Насыщение пяти тысяч народа представляет, в период учения Христова, одно из тех чудес, которое рассказано у всех четырех евангелистов. Так как оно помещено в Евангелии от Иоанна следом за безымянным праздником и Пасхой, а у прочих евангелистов непосредственно за возвращением двенадцати апостолов и умерщвлением Крестителя, то мы не ошибемся, если введем его в эту часть нашего рассказа.

Новые путешествия апостолов, движения в фарисейской партии вследствие недавних Его собственных столкновений с нею, куча грозных новостей, только что достигших до Него, постоянная теснота от увеличивавшейся толпы, которая поглощала все время, — требовали, наконец, чтобы Иисус и апостолы успокоились духом, хотя ненадолго, в тишине и уединении. Пойдите вы однщ сказал Он им, — в пустынное место и отдохните немного.

На северо-восточном углу озера, невдалеке от того места, где впадает в него Иордан, была вторая Вифсаида (в переводе — рыбачий дом), некогда такая же маленькая деревушка, как и ее западная соименница, а теперь распространенная и украшенная Филиппом, тетрархом Итурии, и названная для отличия Вифсаидой Юлиевой. Придаточное имя дано ей в честь Юлии, красивой лицом, но развратной сердцем дочери императора Августа. Эти полуязыческие Иродианские города, с их подрожательной грекам архитектурой и именами римских развратниц, скорее отталкивали, чем привлекали к себе Спасителя, и хотя многие из Его дел совершены были по соседству с большими городами, но нельзя указать ни на один город, где бы Он проповедовал, исключая Иерусалима. С юга к Вифсаиде Юлиевой примыкала зеленая и неширокая равнина Ель-Батиаг, которая, вместе с окружавшими ее холмами, тогда, точно так же, как и в настоящее время, была необитаема. Туда-то небольшое судно направило свой бег, неся на себе людей утомленных, разбитых сердцем и жаждавших успокоения. Но как ни скрытно было отплытие, однако же не прошло незамеченным, не осталось неведомым. Расстояние по озеру от Тель-Гума (Капернаума) до удаленного и пустого берега, к которому судно стремилось, составляло около девяти верст. Лодка, вероятно, вследствие непопутного ветра, шла тихо в небольшом расстоянии от берега и, хотя доплыла до желаемого места, но не достигла цели, которую имел в виду Иисус. Некоторые из толпы сели тоже на суда и уже находились около места высадки, а когда нос лодки ударился о кремнистый берег толпы пополнились отправлявшимися на Пасху и проходившими в недальнем расстоянии путешественниками, которые были привлечены возврастающей славой неизвестного пророка. Это были овцы без пастыря, и Иисус тронулся их положением. Из слов св. Иоанна можно заключить, что при высадке на берег Иисус и Его ученики взошли на гору и подождали недолго, пока соберется народ. Там Он сказал несколько поучений, проповедуя царство небесное и исцеляя больных.

День был на исходе; солнце склонилось к западным холмам, а народ медлил, восхищенный дивным голосом и святыми словами. Скоро настанет вечер, и, после коротких восточных сумерек, толпа путешественников, которая в своем увлечении забыла о жизненных потребностях, останется в темноте, голодная и вдалеке от всякого человеческого жилья. Учеников тревожила мысль, что день может окончиться какой-нибудь неприятной катастрофой, которая дает новое оружие в руки озлобленных врагов. Но сострадательность Иисуса предусмотрела их благоразумную заботливость и поставила в затруднение ум Филиппа. Сделано было короткое совещание. Купить достаточно пищи для такого множества стоило бы по крайней мере двести динариев (около 55 р). Предположивши, что такая сумма найдется в их общей кассе, не оставалось времени, не представлялось никакой возможности сделать необходимые закупки. Андрей же при этом сказал, что тут есть мальчик, у которого было пять хлебов и две маленькие рыбы, но сказал это в отчаянии, чтобы показать полную безнадежность на какую бы то ни было помощь. Велите людям возлечь, отвечал кротко Иисус.

В удивлении и ожидании, апостолы приказали толпе вовлечь, как для еды, на роскошной зелени, которая в это приятное вешнее время одевала бока холма. Они рассадили народ отделениями по сто и по пятидесяти человек и, когда все сели в порядке на луг, — красный, голубой и желтый цвет их одежд, какие носят самые беднейшие из восточных жителей, напомнил св. Петру множество цветников в каком-нибудь хорошо обработанном саду. Вставши среди своих гостей с чувством сердечной радости, что предполагает совершить дело милосердия, — Иисус возвел глаза к небу, высказал благодарность, благословил хлебы, искрошил их в куски и начал раздавать ученикам, а эти последние — народу. Разделены были между ними и две рыбы. Это было скромной, но достаточной и даже очень приятной пищей для голодных путешественников. А когда все насытились, Иисус, — для того чтобы показать своим ученикам не только количество и действительность розданного, но и преподать назидательный урок, что расточительность чудесной силы совершенно чужда Божественной экономии, — повелел собрать остатки, чтобы ничто не пропадало. Симметричное распределение народа показало, что насыщено было пять тысяч человек, кроме жен и детей, и при этом наполнено двенадцать корзин собранными остатками.

Чудо произвело глубокое впечатление. Оно совпадало с современным понятием о Мессии, и народ начал толковать между собой, что это должен быть несомненно Тот пророк, который должен явиться на свет, Звезда и Скипетр видения Валаама, — пророк, подобный Моисею, которого они должны слушаться, — может быть, обещанный Илия или Иеремия, которые, согласно их преданию, должны возвратиться на землю, чтобы указать место, где скрывается и кивот, и урим и священный огонь. Иисус заметил нескрываемое удивление и опасность, что подобный энтузиазм разразится насилием и ускорит Его смерть, вследствие открытого восстания против римского управления, при покушении сделать его царем. Он видел, что ученики Его разделяют, по-видимому, общее, опасное возбуждение. Настало время действовать решительно. Пользуясь своим авторитетом, Он понудил учеников сесть в лодку и без Него переплыть озеро, по направлению к Капернауму или к западной Вифсаиде. Невозможно, чтобы они сделали это без непродолжительного, краткого сопротивления, потому что им, вероятно, не хотелось оставлять Его на пустынном берегу среди возбужденной толпы. Они признавали за собой право находиться при Нем, если бы с Ним случилось что-нибудь важное. С другой стороны, Ему удобнее было распустить народ, который увидит отъезд его близких друзей и учеников.

Таким образом, при наступившей темноте, Иисус постепенно и с кротостью успел убедить народ оставить Его и, когда все наиболее восторженные ушли домой или к своим караванам, Он внезапно покинул оставшихся и скрылся от них один на вершину холма для молитвы. Он сознавал, что наступил торжественный и страшный кризис Его земной жизни, и беседой с небесным Отцом хотел подкрепить свой дух на великое будущее дело, на тяжкие столкновения в течение нескольких наступающих недель. Некогда проводил Он тоже в уединенной молитве ночь среди горного молчания, но это было пред избранием излюбленных учеников, перед первыми дивными словами Его самого раннего учения. Совершенно различны были чувства, с которыми великий первосвященник шел теперь по скалистым откосам этого великого горного храма, близ возвышенного алтаря которого Он был ближе к светилам Божиим. Умерщвление любимого пророка внесло живое воспоминание и мысль о близости Его смерти. Его не могли обмануть эти непродолжительные народные восторги, которые Он намеревался потушить на следующий же день. Буря, которая теперь разразилась над этими опустелыми горами, — ветер, который носился с воем по рвам, — озеро, покрывшееся белой пеной, — небольшое судно, которое Он видел, когда свет луны прорезывался сквозь густые тучи, и которое металось из стороны в сторону, и боролось с волнами, — все это было верной эмблемой изменившегося вида Его земной жизни. Но там, на пустынной вершине горы, в эту бурную ночь, Он приобрел беспредельную силу и мир души, невыразимое блаженство потому что был один с Богом. А между тем над Ним, когда Он склонился в уединенной молитве на холме, и над этими тружениками на возмущенном озере тяготела глубокая тьма и шумели бурные ветры.

Проходил час за часом, и наступило время четвертой стражи ночи, — время между трех и шести часов, потому что древние иудеи делили ночь на три стражи, а современные Христу, по обычаю римлян, на четыре: от шести часов вечера до шести часов утра. Судно прошло только половину предположенного пути; было темно; дул противный ветер; волны бушевали; гребцы измучились, работая веслами. Они чувствовали, что с ними не было никого, кто бы мог успокоить и спасти их, потому что Иисус остался на суше. Он был там один, а их метало по сторонам губительное озеро. Но он видел их, почувствовал к ним жалость и, при последней опасности, они увидели среди тьмы тень величественной фигуры и ее развевающееся платье. Кто-то приближался к ним, идя по поверхности озера, и, казалось, намеревался подойти к ним. Они вскрикнули от ужаса, вообразив, что это привидение, бродившее по волнам. Но сквозь бурю и темноту для них, — как нередко для нас, когда среди жизненной тьмы океан кажется таким огромным, а наша ладья такой ничтожной, — для них вдруг раздался этот успокоительный голос, который говорил: Это Я, не бойтесь. Голос этот успокоил их страх, и они торопились принять Иисуса в свою лодку. Но стремительная любовь Петра не могла дожидаться Его приближения. Он нетерпеливо вскричал: Господи, если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде.

Иди, отвечал Иисус.

Петр перепрыгнул через край судна в возмущенные волны, и пока глаза его были обращены на Иисуса, ветер мог развевать его волосы, брызги орошать одежду, он шел по водам спокойно. Но едва только с колеблющейся верой он обратил свой взор на бешеные волны и черную пучину под ногами, как начал тонуть и с отчаянием, не похожим на прежнее доверие, жалобно воскликнул: Господи! спаси меня! Но Иисус не дал упасть. Тотчас же с сожалением Он протянул ему руку и приподнял утопающего ученика, сказав с кротким упреком: маловерный! зачем ты усомнился?. Таким образом, любовь Петра была удовлетворена, недоверие получило урок, а затем Учитель и пристыженный апостол вошли в лодку. Ветер затих, и при свете месяца они доплыли до пристани к берегу в том месте, где желали причалить. Все собрание апостолов глубже и глубже чувствовало благоговейный ужас, а некоторые из них, обращаясь к Иисусу, применяли к Нему титул, прежде всех данный Ему Нафанаилом, восклицая: истинно Ты Сын Божий.

Остановимся подольше на этом чудесном рассказе, который представляет наибольшее против других затруднение при нашем маловерии для веры и разумения. Многие пытались различными способами излагать его чудесный характер, стараясь доказать, что слова «поморю» могут означать скорее всего, что Иисус шел вдоль берега параллельно с судном, а что в темноте апостолам могло показаться, будто Он шел или ходил по озеру. Такие увертки ничтожны и напрасны. Если человек чувствует, что не способен верить чудесам; если он даже считает несправедливым испытать и приобрести веру, которая принимает их, — оставьте его в этом убеждении. Ни мы, ни кто бы то ни было из людей не можем осуждать другого: кто ты, осуждающий чужаго раба? Пред своим Господином стоит он или падает. Но нельзя не оспаривать покушения применить это неверие ко всему рассказу евангелистов. Что они имели намерение описать удивительное чудо, — это неоспоримо для всякого. Но кто со вниманием прочитал их слова и, как я сказал прежде, веруя в Бога, верует в божественное Провидение и чудеса; веруя в чудеса, принимает за истину воскресение Спасителя, а веруя в воскресение, верует, что Он есть Сын Божий, — тот чем глубже познает красоту, чудеса и силу законов природы, тем глубже познает силу Того, Кто в руке своей содержит эти законы и все происходящее от них. Тогда все для нас чудесное, если только оно подтверждено свидетельством, будет действовать на нас точно так же, как и совершающееся по законам природы; тогда нам не трудно будет понять, что Тот, Кто ниспослал Сына Своего на землю умереть для нашего спасения, — Тот мог передать всю свою власть в Его руки.

Таким образом, если мы, подобно Петру, устремим наши глаза на Иисуса, то можем идти торжественно над бурными волнами неверия и безбоязненно среди бушующих ветров сомнения. Но если мы отвратим глаза от Того, в Которого веруем, если (что делается очень скоро и что мы не раз покушались делать) мы станем заглядываться на силу и бешенство этих ужасных и разрушительных элементов и сводить глаза с Того, Кто может помочь и спасти, — то мы потонем неизбежно. О! когда мы чувствуем, что выше и выше поднимаются волны, чтобы затопить нас, чернее и чернее разверзаются пучины, чтобы поглотить колеблющуюся из стороны в сторону ладью нашей церкви и веры, — да будет дано нам среди бури, темноты и голосов, пророчествующих войны, услышать эти два прекраснейших выражения Спасителевы: