Я не боялся Сеймура и не радовался ему. Теперь, когда Одри больше не было рядом, я не задавал вопросов, хотя глубоко внутри испытывал грусть, как будто что-то потерял.

Или кого-то.

Моя память работала плохо.

Я помнил Розеллу, Эрнесто, пустыню и Валенсию, но как в тумане. Единственный образ оставался ясным — Одри. Я помнил, как она смотрела на меня, когда мы бежали по траве. Я помнил, как она стояла у окна, пока я чистил ее машину. Я помнил ее в ту ночь, когда она только приехала. Я помню, когда впервые увидел ее. Помню, как она стояла в оцепенении и смотрела широко распахнутыми от ужаса глазами на картину на стене, а потом на меня.

Но я мало что чувствовал, несмотря на четкость этих воспоминаний. Так, например, я не знал, почему должен ее спасти, — она просто сказала мне, что я это сделал. Но в общем-то, мне было все равно. Я снова стал машиной.

Этот мужчина, Сеймур, был ростом 193 сантиметра, у него были светлые волосы (345 092 волоса — я все еще мог хорошо считать, хотя мне это было уже не так интересно), но грязные и темнее моих. Он был очень крупным, весил 220 килограммов. Кожа у него была загорелая и грубая. Одет в бирюзовый костюм из дешевого электрохлопка, с блестящими лацканами. Он жил в Сильверлейке в Лос-Анджелесе («Прикупил квартирку в небе») — целый час езды от Лондона — и торговал бракованными прототипами ведущих международных корпораций, таких как «Касл». Его интересовали невостребованные Эхо, прототипы, у которых произошел сбой, подделки и прочее. Другими словами, его интересовали Эхо вроде меня.

Он недолго беседовал с мистером Каслом, но я не обратил на этот разговор особого внимания. Просто запомнил его голос — глубокий, громкий и тягучий. Слова сами по себе не имели для меня значения, как и моя судьба.

Он ел акулий бургер. Похоже, у мистера Касла он вызывал отвращение, ему явно не хотелось, чтобы Сеймур задерживался в его доме.

Сеймур спросил, какой вред нанесли протестующие дому и все ли произведения искусства целы. Указав на голограмму единорога, пошутил, что сейчас это единственное надежное капиталовложение. А потом забрал меня и увез на маленьком магнитном автобусе с пятью другими Эхо. Я с ними не разговаривал, они тоже молчали. Я заметил, что у женщины Эхо с темными волосами напротив меня не было рук. Один из мужчин Эхо выглядел мускулистым здоровяком, но безостановочно насвистывал одну и ту же ноту (си-бемоль).

Твое место среди тех, кто никому не нужен. Среди изгоев и брака…

Дорога заняла меньше минуты, и мы оказались в другой части Лондона, около Выставочного центра короля Уильяма V — огромного здания из электрохромированного стекла и самонагревающегося бетона, увенчанного куполом. Сеймур велел нам выйти из автобуса. Там собралась огромная толпа — 326 человек и 260 Эхо, — которая проходила контрольный пункт, охраняемый двумя вооруженными металлическими роботами-охранниками. На груди у обоих была надпись «Офицер охраны Эхо-рынка». Нас провели в огромное здание.

В моей голове было 9218 фактов о Лондоне, но ни одного упоминания об Эхо-рынке.

Но я довольно быстро все узнал.