С городом что-то было не так. Я попытался сделать скидку на свое взвинченное состояние и понять, что же с ним на самом деле такое, – увидеть не то, что я заранее ожидал увидеть, и не то, что мне хотели показать. Внешне все выглядело как обычно, но в общей картине было что-то неуловимо фальшивое, словно все вокруг пыталось играть какой-то дурно срежиссированный спектакль. И я никак не мог ткнуть пальцем во что-то конкретное, источник фальши неизменно ускользал.

На окраинах Канзас-Сити множество жилых районов, построенных век и более назад. Время как будто прошло мимо них. Дети носятся по газонам, старики прохладными вечерами посиживают на крылечках, как это делали их деды и прадеды. Если в округе и есть бомбоубежища, то их не видно. Есть у этих громоздких старинных домов, сложенных из камней давно почившими мастеровыми, простое, безыскусное очарование. Глядя на них, удивляешься, как Канзас-Сити ухитрился заработать свою дурную репутацию, – старые районы выглядят островками покоя и безопасности.

Я проезжал по ним, уворачиваясь от собак, мячиков и малышей, которые гонялись за теми и за другими, и пытался ощутить царящую здесь атмосферу. День клонился к вечеру, наступало время затишья, время выпить пива, полить газон, поболтать с соседями.

Внешне все так и было. Впереди по улице я видел женщину, склонившуюся над клумбой. Она была в купальнике с открытой спиной – явно без паразита, и двое ребятишек, что крутились возле нее, тоже. Что же здесь не так?

Погода стояла очень жаркая, жарче даже, чем в Вашингтоне. Я высматривал голые плечи, женщин в купальниках и мужчин в шортах и сандалиях. Канзас-Сити, несмотря на свою репутацию, расположен в Библейском Поясе, и здесь чувствуется пуританское влияние. Горожане не раздеваются по погоде с радостным единодушием, как в Лагуна-Бич или Корал-Гейблсе. Полностью одетый взрослый человек здесь не бросается в глаза даже в самый жаркий день.

Так что я видел людей одетых и так и этак. Однако пропорции были явно не те. Да, полно ребятишек в одних шортах, но на протяжении нескольких миль я заметил только пять женщин и двоих мужчин с голой спиной.

А их должно быть по меньшей мере пять сотен.

Вдумайтесь в эти цифры. Хотя под некоторыми пиджаками и не скрывались паразиты, простая прикидка давала более девяноста процентов населения во власти титанцев.

Они не просто «захватили» город, как некогда мы захватили Нью-Бруклин. Они его заполнили. Пришельцы не только заняли все ключевые посты в городе – они стали жителями города.

Мне неудержимо хотелось взлететь прямо с места и на максимальной скорости рвануть прочь из красной зоны. Паразиты знали, что я ускользнул из ловушки на въезде, и наверняка уже искали меня. Возможно, я последний свободный человек, разъезжающий по городу на машине, а вокруг – одни лишь враги!

Я едва справился с собственными паническими мыслями. Агент, позволяющий себе так заводиться, ни на что не годен и вряд ли сумеет выкарабкаться, случись ему попасть в сложную ситуацию. Но воспоминания о том, каково это – быть во власти паразита, все еще сохраняли силу, и победа над собой далась мне нелегко.

Сосчитав до десяти, я успокоился и попытался сообразить, в чем тут дело. Видимо, я все-таки ошибался. Паразитов просто не может быть так много: в Канзас-Сити около миллиона жителей. Вспомнился мой собственный опыт: мы отбирали рекрутов и вели учет каждой ячейке. Разумеется, это было незапланированное вторжение, и мы зависели от внешних поставок, тогда как у Канзас-Сити почти наверняка под боком сидела летающая тарелка.

Но даже так что-то не сходилось. Чтобы наводнить Канзас-Сити хозяевами, потребовалась бы не одна, а дюжина тарелок или даже больше. А если бы их было так много, орбитальные станции наверняка бы их засекли и отследили по радарам их посадочные траектории.

А может, не было никаких траекторий? Что, если они просто появились, вместо того чтобы опускаться на землю, как ракеты? Может быть, они использовали старый добрый гипотетический «варп-двигатель»? Я не знаю, что такое этот варп-двигатель, да и никто другой, наверное, не знает, но он точно позволил бы высадиться на планету незаметно для радаров. Мы понятия не имели, на что паразиты способны в техническом плане, а строить догадки, опираясь на собственные представления о возможностях науки, и глупо, и опасно.

Однако выводы, которые напрашивались из всего увиденного, противоречили здравому смыслу. Следовательно, прежде чем докладывать, необходимо еще раз проверить. Пока было ясно одно: даже заполонив почти весь город, они тем не менее сохраняли маскарад и жители Канзас-Сити выглядели как свободные люди. Может быть, я и не настолько сильно выделяюсь.

За своими мыслями я незаметно проехал еще с милю или больше, не выбирая дороги. Когда я понял, что приближаюсь к торговому району вокруг «Плазы», я тут же свернул: где толпы, там и полиция. Но я зацепил самый краешек района и по пути миновал общественный плавательный бассейн. Я запомнил все, что увидел, и отложил для дальнейшего осмысления. Мой мозг использует свою систему отсрочек и приоритетов: данные, имеющие низкий приоритет, откладываются до тех пор, пока каналы не очистятся от прежней информации и не будут готовы к приему новой.

Проще говоря, до меня обычно доходит задним числом.

И я проехал еще несколько кварталов, прежде чем проанализировал данные по бассейну. Их было немного: ворота заперты, на них табличка: «ЗАКРЫТО В СВЯЗИ С ОКОНЧАНИЕМ СЕЗОНА».

Бассейн закрыли в самое жаркое время лета? Конечно, это может объясняться и какими-то естественными причинами. Плавательные бассейны прогорали в прошлом и будут прогорать еще. Но закрывать такое дело без крайней необходимости, когда оно приносит наивысшую прибыль, противоречит экономическому здравому смыслу. Это случается чрезвычайно редко. Однако именно здесь маскарад мог затрещать по швам, а закрытый бассейн вызовет меньше подозрений, чем открытый, но никем не посещаемый. Ясно, что в своих действиях паразиты старательно учитывают человеческую точку зрения. Да что там говорить, я сам был одним из них!

Итак, первое – ловушка у въезда в город; второе – слишком мало людей в купальных костюмах; третье – закрытый плавательный бассейн.

Вывод: слизней гораздо больше, чем кто-либо мог себе представить, включая меня самого, побывавшего под их контролем.

Следствие: операция «Ответный удар» планировалась исходя из неверных оценок; толку в ней не больше, чем в охоте на носорога с рогаткой.

Контраргумент: увиденное мной физически невозможно. Мне живо представилось, как министр Мартинес со сдержанным сарказмом разносит мой доклад в пух и прах. Все мои предположения относились только к Канзас-Сити, но даже здесь они были недостаточно обоснованы. Большое спасибо за ваш интерес к этому делу, но сейчас вам нужен длительный отдых и как можно меньше нервного напряжения. А теперь, господа…

Тьфу!

Мне нужны достаточно веские аргументы, чтобы Старик убедил президента и отмел разумные возражения его официальных советников. И добыть их необходимо прямо сейчас. Ведь, даже нарушив все законы движения транспорта, я вряд ли доберусь до Вашингтона быстрее чем за два с половиной часа.

Но что я мог откопать такого, чтобы оно выглядело убедительно? Поехать в центр города, смешаться с толпой, а потом заявить Мартинесу, что я, мол, уверен: почти все встреченные мной были носителями? Как я смогу это доказать? И если уж на то пошло, как я сам в этом удостоверюсь? Ведь у меня нет особого таланта Мэри. До тех пор пока титанцы старательно изображают, что «все идет как обычно», и доказательств-то, считай, никаких нет. Разве что обилие сутулых людей и почти полное отсутствие обнаженных плеч.

Правда, оставалась ловушка на платном въезде в город. Теперь я достаточно хорошо представлял, как они заполонили город, – главное тут, чтобы хватило ячеек с наездниками. При выезде из города наверняка будет еще одна ловушка, и такие же устроены на стартовых платформах. Каждый, кто отсюда уезжает, становится агентом, каждый, кто приезжает, новым рабом.

Я был полностью уверен в своей правоте и не собирался для проверки посещать какую-нибудь стартовую платформу. Я сам когда-то настроил подобную ловушку в Конституционном клубе. Никто из тех, кто в нее вошел, оттуда не сбежал.

Уже проехав, я заметил на углу улицы газетный принт-автомат «Канзас-Сити стар». Объехав квартал кругом, я вернулся. Припарковался, вышел из машины и сунул в щель автомата десятицентовик. Мне показалось, газеты не было чересчур долго, но это можно было списать на счет моей собственной нервозности – я спиной чувствовал, что каждый прохожий на улице на меня уставился.

«Стар», как всегда, была скучна и респектабельна: никаких сенсаций, ни одного упоминания о чрезвычайном положении или о режиме «Голая спина». Статья на первой полосе называлась «Вспышка на Солнце нарушает телефонную связь», а чуть ниже шло шрифтом помельче: «Солнечная активность изолирует город от внешнего мира». И огромное, на три колонки, цветное полустереофото Солнца с обезображенным космической сыпью лицом. На фото была отметка Паломарской обсерватории с датой. Та же подпись шла под одной из колонок.

Фото было хорошо сделанной фальшивкой – или они могли взять настоящую из газетного архива. Скучное, но вполне убедительное объяснение, почему какая-нибудь Мэми Шульц, сама еще без паразита, не может дозвониться бабушке в Питсбург.

Остальная часть газеты выглядела вполне обычно. Я сунул ее под мышку, надеясь позже изучить поподробней, повернулся к машине, но тут из-за угла бесшумно скользнула полицейская машина и остановилась поперек дороги перед самым носом моей. Полисмен вылез из машины и направился ко мне.

Полицейские машины притягивают толпы, словно магнит; секунду назад на углу не было ни души – иначе я бы здесь ни за что не остановился. Теперь же со всех сторон меня окружали люди, а полицейский двигался в мою сторону. Рука у меня невольно дернулась к пистолету, но я сдержался: ведь почти все вокруг были в такой же степени опасны.

Полисмен подошел и остановился:

– Ваше водительское удостоверение. – Более или менее вежливо.

– Сию минуту, – не стал спорить я. – Оно на приборной панели в машине.

Я шагнул мимо него и двинулся в обход машины, словно и не сомневался, что он последует за мной. На какое-то мгновение полисмен замер в нерешительности, затем все же клюнул. Я провел его между двумя машинами к своей и убедился, что он без напарника, – за это отступление от человеческих обычаев паразитов можно было только поблагодарить. Но что более важно, теперь между толпой и мной оказалась моя машина.

– Вот, – сказал я, указывая внутрь, – оно прикреплено к приборной панели.

Он снова на мгновение застыл, затем посмотрел, куда я показываю, и этой доли секунды мне хватило, чтобы применить отработанный недавно прием. Я схватил его левой рукой между лопаток и сдавил изо всех сил.

Повторилась сцена со сбитым на дороге котом. Его тело словно взрывом подбросило в воздух – такой сильной была судорога. Он еще падал на мостовую, а я уже вскочил в машину и выжал газ.

Недостаточно быстро, как оказалось. Маскарад лопнул так же внезапно, как в приемной у Барнса: толпа ринулась на меня со всех сторон. Одна молодая женщина впилась ногтями в дверцу машины, и ее проволокло футов пятьдесят, прежде чем она отвалилась. Все это время я давил на газ и ускорялся, подрезая и выскакивая на встречную полосу, готовый подняться в воздух, но мне никак не хватало места для взлета.

Слева замаячил просвет боковой улицы. Я рванул туда, но это оказалось ошибкой. Кроны деревьев почти смыкались над головой, и взлетать было негде. За следующим поворотом стало еще хуже. Я проклял градостроителей, которые превратили Канзас-Сити в город-сад.

Поневоле пришлось сбросить скорость. Я по-прежнему высматривал поворот на какой-нибудь бульвар, достаточно широкий, чтобы нарушить правила и взлететь, но теперь двигался не быстрее, чем разрешено в черте города. Мозг снова включился в работу, и я вдруг сообразил, что меня никто не преследует. На помощь пришел мой собственный, чересчур непосредственный опыт взаимодействия с хозяевами. Паразиты ограничены возможностями своих носителей; исключение составляет только их способность к «прямому общению». Они видят лишь то, что видят люди, а информацию получают и передают посредством их же органов либо технических средств, что доступны людям.

Это я знал точно. И потому мог предполагать, что ни один из слизняков на углу, за исключением твари, оседлавшей полицейского, не разыскивал именно мою машину, а с ним я уже разобрался.

Конечно, теперь меня ищут остальные присутствовавшие паразиты, но в их распоряжении только тела и навыки носителей. Следовательно, и думать о них можно не больше, чем о случайных очевидцах; иначе говоря, не принимать всерьез; скрылся и забыл.

В моем распоряжении оставалось примерно полчаса, и я наконец понял, какое доказательство мне нужно: пленник, человек, захваченный паразитом, который сможет рассказать, что произошло с городом. Я должен был освободить носителя.

Для этого мне нужно было его схватить, не ранить при захвате, убить или убрать его наездника и вывезти человека в Вашингтон. У меня не было времени выбирать жертву и разрабатывать планы, я должен был действовать прямо сейчас. Едва я принял такое решение, впереди показался прохожий. В руке он нес портфель и шел, помахивая им, как человек, который мыслями уже дома, где его ждет ужин. Я поравнялся с ним и позвал:

– Эй!

– Да? – Он остановился.

– Я только что из мэрии, – сказал я. – Нет времени объяснять. Садись в машину, переговорим напрямую.

– Из мэрии? – удивился он – О чем вы?

– Планы изменились, – пояснил я. – Не трать время. Садись!

Он попятился. Я выскочил из машины и схватил его за сгорбленные плечи.

Никакого результата. Ничего – моя рука просто впилась в костлявую человеческую плоть, и человек завопил.

Я нырнул обратно в машину и рванул прочь. Отъехав на несколько кварталов, снизил скорость и задумался. Может, я не прав, может, просто у меня нервы не в порядке и титанцы мерещатся мне там, где их никогда не было?

Нет! Старик внушил мне неукоснительное желание видеть факты такими, как они есть. Ловушка на заставе, купальники, бассейн, полицейский у принт-автомата – эти факты не вызывали у меня никаких сомнений, а последняя неудача говорила лишь о том, что я выиграл ставку на двойное зеро, выбросил две кости по шесть очков, нарвался на того самого одного человека из десяти – или какое тут у них соотношение, – которого еще не захомутали. Я прибавил скорость и начал искать новую жертву.

Мужчина средних лет, поливающий из шланга лужайку, – выглядело это так естественно, что я чуть не проехал мимо. Однако времени оставалось совсем мало, и на нем был свитер с подозрительной выпуклостью на спине. Если бы я сразу заметил его жену на веранде, наверняка бы не остановился: она была в юбке и в лифчике от купальника – понятное дело, без паразита.

Когда я затормозил, мужчина поднял голову и вопросительно посмотрел на меня.

– Я только что из мэрии, – повторил я старую реплику. – Нам срочно нужно переговорить напрямую. Садись в машину.

– Пойдем в дом, – ответил он. – В машине нас могут увидеть.

Я хотел отказаться, но он уже повернулся и шел к дому. Когда я догнал его, он прошептал:

– Осторожно. Женщина пока не с нами.

– Твоя жена?

– Да.

Мы остановились на крыльце, и мужчина сказал:

– Дорогая, это мистер О’Киф. Нам нужно обсудить кое-какие дела. Мы будем в кабинете.

– Хорошо, дорогой, – ответила она с улыбкой. – Добрый вечер, мистер О’Киф. Ну и жара сегодня, правда?

Я согласился, и она снова занялась своим вязаньем. Мы вошли в дом, и мужчина повел меня в свой кабинет. Мы оба продолжали поддерживать маскарад, поэтому я шел впереди, как и подобает гостю в сопровождении хозяина, хотя мне очень не хотелось поворачиваться к нему спиной.

Должно быть, поэтому я был почти готов к тому, что он двинет меня ребром ладони в основание шеи. Я принял удар, упав на руки почти без вреда для себя, и тут же перекатился на спину.

В учебном центре, если мы, оказавшись на полу, пытались встать, нас били мешочками с песком, и наука запомнилась. Мой тренер по французскому боксу говорил с бельгийским акцентом: «Упав, смелые парни снова встают – и умирают. Будь трусом, наноси удар с пола».

Так что я остался лежать на спине, приготовившись ударить его ногами, если он на меня бросится. Но он тут же отскочил назад. Видимо, у него не было пистолета, и я мог воспользоваться своим. Однако в кабинете оказался настоящий открытый камин – с кочергой, совком и щипцами, – и мужчина боком продвигался туда. В моей досягаемости был только журнальный столик. Я рванулся к нему, перекатился, схватил стол за ножку и швырнул. Попал ему прямо в лицо, когда он уже взялся за кочергу. А мгновение спустя я налетел на него сам.

Его хозяин умирал в моих сжатых пальцах, а сам мужчина бился в конвульсиях, выполняя его последний жуткий приказ, как вдруг раздался душераздирающий крик. В дверях стояла его жена. Я вскочил, ударил ее прямо в двойной подбородок, и она, мгновенно умолкнув, повалилась на пол, а я вернулся к ее мужу.

Потерявшего сознание человека на удивление трудно поднять с пола. У меня больше времени ушло на то, чтобы взвалить его на плечо, чем на то, чтобы вырубить. И он оказался тяжеленький. К счастью, я силой не обижен, руки-ноги на месте, и вскоре я тяжело затрусил с ним к своей машине. Сомневаюсь, что шум драки побеспокоил еще кого-нибудь, кроме его жены, но ее крики всполошили чуть не весь квартал. Из домов по обеим сторонам улицы выскакивали люди. Пока они были еще далеко, но я благодарил судьбу, что догадался оставить дверцу открытой. Я со всех ног припустил к машине.

Спустя секунду я об этом пожалел: сопляк вроде того, что морочил мне голову у реки, сидел там и тыкал пальцем в кнопки на приборной панели. Ругаясь на чем свет стоит, я бросил пленника в салон и схватил мальчишку. Тот изо всех сил упирался, но я все же выдернул его из машины и швырнул – прямо в руки первому из преследователей.

Это меня спасло. Пока он отдирал мальчишку от себя, я успел прыгнуть на водительское сиденье и рванул с места, даже не закрыв двери и не пристегнув ремни. На первом же повороте дверца захлопнулась сама, но и я чуть не слетел с сиденья. Проехав какое-то время прямо, я умудрился пристегнуть ремень, затем срезал еще угол и, едва не сбив наземную машину, дал ходу.

Выскочил на широкий бульвар – кажется, Пасео – и ткнул кнопку «Взлет». Возможно, из-за меня столкнулось несколько машин, но беспокоиться об этом у меня не было времени. Еще не набрав высоты, я повернул на восток. Над Миссури шел на ручном управлении и истратил все стартовые ускорители, чтобы набрать скорость. Видимо, эти безответственные действия и нарушение всех правил движения и спасли мне жизнь. Где-то над Колумбией, едва я запустил последний движок, машину тряхнуло взрывной волной. Кто-то пустил ракету-перехватчик, – думаю, это была «адская гончая». Мерзкая штука рванула чуть ли не у меня на хвосте.

Больше, к счастью, в меня не стреляли, и это было замечательно, потому что теперь я был как утка на воде. Правая турбина начала перегреваться – то ли из-за попадания, то ли из-за постоянного форсажа. Я ничего не стал делать, только молча молился, чтобы она не сдохла еще хотя бы минут десять. Когда Миссисипи осталась позади, а индикатор перегрева уполз в зону «опасно», я ее отключил, и дальше машина похромала на одной левой турбине. Больше трехсот миль она вытянуть так не могла, но я выбрался из красной зоны и снова был среди свободных людей.

До сих пор у меня не было ни минуты, чтобы взглянуть, как там мой пассажир. Он лежал там, куда я его бросил, растянувшись на полу салона, мертвый или без сознания. Но теперь мы оказались в зоне, контролируемой свободными людьми, да и мощности уже не хватало на незаконное превышение скорости, так что никаких причин вести машину вручную не было. Я включил ответчик, дал запрос на регистрацию в общем транспортном потоке и, не дожидаясь ответа, переключил управление на автоматику. Диспетчер на станции может злиться сколько угодно, может даже написать на меня рапорт, но все равно включит меня в систему. Потом я перебрался в салон и осмотрел пленника.

Он дышал, но все еще был в отключке. На лице вздулся рубец, там, где я врезал ему столом, но вроде бы я ничего ему не сломал, так что, похоже, без сознания он был по другой причине. Я шлепнул его по щеке, придавил ногтями мочки ушей – однако он так и не очнулся.

Мертвый слизняк уже начал вонять, но я не знал, как от него избавиться. Я оставил все как есть и вернулся на водительское сиденье.

Часы на панели показывали 21:37 по Вашингтону, а лететь оставалось добрых шестьсот миль. Выжимая все из одного оставшегося движка, я мог добраться до Вашингтона только после полуночи, а еще нужно было сесть, пробиться в Белый дом и разыскать Старика. Так что свое задание я уже, можно считать, провалил, и Старик, как пить дать, устроит мне разнос.

Я решил рискнуть и попытался запустить правую турбину. Черта с два. Должно быть, ее заклинило и теперь ей требуется капитальный ремонт. Но может быть, это и к лучшему: скоростной двигатель, если он неисправен или разбалансирован, может просто взорваться. Оставив турбину в покое, я попробовал вызвать Старика по телефону.

Телефон не работал. Должно быть, я повредил его во время одной из «разминок», что навязали мне паразиты, но это был первый отказ аппарата на моей памяти. Печатные схемы, транзисторы и прочая начинка заливаются пластиком и устойчивы к ударам, как бесконтактный взрыватель. Я сунул аппарат обратно в карман и подумал, что, видимо, сегодня один из тех дней, когда вообще не стоит вставать с постели. Затем повернулся к панели коммуникатора и ударил кулаком по кнопке экстренного вызова помощи.

– Контроль! – крикнул я. – Контроль! Чрезвычайная ситуация!

Экран засветился, и передо мной возникло изображение молодого человека – я с облегчением отметил, что он сидит по пояс голый.

– Наземная служба. Зона Фокс-одиннадцать. Почему вы все еще в воздухе? Я пытаюсь связаться с вами с того самого момента, как вы вошли в мою зону.

– Сейчас некогда объяснять, – резко сказал я. – Срочно соедините меня с ближайшим армейским подразделением. Дело не терпит отлагательств!

На лице у него появилась неуверенность, но экран замерцал и погас, и сразу возникло новое изображение, на этот раз военного центра связи. На душе стало тепло и спокойно, потому что все как один там сидели тоже по пояс голые, включая и молодого офицера на переднем плане. Я готов был расцеловать его, но вместо этого лишь сказал:

– У меня важное сообщение. Соедините меня через Пентагон с Белым домом.

– Кто вы такой?

– Времени в обрез! Я агент секретной службы, и мои документы вам все равно ничего не скажут. Поторопитесь!

Возможно, я бы его уговорил, но его вытеснил из поля зрения камеры офицер постарше, со значком командира авиакрыла на фуражке.

– Немедленно приземляйтесь! – отрезал он.

– Послушайте, капитан, – сказал я, – у меня срочное сообщение. Вы должны соединить меня через…

– У нас чрезвычайное военное положение, – перебил он. – Весь гражданский транспорт уже три часа находится на земле. Немедленно приземляйтесь!

– Но я должен…

– Если вы не приземлитесь, вас собьют. Мы взяли вас на сопровождение. Я запускаю ракету-перехватчик – она взорвется в полумиле впереди. Если вы продолжите полет прежним курсом или выполните любой маневр, кроме захода на посадку, – следующая будет ваша.

– Да послушайте же вы, наконец! Я сажусь, но мне нужно…

Он просто отключился, а мне осталось только бессильно шипеть сквозь стиснутые зубы.

Первая ракета взорвалась даже ближе чем в полумиле. Пришлось садиться.

Не могу похвастаться мягкой посадкой, но ни я, ни мой пассажир не пострадали. Ждать пришлось недолго. Меня осветили ракетами и налетели со всех сторон, не успел я убедиться, что машина встала на грунт. Меня скрутили, и я лично встретился с тем капитаном. Он даже отправил мой доклад адресату. Правда, уже после того, как его психологи допросили меня под гипнозом и привели в чувство дозой стимулятора. К тому времени в Вашингтоне было 1:13. Операция «Ответный удар» началась один час и тринадцать минут назад.

Старик, выслушав мой доклад, только крякнул, а затем велел мне заткнуться и отыскать его утром.