали сходить на нет, вдруг раздался очень-преочень серьезный голос Паулы, заставивший всех замолчать:
— Хуан, ты почему развлекался без нас?
Произнесла она с укоризной, и со стороны казалось, будто совсем даже не наигранной. Все задумались, не понимая, к чему она.
— Чико, мы тоже так хотим! В следующий раз чтобы и нас с собой взял!
Я думал, от раската нервного хохота игровая рухнет.
Смеялись не только дочери единорога. Улыбались, глядя на нас, почти все. И все дико завидовали моим девчонкам. Хорошей такой, белой завистью.
— Ладно, пошли в каюту. Не представляете, девчонки, как я устал!.. — Затем обратился ко всем остающимся:
— Всё расскажу! Честно! Только позже. Ага?
И под нестройный гул отвечающих мне девчонок, покинул игровую, прихватив за талии Мию и Восточную красавицу — кто под руку попался.
Переживали. Очень переживали! Лица всех моих напарниц просто светились от счастья.
Когда-то давным-давно, в прошлой жизни (не по времени, мировоззренчески), они уже теряли своих. Две их напарницы чуть не погибли на полигоне. Выжили, но Совет их списал, признав непригодными. То есть, они как бы живы, но их нет. Потому, что остались в ТОМ мире, за воротами. А ТОТ мир — совершенно иной, очень далек от этого. Эрида и та ближе.
Так что можно сказать, они их потеряли. И как рассказывали девчонки, делясь секретами, чувство потери, тех, кто прошел с тобой самые сложные два года жизни… В общем, понадобилось несколько лет, чтобы восстановиться после потрясения. Да и то за разговорами они частенько их вспоминают.
Теперь и я мог погибнуть. Не вернуться совсем. Как изменится их жизнь после этого? Как им вести себя дальше?
Не знаю. Но знаю, что они очень, просто невероятно были рады моему возвращению, как и тому, что со мной все в порядке. По отношению к чужим таких чувств возникнуть не может.
Чужим… А ведь прошло каких-то три месяца! После Плаца, моей выходки на нем и нашего с ними примирения. И уже такие успехи! И если с Сестренками более-менее понятно, я тесно работаю с ними по поводу недуга Мии (в сотрудничестве с Катариной, конечно, но перед клонами консультации с Лока Идальгой не афиширую), с Паулитой тоже — мы с нею очень похожи, и между нами с первого дня пролетела непонятная до сих пор искра, то остальные — явный показатель…
…Чего? Не знаю. Но я готов убить за этих девчонок. И убью, если понадобится.
Смеясь, шутливо переругиваясь и непрерывно болтая, валились в каюту. Девчонки усадили меня на кровать Мии, рассевшись вокруг. Кассандра с загадочным и одновременно торжественным видом осталась стоять. Воцарилась тишина.
— Хуан, мы это… — Она хотела продолжить, но слишком сильно волновалась и сбилась. — В общем, тебе сегодня исполнилось девятнадцать лет…
Пауза. Итальянка собиралась с силами, впервые в жизни примеряя на себя подобную роль — поздравлять мальчика. Причем не чужого, а своего. Я молчал, сделав выразительное лицо, пытаясь не сбить ее с настроя.
— В общем… Мы долго думали — не знали, что можно подарить мальчику такого возраста. У нас ни у кого не было прецедентов. Так что не обессудь, если что. Мы старались.
Она открыла шкаф над своей тумбочкой и вынула… Гитару.
Я почувствовал, что челюсть моя гораздо ближе к земле, чем ей положено. Протянул руки и аккуратно взял ее, нежно, будто сокровище.
Красивая. Очень красивая! Красная, с черной узорной каймой, покрытая лаком. В общем, сложно объяснить словами; чтобы оценить красоту подобных вещей их надо видеть. Но мне понравилось.
Завершающим штрихом гитары на обратной стороне корпуса был выгравирован… единорог. Точнее, единорожиха — симпатичная такая улыбающаяся девочка-единорог с длинными пушистыми ресничками и по-детски наивными глазками. От изображения веяло сказкой и добротой.
— Нравится? — глянула через плечо Роза.
Я, взяв гитару вертикально за гриф, внимательно разглядывал рисунок. М-да, это нечто!
— Ты рисовала?
— Угу. — Подбородок Розиты опустился мне на плечо. — Но композицию мы все придумывали, я только изобразила. Так что это от всех нас.
— Класс! Отпадная коняшка!
Девчонки выдохнули с облегчением и заулыбались, все, как одна. Видно, действительно, боялись не угадать. Только как можно не угадать с такой вещью?
— Ну, чего сидишь, сыграй что ли? — поддела Паула.
Я кивнул. Положил инструмент на колено, обнял, будто величайшую ценность и провел рукой по струнам. Раздался мягкий мелодичный звук — у тех гитар, что держал в руках раньше, звук не шел с этим ни в какое сравнение. Взял несколько аккордов.
— ЗдОрово! — произнес вслух.
— Мы не знали, умеешь ли ты играть, — взяла слово Гюльзар. — Но если и не умеешь, научишься.
— Ага, ты всем надоел уже своей музыкой, — улыбалась Кассандра. — Вот мы и подумали: хватит чужое слушать, давай, сам играй.
— Вон, значит, как подумали… — Я перевел глаза на Паулу и слегка сощурился. Совсем-совсем легонько. Девчонки, наверное, и не заметили. Но Паулита заметила и отвернулась. И, кажется, немного покраснела. Ладно-ладно, не красней, просто некому больше. Но, вероятно, дебаты были жаркие, как и истерики: "Ничего не можем придумать!"
— И правильно подумали. Спасибо, девчонки! — воскликнул я и обвел всех глазами. — Нет, не умею играть. Пытался учиться, так, пару аккордов взять могу, не более. Это не игра, баловство…
— …Тем более, время для учебы будет — жизнерадостно закончил я. — Вряд ли Мишель выпустит меня теперь в город до окончания обучения.
Кажется, кто-то даже рассмеялся. Но почти все опустили или отвернули головы — сочувствовали, но помочь не могли.
— А еще мы на стол накрыли, — продолжила отчет Роза. — Когда узнали, что тебя заберут и привезут.
— Да, мы заранее готовились, продукты принесли, — подхватила ее сестра. — А тут раз — и тебя нет!
— Ага, и мы не стали готовить. Да и какой стол, не до того было!
— Оливия отзвонилась, сказала, что привезет тебя, — пояснила Кассандра. — Тогда мы решили, что надо все-таки подготовиться. Не обессудь, скромно, но сам понимаешь…
Я понимал. Умницы! Даже стол накрыть успели! Золото, а не девочки!
— Потому и ошивались в игровой? — усмехнулся я.
— Ну да. Оттуда к выходу ближе. Чтоб тебя перехватить… — сдала всех Мия. На нее шикнули, бросили косые взгляды, я же улыбнулся.
— У вас получилось. Честно. Обескуражен. Несмотря ни на что, это, наверное, сегодня один из лучших моих дней рождения! И уж точно самый памятный.
Все засмеялись. Энергия, которая сковывала всех, начала рассеиваться.
— Пошли? — ткнула в плечо Роза. — Торт вкусный! И еще остался. Вчера испекли, до того, как…
Я вздохнул.
— Что бы я без вас делал!
"А Оливии все-таки лучше проставиться!" — закончил внутренний голос.
* * *
Счастье длилось не долго — по-человечески посидеть и попраздновать нам не дали. Хотя, торт, действительно, оказался волшебным.
— Хуанито, зайди, — произнесла Капитошка в ухо, когда я ответил на вызов.
— Срочно? Нужно именно идти? — уточнил я.
— Как хочешь. — Я почувствовал, в ее голосе иронию. — Но связь тебе могу дать только отсюда.
— Связь? — Я напрягся. — Мама? Случилось что?
— Нет, не мама. Но видимо случилось. — Эта гадина улыбалась. Я чувствовал.
Из груди вырвался вздох. Кроме мамы сюда мне мог звонить только один человек, и не сказать, что я жаждал его слышать.
— Сто восемь вызовов, Хуанито! — воскликнула теперь уже майор Ортега. — Мои девочки устали ей отвечать вежливо, так и хотят послать. Я не даю, но чувствую, еще немного, и они нарушат прямой приказ. Так что торопись!
Из моей груди вновь вырвался вздох.
— Розита, Мия, прошу прощения, но торт откладывается. — Осмотрел остальных напарниц. Те понимающе кивнули. — Сейчас приду. — Это я уже Капитошке.
— Сто восемь неотвеченных, — повторила сеньора Ортега, когда я вошел. Она меня запустила в диспетчерскую, хотя во время тревоги посторонним тут находиться как бы нельзя.
— Понял уже. — Кивнул. — Давай линию.
Она нажала на одну из виртуальных кнопок завихренного сбоку большого визора — то есть линию уже настроила, пока я шел. На том конце раздались гудки.
— Не забывай, все прослушивается и записывается, — привычно озвучила она. Я промолчал.
— Привет, — произнес, когда гудки на том конце закончились. — Звонила?
— Привет. — Какое-то задумчивое это "привет". — Да, звонила. Как ты? У тебя все в порядке?
— В общем, да, — хмыкнул я. Судя по интонации, в порядке ли я Марину интересовало меньше всего. — Из камеры уже выпустили, в драке не пострадал.
— Драке? — Она удивилась. — Ты участвовал в погромах?
Видно, у меня было такое лицо, что Капитошка прыснула в кулак.
— Немножко. Так, пришлось кулаками помахать. Не спрашиваешь, как я после этого?
— А разве с тобой что-то может случиться? С тобой-то?
Я так и застыл с раскрытым ртом. Интересно, эти слова расценивать как лестную характеристику, или нелестную? Ну, обижаться, во всяком случае не хотелось.
— Хуан, нам надо с тобой поговорить, — взяла быка за рога Марина, переходя от политесу к сути. — Срочно. Очень срочно!
— Совсем-совсем очень? — обреченно вздохнул я, борясь с поднимающимся изнутри недобрым предчувствием.
— Совсем-совсем, — подтвердила она. — Я сейчас в сто четвертом городском. Это в центре, недалеко от вас. Завтра же нас переводят в Дельту — там много раненых, персонала не хватает. И когда вернусь — не знаю. Так что подъезжай.
— Зай, а может после возвращения поговорим? — попробовал зарыться я в песок, но, как и следовало ожидать, не получилось.
— Нет, — отрезала она голосом богини грозы, отсекая любые компромиссы. — Сегодня. И чем скорее, тем лучше.
"Ты беременна?" — хотел спросить я в шутку вслух, но оглядел во все уши слушающих нас девочек-операторов и не стал. "Телеграф" и так работает на опережение, не стоит лишний раз выставлять себя посмешищем.
— У нас усиление. Это непросто, — хмыкнул я, активировав линию. — Если договорюсь — перезвоню.
— Хорошо. — Она рассоединилась.
— Это то, что я думаю? — задумчиво произнесла Капитошка.
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но если бы было то, что ты думаешь, она бы не ждала три месяца. Что можешь посоветовать? Идти к Мишель?
Ортега покачала головой.
— Нельзя. Во-первых, Мишель не до тебя. Во-вторых, она тебя точно не выпустит. Из принципа. И плевать ей на семейный статус этой Санчес. И тревога, и твой проступок одновременно — ты же знаешь, какая она злопамятная.
Это точно. Сеньора Тьерри очень непростая особа. Особенно в отношении провинившихся.
— Но! — воскликнула Ортега, сверкнув глазами. — Я так понимаю, приказа по тебе еще не было? — Она выдавила хитрую улыбку.
Нет, не было. Пока. Это временно, завтра его оформят, но на данный момент я как бы еще не ограничен четырьмя стенами базы. Ай да Капитошка! Ай да мудрая стерва!
— И пока его нет, ты вольна выпустить меня под свою ответственность, как оперативная, — закончил я.
Девочки, продолжающие, естественно, слушать нас во все уши, сделали вид, что их тут нет.
— Только захочешь ли ты?..
— Бери Кассандру и дуй! — коротко сформулировала она ответ. Без Кассандры не пущу даже я, извини.
Извинением в ее голосе не пахло, но я и не думал обижаться. Она и так рисковала по полной программе. Катарина бы ради меня так не подставилась. — Пропуск на вас обоих караулу у шлюза сейчас скину.
— Спасибо! — с искренним теплом в голосе воскликнул я.
— Должен будешь, — хмыкнула она, улыбаясь одними глазами.
Через несколько минут я уже бежал по направлению к каюте, сообщив по внутренней связи итальянке, чтоб собиралась. Ортега дала нам час, всего час. Но в текущих условиях, учитывая, чем она рискует, это на самом деле вечность.
"Если сегодня все будет тихо, нужно будет устроить ей небо в алмазах" — хмыкнул внутренний голос. — Как бы ты, дорогой, ни устал".
Это я понимал и без него. Как и то, что мне повезло с оперативными.
* * *
Самым сложным, как оказалось, было припарковать машину возле госпиталя. Над въездом на парковку горела табличка, что мест нет, вокруг же в ряд, вдоль обочин, выстроились две непрерывные ровные колонны.
Марина ждала нас у шлагбаума:
— Пойдем, быстрее! Меня всего на полчаса отпустили! — сразу набросилась она. — Ты не представляешь, что там творится!
Нет, как раз представлял. А учитывая, что это центр, к некоторым из здешних пациентов я лично приложил руку, чтоб они здесь оказались.
Но действительно, стоило поспешить. Я кивнул ей на витрину перекусочного заведения через дорогу. Явно недешевого, но выбора не было.
— Пошли.
— Без нее никак? — вздохнула Марина, кивнув на садящуюся к стойке бара Кассандру, присаживаясь и поправляя юбку.
— Никак. Я же говорю, у нас усиление.
Подошедшему официанту заказали два кофе. Пока тот нес, она сидела, думала — видно, не знала, как лучше начать разговор. Наконец, произнесла:
— Хуан, я…
Сбилась. Да что же такое происходит? Что произошло? Явно нечто непривычное, выбивающееся из размеренного ритма ее жизни.
— Не знаю, как тебе сказать. — Вздох. — Может тебе это покажется смешным, но то, что скажу, правда.
— Ты беременна? — Я улыбнулся.
Она посмотрела с недоумением и испугом одновременно, затем отрицательно покачала головой.
— Не я. Сестра.
Мне понадобились все силы и несколько долгих секунд, чтобы понять, что она только что сказала.
— Повтори?
Она скривилась и произнесла похоронным голосом:
— Я говорю, Беатрис беременна. После той нашей ночи в номере клуба.
Какое-то время я по инерции еще сидел и размышлял. Казалось, она шутит. Но лицо ее диссонировало, было предельно серьезным. Хмыкнул:
— Ты уверена?
— На все сто! — Она вспыхнула. — Я вообще-то врач! Определила сразу! А потом мы пошли и к настоящему врачу, по профилю…
— …Короче, Хуан, давай думать, что делать?!! — В голосе ее прорезались истерические нотки. — Да, это правда! Я не шучу!
Да уж, ТАК не шутят. Не такие, как Марина. Но я все еще не верил. Мне не хотелось верить — хватался за любую спасительную соломинку, хотя и понимал, что это глупо. Покачал головой, словно прогоняя наваждение.
— И ты уверена, что это я?..
— Да! У нее больше никого не было! — Глаза моей благоверной напряженно сузились, из них повеяло угрозой.
Я скривил мину, демонстрирующую, что ни в один центаво не ставлю ее слова.
— Не было! И она не такая! — закричала моя собеседница, теряя контроль. И только тут я почувствовал, что пришел в себя, и что она больше не доминирует в нашей беседе. Она ОПРАВДЫВАЕТСЯ, а значит, потеряла фору в атаке.
— Ну, судя по времени, которое потребовалось, чтоб ее уломать… — продолжал я стебаться, в душе понимая, что это стеб, всего лишь контрнаступление, чтоб выбить из под нее почву.
— В любом случае, если это не так, ложь вскроется. — Марина сделала над собой усилие и взяла себя в руки. — Мне нет смысла обманывать. Потому давай закончим с упреками и подумаем, как эту проблему решить?
Как будто я был против!
Задумался. Покачал головой.
— Марин, я понимаю, что это противозаконно. Но у меня два вопроса. Во-первых, почему ты, врач, во всяком случае, человек, имеющий среди врачей контакты, не решила проблему сама? У тебя было время. И второй — прошло уже три месяца. Ты уверена, что это безопасно?
В последнем она уверена не была, что показали ее пальчики, начавшие выбивать на столешнице чечетку.
— Почему ты этого не сделала раньше, а теперь вдруг так экстренно сдергиваешь меня? — продолжал давить я. — Почему именно сегодня?
"Уж не для того ли, чтоб сделать подарок ко дню рождения?" — хотел вякнуть внутренний голос, но я осадил этого камаррадо.
Она какое-то время думала, затем подалась вперед, заговорив тише:
— Мне не дают! С самого начала! Я пыталась, договаривалась, находила специалистов, но после они под разными предлогами отказывались. Пока не вышел срок… Когда…
— В общем, это опасно, — сделал я вывод по второму пункту.
— Немного, — нехотя согласилась она. — Но не так, чтобы очень. Современная медицина… НАСТОЯЩАЯ, — сделала ударение она на этом слове, имея в виду качественную платную медицину, — может творить чудеса. Но проблема не в медицине. Проблема в том, что ТВОИ не дают этого сделать.
— С чего ты взяла, что мои? — ухмыльнулся я.
Она пожала плечами.
— Поняла. Косвенно, конечно. Все думала с тобой связаться, чтоб уточнить наверняка, но не была уверена и вновь и вновь билась лбом в стену. А вчера все встало на места.
— "Слив"?
Она задумалась.
— Не знаю. Скажем так, один человек, с которым оказались вчера в этом госпитале, признался, что после нашего разговора с ним связался некто. И пригрозил, чтобы он забыл обо мне. И о моей сестре, как и о нашем разговоре. Если хочет жить на свободе, конечно. И наотрез отказался разговаривать на эту тему вновь.
Из моей груди вырвался тяжкий вздох. То есть, королева, сеньора Гарсия, ее высочество, Мишель и кто там еще участвует в проекте, все это время ЗНАЛИ о Тигренке?
Ну, по крайней мере королева и Гарсия точно знали. Возможно, Мишель.
"…То есть, получается, она, действительно, не врет?" — проскочила запоздалая мысль. Запоздалая, так как я еще надеялся, что это злая шутка, розыгрыш.
Осознание последней мысли вогнало меня в такой ступор, что сложно передать. Я сидел с раскрытым ртом, смотря на цветок в горшке на противоположной стене несколько минут, пока Марина с видом оскорбленного достоинства пила кофе.
— Все, достаточно? — хмыкнула она, когда взгляд мой приобрел осмысленность.
— Достаточно что? — не понял я.
— Времени. Чтоб поверить. Или, может, поехали к нам домой? Заключение врача покажу?
Я отрицательно покачал головой.
— Верю. Не надо.
— В общем, Хуан, давай так, — хмыкнула она, вновь беря быка за рога. — Разговаривай со своими. Делай что хочешь, говори что хочешь, но проблему реши. Тебя точно никто не посадит, потому решить проблему можешь только ты. И сделать это надо как можно быстрее — ради здоровья Беатрис. Если, конечно, тебе на нее не наплевать.
Я хмыкнул, ловя себя на мысли, что изнутри поднимается здоровая злость.
— Слушай, Марин, а у Тигренка кто-нибудь спрашивал, что хочет она?
Моя благоверная от такого простого вопроса чуть не подавилась кофе, который в этот момент поднесла к губам.
— Чего?
— Я говорю, у Тигренка кто-нибудь спрашивал, чего хочет она?
Мой повторный вопрос вызвал неприятный ступор. То есть, головку моей собеседницы он даже не посетил.
— Но она же!.. — попробовала сформулировать Марина ответ. — Ей же!.. Она же не может!..
Я разочарованно выдохнул.
— Ей семнадцать, Марин. А значит, по закону она имеет право сама решать, вступать ли ей с кем-то в половую связь, или нет. А следовательно, и принимать такие решения.
…Кстати, такие решения, как рождение ребенка, она может принимать в любом возрасте, — отошел я от темы, чтоб окончательно задавить Марину. — Она и только она. Но, кажется, только ее мнением и не поинтересовались.
— Но Хуан! — вновь попыталась вспыхнуть моя благоверная. — Ты же понимаешь! У нас такая ситуация!..
— Какая такая? — скривился я. — Какая такая, что ты готова пойти на убийство ребенка?
— …Сложная! — выдавила Марина и опала. Она не сдалась, нет, просто не могла найти аргументацию. Четкие и стройные доводы в ее голове разбивались о мои слова, словно волны о волнорезы. — И ты!.. Ты же!..
— А что я? Я здесь при чем? — Я убийственно спокойно пожал плечами.
— Но вы с ней!..
— Я сказал, что откажусь помогать? Не говорил. И морально, и материально — сделаю что смогу. Большего не обещаю, сама понимаешь, но и это в вашей ситуации немало.
— Так что решение за ней, а не за тобой, мое солнышко, — подвел я итог, показывая, что спорить бесполезно, я не уступлю.
Она несколько раз хапнула ртом воздух и даже привстала, но снова не найдя аргументов села на место.
— Знаешь что, моя золотая? — Я почувствовал, что яд, который начал копиться внутри при первых ее словах, начинает выходить наружу. — Мне кажется, ты напрасно это устроила.
— Я? — ее ресницы недоуменно взлетели. — Что я устроила?
— Этот наезд. Эти обвинения. Ты ведь пытаешься переложить с больной головы на здоровую, не так ли? Ведь что делать, если чувствуешь себя виноватой? Конечно, убедить себя, что кто-то другой виноват больше! Более того, только он и виноват! А ты просто ангелочек, паинька.
— Да ты!.. — Она захлебнулась от возмущения, покраснела, затем снова подорвалась, чтоб зашипеть что-то в лицо, но я рявкнул:
— Сядь!
Послушалась.
— Это твоя сестра, — продолжал бить я. — Родная, кровь от крови. Ты оберегала ее, воспитывала. Учила, как быть, что делать в жизни и что не делать. Стремилась научить избегать ошибок. Но в один момент проморгала, прозевала. Не уследила, не научила, не проконтролировала.
Теперь подался вперед я.
— А значит, виновата ты! Ты и только ты — за то, что недоглядела, не уследила и не подумала! И именно этой мысли ты не даешь дорогу! Задавливаешь, обвиняя меня! Ненавидеть другого ведь всегда легче, чем признать ошибки, правильно?
Марина пыхтела, пыталась возразить, но лишь безрезультатно хлопала ртом.
— Во всем виноват я, так ведь? Не было бы меня — не было бы и проблемы. Но Марин, это ТЫ сестра! Это ТЫ была самой адекватной там, наверху. Я находился в прострации, хаосе, и даже не отдавал отчет, что делаю. Я не снимаю с себя ответственности, нет. Но не надо все валить на меня!
Откинулся назад, вздохнул.
— Так что не дави. И не делай такие глаза. Я не буду решать эту проблему.
— Но!.. — она снова попыталась протестовать, правда, гораздо более вяло.
— Заткнись! — привычно рявкнул я, чувствуя, что именно сейчас и именно здесь имею на это полное право. — Я даже не буду ее спрашивать, — продолжил я. — Ни тебя, ни ее. Есть закон, и вы обе будете его выполнять. А знаешь, почему?
Пауза.
— Ты ведь потому хочешь найти врача, что я убийца, да?
Молчание.
— Ты права, я убийца. И именно поэтому не хочу убивать кого-то еще. Мне хватает убийств здесь, в этом месте, — кивнул я за плечо, где по моим представлением находился дворец. — И немало будет там, впереди, в будущем — показал рукой так же абстрактно в другом направлении. — И я не хочу делать это с маленьким еще не родившимся созданием.
Она поникла. Сидела с выражением бессилия на лице. С видом женщины, боровшейся за что-то важное, личное, но проигравшей.
— Ну, не надо, не надо этого оскорбленного достоинства, — покачал я головой. — В глубине души ты понимаешь, что это правильно. И как сестра, и как будущий врач.
— Хуан, я совсем не знаю тебя, — произнесла, наконец, она. — Что ты за человек? Что принесешь нашей семье? И Беатрис… Она ведь маленькая еще!
Я пожал плечами.
— Значит, ей придется быстро повзрослеть. Прости, но это шутки высших сил. Мы над ними не властны.
— Но зато властны над некоторыми земными вещами, — продолжил я. — И ими предлагаю заняться. Возможно, не сейчас, а когда успокоишься. Теперь ведь спешить некуда, неправда ли?
Она кисло скривилась. Нет, рано, ей надо дать время переварить, и только после что-то решать. А значит, надо оставить ее в покое и серьезно поговорить с Мишель (так как с королевой в ближайшее время мне никто говорить не даст).
— Я буду заходить в гости. И помогать, — продолжил я. — Без всяких профилактик. Защищать. Это важнее всех принцесс вместе взятых.
Она молчала.
— Я хороший, Марин. Ну, убийца — бывает. Но хороший убийца.
По ее щеке потекла слеза.
— Хуан, я… Может, все-таки, найдешь врача? Договоришься со своими?
Истерика. То есть, разговор, действительно, пора заканчивать.
Я мог бы сказать ей, что мои не станут слушать. Раз здесь приложена рука королевы, то никто на планете не посмеет пойти против ее воли. А к ней я и сам не подойду с таким вопросом. Но это будет означать, что я прячусь за ЕЕ решение; я же решил сам, безо всякой королевы. А значит, должен бить. Давить сопротивление на корню.
— Нет. — Перегнулся через стол, вытер с ее щеки слезинку. — И не надо плакать. Все будет хорошо, Марин. Видишь, мы скоро родственниками станем! Настоящими, не фиктивными!
Лучше бы последнюю фразу не говорил — иногда меня несет, честное слово. Моя собеседница фыркнула, подобралась — слезы исчезли, взгляд сменился на недовольный.
— Ладно, хорошо. Я тебя поняла. — Задумалась. — Но, раз так… Хуан, у нас нет денег. Совсем. Все, что было, мы потратили на Беатрис. А надо много, еще больше.
Ручаюсь, если бы я не надавил, что это мое решение, она бы не попросила — слишком гордая. Но раз я взял ответственность…
…Это, в каком положении нужно быть, чтобы такая гордячка, как она, унизилась и попросила что-то? Да еще от человека, почитаемого чуть ли не за врага народа?..
Эти две мысли одновременно пересеклись, и я снова поймал себя на том, что захлопнул челюсть. После чего полез рукой в карман.
— На. — Достал свою карточку, протянул ей. Банковский робот до сих пор шлет маме деньги на мое содержание. Но поскольку мама к оному отношения больше не имеет, честно перечисляет их сюда. Мне же их тратить особо негде, потому за полгода там скопилась приличная сумма.
— Это все, что у меня есть. Пароль не нужен, не пользуюсь.
— Хорошо, спасибо. — Она отставила пустую чашку, поднялась. Со все тем же видом оскорбленного достоинства. — Если будут новости, позвоню.
Звонить мне она хотела в последнюю очередь, но понимала, что теперь нам контактировать придется. И гораздо чаще, чем хочется.
— Марин! — крикнул я вслед. — За кофе расплатись. Я же говорю, это все, что у меня есть!
Она фыркнула, но пошла к стойке бара. Ну вот и отлично. Несколько дней, чтоб успокоиться, ей хватит. После и будет разговор. Пока же, как только отменят тревогу, нужно вытрясти душу из Мишель по поводу происходящего.
Я и не заметил, как на место моей благоверной села Кассандра.
— Я не слушала, только следила за мимикой, но примерно представляю о чем шла речь. Porca Madonna, Хуан, когда ты успеваешь?
Я молчал.
— Значит, теперь ваш так называемый брак не будет фиктивным? — ехидно усмехнулась она.
Я отрицательно покачал головой.
— Не она. Ее сестра.
Челюсть Кассандры, как и у меня до этого, отвисла. И висела долго.
— Серьезно? — наконец, выдавила она.
— К сожалению. — Из моей груди вырвался обреченный вздох. — И даже не представляю, как будет выглядеть наш так называемый брак теперь. Как и то, что делать дальше.
Она пожала плечами.
— Жить. Выкрутиться ты можешь, но не захочешь — либо я тебя совсем не знаю. Так что вариантов не много.
Пауза.
— С днем рождения, Хуанито! Видишь, кто-то тебе гитару дарит, а кто-то…
Она засмеялась. Но грустно.
— Пошли, папочка. И так уже выбились из графика, опоздали. А еще назад ехать.
— Знаешь, Патрисия, это меньшее, что меня сейчас волнует. — Я скривился и огляделся вокруг в поисках чего-нибудь, по чем можно ударить и отвести душу. Но понимал, что это не спасет.
